Не принц, но сойдёшь

Глава 25. Ворона

Высокие каблуки изящных туфель путались среди многочисленных юбок; бусины и ракушки на длинных нитях стучали друг об друга; браслеты звенели. Шпилька выпала, и заколотые чуть выше правого уха волосы рассыпались по плечу. На глазах блестели слёзы, но вытирать их Лачтна не думала. Напротив, даже не хотела касаться лица пальцами, будто те были замараны чем-то липким и мерзким.

Она до сих пор чувствовала тепло его ладони. Помнила, как та подрагивала в её руках, будто понимала, что разоблачение неминуемо, а линии, старые и новые, нашёптывали о случившемся, и от их бормотаний разрывалось сердце, а на душе становилось тяжело и одиноко. Предатель! Другого слова он не заслуживает – разве только плевка в лицо.

Лачтна бежала, не разбирая дороги: по небольшим коридорам, где пол был устлан такими толстыми и мягкими коврами, что каблуки тонули в ворсе; по длинным мраморным холлам, пустым и голым, где каждый стук отзывался повсюду громким эхом; по лестнице со сбитыми в некоторых местах ступенями; по вымощенной серым камнем дорожке. Одной рукой подобрала юбки, чтобы не запнуться; другой – тряхнула, словно прогоняла навязчивые воспоминания, жалящие сильнее роя голодных ос.

Ночные заморозки напрочь сковали землю – туфлей не пробить и даже отметину не оставить. Споткнувшись о застывшую и присыпанную ворохом сухих листьев корягу, Лачтна услышала, как хрустнул каблук, и взмахнула рукой, стараясь удержать равновесие. Взмахнула ещё раз, и та вытянулась в чёрное крыло, а следом за ней и вторая. Ноги превратились в цепкие лапы с острыми когтями, а шуршащая ткань на юбках уступила место колючим перьям. Чёрная ворона сверкнула янтарными глазами и взмыла ввысь, теряясь среди веток деревьев, невидимых в темноте.

Эйгон шёл торопливо, почти бежал. Правая рука крепко держала трость, губы были плотно сжаты, а хмурый взгляд устремлён вперёд, при этом чутко реагируя на любую пылинку, случайно взметнувшуюся с мраморных перил и осевшую на пол.

Выскочив на улицу, Тайернак огляделся и, не мешкая, рванул в сторону сада. Вокруг было темно и тихо, и единственный тусклый свет шёл только от многочисленных звёзд на небе да с пожухшей травы, прикрытой ковром из снежной пудры.

Где-то неподалёку захлопали крыльями – Эйгон резко повернул голову и всмотрелся в черноту ночи. Никого. Ни одной птицы, нарочно или случайно сорвавшейся с ветки. Но снова шум и уже сзади и совсем рядом. Эйгон развернулся.

– Ты спал с ней, – Лачтна выступила из темноты, полная гнева и ярости.

– Я люблю её.

– Ты называл её несносной, избалованной, грозился отомстить за разбитую чашу. Ты обещал терпеть её в своём доме, пока она не сделает то, что нам нужно, а после сразу выгнать. И после всего этого ты... с ней... спал!

Эйгон шагнул навстречу бывшей жене, руками стиснул её плечи – птице не вырваться, сколько крыльями ни маши, – чуть наклонил голову вбок и заглянул в полные слёз глаза.

В его взгляде не было ни прежней нежности, к которой Лачтна так привыкла и которую видела не раз прямо здесь, в этом саду, на этом самом месте, где они тайком встречались, прежде чем решиться на отчаянный шаг. Не было в том взгляде и в омут затягивающей страсти, которой девушка так легко уступила год назад. Не было вообще никаких чувств, кроме, пожалуй, сонной усталости.

И Лачтна дёрнулась, сбрасывая с себя руки Эйгона.

– Не хочешь вспомнить, о чём мы договаривались той ночью в фургончике? – выплюнула девушка.

Он отвечал голосом хриплым и спокойным, охваченным морозом и до боли в сердце безразличным, а оттого хотелось взорваться ещё сильнее и влепить ему пощечину и не одну, но Лачтна держалась.

– Я предпочёл бы сейчас вернуться вместе с тобой в замок, чтобы закончить публичное осуждение моих поступков и отпустить всех по домам.

Девушка отвернулась. Шаг, другой – заиндевевшие листья хрустели под каблуками.

– Ты много раз спрашивал меня, почему я ушла год назад, ничего тебе не объяснив. Тебе всё ещё это интересно? – и, не дождавшись ответа, выплеснула: – Я увидела её. Нечётко, расплывчато, лишь тёмные волосы и надменно поджатые губы. Увидела у алтаря вместе с тобой, слово в слово повторяющей ту самую клятву.

– Почему ты ничего мне не сказала?

И снова пустота в его голосе, а ведь прошлой осенью он просил совсем по-другому: умолял, волновался, так и норовил коснуться её алых губ, чтобы поцелуем вернуть любовь. Ему было невдомек, что Лачтна, как и прежде, любила его. И даже сильнее, чем раньше, ведь ревность, вызванная невнятным образом из будущего, разрывала сердце на части.

– И что мне следовало тебе сказать? – усмехнулась девушка. – Что моё место займёт другая? Карты приоткрыли мне будущее, и я вспылила. Только позже я поняла, что увиденная мною жалкая и блеклая церемония – обычный фарс, необходимый для спектакля, который мы с тобой придумаем, а девка нужна лишь для того, чтобы снять проклятие.

– В тот день моя свадьба с Арлиной действительно была фарсом. Нужно было убедить твоего отца.

– А спал ты с ней тоже для пущей убедительности?

Эйгон силой развернул Лачтну к себе. Его лицо было взволнованным, а глаза горели гневом. Он говорил резко и отрывисто, каждым словом, словно ножом, резал, и раны было уже не залечить.

– В чём я перед тобой виноват? В том, что целый год надеялся, что ты вернёшься? Или в том, что, отчаявшись, решился вновь полюбить? Уходя, ты сказала, мы ещё будем вместе. Я искал тебя повсюду, ждал, но от тебя ни одного ворона не прилетело.

– Но я вернулась. Я уходила, чтобы найти эту девку, и я нашла её. Ткнула тебе в неё пальцем, придумала весь этот план, убедила её поверить мне, а ты... ты просто плюнул мне в душу!

– Ты вернулась слишком поздно, – прошептал Эйгон.

– Скажи, что это просто увлечение, просто неконтролируемое желание, и я прощу тебя. – Лачтна ласково провела рукой по щеке бывшего мужа. Колокольчики на браслетах грустно звякнули и замолкли. – Звёзды хотят, чтобы мы были вместе; они повторяют это день ото дня.

Эйгон осторожно убрал тоненькую руку со своего лица и сделал шаг назад.

– Я люблю её, – повторил он. – Люблю эту несносную, избалованную девчонку, которая на самом деле чуткая и нежная. Люблю её больше своей жизни, которая и так, впрочем, рушится на глазах. Не веришь? Вот моя рука, смотри.

Лачтна ударила Эйгона по ладони.

– Эта девка не более чем средство, с помощью которого ты должен избавиться от уродливого образа старика. И мне не нужна твоя рука, чтобы это понять. Я видела всё в своих картах. Линии переменчивы, а мои карты никогда.

Серые глаза смотрели в упор.

– Врут всё твои карты. Швырнуть их в огонь и навсегда забыть, что бормочут эти никчёмные бумажки.

– Не смей так говорить! – взвинтилась Лачтна. – Они никогда не ошибаются.

– Сильнейшие маги нашего мира и те ошибаются. Ты слышала сегодня Чарсвина. Эликсир не приготовить – рецепт не тот! Всё это время я думал, что готовлю зелье, которое меня спасёт, а на самом деле алмазную крошку переводил.

– Ты не приблизился к разгадке ни на дюйм?

– Ни я, ни та, что должна была это сделать согласно твоему видению. Мы ошиблись, восприняли желаемое за действительное.

Лачтна не выдержала: прильнула к Эйгону, вновь провела пальцами по его холодной щеке, вторую руку положила на отворот камзола. Раньше девушка, не мешкая, тут же скользнула бы ладонью под плотную ткань и дальше под жилет и под рубашку, на гладкую горячую грудь, от одного прикосновения к которой хотелось унестись высоко-высоко, туда, где живут мечты. Но сейчас оставалось только терпеть жёсткую нить, колючую вышивку, и шанса вернуть прошлое больше не было. Кроме, пожалуй, одного. И Лачтна решилась.

– Я люблю тебя, – проронила она еле слышно, не решаясь смотреть в глаза. – Всё ещё люблю тебя.

Эйгон вдохнул аромат её волос. Как долго он ждал этого мгновенья. Как много раз срывал цветы, которыми пахли её локоны, чтобы, закрыв глаза, нарисовать в воображении её образ. И вот теперь, когда она рядом, когда говорит те самые слова, которые он весь год мечтал услышать, он просто стоит ледяной статуей и всё, что может, это ласково провести рукой по чёрным, топорщившимся в разные стороны прядям, и... промолчать.

– Я могу поговорить с отцом, и он на всё закроет глаза, – пробормотала Лачтна.

– Закроет глаза, – фыркнул Эйгон. – Проще было бы не писать ему писем, и сегодняшней порки не было бы.

Лачтна вскинула голову. Недоумение так и застыло в её взгляде.

– И ты туда же. Я ничего не писала.

– В письмах твой почерк. И только ты всё знала: про эликсир и про Арлину.

– Если тебя окружают предатели, я тут не при чём. Сам вспоминай, в чьей постели кому и что болтал. Я же всё это время помогала тебе. Нашла эту девку, дала тому глупому белобрысому свои карты, чтобы ты мог ими выиграть. Только вот ума не приложу, зачем тебе понадобилось ставить на кон фамильные камни.

– Я, кстати, теми картами успешно проиграл.

Брови Лачтны удивлённо изогнулись.

– Это невозможно!

– Как оказалось, возможно. Тот случай и то, что поведал сегодня Чарсвин, доказывают лишь одно: карты тоже иногда ошибаются. Просто признай это. И смирись с тем, что теперь у нас у каждого своя жизнь.

– Вот, значит, как ты заговорил.

Лачтна скривила губы и отшатнулась от Эйгона.

– Совет ждёт тебя, – холодно проронил тот, поправляя отворот камзола.

– Подождёт, – ухмыльнулась девушка, тряхнула растрёпанными волосами, взмахнула руками и обернулась вороной. Каркнула во всё горло и взмыла высоко в небо, растворяясь в такой же чёрной, как и её крылья, ночи.

Над головой были только звёзды, а внизу – весь мир: голые поля, невзрачные леса, затянутые льдом реки, вереницы домов без света в окнах, пустые дороги и молчаливые горы, верхушки которых веками спали под снежными покрывалами.

Взмах крыльями, ещё один – ворона летела быстро. Проносилась над дубовыми рощами, некогда шумными и говорливыми, а теперь скучными; ранила крылья об острые макушки тысячелетних кедров; поднималась ввысь, зарываясь в воздушные облака, и падала вниз, выравниваясь лишь у самой поверхности тихих озёр, уже покрытых тонким, хрупким льдом.

Впереди показались Смоляные горы. Пролетев над обрывом, на дне которого жили только мгла и камни, ворона каркнула ещё раз и устремилась к показавшимся из-за низких облаков острым шпилям Штормового замка. Обогнув их, спикировала прямиком на главные ворота, вцепилась острыми когтями в замысловатую ковку, зыркнула глазами по сторонам, нахохлилась, а после снова сорвалась с места и подлетела к незашторенному окну на верхних этажах. Стукнула о стекло клювом – то поплыло, растворилось и вернулось на прежнее место, как только юркая птица нырнула в комнату: тёмную, пустую, холодную. Комнату, где сильно пахло травами и книгами.

Распрямившись, Лачтна повела рукой, зажигая свечи, а стоило огонькам ярко заблестеть, прошлась взглядом по кабинету, подмечая каждую мелочь и ухмыляясь уголками губ. Залитый едким зельем ковёр не спешили чистить, а сам котёл – поднимать. Он так и лежал прямо там, у ножки стола, где его оставили несколько ночей назад. На самом столе сплошной беспорядок: вырванные страницы, исписанные, с пятнами от чернил; книги; бокал с недопитым вином; весы со следами алмазной крошки на одной из чаш; заполненная непонятной прозрачной жидкостью склянка и роскошное кольцо с розовым бриллиантом, которое с трудом заметишь среди всего того хлама.

Лачтна ступала по мягкому ковру кошкой. Пробежала взглядом по стенам, задержавшись лишь на портрете юного Эйгона, провела пальцами по ручкам кресел, стирая с них накопившуюся пыль, тронула высокие стебли камыша, торчавшие из напольной вазы, тихонько опустилась в кресло, приставленное к рабочему столу и переставила пресс-папье с одного края на другой. Отодвинула один из ящиков стола и вытащила листки бумаги – абсолютно чистые, без единой каракули. Поднесла их к огоньку свечи и медленно наблюдала, кривя губы, как на жёлтых страницах выступают ровно выведенные буквы и две подписи: одна – размашистая, другая – скромнее.

– Надо же, – презрительно протянула девушка, впиваясь глазами в проступивший текст и жадно проглатывая каждое слово, – она ещё и подписалась на все твои условия. Какой же неисправимой дурочкой надо быть!

Лачтна покачала головой, дочитывая старый договор, о котором все уж давно забыли. А прочитав, скомкала и швырнула его на пол. Сграбастала со стола кольцо с бриллиантом и покрутила в пальцах, любуясь девственной чистотой камня и идеальной огранкой.

Что-то негромко звякнуло в стороне. Лачтна вздрогнула и подняла голову. У камина с кочергой в руке стояла Арлина. На босу ногу, в белой сорочке, доходившей почти до щиколоток, и в тёмно-синем халате, накинутом сверху. Его халате.

– А ну, положи, – дрожащим голосом прикрикнула девушка, занося кочергу над головой.

Кольцо с бриллиантом стукнулось о поверхность стола. Лачтна встала.

– Ты? – удивлённо выдохнула Арлина, немного опустив руку. – Цыганка с площади?

– А ты, – сладко пропела Лачтна, словно кошка, заманившая к себе в ловушку мышь и искусно прятавшая когти, прежде чем пустить их в дело, – всё та же невеста принца Мартана, больше жизни его любящая и до смерти напуганная ночным кошмаром?

– Уже не невеста, – ответила девушка.

– Что так? Ветер переменился?

– С какой стати я должна отчитываться перед уличной гадалкой? – Кочерга вернулась в прежнее угрожающе-оборонительное положение. – Как ты сюда попала? Выворачивай карманы. Может, ты воровка!

«Я у тебя любовь не крала, тварь ты этакая», – шипящей змеёй прошелестело в голове у Лачтны, и девушка злобно прищурилась.

От стола до камина рукой подать. Тут бы взмахнуть рукой и освободить чёрную бесформенную тень, расползшуюся по стене, позволить ей клацнуть зубами, наброситься на Арлину, выдрать клок волос, закружить до обморока и швырнуть бездыханную на пол. Но свет одной из свечей вовремя выхватил из темноты серебряное колечко на безымянном пальце соперницы, подсветил замысловатые буквы, выгравированные по металлу, и Лачтна мигом спрятала руку, с которой уже срывались колдовские искры, в карман юбки – пустой и глубокий. Искры погасли; хищная тень недовольно заурчала, но осталась на стене.

– У меня ничего нет. Проверяй.

Карман был вывернут, и из него выпало лишь несколько песчинок.

– Тогда что тебе нужно?

– Всего лишь удостовериться, что работа идёт, зелье в котле бурлит, и Эйгон Тайернак получит то, что так давно хотел.

Лачтна натянуто улыбнулась и вышла из-за стола.

– Не приближайся ко мне, – пригрозила Арлина кочергой. – Стой там, где стоишь.

Но цыганка и не думала слушаться. Грациозно прошла к мягким креслам у камина, медленно опустилась в одно из них, предварительно смахнув с бархатного сидения на пол стопку книг, вытянула ноги, потянулась и делано равнодушно зевнула. Наполовину сломанный каблук выглянул из-под юбки.

– Так как успехи? – Лачтна приосанилась и задала вопрос таким язвительным тоном, что Арлину передёрнуло. – Почему котёл на ковре? Не вымыт, не вычищен до блеска? Разве тебе не было велено работать, пока хозяин в отъезде?

– Не смей так разговаривать со мной, – прошипела Арлина.

– А как ещё с тобой разговаривать, лентяйка ты этакая? Тебе было сказано начать всё с начала, а ты день и ночь валялась в постели. Эйгон будет очень недоволен, когда об этом узнает. Ему и так сейчас приходится несладко из-за обвинений в нарушении кодекса, а тут ты ещё масла в огонь подливаешь. Заполыхает – ничем не потушишь.

– Какой он тебе Эйгон, цыганка! – Арлина начинала злиться. – Он лорд Тайернак, хозяин Смоляных гор...

– ...и мой бывший муж и любовник, – как прежде, разморено зевая, закончила за девушку Лачтна.

Кочерга выпала из рук и громко зазвенела по полу.

– А Раверинус Квирл, перед которым Эйгон так трепещет и которого боится прогневать, – мой отец, – добавила гадалка, с любопытством разглядывая, как меняется выражение лица Арлины.

И, выдержав эффектную паузу, напоследок, чтобы уже окончательно добить ту, которую ненавидела всем сердцем, выпалила:

– А ты не более чем разменная монета во всей этой истории.

– Ты всё лжёшь.

Арлина побледнела, сделала шаг назад, но лишь упёрлась спиной в стену, на которой, как назло, ни одного гобелена не было. Камень обдал дрожащее тело ледяным холодом.

– Лгу? – Лачтна оскорбилась. – Эй, ушастый! – крикнула она, всматриваясь в темноту пустого коридора. – Ты-ты, выходи на свет, не скреби за дверью когтями. Скажи, я вру?

Из темноты показались лапы Грибо, а после и весь он сам, испуганный и вжавший голову в плечи.

– Ну, – Лачтна подалась вперёд, – эта дочка торгаша до сих пор ничегошеньки не знает?

Искорки, некогда роившиеся на кончиках пальцев, теперь плясали в глазах. Одно неосторожное слово – они вырвутся из клетки и всё подпалят.

– Не знает, – мотнул головой Грибо, потупив взгляд и принявшись изучать жёлтые когти на лапах. Не слишком приятное зрелище, но в глаза дочери самого верховного мага горгулья смотреть не решался.

– Сама наивность, – Лачтна наслаждалась каждой секундой. – Её связали по рукам и ногам кучей условий, заставили бегать по лестнице вверх и вниз, собирать росу на коленях в холод... В итоге потребовали выйти замуж против воли, а всё для чего? Для того, чтобы Эйгон Тайернак мог скорее снять с себя ненавистное проклятие и вернуться ко мне. Да-да, – Лачтна прочитала вопрос в глазах Арлины, – эликсир жизни – единственное, что ему поможет. А ты думала, что варишь зелье для принца?

И колдунья громко расхохоталась.

– Мой муж сам мог себе тот эликсир приготовить, – защищалась Арлина. – Зачем ему я? Ранее он оживлял лягушку. Может, и не только лягушку… А в этот раз зелье нужно было мне. Я с ним и мучилась.

– Он врал, – безжалостно рубила Лачтна.

– Неправда, – до последнего упиралась Арлина.

– Ушастый, – грозным голосом гадалка призвала Грибо подтвердить её слова. Искорки так и плясали во взгляде, торопясь выскочить на волю.

– Не смею утверждать за милорда… – начал заикаться Грибо и тут же ойкнул и схватился за хвост, который резко покраснел и задымился. – Сдаюсь. Врал. Только хвост не трогайте! Хозяин тысячи раз пробовал готовить этот треклятый эликсир, но спотыкался на самом завершении. Никак не шло. Совсем отчаялся, а тут последний шанс, так сказать…

– Какой ещё шанс? – пролепетала бледная Арлина.

– Шанс, на который мне указали карты, – приторно-противным голосом протянула Лачтна. – А они никогда не ошибаются. Я сообщила об этом Эйгону, и он поспешил в Атоль. А дальше дело оставалось за малым – уговорить тебя поверить в тот спектакль, который он и я так славно разыграли. И как же нам был на руку твой сон!

– Сон... – Арлина лихорадочно соображала, пытаясь сложить в голове все кусочки головоломки.

– Сон, которого ты так страшилась, – обычный кошмар. Тысячи людей видят подобное по ночам, а, проснувшись, забывают. Но нам повезло: ты попалась крайне впечатлительная!

– Если я не вышла замуж за Мартана и мой сон не сбылся, то это ещё не значит, что он был простым кошмаром. Он мог легко стать явью, скажи я тогда «да» у алтаря.

– Будь это так, карты и линии на руке показали бы мне твой сон, но они молчали, как молчит сейчас этот криволапый горгулья, так как знает, что, разинь он ещё раз пасть невпопад, я подпалю ему не только хвост!

– И как же ты прознала про сон? – Арлина недоверчиво прищурилась.

– Я бы ещё больше узнала, изливай ты портнихе душу сильнее. – Лачтна вытянула руку на свет, любуясь дешёвыми колечками, нанизанными на каждый палец. – Впрочем, того, что сболтнула швея, и так оказалось достаточно. План был готов в тот же миг; оставалось только тебя основательно запугать. И это тоже удалось. Бедный Эйгон! Каких трудов мне стоило его уговорить! Как он плевался от одного только упоминания твоего имени, как кривился от одной только мысли, что ему нужно будет идти с тобой в Смоляные горы и терпеть тебя в своём доме. Как он негодовал, когда ты расколотила ценнейший артефакт, как грозился, что заставит тебя всё отработать, и ведь заставил! Ты драила котлы, которые маги веками не чистят, обжигала руки о коровяк, когда у него в башне целый пучок этой гадости хранится. Но ему всё было мало. В один дождливый вечер он решил напоить тебя, чтобы развлечься. Ведь было? – и, наслаждаясь смятением на лице своей беззащитной жертвы, добавила: – А ты оказалась крепким орешком, не всем по зубам.

– Что ты ещё знаешь?

Сердце разрывалось от боли.

– Магу запрещено готовить эликсир жизни, но если будет готовить не маг, то кодекс вроде как и не нарушается. Я долго искала человека, чьими руками Эйгон мог бы спастись, и по иронии судьбы карты указали на тебя. Но появился новый камень преткновения: чтобы обучить тебя древнему рецепту, на тебе надо было вначале жениться. Понравилась церемония? – Лачтна довольно хмыкнула. – У меня с Эйгоном всё было в белых амариллисах. А у тебя? Хоть чертополох сунули в руки невесте-то?

– Ты всё сказала? – глухим, безжизненным голосом спросила Арлина.

– Ты же неглупая, и знаешь, что нет.

– Продолжай.

Арлина облизнула сухие губы, а взгляд потухших глаз упал на стол, на котором рядом со склянкой стоял бокал с недопитым вином. Пил Эйгон. Вчера или позавчера – память уже не держала такие мелочи. И больше всего хотелось сейчас броситься к столу, хватить тот бокал и осушить до дна. И Арлина так и поступила бы, если бы не ватные ноги.

– Эйгон и мой отец всегда недолюбливали друг друга, – продолжала Лачтна. – Фиктивный брак рано или поздно раскрылся бы, поэтому Эйгону пришлось пойти на крайние меры. Бедная Арлина де Врисс. Неужели, ты и правда поверила, что он спал с тобой по любви? Мужчине необязательно любить женщину, чтобы испытать удовольствие в постели. Вполне достаточно, если она будет не уродлива и податлива. А тут ещё и девственница досталась. Двойное удовольствие.

– Проваливай отсюда, – прошипела Арлина.

– Ты мне не веришь. – Лачтна неторопливо поднялась и прошелестела юбками к столу. – Так я тебе докажу.

– Проваливай и не смей здесь ничего трогать! – Арлина была на грани срыва.

– Всего лишь бокал вина. – На губах Лачтны играла язвительная улыбка. – И ты убедишься, что его сердце тебе не принадлежало ни на мгновенье. Это была только игра.

Колдунья поманила к себе бокал: тот сорвался с поверхности стола и поплыл по воздуху прямо к ней в руки. Слегка подув, Лачтна прошептала несколько слов, и вино за стеклом забурлило, заволновалось, а после успокоилось. Цыганка выпустила бокал из рук – тот пролетел над креслами и замер только на ладони Арлины.

Крепко обхватив стеклянную ножку ледяными пальцами, девушка опустила глаза и увидела, как гранатовая жидкость вдруг сменила цвет на белый, и в её самой середине проступили очертания Эйгона и Лачтны. Они стояли в запорошенном снегом саду у Чёрного замка на Зелёном холме. Её рука покоилась у него на груди, а он нежно гладил девушку по чёрным кудрям.

– Это ничего не значит! – возмутился из-за спины Арлины подлетевший к ней Грибо, тоже нырнувший мордой в бокал. – Это может быть видение прошлого года.

– Смотри внимательно, – гипнотизирующим голосом шептала Арлине Лачтна. – На нём тот самый камзол, который он надел утром. На лице те самые царапины и синяки, которых ты касалась губами прошлой ночью, и которые ещё не сошли... Мы были с ним вместе всего пару часов назад, и его запах всё ещё на моих волосах.

Арлина не выдержала. Тряхнула бокал – вино вновь стало гранатовым, отхлебнула, подскочила к цыганке и плеснула остатки той в лицо.

– Убирайся отсюда, змея.

Сладкие струйки стекали на шею, забирая с собой пудру и румяна. Лачтна скривилась, промокнула лицо рукавом и злобно выдавила:

– Я уйду, но скоро вернусь сюда хозяйкой. Звёзды хотят, чтобы мы были вместе, и перечить им бесполезно. Твоё же место на полу у котла. Прибери здесь всё и начинай заново. Время уже на исходе.

Чёрные крылья зашумели, и ворона взмыла к окну, ткнулась в него клювом и растворилась в ночи, такой же чёрной и страшной, как она сама.

Арлина медленно осела на пол. Ненавидящим взглядом вперилась в портрет молодого Тайернака, висевший на стене напротив. Но юный хозяин замка смотрел на девушку с картины равнодушно, слегка улыбался уголками губ, а оттого хотелось вмазать по этому красивому лицу со всей силы. Останься в бокале вино, Арлина плеснула бы остатки и на холст, недолго думая. Но бокал был пуст. Ему заменой могла бы послужить склянка со злосчастным эликсиром: швырнуть её в картину – пусть ядовитый отвар разъедает работу художника, пусть уродует по-юношески чистую красоту, и пусть ни одного воспоминания не останется, каким может быть хозяин Смоляных гор в действительности.

С этими мыслями Арлина вскочила на ноги, бросилась к столу, схватила холодную склянку. Прозрачное зелье недовольно заурчало. Арлина смотрела на него – кристально чистое, как утренняя роса, – и вспоминала. Вспоминала, как ненавистные будни, сопровождавшиеся болью во всём теле, мозолями и ожогами на руках, внезапно переросли в счастливейшие ночи, жарче которых девушка до этой поры не знала; как мечты, в которых Арлина видела себя рука об руку с прекрасным принцем, уступили место простому желанию любым способом продлить час волка и пробыть с любимым хоть на миг подольше; и как вся красота и великолепие роскошного розового камня меркли в сравнении с простым серебряным колечком, украшавшим безымянный палец новоиспеченной леди Тайернак и бывшим ей дороже любого другого роскошного подарка... Рука сама собой опустилась и поставила склянку обратно на стол.

– Вот это правильно. – Совсем рядом зашумел крыльями Грибо. – Дождёмся хозяина, он и решит, что дальше с теми остатками делать.

– Она правда была его женой? – не в тему спросила Арлина.

– Правда. Только ушла от него слишком спешно. Так торопилась, что даже волосы, как следует, не заколола. И шаль на плечи не набросила, а ведь на улице было морозно. Но милорд её очень любил, не скрою.

– И он по-прежнему её любит?

– Я не рылся в его голове – просто не умею, но я видел, как он на тебя смотрит. Лукавить бесполезно: вначале намерения были совсем иные, но искра перерастала в пламя с каждым новым днём. Его мысли и раньше были только о тебе, а сейчас тем более. Уж я это вижу.

– Тогда почему он так поступил? Зачем обманом затащил сюда, врал и до сих пор не сказал правды?

– Ну, допустим, не врал, а недоговаривал. Узнай ты сразу, как обстоят дела, пошла бы за ним? Узнай позже, осталась бы в замке? Вот-вот, – подытожил Грибо, глядя на девушку, – в тот же день сбежала бы назад к принцу.

– Он испортил мне свадьбу, – процедила сквозь зубы Арлина.

– Он устроил другую.

– Основанную на лжи и расчёте? Хорошо же всё начинается.

– Он просто ждал лучшего момента, чтобы во всём признаться. Это можно простить. А врать – никогда не врал.

– Так уж и никогда?

– Никогда.

Взгляд опять застыл на портрете. Серые глаза, смотреть в которые Арлина поначалу боялась, продолжали манить к себе. Сойди Тайернак сейчас с картины, встань перед женой, положи руки ей на плечи и обожги губы страстным поцелуем, она бы и противиться не посмела, а снова бросилась бы в омут с головой. Но к счастью то был лишь холст, приколоченный к рамке, и можно было, смело глядя в эти серые глаза, взять со стола кольцо с бриллиантом и сказать самой себе еле слышным шёпотом, что даже суетившийся вокруг разбросанных книг Грибо не расслышал:

– Есть только один способ узнать, врал ты мне тот раз или нет.

Арлина зажала в кулаке некогда любимое кольцо и незаметно выскользнула из кабинета. Одевшись и закутавшись в тёплый плащ, девушка тихонько, стараясь не шуметь и не будить слуг, спустилась по лестнице, выбежала через чёрный ход на улицу, вывела лошадь из стойла и скрылась за воротами замка.