Навь. Книга 4

Глава 17

Прятаться по норам и отноркам, жить в таких местах, где собаки срать боятся — вот она, широко разрекламированная жизнь разведчика, известная обывателю по ящику с фильмами про супершпионов. Только жизнь реальная, ничего общего не имеющая с красочными афишами и невероятными приключениями.

В общем-то, мы такими спалившимися шпионами и были, не выполнившими миссию и вынужденными уйти на нелегальное положение. Даже то, что мы сейчас находились в Перу, в Икитосе, и уж естественно без штампа пограничной службы в одном из удобных паспортов, уже ставило нас вне закона.

Ну Лоренцо можно было понять — этот канал он собирался использовать для эксфильтрации. Икитос — большой город и промышленный центр с почти полумиллионом населения, большой даже по современным латиноамериканским меркам для Амазонии. Поднявшийся сто лет назад во время каучуковой лихорадки на месте индейской иезуитской резервации после окончания той самой лихорадки не загнулся, как многие европейские поселения, а выжил за счет диверсификации — не латексом единым, а лесом, нефтью и рыболовством. К тому же по нему, облагроженному европейским отпечатком начала двадцатого века, обожали шататься толпы туристов, этот бизнес был здесь налажен. И настолько хорошо, что наряду со статусом «самого отдаленного города мира» он входит в десятку «выдающихся городов», что только прибавляет ему популярности среди туристов. Но вот только одна проблема была у него и другая у нас.

Икитос был практически недоступен по суше — ну в принципе, как и другие города, основанные в гребенях именно как каучуковые плантации. Тот путь, которым мы уходили из Пайтити с болтающимися на хвосте краснорожими хейтерами, можно было описать как эпический. И даже немного трагический — двое из янычар Лоренцо отправились к создателю, все-таки местные чувствуют себя в джунглях как дома, а мы — нет, и не всегда католическая подготовка превосходит местный шаманизм и желание отомстить. Удивительно, как мы дошли до реки, а по ней и спустились в Икитос. Только за счет Лоренцо, заранее подготовившему путь отхода. А вот тут как раз начиналась проблема города и наша. Несмотря на свое местоположение, этот город, как ни странно, был внутренним портом двух океанов — Тихого и Атлантического, до которых можно было добраться по Амазонке, правда, плыть пришлось бы очень долго, пересекая всю Бразилию до атлантического побережья. Конечно, крупный тоннаж здесь не ходил, но речные суда — вполне себе. И второй путь отхода — по воздуху, международный аэропорт тут есть. Каким путем собирался уходить отсюда Лоренцо с добычей, он не уточнял, и лишь отнекивался при попытке заговорить на эту тему. Скорее всего, по воде и уж явно не до самой Атлантики — с тем грузом, который у нас при себе, нас сразу же примут местные копы и будем в худшем случае гнить в местной тюрьме. А тюрьмы тут не лучше азиатских, лучше не попадать.

Так что в сам Икитос мы и не попали, Лоренцо устроил операционную базу за окраиной города, в какой-то старой хижине, стоявшей здесь, наверное, лет сто, а то и двести, но уж точно со времен каучукового бума. Типичная деревянная хижина, с потемневшими от времени стенами, тростниковой крышей. Если бы не бензиновый газогенератор, тарахтевший за стеной, и тусклая лампочка, висящая под потолком, можно было бы подумать, что мы переместились в прошлое, и вот-вот из-за стены раздастся пропитый голос надсмотрщика, и свист его кнута.

В нашем положении эта дыра была лучшей, что можно было представить — не думаю, что в городе обрадовались бы оборванцам в грязной стоящей колом от пота и грязи одежде и с кучей стволов. А тут были заботливо припасены комплекты гражданской одежды, причем лишней — видимо Лоренцо исключал возможность потерь среди личного состава и взял на всех с запасом. Этот запас нам и пригодился. С каким наслаждением я скинул грязный трофейный камок, пришедшей уже в состояние ветоши, искупался дождевой водой из бочки, стоявшей во дворе, и наконец натянул на себя нормальную чистую одежду! Просто словами не передать.

— И что дальше? — задал я вопрос Лоренцо, когда мы вчетвером сидели за потемневшим и выцветшим столом, поглощая первый за прошедшее время нормальный ужин. Сухпай уже не то что в горло не лез, в другие отверстия тоже.

— А дальше — каждый идет своим путем, — пожал плечами Лоренцо. — Мы с Гвидо — своим, вы с Гошей — своим. Разбегаемся.

— Вот только один вопрос, — я скрежетнул вилкой по тарелке. — Артефакт.

— Артефакт? Какой артефакт?

— Хватит дуру гнать, — я бросил вилку на стол. — Ты прекрасно знаешь, о чем я.

— Статуэтка остается у меня, — Лоренцо поднял глаза. — Она — моя.

— Зачем тебе она?

— В ней — сила. И с ее помощью я смогу возвыситься и занять полагающееся мне место в этом мире, — почти торжественно заявил Лоренцо. — Хватит с меня ролей мальчика на побегушках. А вот зачем она тебе?

— Отвезу в Империю и отдам законной владелице.

Лоренцо согнулся в диком пароксизме смеха, аж похрюкивая и повизгивая, даже слезы утирать не успевал.

— Саша, ты дурак? — отсмеявшись и всхлипывая спросил он. — Владелице? Ой, не могу!

И опять начал ржать.

— Сколько я тебя знаю, ты так и не меняешься. А прошло уже четыре года с нашей первой встречи. Какая владелица, какая нахрен Империя? Ты что, с дуба рухнул, или у тебя карма такая, быть верным цепным псом режима? — вытирая слезы, сказал Лоренцо. — Да этот артефакт нужен всем вашим главнюкам — Государю, папаше почти твоему, волхвам. А ты — мальчик на побегушках. Тебя потрепят по щеке, похлопают по плечу, повесят очередную висюльку и пинком отправят опять в будку до следующей цели, которую тебе нужно будет достичь и следующей глотки, которую нужно будет порвать. И все. А вот что самое интересное — двести с лишним лет артефакт в России, и никто — совсем никто — не пытался с ним ничего сделать, он никому не нужной безделушкой пылился в коллекции таких же пылесборников непонятного назначения. И вдруг вокруг него началась движуха и всем присралось — от Папы Римского до папы твоего, от революционеров до императора. Где же они раньше были? А теперь нет, кто успел — тот и съел. Хочешь поспорить?

— Я хочу, — внезапно раздался хриплый Гошин голос. — Он нужен нам. А всякая мразь типа проклятых папистов может идти в Навь, вашим там самое место.

Я удивленно воззрился на Гошу. Нам? Кому это «нам»? Неужели…

— Та-ак, — протянул Лоренцо и отложил вилку. — На бесплатной жартве борзеть начали? Я, конечно, знал, что волхвы в теме, но вот так чтобы… Драбицын, ты еще больший дурак, чем я думал. Тебя и язычники за идиота держали. Артефакт прежде всего нужен им.

Время застыло. Гоша легко перешел в транс, и бросился на Лоренцо, прыжком взлетев на стол. Вот только тот тоже был не лыком шит. Уход с линии атаки вместе со стулом — и Гоша приземляется на деревянный пол, промахнувшись мимо Лоренцо. А вслед ему летит в шею нож, запущенный янычаром. И прилетает. Ах ты, скотина! Я схватил вилку — не зря говорят, «два удара — восемь дырок» — и успел вогнать ее в подключичную ямку не успевшему закрыться янычару, а затем вогнать ему в сонную артерию, разрывая ее в клочья. Не жилец.

Лоренцо исполнил в воздухе немыслимый кульбит, схватил лежавшую сумку, и вместе с дверью исчез в проеме, на улице.

Я рванулся к Гоше. И он тоже был не жилец. Метко пущенный нож перебил ему артерию и задел позвоночник. Гоша только и успел просипеть что-то вроде «Креси…», затем в агонии сжал пальцы, прочертив ногтями борозды по полу, и затих, невидящими глазами смотря мимо меня вбок.

Креси, значит? Кресислав? Отдать ему, как просил перед смертью Гоша? Вот оно то, что недоговаривали волхвы. Расклад более или менее понятен. Артефакт оказывается в Империи, а дальше начинается упоенная резня между кланами, Императором и волхвами, и как всегда — за власть. Причем мочилово будет знатное — наверняка подключатся и конфессии, от такого куска никто не откажется. Идеальный момент для разрушения РИ, все против всех. Выход только один — артефакт не должен попасть в Империю. Но и у Лоренцо он не должен остаться.

Мысленно попросив прощения у Гоши, я вытащил из его шеи нож, аккуратно положив его голову на пол, и выскочил в темноту. Хорошо, Лоренцо, Анджей, или как тебя там на самом деле при рождении звали, давай закончим эти наши затянувшиеся непонятным образом отношения, здесь и сейчас. А вот куда идти — понятно, я поставил астральную метку на твою сумку, при всех своих талантах и способностях тебя и твоих янычар, вы этого делать не умеете и заметить тоже не можете.

Я закрыл глаза и сосредоточился. Вот же ты, бежишь под защиту расположенного в полумиле отсюда леса, бывшей плантации каучуковых деревьев! Ну, погнали. Одним из преимуществ молодого здорового тела перед погрузневшим телом бывшего паписта — физическая подготовка. У него она явно хромает, невозможно вести нездоровый образ жизни, и при этом оставаться полным сил и энергии, а, следовательно, у меня преимущество. И древняя поговорка «у беглеца сто дорог, а у преследователя — одна» здесь не сработала, но об этом ты еще не знаешь.

Лоренцо успел к лесу быстрее меня. Но мне это было все равно, я шел, ведомый астральным следом. По-хорошему, надо было загонять его по лесу, дожать, но я решил идти напролом. Иди сюда, Лоренцо, «ау» я кричать не буду, ты все равно его не услышишь.

Я приближался, ведомый меткой. Странно, вроде это здесь. Я перевел взгляд от одного дерева к другому, за каким стволом из двух он спрятался?

И тут же меня приложили к земле так, что вышибли дух — здоровенная туша Лоренцо упала на меня сверху. Ну уж нет, не со мной. Я разорвал захват, откатился в сторону. Лоренцо вскочил на ноги, прихрамывая, пока я переводил дух, и попытался скрыться от меня между деревьев.

— Не-а, Анджей! — я крепче сжал рукоять ножа, глядя как метрах в десяти ковыляет, пытаясь от меня уйти, Лоренцо. — На этот раз не получится!

Лоренцо остановился, повернувшись ко мне, и в первый раз за все время я увидел, как черты его лица исказились страхом.

— Ну куда ты собрался, дурачок? — я ласково спросил его, поигрывая ножом. — И зачем? Я же предлагал тебе решить дело миром, что тебе стоило согласиться.

— Ты так ничего и не понял, — сказал он. — Хоть и родился дважды. Я и только я должен им владеть.

Он сунул руку в сумку, и достал оттуда статуэтку, сжав ее в кулаке.

— Так что можешь засунуть свой нож в дупу, он тебе не поможет. А вот ты сейчас пойдешь на корм Пожирателю Душ.

Лоренцо выставил кулак со статуэткой вперед.

— Поклонись мне, раб!

Я хохотнул.

— Ты так нелепо выглядишь с ней. Особенно в позе летящего Супермена.

Ничего не произошло. Ошарашенный Лоренцо смотрел то на меня, то переводил взгляд на статуэтку в кулаке.

— Ну давай, попробуй еще! — держа нож прямым хватом я подходил к Лоренцо.

И он дал, в смысле попробовал. Внезапно артефакт заискрился, зашипел, и Лоренцо без чувств упал на землю. Я подбежал к нему и приложил пальцы к шее, пытаясь нащупать пульс. Тщетно. Что же с ним? Я посмотрел на его Поселенный Пузырь с погасшими стогнами, съежившийся и почерневший. Лоренцо был мертв. И не просто мертв, а высушен досуха энергетически, с разрушением всех структур. Артефакт его просто выпил, как коробку сока, смяв ее потом в кулаке. Вот так вот. В моей памяти всплыло предупреждение волхвов — «Что касается самого идола, то он может принести несчастье тому, кто не состоит с ним в родстве.» Знал ли он об этом, или просто забыл, или понадеялся на себя — теперь не узнаешь.

Я вынул из кулака Лоренцо статуэтку, и, положив ее в сумку, пошел обратно к дому. Завтра разберемся.

А назавтра это называлось «Винни-Пух и день забот». Сперва мне пришлось копать, что делать я категорически не люблю. Хорошо, что хоть нашелся ржавый заступ, прислоненный к стенке хижины. Для начала в лесу пришлось копать могилу, узкую, но достаточно глубокую, учитывая три тела, которых могли откопать и ими полакомиться местные хищники. Вот на этом я себе стер руки до кровавых мозолей, несмотря на обернутую тканью ручку заступа. Лучше бы им конечно было устроить огненное погребение вместе с той самой хижиной при уходе, но, во-первых, это обязательно привлечет чье-нибудь внимание, а во-вторых, после во-первых, возникнут вопросы, кто и что делал здесь, почему в доме три тела и куча оружия, а главное, кто их убил и куда он ушел. Лучший способ подать сигнал «я здесь!», ну а дальше — про местные тюрьмы я уже упоминал. Так что ухайдакался я знатно, особенно когда перетаскивал тела в джунгли и зарывал их. Все это заняло у меня часов восемь, так что про работу с артефактом сегодня можно было забыть. Ну и как заправскому землекопу, напоследок пришлось выкопать более мелкий схрон для оружия, которое я заботливо упаковал в полиэтилен, хотя и не спасет его это от всепроникающей сырости по местной погоде. Себе я оставил только один «Глок» с двумя обоймами и холодняк — ножи и мачете, вести бой с превосходящими силами противника я ни в коем случае не собирался, а для путешествия моего снаряжения хватит.

Также я зарыл и большую часть клада, оставив только увесистый мешочек с камнями, собранными у спутников — золото металл тяжелый, тащить на себе эту ношу я не собирался. Правда и с камнями будут проблемы — ювелиры всего мира не пальцем деланые, все крупные камешки у них в каталогах наперечет. А при попытке реализации подобного добра на хвост сразу сядут либо полиция, либо криминал. Ну да ладно, проблемы будем решать по мере их появления, а на накладные расходы нашлось три с небольшим тысячи долларов САСШ наличными в разных купюрах — заначка Лоренцо.

А потом пришлось приводить в порядок хижину — оставлять разгром и срач здесь я не собирался. Пусть лучше выглядит обжитой, но временно оставленной, уж это вызовет меньше подозрений, чем кавардак, грязные тарелки с вилками и пятна крови на полу. Так что вооружившись совсем не гламурными средствами в виде тряпки из униформы и куска вонючего «собачьего» мыла, я принялся за домашнюю работу: убил — убери за собой.

Поэтому до артефакта я добрался ближе к закату третьего дня. На закате — время нехорошее по всем поверьям, но у меня не оставалось выбора, я спешил. Вдруг Лоренцо с кем-то договорился и этот кто-то сюда придет? Тем более я остался без связи — спутниковый телефон приказал долго жить, теперь за разбитым стеклом экрана не высвечивалось совсем ничего, а в трофеях средств связи, кроме портативных раций, не числилось. Придется рискнуть.

Я постелил на грязный колченогий стол одну из футболок, потом со всем тщанием, на которое был способен, активировал свои защитные силы и аккуратно воодрузил на стол оскаленного черного божка, сюрреалитично смотревшегося в тусклом желтом свете лампы. Я нервно потер ладони, почувствовав неприятный холодок в груди, и наложил их на артефакт.

… В храм вошла огромная фигура, закутанная в плащ с капюшоном, и замерла, освещенная неверным светом чадящих факелов, пропитанных земляным маслом. Мы упали ниц, чувствуя божественную силу пришельца и исходящую от него ауру угрозы. На землю спустился сам Блистательный Змей, Амару, посредник между тремя мирами — верхним Ханак Пача, срединным Кай Пача и нижним Уку Пача, не принадлежащий никому из них.

Амару показал зеленым пальцем с длинным когтем на одного из находящихся в храмовой зале, и с нас сошло оцепенение. Четверо схватили несчастного и уложили на храмовый алтарь, где в камне были выдолблены глубокие желобки, распяв его по рукам и ногам. Амару неспешно подошел к алтарю тяжелой походкой, осмотрел жертву, словно принюхиваясь, и достал из складок одеяния небольшую статуэтку из черного камня. Он поднес статуэтку к жертве, глаза той довольно мигнули желтым светом, затем повернулся к нам. Верховный жрец было подскочил к нему, но Амару сделал знак, и другие жрецы взяли того под руки и отвели к стене.

Амару осмотрел нас, повернув черный провал капюшона с двумя желтыми углями глаз, и внезапно его взгляд остановился на мне.

«Иди ко мне.» — беззвучно пронеслось у меня в голове.

Мои ноги сами поднесли меня к нему, и я бухнулся ниц, больно приложившись лбом о каменные плиты пола.

«Встань, раб!»

Я встал перед богом.

«Я хочу крови. Пожиратель хочет крови. Ты хочешь крови. Принеси мне жертву!»

Я схватил острый как бритва жертвенный обсидиановый нож и склонился над алтарем. Мгновение — и я уже кромсаю тело несчастного, вскрывая его грудную клетку, причем я это делаю так, как будто для меня это привычное дело, со сноровкой. Наконец, я вырвал еще трепещущее сердце несчастного из груди и с криком восторга поднял вверх, а затем подал его Амару, вдыхая ноздрями великолепный железистый запах свежей крови, и следя за тем, как рисунок на камне обрел силу и объем, когда канавки наполнились еще теплой, свежей красной жидкостью. При этом душа несчастного полупрозрачной тенью втянулась внутрь статуэтки, заставив на мгновение ту сверкнуть глазами.

«Я удовлетворен. Пожиратель удовлетворен. Теперь ты верховный жрец. Ты будешь приносить мне жертвоприношения в этом храме и Пожиратель Душ останется с тобой, как проводник из Кай Пача. А теперь — убей своего предшественника», — снова пронеслось у меня в голове.

Я махнул рукой, и жрецы потащили кричащего и брыкающего бывшего начальника к алтарю. Видимо, третьему жрецу это надоело, и он заехал экс-жрецу посохом по темечку, погрузив того в рауш-наркоз.

Тело прошлой жертвы сняли, и теперь уже верховный жрец занял его место, распластавшись на алтаре. Я поднял ритуальный нож и вонзил его в грудь жреца, упиваясь зрелищем брызнувшей крови…

Видение исчезло. Снова хижина, стол, неверный помигивающий свет лампочки, кряхтенье генератора за стеной, и я, сжимающий в ладонях эту кровавую статуэтку, Пожирателя Душ. Омерзение заполнило меня. Делать такое… Я только собрался разомкнуть руки, как…

… Я стоял на самой вершине каменной пирамиды, какие древние строили для своих богов, и смотрел на беснующуюся внизу толпу. Капак хуча, или большое подношение богам по поводу того, что недавний их гнев разрушил один из городов, тряся ходившие ходуном горы. Погибло много жителей, а реки стали горькими и вода в них теперь непригодна для питья.

Каждая деревня собрала подношения богам — золото, серебро, ткани, скот, и… детей лет десяти от роду. После долгого обряда их приносили богам, причем для индейцев это было праздником, длившимся несколько дней. Вот и сейчас ступени пирамиды окрасились красным, политые свежей кровью лам, и… детей. Умерщвленные на алтаре дети затем становились объектами поклонения, причем их смерть считалась для них великой честью и шли они на нее добровольно и с радостью.

«Хочу еще!» — потребовала статуэтка, стоящая у алтаря, словно бы облизнувшись. Сегодня она представляла образец обжорства, если так можно было сказать для сверхъестественного, получив два десятка невинных душ.

Я беспрекословно подчинился — для жертвоприношения у нас были еще и военнопленные, захваченные в войне. Упирающегося врага оглушили, и поволокли на алтарь под многоголосый шум и ликование толпы, скопившейся внизу.

Острое лезвие обсидианового ножа вскрыло грудную клетку пленника, и я вырвал его сердце, еще сокращающееся, не верящее в свою смерть, а затем ликуя поднял его вверх, испытав немыслимое удовлетворение, и бросил его вниз, в толпу.

«Еще!» — требовательно заголосил Пожиратель Душ, втянув в себя еще одну полупрозрачную невесомую субстанцию.

Я кивнул стражникам, и они поволокли к алтарю следующего пленника…

Да что же это такое? Статуэтка пытается меня вербануть, переломать под себя, сделав своим новым жрецом? Я не люблю проливать чужую кровь!

Я с усилием оторвал ладони от статуэтки, в чьих глазах горел дьявольский желтый огонек. Подчинить меня, заставив быть маньяком, проливающим кровь жертв для твоего удовлетворения? Хрен тебе!

Я встал со стула и тут меня ощутимо качнуло. Что за…

Еще чуть-чуть, и я бы разделил судьбу Лоренцо. Проклятый идол сосал из меня жизнь, пока находился со мной в контакте. Стогны потускнели, Поселенный Пузырь деформирован. Ах ты гадина! Значит, ты проводник змеиного бога и дашь тому, кто станет твоим рабом силу и могущество? Не бывать этому. Не нужна мне сила, замешанная на крови и убийстве беззащитных и невинных. И ты, сволочь, больше никуда не уйдешь.

Я примерился, вошел в транс и опустил рукоять ножа точно по темечку идола, увидев, как он рассыпается черной пылью, а на его месте вспухает огромный сияющий бело-голубой шар. Затем…

Ничего не помню. Где я?

Я разлепил тяжелые веки, и обозрел всю ту же стену хижины. Лампочка уже не горела, но сквозь занавешенное циновкой окно проникал дневной свет. Сколько же я провалялся в отключке?

Застонав, я встал на колени и схватился за ножку стула, потом добрался и до его сиденья. Все, встал… А собственно, что «все»? Я проверил себя астральным зрением и обалдел — Поселенный Пузырь стал другим, как будто изменил свою структуру. Стогны теперь не просто светились, они горели ярким белым светом. Такое впечатление, что я получил энергии больше, чем смог переварить, и астральное тело изменилось. А вот в какую сторону — это вопрос. Если увеличиваютя сердце или печень — это не очень хорошо, а вот с астральным телом предстояло еще разобраться, и с его возможностями тоже.

На столе лежала прожженная футболка на том месте, где стоял артефакт, засыпанная невесомой черной пылью — все, что осталось от идола. А тот огромный бело-голубой светящийся шар, который прошел через меня?

Внезапно я ощутил, как будто астрал заполнплся белыми бабочками, и все они закружились около меня, ласково касаясь своими невесомыми крылышками, а потом они устремились вверх и исчезли, оставив мне ощущение благодарности. Души! Те души, которые пожрал идол, и которые теперь попадут туда, куда им предназначено мирозданием. Хоть одно доброе дело сделал. И хватит с меня, надо отсюда выбираться. Мне домой надо, в академию поступать!