Меня невероятно злит менторский тон моего фамильяра. Я в этом мире без году неделя, а он вместо того, чтобы научить и подсказать, постоянно иронизирует.
Обиженно отворачиваюсь, показывая всем своим видом, что не хочу с ним разговаривать.
– Не обижайся, Катриона, – толкает меня лапой Друид. – Сама подумай, зачем бы он тратил своё время на твоё поместье, помогал, если бы не имел на тебя виды.
Я криво улыбаюсь. Кому, как не мне знать, что виды на женщину могут быть разные, и не всегда они связаны с любовью. Использовать женщину, прикрываясь отношениями, гораздо проще, чем любить. Мой опыт такой и, чтобы убедить меня в бескорыстности любви, нужно очень постараться. Слишком хорошие учителя у меня были в моём мире, чтобы я забыла их уроки.
– Не обижайся, Друидик, – копирую я его тон и манеру выражаться, – но я не верю в его искренность.
– А в искренность дракона, значит, веришь? – почему-то зло отвечает фамильяр.
– И в его любовь тоже не верю, я вообще не верю в бескорыстные отношения. А если в любви есть корысть, то какая же это любовь?
Кажется, мой фамильяр теряет дар речи. Он открывает и закрывает рот, но ни одной связной фразы я от него не слышу.
– Всё расспросы окончены? – ядовито интересуюсь я.
Он только кивает в ответ. Вот и славно.
– Раз уж мы вдали от любопытных ушей, а до обеда ещё далеко, может быть, вы поможете мне советами по организации работы поместья, – интересуюсь я у Макинтайра.
Эта тема меня волнует гораздо больше, чем разговор об отношениях.
– Я с удовольствием отвечу на все ваши вопросы, леди Катриона, – склоняет голову в лёгком поклоне лорд.
– Замечательно, – радостно откликаюсь я. – Как я поняла, наше поместье живёт исключительно овцеводством.
Макинтайр лишь кивает в ответ, подтверждая мои опасения.
– Больше всего меня удручает, что даже на этом не пытались сделать хорошие деньги, – сердито бурчу я, а Мэтью улыбается.
– Скажите, милая Катриона, что, по-вашему, хорошие деньги? – спрашивает он меня, продолжая улыбаться.
Я растерянно смотрю на него. Неужели даже элементарные вещи нужно объяснять.
– Это когда достойно платят за продаваемые товары, – отвечаю я не с меньшим достоинством, чем хотела бы получать за свою продукцию.
С лица Макинтайра не сползает вежливая улыбка, а я почему-то чувствую себя дурой.
– Проблема многих людей в том, что они не видят свои «много», «хорошо», «достойно» в цифрах. Например, для Молли три медных асса очень хорошая цена за, скажем, связанный ею платок, – объясняет Макинтайр, – но хорошая ли эта цена для вас, Катриона?
Я мотаю головой.
– Вот именно, – подтверждает он. – Или возьмём это имение, которое фактически продал мне ваш муж за сто золотых систерциев, это много?
Я лишь киваю.
– Для вас много, а для меня это существенная сумма, – говорит Мэтью, – но не такая большая, как можно было подумать, теперь понимаете?
– Нет, не понимаю, – признаюсь я в своей тупости. – Можно как-то понятнее объяснить?
– Хорошо, попробую применительно к шерсти, на которой вы так зациклились, – соглашается Макинтайр. – Ваш муж продавал на вес необработанную шерсть за один медный асс, он считал, что это хорошая цена за товар и выгодная сделка. Торговец, который потом перепродавал её за три асса, тоже считал, что это выгодная сделка, потому что ему оставался один асс сверху.
– А почему один асс? Если продавал он шерсть за три? – любопытничаю я. – Куда делся ещё один асс?
Я с интересом слушаю Мэтью. Мало того что он мне рассказывает основы торговли шерстью, так ещё я разбираюсь в денежных единицах.
– Ну как куда? На издержки, – отвечает Макинтайр. – Он же тоже потратился: еда в пути для него и лошади, ночлег.
Об этом я не подумала, к сожалению. А Макинтайр считает чистую прибыль.
– Вернёмся к нашей шерсти, – увлечённо говорит Мэтью, видимо, торговля – это его конёк. Есть такие люди, которые снег эскимосам продадут. – Предположим, что он продал шерсть в гильдию ткачей и там её обработали, соткали ткань самого низкого качества и продали за пятнадцать ассов. Сможете сказать какая примерно прибыль у них?
– Не знаю, может быть, пять ассов? – наугад отвечаю я.
– Нет, пять они потратили на то, чтобы обработать шерсть и соткать полотно, – «убивает» меня местными расценками за труд Макинтайр. – Итого: три плюс пять, восемь асов и минус пятнадцать, получается семь ассов чистой прибыли.
Я в шоке смотрю на него, неужели труд так низко ценится? Но спросить вслух я, разумеется, не могу. Было бы странно, если бы леди Катриона не знала таких элементарных вещей.
– А если я собираюсь обрабатывать шерсть в поместье, тут же ткать полотно и красить его? – с надеждой спрашиваю я.
– Это очень хороший план, потому что окрашенные ткани стоят очень дорого, – отвечает Макинтайр, но его выражение лица говорит об обратном. Вроде бы и сказал, что план хорош, но, видимо, не всё в нём гладко.
– Если окрашенные ткани стоят дорого, ой, – спохватываюсь я. – Сколько примерно, может, стоить окрашенное полотно? И где его продавать?
Макинтайр скупо улыбается на мой вопрос, но всё же отвечает:
– Цветные ткани стоят от пятидесяти до ста серебряных солидов, или один золотой систерций за десять панов, стандартный рулон полотна.
У меня глаза округляются от предвкушения скорого обогащения. Это если я продам сто или двести рулонов, то с лёгкостью отдам долг Макинтайру за поместье. А может, вот откуда его баснословное богатство.
– Правда есть несколько «но», которые разрушают вашу идиллическую картину обогащения, – ухмыляется Макинтайр. – Цветные ткани привозят, в основном из Лорингии, где их окрашивают с помощью магии. В нашем государстве никто не производит цветных тканей, чтобы не гореть на костре инквизиции. Вы готовы ради обогащения показать, что ваша магия проснулась?