Он договорил, и дверь в усадьбу открылась. На пороге стоял гвардеец Иван. Я молча указал Петру Алексеевичу, чтобы он проходил.
Мы прошли в дом. Холодный воздух с улицы ворвался за нами, и, прежде, чем дверь закрылась, успел обдать гостиную запахом морозной свежести.
— Добрый день, — коротко произнёс он, окидывая взглядом собравшихся. На мгновение его брови приподнялись, когда он заметил Машу и Викторию, но тут же вернулись в прежнее положение.
Я же просто кивнул, краем глаза отметив, что девушки целы и не поубивали друг друга до сих пор, а предметы интерьера на месте.
— Пётр Алексеевич, — я повесил пальто на вешалку и помог снять шубу Бестужеву. — рассказывайте, что случилось?
Он попытался улыбнуться, но улыбка вышла натянутой, больше похожей на гримасу.
— Мне нужно поговорить с тобой, Кирилл, — произнёс он, понизив голос. — Наедине.
В этот момент в комнату вошла мать. Её шаги замерли, когда она увидела гостя.
— Пётр Алексеевич? — удивлённо произнесла она. — Чем обязаны?
Бестужев повернулся к ней, и что-то в его взгляде заставило меня напрячься.
— Вера Ефимовна, — поклонился он, но в его голосе звучала странная нотка — смесь уважения и… сострадания? — Прошу прощения за неожиданный визит.
— Что привело вас к нам? — спросила мать, подходя ближе. Её лицо выражало вежливый интерес, но я заметил лёгкую морщинку между бровями — признак тревоги.
Бестужев переводил взгляд с меня на мать и обратно, явно колеблясь.
— У меня… новости, — наконец произнёс он, и его плечи словно стали ещё тяжелее. — Боюсь, не из приятных.
Моя рука непроизвольно потянулась к матери, и я почувствовал, как она напряглась.
— Может быть, пройдём в кабинет? — предложил я, чувствуя, как нарастает тревога.
Бестужев покачал головой.
— Нет, Кирилл. То, что я должен сказать, касается всей вашей семьи.
В комнате повисла тяжёлая тишина. Даже пламя в камине, казалось, притихло, лишь изредка потрескивая углями.
— Что произошло, Пётр Алексеевич? — спросил я, глядя ему прямо в глаза.
Бестужев глубоко вдохнул, словно собираясь нырнуть в ледяную воду.
— Кирилл, — начал он, и его голос звучал непривычно мягко. — У меня тяжёлые новости. Князь Огонь-Догановский… — он запнулся, но заставил себя продолжить. — Он убил твоего отца.
Слова повисли в воздухе, тяжёлые и острые, как осколки льда.
— Что? — едва слышно выдохнула мать. Её лицо мгновенно побледнело, став почти прозрачным.
— Василий Сергеевич стоит за всеми попытками покушения на Кирилла, — продолжил Бестужев, не отводя от меня взгляда. — Он действовал из тени, используя свои связи и влияние. Я не знал… не догадывался. Он был в моём боевом крыле много лет. Я доверял ему.
Почувствовал странную пустоту внутри. Смерть Дмитрия Юрьевича должна была вызвать хоть какие-то эмоции, но я ощущал лишь холодное любопытство. Чужой человек, чья кровь текла в моих жилах — вот и всё, что связывало нас. Тем более отцом и мужем он был так себе.
— Мои мальчики, — вдруг прошептала мать, и её голос дрогнул. Она схватила Бестужева за рукав пальто. — Пётр Алексеевич, что с моими мальчиками?
Князь молчал, и это молчание было красноречивее любых слов. Он медленно опустил глаза, а затем так же медленно покачал головой.
— Нет, — выдохнула мать. — Нет, нет, нет…
Я заметил, как поплыл её взгляд, как подкосились ноги. Успел подхватить в последний момент, когда она начала оседать на пол. Её тело обмякло в моих руках, став неожиданно тяжёлым.
— Мама! — воскликнула Алёна, вскакивая с дивана.
В следующий миг комната наполнилась движением. Тихон бросился к нам, пытаясь помочь. Маша вскрикнула, прижав ладони ко рту. Из коридора появился дед, его трость громко стукнула по паркету, когда он быстрым шагом направился к нам.
— Что случилось? — голос деда звучал тревожно и властно одновременно.
— Маме стало плохо, — коротко ответил я, аккуратно укладывая мать на диван. Её лицо казалось восковой маской — белое, застывшее, с каплями пота на лбу.
Дед опустился рядом с ней на колени. Его пальцы прикоснулись к её запястью, проверяя пульс.
— Что ты ей сказал? — спросил он, бросив острый взгляд на Бестужева.
— Правду, — тяжело ответил тот. — Дмитрий Юрьевич мёртв. И… сыновья тоже.
Дед застыл, его пальцы всё ещё сжимали запястье дочери. В глазах мелькнуло что-то страшное — смесь боли, гнева и бессилия.
— Ты знал, что так будет? — тихо спросил он, не поднимая глаз на Бестужева.
— Нет, — покачал головой князь. — Клянусь, если бы знал…
— Что с мамой? — Алёна подбежала к дивану, её лицо было искажено страхом. — Что происходит? Кирилл?
Я видел, как дрожат её губы, как в глазах собираются слёзы. Детская растерянность и взрослый ужас смешались на её лице.
— Алёна, — начал я, но не успел договорить.
Мать застонала, приходя в себя. Её веки затрепетали, а затем открылись. Взгляд блуждал по потолку, не фокусируясь.
— Вера, — дед наклонился к ней, бережно поглаживая по руке. — Ты меня слышишь?
— Папа? — прошептала она, и её глаза наполнились слезами. — Они… они все…
— Тише, дочка, — дед сжал её руку. — Не сейчас.
Но было поздно. Алёна уже стояла рядом, её глаза расширились от ужаса.
— Кто «все»? — спросила она дрожащим голосом. — Мама, что случилось?
Мать повернула голову, и когда она увидела дочь, её лицо исказилось от боли.
— Твой отец, — прошептала она, и слезы потекли по её щекам. — И братья. Они… они ушли, Алёнушка.
Секунду Алёна стояла, словно окаменев. Потом её губы задрожали, а глаза наполнились слезами.
— Нет, — её голос сорвался. — Нет, ты ошибаешься. Они не могли…
Она не договорила. Громкий всхлип вырвался из её груди, а затем она разрыдалась. Тяжёлые, безутешные рыдания сотрясали её худенькое тело.
Я шагнул к ней, обнимая за плечи. Она инстинктивно прижалась ко мне, уткнувшись лицом в грудь. Её слёзы быстро промочили мою рубашку, но я только крепче прижимал её к себе, давая выплакаться.
В комнату вбежала Ирина Леонтьевна, привлечённая шумом. Её глаза расширились, когда она увидела мать на диване и рыдающую Алёну.
— Госпожа! — воскликнула она, бросаясь к дивану. — Что с вами?
— Принесите воды, — скомандовал дед. — И успокоительное.
Ирина Леонтьевна быстро кивнула и исчезла. В этот момент в дверях показалась Виктория. Она стояла, застыв на пороге, её лицо выражало смесь сочувствия и замешательства.
— Что случилось? — тихо спросила она, глядя на меня поверх головы рыдающей Алёны.
Я не успел ответить. Из коридора послышались быстрые шаги, и в комнату влетела Маша. Её лицо побледнело, когда она увидела общую картину.
— Боже мой, — прошептала она, прижимая руку к сердцу. — Что происходит?
Тихон, стоявший рядом с диваном, повернулся к ней.
— Кажется, семья Кирилла получила ужасные новости, — тихо сказал он. — Лучше нам…
— Оставаться здесь, — неожиданно твёрдо сказал я. — Вы все — наши гости.
Мать медленно села на диване, опираясь на руку деда. Её лицо всё ещё было белым, но глаза приобрели осмысленное выражение.
— Как это произошло? — спросила она, глядя на Бестужева. — Как умер… мой муж?
Бестужев тяжело вздохнул.
— Огонь-Догановский напал на него в гостинице. Уничтожил всю его охрану. А до этого… — он запнулся, но заставил себя продолжить. — До этого атаковал ваш дом в Москве. Там были ваши сыновья.
Новая волна рыданий сотрясла Алёну. Я почувствовал, как её колени подгибаются, и аккуратно довёл её до кресла, помогая сесть.
— Почему? — спросила мать, и в её голосе звучала странная отрешённость. — Зачем ему это?
— Из-за наследства, — ответил Бестужев, и его взгляд метнулся к деду. — Из-за силы, которую хранит ваша семья.
Дед молча кивнул, его лицо стало жёстче. На мгновение мне показалось, что в его глазах мелькнуло удовлетворение, но это длилось лишь долю секунды.
— Он искал способ добраться до наследства, — продолжил Бестужев. — И решил, что проще всего это сделать через Кирилла. Когда не вышло, решился на крайние меры.
Ирина Леонтьевна вернулась со стаканом воды и маленькой бутылочкой капель. Она склонилась над матерью, аккуратно отмеряя дозу в стакан.
— Выпейте, госпожа, — мягко сказала она, подавая стакан. — Вам станет легче.
Мать послушно выпила, не отрывая взгляда от Бестужева.
Я смотрел на разворачивающуюся драму, чувствуя странную отстранённость. Смерть Дмитрия Юрьевича и его сыновей не вызывала во мне той боли, которую испытывали мать и Алёна. Всё, что я чувствовал — гнев на того, кто причинил боль моим близким. На того, кто посмел покуситься на мою жизнь.
— Князь Огонь-Догановский заплатит за это, — произнёс я, и мой голос звучал холоднее, чем я ожидал. — Я лично позабочусь об этом.
Бестужев внимательно наблюдал за мной, и что-то в его взгляде подсказывало: он догадывается о моих мыслях.
— Сейчас главное — обеспечить безопасность, — произнёс он, обращаясь ко всем. — Огонь-Догановский может не остановиться.
— Он не посмеет прийти сюда, — уверенно сказал дед, и его трость глухо стукнула об пол. — Мой дом надёжно защищён.
— Я хотела бы… побыть одна, — произнесла мать тихо. — Но сначала… нужно позаботиться о похоронах.
— Ты не обязана заниматься этим сейчас, — мягко сказал я. — Отдохни. Я могу…
— Нет, — она покачала головой. — Я его жена. Бывшая… Это мой долг. Мои мальчики…
Её глаза встретились с моими, и я увидел в них решимость.
— Пётр Алексеевич, — обратилась она к Бестужеву. — Вы можете помочь с оформлением документов? Я знаю, в таких случаях бывает много… бюрократии.
— Конечно, Вера Ефимовна, — кивнул князь. — Я всё устрою.
— Спасибо, — она слабо улыбнулась. — Алёна, идём, дорогая. Нам нужно…
Она не договорила, но сестра поняла. Медленно поднявшись с кресла, Алёна подошла к матери и взяла её за руку. Вместе, поддерживая друг друга, они направились к выходу из гостиной.
Когда они скрылись за дверью, в комнате повисла тяжёлая тишина. Маша и Виктория обменялись растерянными взглядами, не зная, что сказать. Тихон стоял, опустив глаза, явно чувствуя себя неловко в чужом горе.
— Полагаю, нам стоит уйти, — наконец произнёс он. — Это семейное дело, и мы…
— Оставайтесь, — прервал его дед. — Сейчас этому дому нужна жизнь, а не тишина траура.
Несмотря на просьбу деда Тихон с Машей не выдержали установившейся тишины. Уже через пять минут они незаметно вышли из гостиной. В комнате остались только мы с дедом, Бестужев и Шальная. Изольда сидела в кресле и, прикусив губу, о чём-то думала.
— Как ты узнал? — первым нарушил молчание дед.
— Граф Уваров-Орлов перед смертью отправил мне документы, — тяжело вздохнул Бестужев, черты его лица заострились и он присел на диван, — подозреваю, это была его страховка.
Он замолчал, но мы все смотрели на него и он продолжил:
— Огонь-Догановский поддерживал его ещё в той войне, — Бестужев снова вздохнул, он сейчас выглядел таким же старым, как дед. — Он давно вёл подпольную борьбу за ваше наследие.
— Так ты его будешь наказывать? — нахмурился дед, — он же ослушался твоего приказа.
— Буду, но есть нюансы, — кивнул Пётр Алексеевич, плечи его дрогнули и теперь он стал казаться старше деда. — В моей фракции с ним никто не справится, кроме Буревестова, а он отказался мне помогать.
— Тебя оставили один на один с Догановским? — нахмурился дед, и стал ходить по комнате из стороны в сторону, как маятник.
— Он оспорил моё право на власть, — кивнул Бестужев, — никто не посмеет вмешаться.
— Теперь я понимаю, зачем ты здесь, Петя, — дед замер по центру комнаты и пронзительно посмотрел на друга, — ты пришёл к единственным союзникам.
— Да, Ефим, — голос Петра Алексеевича обрёл твёрдость, и он ответил деду таким же пронзительным взглядом, — так же, как и ты пришёл ко мне недавно, с просьбой помочь внуку.
Дед кивнул и снова зашагал из стороны в сторону.
— Пётр Алексеевич, — вмешался я в их беседу, — Буревестов отказал Вам в помощи из-за меня?
— В том числе, Кирилл, в том числе, — кивнул головой Бестужев.
— Что ж, как я и сказал, я займусь Огонь-Догановским, отомщу ему…
— Погоди, Кирилл, — оборвал меня дед, — успеешь ещё. Сперва, Петя, скажи, ты же сильнее нашего общего врага?
— По факту, по бумагам, да, — Бестужев откинулся на спинку дивана, — на деле же, мои силы рассредоточены по всей стране, и здесь и сейчас я смогу только обороняться.
— И тебе нужны мобильные резервы, — кивнул дед, прекратив наконец-то ходить туда-сюда. Он уселся на кресло и добавил: — у нас бойцов пять человек.
— Наследство…
— Он не вступил в него, — покачал головой дед, указывая на меня, — а я останусь здесь, защищать родовую усадьбу.
— Тогда плохи наши дела, — протянул Пётр Алексеевич, — нужен хороший отряд, чтобы выманить силы Огонь-Догановского, отвлечь, пока я буду контратаковать…
— На сколько хороший? — уточнил я, прикидывая, что Бестужев не знал ни обо мне, ни о моих способностях, а я сейчас сильнее его по магии.
Но Пётр Алексеевич ответить не успел. В разговор вмешался четвёртый человек.
— Такой отряд есть у меня, — Изольда прекратила прикусывать губу и смотрела решительно. — Гвардия рода Шалье всё ещё существует, и всё так же, одна из лучших по части диверсий в Империи.
Бестужев ничего не говорил, только молча смотрел на неё. Шальная же продолжила:
— При поддержке гвардии Кирилла, и его самого, мы справимся с любыми задачами.
Голос её сквозил уверенностью. В отличие от Бестужева она знала мои возможности. А ещё мне было интересно слышать характеристику её бойцов. Глядя на Бестужева и его серьёзность, я понимал, что Изольда сказала правду. Теперь понятно, как она так долго оставалась жива. Если её гвардия одни из лучших диверсантов в Империи — это многое объясняет.
Пётр Алексеевич продолжал смотреть на неё и хмуриться. По морщинам на лбу можно было догадаться, как он сейчас раздумывает над ответом.
— Хорошо, — наконец, кивнул он, — так и решим.
В его голосе не было презрения или пренебрежения, которые сквозили в его поведении на дуэли. Сейчас он говорил серьёзно и ровно.
— Я так понимаю, платой станет помощь восстановить ваш род? — спросил он.
— Да, — Изольда быстро облизнула губы и посмотрела на меня: — ребёнка от тебя ждать слишком долго, ты, даже в ресторан меня не ведёшь, и наводнил дом девицами. — Её глаза сверкнули, — не откажи мне в участии. Мы партнёры, помнишь?
— Партнёры, — согласился я, и перевёл взгляд на Бестужева, — Пётр Алексеевич, когда мы победим, поможете мне получить разрешение на поездку в Грецию? Если, конечно, военное положение ещё не отменят.
— Да, — Бестужев кивнул, и напряжение отпустило его, тревога в глазах исчезла, а сам он расслабился. — Так и договоримся…
— А трофеи и наследие этого Огонька мы поделим поровну на три части, — прервала его Шальная и очаровательно улыбнулась, — пока Вы не подвели окончательный итог.
— Да будет так, — в голосе Бестужева промелькнула торжественная нотка.
Её, эту нотку, услышали все. Услышали и замолчали. Только дед криво ухмыльнулся:
— Никогда ещё не наблюдал столь стремительной торговли и заключения союза.
— Думаешь, слабоумие и отвага? — хмыкнул Бестужев.
— У Вас, возможно, — дед пожал плечами, — а во внуке я уверен.
— Уверенность — это хорошо, — вздохнул Пётр Алексеевич, и достал из кармана свёрнутый квадратик бумаги.
Он развернул его и расстелил на полу. Это оказалась карта столицы и области. На ней пестрели разноцветные пометки.
— В столице у Огонь-Догановского около восьми тысяч бойцов. Они, не считая поместья, расположены на трёх базах, — рука Бестужева указала на красные кружочки, — с них происходит ротация охраны на предприятиях вот здесь, — теперь он показывал на синие кружочки.
— А это Ваши силы? — Шальная дотянулась носком туфельки до зелёных пометок.
— Да, все пять тысяч гвардии.
— Не густо, — Изольда окинула взглядом карту, — но расположение у нас выгоднее, чем у врага. Мы можем перерезать линии снабжения, и он будет вынужден покинуть укреплённые районы.
— Вы не перестаёте удивлять меня, — одобрительно прогудел Бестужев. — Мои люди как раз займутся этим, когда подойдёт подкрепление из других областей.
— Спасибо, — Шальная наигранно потупилась.
— Но сначала, нам нужно вызвать хаос и смятение в финансовой мощи противника, отвлечь его, — Бестужев обвёл нас взглядом, — и здесь мне понадобится ваша помощь. — Сегодня ночью мы нанесём удар сюда.