Праздничное веселье дремучих ничем особенно не отличалось от веселья в нашем мире. Горели костры, надрывались музыканты на дудочках и барабанах. Откуда-то взялись бочки с хмельными напитками, вокруг которых вились постоянные клиенты. Дремучие лихо отплясывали, подпрыгивая и кувыркаясь, затевали мелкие потасовки, распевали какие-то бессмысленные песенки. Всем было весело. Скучала лишь я.
— И сколько я должна сидеть так с кислым видом? — спросила я у Заварзузы.
Мой вопрос застал ее врасплох. Она сидела на низкой скамеечке возле трона и клевала носом.
— Что? — сонным голосом спросила она.
— Так, ничего. А ты что такой хмурый? Не рад возвращению в свой мир?
— Очень рад, — без энтузиазма отозвался черт.
— Тебя здесь ничего не греет?
Он промолчал. Но я уже догадалась, что его угнетало: Василиса. Что-то между ними было не так.
— Не хочешь повеселиться? Смотри, как Макар с Чушкой отплясывают, — не отставала я.
— Статус не позволяет, — усмехнулся он в ответ.
Но я уже решила все выяснить, тем более что заняться мне все равно было нечем.
— Может скажешь, что у тебя с блондинкой?
Доктор лишь хмуро молчал и отозвался только спустя минуту:
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он вдруг.
— Скучаю. А что?
— Ничего не болит?
— Нет.
— Тогда я пойду, напьюсь.
Он запрыгал вниз по лестнице, нырнул в кишащую массу дремучих и направился к ближайшей бочке.
Я тщетно пыталась разбудить Заварзузу. Она не реагировала и похрапывала, свесив голову. Я скучала. Мне уже было не интересно наблюдать за весельем. Хотелось в нем самом поучаствовать. Хотя музыка играла отнюдь не дискотечная, простодушный задор дремучих начал передаваться и мне. К тому же я пыталась заглушить в себе возникшее новое чувство: то ли злость, то ли обида, то ли разочарованье, от того, что… Ну, не важно. Лучше не думать об этом.
Наместники удалились. Гавр в гордом молчании, Василиса — в гневных чувствах. В отсутствии моих врагов, как ни странно, я скучала еще больше.
— Троя, иди, побегай, поиграй, — сказала я своему верному сторожу, заметив ее горящие глаза, с детским азартом наблюдавшие за шумной кутерьмой.
Она устремила на меня свой почти человеческий взгляд и произнесла со знанием дела:
— Я охраняю тебя, хозяйка. Мне не до веселья. Я бдю.
Я только плечами пожала. Серьезность отношения к долгу моей собаки поражала меня так же, как и ее способность не просто говорить, но и логически мыслить, излагать мнение. Да. Порода в ней явно проявлялась, дьявольская порода. Но здешняя агрессивность странным образом сочеталась в ней с мудростью, принесенной из нашего мира. А может быть наоборот.
— Как думаешь, может быть нам осмотреть пока дворец? — спросила я и тут же соскочила с трона, направляясь к кованым дверям.
Мы вошли и остановились на пороге. Да-а. В нашем мире такое редко встретишь. Здесь причудливо сочетались стили и тенденции моды всех веков: зеркала и лепнина, мебель в стиле рококо, ослепительно белые сводчатые потолки с хрустальными люстрами, ковры, в которых тонула нога, средневековые гобелены, кожаные кресла и стеклянные столики.
— Вот это да! Откуда все это, интересно?
Из зала вверх вела мраморная лестница. Мы поднялись по ней, и я увидела одну единственную дверь. Без колебаний я отворила ее и застыла на пороге. Я не поверила своим глазам и даже потерла их. Это была моя терраска. Со всем тем беспорядком, что остался после моих сборов, с запахом сушеной мяты, с джинсами на стуле, с полотенцем посреди пола и мятой постелью.
— Желаешь, чтоб было прибрано, госпожа? — услышала я голос позади.
Я обернулась и увидела тех двух виллис, что помогали мне одеваться.
— А вы что, можете?
— Могу, — снова хором отозвались обе.
Странно, они говорили о себе, как об одном лице.
— И кто же из вас?
— Я одна тут, — ответили они.
Я решила, что у меня двоится в глазах и посмотрела на Трою. Та тоже ничего не понимала и даже начала настороженно скалиться.
— Я виллиса Алика, — опять зазвучали голоса. — Я могу разделяться на части, как и все из нашего племени. Это очень помогает, когда нужно выполнить какую-нибудь работу.
— Ах, вот оно что! — наконец-то дошло до меня. — Недаром вы… ты такая прозрачная. Ну, приберись тут Алика, будь любезна.
Теперь я могла свободно выбираться из своей комнаты во дворец и обратно. Матушке не откажешь в изобретательности. Молодец!
Я спустилась обратно вниз и с разбегу прыгнула на мягкий диван, едва не утонув в нем. На меня с веселым лаем обрушилась Троя и тут же спрыгнула, приглашая поиграть.
Заняться нам было все равно нечем, и мы стали носиться по залу, огибая мебель, она за мной, а я от нее. Я резко останавливалась и отпрыгивала в сторону, а она скользила по гладкому полу, неуклюже пытаясь затормозить, но лапы разъезжались. Я хохотала, как сумасшедшая, а пес-дух радостно лаял.
Вдруг в дверях появилась Мша, моложавая и симпатичная, но немного чумазая кикимора. Увидев наше веселье, она в нерешительности остановилась.
— Чего тебе? — спросила я, в изнеможении падая в кресло и нисколько не заботясь о своем наместническом престиже.
— Госпожа, твой народ хочет тебя видеть. Они просят произнести речь, — застенчиво потупив глаза промолвила Мша.
— Хм… Речь? Ладно, будет вам речь.
Я важно прошествовала на крыльцо и остановилась перед троном. Адреналин, бушевавший в крови, не дав сосредоточиться на чем-то важном, заставил сказать следующее:
— Верные мои подданные! — изрекла я и вдруг засмеялась к удивлению дремучих. Я не могла остановиться, потому что мне смешинка в рот попала. Беатриче и вдруг такая надутая госпожа! Я смогла продолжить лишь спустя минуту: — Вот что, дорогие мои, речи нам ни к чему. Давайте-ка лучше как следует повеселимся! Я покажу вам в этом пример.
Закончив спич, я быстро скинула свой шлейф, который мешал мне двигаться, и тесные туфли. Ринувшись вниз по ступенькам, я заметила, как дремучие разбегаются от меня в рассыпную. Бедняги подумали, наверное, что грозная наместница, которая час назад подпалила Цербера, хочет их всех покалечить. Но я схватила за руку первого попавшегося, им оказался мой старый знакомый — Евстантигма, и крикнула:
— Музыканты! Сыграйте-ка что-нибудь веселенькое!
Уродцы, ничего не понимая, сбивались в кучки и таращились на меня, с сочувствием поглядывая на своего собрата, робко пытавшегося освободить свою лохматую лапу.
— Маэстры! Вы что, оглохли?!
Грянули дудки, к ним присоединились барабаны и струнные. Сначала неуверенно, потом все радостней и звонче. Я тянула за собой Евстантигму и заставляла дремучих выстраиваться для игры в ручеек. Меня охватил азарт. Я захотела непременно завоевать расположение моих подданных, а не запугать их. Как я выглядела со стороны, и что обо мне думали дремучие, мне было неважно. Матушка Заварзуза, не смотря на грохот и визг мирно сопела, сомкнув сморщенные веки, так что некому мне было зачитывать дворцовый этикет. Доктор Ю-Ю, уже изрядно выпивший, только одобрительно кивал мне своей лохматой головой.
После весьма значительных усилий, мне все же удалось организовать дикий народ для веселой игры. Но сложность была в том, что многие из них были очень малы ростом и не могли выстроить ровную шеренгу. Тогда я, предоставив ручейку течь самому, кинулась к маленьким и, схватив за руки своих домового и банника, завертела хоровод.
Спустя несколько минут дремучие совсем освоились и уже не боялись меня. А я — их. Они больше не казались мне страшными монстрами и, забыв о том, что именно эти существа пытались меня убить, я с одержимостью проявляла заботу об их досуге. Впрочем, мне и самой нравилось беситься вместе с ними.
Привыкнуть к странной внешности моих подданных было не так уж и сложно, гораздо сложнее было разобраться, кто есть кто. Здесь было полно веселых и шумных карликов: лесовиков, полевиков и луговиков. Огромное количество прозрачных и почти невидимых в темноте виллис с венками на головах отплясывали вперемешку с кикиморами, русалками и упырями, братьями Евстантигмы. В стороне важно стоял Бобровник. Должность его, а был он ни много ни мало своеобразным мэром столицы этого мира — Дремучего Леса, не позволяла ему бесноваться. Но видно было, что у него хорошее настроение. Его обутая в лапти нога притоптывала в такт музыки, но лицо при этом оставалось важным и суровым, а брови насупленными. Полкан был неимоверно пьян и едва стоял даже на четырех ногах. Рядом с ним покачивался Изустемьян. Спустя несколько часов после начала веселья на празднике появилась Ладо. Лениво и снисходительно оглядев пляшущую толпу, она с удивлением остановила свой взгляд на мне. Ладо явно не ожидала застать меня за подобным занятием. Впрочем, она-то веселиться не собиралась. Где-то здесь находился ее сын Лелио. Его светлая головка то и дело мелькала в толпе. Поймав малыша, которому, наверное, было раз в тысячу больше лет чем мне, она принялась что-то выговаривать ему, по-матерински хмуря брови и делая серьезное лицо.
Осмелевшая Мша начала обучать меня какой-то лихой пляске, но я не могла никак запомнить последовательность движений, сбивалась и хохотала как сумасшедшая. В конце концов в пылу веселья я со всего маху налетела на откуда не возьмись возникшего Гавра. Я здорово ударилась плечом о его закованную в железо грудь и остановилась, потирая ушибленное место и не зная, что сказать. Наместник грозно посмотрел на меня и вдруг спросил:
— Твое?
Я увидела в его руке свою серебряную шпильку. Не заметив, что потеряла ее, я носилась с растрепавшимися волосами. И как он нашел ее в этой кутерьме?
— Ты прыгаешь, как оголтелая плебейка! — с презрением изрек Гавр. — Какой стыд! Ты не достойна звания Первой наместницы.
— Не тебе учить меня! — с вызовом ответила я, вырвав заколку из его руки. — Теперь я тут порядки завожу! А что касается твоего личного мнения обо мне, то оно мне известно и можешь не трудиться всякий раз повторять мне его.
Я не намеревалась с ним разговаривать, подозревая, что запыхавшаяся, с растрепанными волосами и босыми ногами, выглядела не лучшим образом. Почему-то мне не хотелось, чтоб мой враг видел меня такой. Резко развернувшись к нему спиной, я собралась было снова пуститься в хоровод, но вдруг услышала:
— А мнение Лютого Князя тебя тоже не интересует?
— А что он? — насторожилась я и обернулась. — Я думала он, напротив, поощряет подобные увеселения.
— Посмотри-ка вон туда, — сказал Гавр, указывая на незнакомца, стоявшего у поваленной сосны в стороне от гуляющих. — Это его посланник. Он будет с тобой говорить.
— О чем же? — сорвавшимся голосом поинтересовалась я.
— Идем. Сейчас все узнаешь.
Он зашагал в сторону посланника, видимо, не сомневаясь, что я последую за ним следом. Но я почувствовала опасность и не двинулась с места.
— Гавр! — крикнула я ему вслед.
Он остановился, но не обернулся.
— Я буду разговаривать с ним только на своей территории.
И не дожидаясь его возражений, я бросилась к дворцу, вбежала по лестнице и толкнула дверь в свою комнату. Приказав Трое, которая неотступно следовала за мной, сидеть за дверью, я стала ожидать своих визитеров.
Несомненно, сейчас должно было что-то решиться. Лютый Князь знает обо мне. Я вторглась на его территорию, украв силу, незаконно присвоив власть, обойдя его ставленников. Я навлекла на себя его гнев. Это очевидно. Ничтожная девчонка! Как же рано ты успокоилась! А на что надеялась? Во что ты влезла? Кого против себя ополчила?
Они появились в дверях спустя несколько минут, надменная Василиса и ухмыляющийся Гавр. Они уже знали, о чем со мной будет говорить посланник, и их довольный вид отнюдь не добавлял мне оптимизма. Вслед за ним возник незнакомец. Его лицо невозможно было разглядеть из-за низко надвинутого черного капюшона. На мгновенье мне почудилось, что я вижу перед собой саму смерть. Но когда посланник заговорил, я поняла, что пришел он с иной целью, нежели костлявая старуха с косой.
— Меня прислал к тебе наш Хозяин, Беатриче, — зазвучал его голос словно из неоткуда. — Мне велено передать тебе кое-что.
Я замерла в ожидании худшего и крепко сжала обеими руками скипетр. Посланник продолжал:
— Ты посмела вторгнуться туда, где не может быть места человеку. Ты взяла то, что не должно принадлежать тебе. Ты посягнула на извечный уклад и незыблемый закон.
Тут он сделал паузу, видимо, для того, чтоб я осознала всю бесконечность своей вины. И я, действительно, ее осознала и в сотый раз раскаялась, с отчаяньем заметив, как довольны наместники моей растерянностью. Отчаянье подступало все ближе и ближе к моим глазам, готовое вот-вот разразиться потоком жалких слез. И тут незнакомец в черном балахоне произнес только одно слово, он сказал: «но». Я поняла, что дела мои не так уж и плохи. По крайней мере, я могла рассчитывать хотя бы на то, что меня не уничтожат сразу на этом месте. Может быть…
— Но, — повторил он со значением. — Хозяин оценил твое бесстрашие и силу духа, которых нельзя было ожидать от простого человека. Он решил оставить тебе наместничество. Но…
При этих словах Василиса явно занервничала, наверное, ожидая какого-то другого, более сурового решения. Гавр же оставался спокоен и ничем не выдавал своих переживаний, если они у него вообще были. И опять это "но"!
— Но настоящую власть ты получишь лишь при одном условии, — продолжал пришелец. — Ты должна не ранее, как через два месяца, когда звезды займут нужное положение, принести в жертву Лютому Князю новорожденного младенца.
— А если я не сделаю этого? — спросила я дрожащим голосом и почувствовала, как холодеет кровь.
— Тогда он лишит тебя силы и ты умрешь.
Посланник дал мне минуту на осознание моего положения, а затем добавил:
— Хозяин пришлет за тобой в нужный день, а пока ты можешь править дремучими и думать. У тебя есть два лунных цикла на размышление.
Я на миг опустила глаза, а когда подняла их, посланца уже не было. Он исчез.
— Ты удивительно легко отделалась, — сказал Гавр. — Тебе повезло. Просто не верится, что ты все-таки получишь власть. Если, конечно, сделаешь все, как велит Хозяин. Или, поверь, я сам с удовольствием исполню роль твоего палача!
— И можешь не сомневаться, — радостно продолжила мысль Василиса, — он уж придумает для тебя смерть помучительней.
Они удалились, а я так и осталась стоять посреди комнаты в оцепенении и забытьи. В дверь тихо вошла Троя и легла возле меня, сочувственно положив мне на ноги лохматую морду.
— Да. Трех смертей мне удалось избежать, а от четвертой точно не уйти.
— Я буду драться за тебя, хозяйка, пока не издохну.
— Нет. С Лютым Князем драться бесполезно. Похоже я обречена. Теперь уже точно.