На грани победы 1: Завоевание

ГЛАВА 27

Корень дамютека представлял собой полую трубу; когда Энакин и Вуа Рапуунг влезли в нее, она оказалась где-то с метр в поперечнике. Тесно, но без клаустрофобии.

Почувствовав их присутствие, труба сжалась, охватив очертания их тел с настойчивой силой. Энакину пришлось выставить перед собой руки и спускаться на кончиках пальцев.

Ему казалось, что он вот-вот задохнется. Повернуть назад он не мог, потому что следом лез Вуа Рапуунг. Вдобавок приходилось двигаться против вялого, но неослабевающего течения. Когда давление становилось слишком сильным, Энакин складывал свое тело в позу эмбриона, что забирало практически все силы. Когда он высвобождал свое тело и распрямлялся, всего через несколько секунд стены корня стягивались и опять охватывали его. Процесс напоминал карабканье по пищеводу змеи, занятой глотанием. Единственной проблемой с этой аналогией было то, что будь оно так, Энакин был бы уверен, что увидит свет в конце слизистого туннеля. Здесь же он полз в темноту, а может, и в небытие. Что, если корень выходит в закрытый водоносный горизонт? Как долго будет работать дыхательный аппарат, сидящий в его горле? Вероятно, пока Энакин не умрет с голоду.

"Если мне удасться выбраться с Явина 4, – пообещал он себе, – я как-нибудь слетаю на дядину планету Татуин или еще в какое-нибудь сухое место." Воды и прочих жидкостей этого путешествия ему хватило бы на десятилетия.

Борясь с приступами паники, Энакин продвигался вниз.

Минуты складывались в часы.

Он думал о солнце, ветре и неограниченном пространстве.

Он думал о Тахири. Правильно ли он делает, что пытается восстановить световой меч? Не рискнуть ли отбить Тахири без меча? Отчетливые прежние контакты в Силе свелись к редким прикосновениям, наиболее ощутимым в моменты ее страданий. У Энакина было твердое ощущение, что Тахири избегает контакта, отталкивает его.

Несмотря на это, в его сознании вырисовалось изображение ее темницы – маленькой комнатушки, отделенной от более просторного помещения тонкой, но несокрушимой мембраной. Ее тюремщиками были такие же йуужань-вонги, как и та женщина, которую Энакин видел у водосборника – с волосами, похожими на щупальца. Рядом виднелось еще несколько таких же клетушек, но они были пустые и темные – по-видимому, ждали других юных пленников-джедаев.

Кроме того, Энакин был уверен, что Тахири в большом замешательстве. Она не только не отвечала на его прикосновения – иногда она даже не узнавала их.

"Если бы, – подумал джедай, – если бы можно было спасти ее без светового меча…" Но это было невозможно. Так считал даже безрассудно-дерзкий Вуа Рапуунг, иначе они ни за что не стали бы протискиваться сквозь эту километровую кишку.

Тахири продержится еще пару дней. Должна продержаться. А он проползет через что угодно, чтобы спасти ее.

Мускулы дрожали, даже когда Энакин подпитывал их Силой, но джедай продолжал спускаться.

Наконец он оказался в полости – достаточно большой, чтобы там можно было свободно плавать, не задевая стенок. Он молча отпраздновал это событие, принявшись растягивать и сгибать руки, хлопать ими и махать ногами. Ничего более приятного он в тот момент не мог себе представить. С минуту Энакин не думал ни о чем, кроме этого бесхитростного удовольствия, но затем тьма, таившаяся в его сознании, напомнила ему, что, если пещера никуда не ведет, придеться лезть обратно наверх по той же ситовой штуке. Он достал светляка и велел ему ожить.

Показался Рапуунг, он плавал рядом и был похож на водную рептилию. За его головой Энакин увидел выходное отверстие трубы, пробитое в каменном своде, который изгибался вокруг них, образуя пещеру неопределенной величины. Энакин нашел направление силы тяжести и полез по склону вверх, держась одной рукой за его поверхность. Одновременно он тянулся наружу с помощью Силы, чувствуя, как вода медленно долбит камень, и находя скрытые резонаторы – полости, где царил воздух.

Энакин думал, что выбраться из трубы было счастьем. Но залезть на сырой камень, сорвать с себя гнуллит – это было безгранично приятнее. Он сидел на суше, мокрый и задыхающийся, а за его спиной вылезал из воды Вуа Рапуунг.

– Надеюсь, дело того стоит, – проворчал Рапуунг.

– Так и будет.

– Лечи свое оружие, и хорош прятаться в этой дыре.

– Сейчас приступаю, – сказал Энакин. – Но сначала, Вуа Рапуунг, расскажи мне кое о чем. Ты действительно считаешь, что знаки твоего позора – дело рук формовщицы? Что она сделала это, потому что ты отверг ее любовь?

– С кем ты разговаривал?

– Так говорят другие «отверженные». Они видели меня с тобой.

Лицо Рапуунга перекосилось, как будто он проглотил самую противную вещь в мире, но воин утвердительно дернул головой.

– Наша любовь была запрещена. Мы оба знали это. Сначала никого из нас это не волновало. Мы надеялись, что Йун-Тксиин и Йун-К'аа сжалятся над нами, пренебрегут гневом Йун-Йуужаня и дадут нам особое разрешение. Не знаю, какие глупости ты слышал, но раньше такие случаи бывали. – Его губы скривились. – С нами этого не произошло. Мы ошибались.

– И ты порвал с ней.

– Да. Любовь – это безумие. Когда рассудок начал возвращаться ко мне, я понял, что не могу нарушить волю богов. Я сказал ей об этом.

– И ей это не понравилось.

Рапуунг фыркнул.

– Она стала богохульствовать. Сказала, что никаких богов нет, что вера в них – это предрассудки и что мы вольны делать все, что захотим, пока мы сильны. – Воин отвел глаза. – Несмотря на ее ересь, я никому не собирался говорить о ее словах. Она не поверила. Она боялась, что я донесу на нее или что однажды наши запретные встречи привлекут внимание ее начальства. Она честолюбива, Межань Кваад. И злокозненна. Она сделала так, чтобы я выглядел как «отверженный», потому что знала, что тогда никто не поверит моим словам: все, что я скажу, будет принято за бред лунатика.

– Почему она просто не убила тебя? – спросил Энакин. – Почему не подсунула тебе какой-нибудь яд или смертельную заразу?

– Она слишком жестока для этого, – прорычал Рапуунг. – Она ни за что не даст мне освобождение в смерти, если может меня вместо этого унизить.

Его взгляд упал на светляка.

– Что еще говорили «отверженные»? Они назвали меня безумцем, да?

– Собственно говоря, да.

– Я не безумец.

Энакин тщательно продумал свой ответ.

– Мне это безразлично, – сказал он. – И твоя месть меня заботит не больше, чем тебя заботит Тахири. Но я должен знать, как далеко ты способен зайти. Ты говоришь, что примирился с тем, что я буду пользоваться световым мечом.

– Я сказал это.

– Я собираюсь починить его, как я тебе говорил. Чего я не упомянул – я собираюсь починить его, используя вот это.

Он продемонстрировал светляка.

Глаза йуужань-вонга вылезли из орбит:

– Ты хочешь привить живого слугу к своей машине?

– Световой меч – это не совсем машина.

– Он неживой.

– В определенном смысле – живой, – сказал Энакин.

– В определенном смысле экскременты – то же самое, что еда. На молекулярном уровне – может быть. Говори внятно.

– Чтоб было внятно, я должен рассказать тебе о Силе, а ты должен выслушать.

– Сила – это то, чем вы, джиидаи, убиваете, – сказал Рапуунг.

– Сила – это нечто гораздо болшее.

– Почему ты хочешь мне это объяснить?

– Потому что, когда я буду действовать световым мечом, я не хочу никаких сюрпризов, как тогда, когда я зажег огонь. Я хочу покончить с этим здесь и сейчас.

– Очень хорошо. Объясни мне вашу ересь.

– Ты видел, как я использую Силу. Ты должен признать, что она реальна.

– Я видел. Это могли быть трюки. Говори дальше.

– Сила порождается жизнью. Она связывает все на свете. Она во всем – в воде, в камне, в деревьях. Я – рыцарь-джедай. Мы рождаемся с предрасположенностью к Силе, со способностью чувствовать ее, направлять ее – охранять ее равновесие.

– Равновесие?

Энакин заколебался. Как объяснить слепому, что такое зрение?

– Сила – это свет и жизнь, но это также и тьма. И то, и другое необходимо, но их нужно держать в равновесии. В гармонии.

– Оставим в стороне глупость самой идеи, – сказал Рапуунг. – Ты говоришь, что вы, рыцари-джиидаи, поддерживаете это “равновесие”. Каким образом? Спасая своих товарищей? Убивая йуужань-вонгов? Что, борьба с моим народом приносит баланс в эту "Силу"? Как это может быть, если ты сам признаешь, что мы в ней не существуем? Ты можешь двигать камни, но не можешь двигать меня.

– В чем-то ты прав, – согласился Энакин.

– Очень хорошо. Если ваше суеверие заставляет вас добиваться равновесия этой таинственной энергии, при чем здесь тогда йуужань-вонги? Каное вам до нас дело?

– Вы вторглись в нашу галактику, убиваете нас, отнимаете наши миры. И ты не ждешь от нас отпора?

– Я жду, что воины будут сражаться, принимать боль и смерть, петь окровавленными ртами песнь всеобщего убийства. Так поступают йуужань-вонги, и мы поступаем так, чтобы принести не равновесие, но истину. То, что ты рассказал – это вздор. Скажи мне: йуужань-вонги – часть этой “темной стороны”, о которой ты говоришь?

Энакин посмотрел ему в глаза.

– Думаю, да.

– Это тебе говорит твоя магическая Сила?

– Нет. Потому что…

– Потому что мы в ней не существуем. Ни она не является частью нас, ни мы – частью ее. Опять же: почему ты считаешь нас частью этой вашей вашей “темной стороны”?

– Я сужу по вашим поступкам, – сказал Энакин.

– Поступкам? Мы убиваем в бою – вы убиваете в бою. Мы убиваем скрытно – вы убиваете скрытно. Ты сражаешься за свой народ – я сражаюсь за свой.

– Это наша галактика!

– Боги отдали ее нам. Они приказали нам принести вам истину. Эта твоя Сила – она для низших существ, не знающих богов.

– Я не могу с этим согласиться, – сказал Энакин.

– Но при этом хочешь, чтобы я поверил в то, чего я не могу ни видеть, ни обонять? Просто потому, что ты говоришь, будто оно существует? Ты веруешь в богов?

Энакин помедлил и начал заново.

– Ты видел, как я использовал Силу.

– Я видел поразительные вещи. Я не видел, чтобы ты сделал что-то такое, чего мы, йуужань-вонги, не могли бы повторить. Наши довины-тягуны могут перемещать планеты. Наши йаммоски и даже этот жалкий светляк, что у тебя в руке, могут общаться, передавая мысли. Я признаю то, что вижу – что ты обладаешь способностями, которых у меня нет. Мне нет нужды верить в ваши предрассудки относительно происхождения этих способностей.

– Ну и не надо, – раздраженно сказал Энакин.

– А какое отношение все это имеет к сооружению твоего мерзкого оружия?

– Световой меч – это не просто оружие. Каждый джедай конструирует свой собственный меч. Части его связываются воедино Силой и волей джедая, и образуется нечто большее, чем сумма своих составляющих. Он оживает в Силе.

– Он состоит из неживых частей. Он не может быть живым.

– Все живые существа состоят из неживых частей, если посмотреть при достаточном приближении, – заметил Энакин. – Нет ничего совершенно неживого. Как я сказал, Сила везде. В моем мече будет что-то от меня, и что-то от этого светляка – во мне.

Вуа Рапуунг задумчиво кивнул головой:

– Теперь я начинаю видеть корни вашей поганой ереси. Вы пользуетесь мерзостями, потому что каким-то образом считаете их живыми?

Энакин резко поднялся на ноги.

– Я объяснил, что я собираюсь делать. Ты будешь мне препятствовать? Нападешь на меня, когда я подниму световой меч против твоих сородичей?

Вуа Рапуунг уставился на него в тусклом свете светляка. Было слышно, как он скрежещет зубами.

– Боги привели меня к тебе, – промолвил наконец воин. – Не Йун-Шуно, многоглазая матерь плакс, но сам Йун-Йуужань. Он сказал мне в видении, что неверный джиидай с клинком из света приведет меня к мести и оправданию. Вот почему я последовал за тобой сюда, хотя мои инстинкты кричали против этого. Вот почему я не убил тебя, когда ты применил первую мерзость. Все, что ты говоришь – для меня ложь. Доказательства, которыми ты убеждаешь меня примириться с твоим оружием, – это вздор. Но Йун-Йуужань говорил со мной.

– Значит, ты согласен с тем, что я рассказал тебе о Силе?

– Конечно, нет. Как я сказал, я признаю то, что мне сообщают мои органы чувств, и мне не нужна вера в ваши бессмысленные обоснования. Твое оружие может быть угодно богам; твоя ересь – нет. Делай свой меч.

Сказав это, Рапуунг шагнул в темноту.

– И ты говоришь, что мои слова – вздор, – вздохнул Энакин.

Энакина охватила досада, но он переборол ее.

Он чувствовал светляка – не в Силе, не так, как остальные детали меча. Все было на месте, все было подогнано и готово работать. Но то, что он сказал Рапуунгу, было правдой; миг, когда световой меч действительно становился оружием джедая, наступал тогда, когда через него протекали первые амперы тока, когда каждый кусочек его становился частью другого и частью джедая, создавшего оружие.

Но светляк сопротивлялся этому. Ну, не то чтобы сопротивлялся, но и в схеме работать не хотел.

А время шло, и каждый миг приближал Тахири к чему-то ужасному. “Сконцентрируйся, – подумал Энакин. – Не пытайся – делай”.

Но кто делает, тот ошибается, и где-то была ошибка. Слова мастера Йоды, вся его философия, требовали присутствия Силы во всем.

Но в йуужань-вонгах Силы не было. Ее не было в их биоустройствах. С ними можно было сражаться лишь опосредованно, с помощью того, что ощущалось в Силе.

Тут ему будто вкатили оплеуху – тот, кто ударил, замахивался очень долго.

Мастер Йода ошибался.

Джедаи ошибались, а Вуа Рапуунг был прав. Если джедаев не интересовало ничего, кроме равновесия Силы, тогда драться с йуужань-вонгами было ни к чему. О да, он может спасти Тахири; в конце концов, не дать ей стать темным джедаем – это было в сердцевине всей философии. Но действия йуужань-вонгов, пускай злые и нехорошие… нужно ли препятствовать этим действиям и самим йуужань-вонгам, если они никак не отражаются в Силе?

Конечно, чужаки убивали жителей галактики, и это порождало возмущения в Силе. Но нарушало ли это равновесие? Йуужань-вонги не собирали вокруг себя темную энергию. Если кто этим и рисковал, то как раз джедаи – такие, как Кип или сам Энакин. Похоже, борьба против йуужань-вонгов грозила больше разбалансировать Силу, чем любые действия самих йуужань-вонгов.

Да, в этом был определенный смысл. Почти то же самое сказали бы Джейсен и дядя Люк. Однако все это основывалось на аксиоме, что Сила присутствует везде.

Но на самом деле было не так. И несмотря на то, что реальность бросала факты им в лицо, никто из джедаев не нашел в себе мужества бросить вызов этой новой реальности. Вместо этого они вели себя как испорченные дети, жаловались, что йуужань-вонги играют нечестно и нарушают их черно-белые правила. Потому-то Кип и отправился их убивать – чтобы избавиться от проблемы путем ее уничтожения. Джейсен отступил в нерешительности. Возможно, он был прав.

Нет. Йуужань-вонги не имели права уничтожать целые планеты. Они не имели права обращать в рабство жителей галактики. Эти действия были плохими, неправильными, и с ними нужно было бороться. Если Сила не вела этим путем, а лишь била тревогу о великой опасности темной стороны – тогда, возможно, Энакин служил не Силе. Точнее, он служил чему-то более фундаментальному, чем Сила; Сила была проявлением этого, эманацией – инструментом. Не боги Рапуунга и вообще не божество, а некая фундаментальная истина, встроенная во вселенную на субатомном уровне. В этой галактике слугой такой истины была Сила. Там, откуда были родом йуужань-вонги, должно было существовать какое-то другое проявление. Но свет оставался светом, а тьма – тьмой. И, что бы не случилось с йуужань-вонгами, они давным-давно повернулись к темной стороне. Если бы Империя Палпатина победила и отправила завоевательную экспедицию в другую галактику – в галактику, где Сила неизвестна, – какое понятие имели бы тамошние жители о светлой стороне Силы? Знали бы они, что Империя – лишь отклонение от того, что должно быть? Нет. Точно так же Энакин не знал – не мог знать – от какого проявления света отвернулись йуужань-вонги. Но они отвернулись.

Может, это был результат полного обращения целого народа к темной стороне. А может, Сила просто отвергла их, или они ее.

Это не значило, что все они злодеи, так же как не были злодеями все те, кто служил Империи. Но отсюда следовал вывод, что с йуужань-вонгами нужно бороться. Без гнева и ненависти – да. Но они должны быть остановлены, и Энакин Соло не мог закрыть на это глаза.

С нахлынувшей вдруг уверенностью он схватил Силой детали светового меча и прижал их покрепче друг к другу.

Итак, он должен косвенным образом работать с йуужань-вонгами и их вещами. Хорошо. Но за кажущейся разобщенностью должно быть единство.

И тут его озарило. Связующим звеном между мечом и светляком был Энакин Соло. Перемена должна была произойти в нем.

Энергия выплеснулась и загудела, пещера отозвалась щипящим эхом, и где-то зарычал Вуа Рапуунг.

Энакин взглянул на лиловое сияние светового меча и почувствовал, как ухмылка делит его лицо пополам.

– Я снова джедай, – тихо сказал он.

Возможно, джедай совершенно нового вида.

– Два цикла уже прошли, – пробурчал Вуа Рапуунг через несколько секунд. В лиловом свете его черты его лица казались глубоко запавшими. – Кажется, твое мерзкое оружие работает. Теперь уже можно не прятаться? Можем мы наконец встретиться с нашими врагами?

– Ты встретишься с ними, – сказал Энакин. – Я намерен с ними расправиться. Твоим формовщикам нужны джедаи? Один уже идет.