Мой маг с высокой башни

Глава 9 Поговорим о тонких материях

— На юге живется хорошо, и такого вина, как в Лисеме нигде больше делают. В тех краях, дядюшка, целые долины покрыты виноградниками! Я видела виноград белый, и черный, и красный, и синий. Чудное место, и природа там такая красивая!

— Мне, знаешь ли, больше по вкусу наш родной сидр.

Стражник сидел со скрещенными ногами на кипе старых мешков. По случаю жаркого дня форменная куртка была снята, и старый Телрик щеголял выцветшей от долгой носки рубахой. Во рту стражник держал сочную травинку, от которой откусывал кусочки, жевал и сплевывал.

— Вот дослужусь до почетной отставки, вернусь в родной город и буду делать свой. В настоящих дубовых бочках, — сказал он.

— А много тебе осталось, дядюшка Телрик? — спросила я, растирая в ступке двоелистник.

Смотритель резиденции выделил мне угол в старом сарае. Когда-то здесь хранили инструменты садовники, и я больше не боялась поцарапать стол или испачкать ковер.

— Полтора года. Я давно мог уйти со службы, но не захотел терять благодарность нашего лорда. Весомая она, знаешь ли…

Мне стало весело.

— Так сколько весит его благодарность?

— Сто пятьдесят в золоте.

— Ого! — смеяться расхотелось. — Щедро!

— Получишь, если прослужишь тридцать лет.

— Год на службе у нашего доброго лорда стоит пяти туселей! Я так думаю!

— Скажи это моей жене, — сказал стражник и смешно крякнул. — Старуха хочет вернуться к родне и жалуется, что я ее не пускаю. Не знаю, как ее угомонить.

Я отставила ступку, а затем зачерпнула густой темной массы из горшочка с готовым составом…

— Держи, дядюшка, — сказала я и протянула ему плошку, которую перед этим накрыла промасленной бумагой. — Подари жене и скажи, что сама госпожа Ринелия мажет этой мазью свой прекрасный нос, чтобы он стал еще красивее.

Стражник баночку не взял, а взгляд его потяжелел.

— Не думай лишнего, дядюшка, — мягко произнесла я. — Еще недавно я продавала такие по полтиннику за штуку. С красотки почтенного Велиарда я возьму другую цену, а вот тебе продам по старой.

Старый стражник хмыкнул и потянулся к куртке за кошельком.

— Ну если продаешь, то другое дело… Держи!

Монетка в пятьдесят телей отправилась в мой карман, а плошку с мазью Телрик поставил рядом с собой на пол.

Вчера я ходила к Ринелии, а наша третья встреча была назначена на завтра. Завтра все должно было проясниться.

— Посмотрим, станет ли моя старуха, прекрасной, как молоденькая певичка.

— Если станет, не показывай ее почтенному Велиарду.

Телрик захохотал, и я присоединилась к старому стражнику. У него был грохочущий заразительный смех.

— Шумно! — произнес кто-то.

Телрик замолчал, обернулся, а затем резко подскочил на ноги. Я тоже выпрямилась, увидев на пороге смутно знакомого мага. Покопавшись в памяти, я признала в нем одного из тех, кто приезжал в «Ласточку» с Кернелом. Уже начало казаться, что это было так давно.

— Приятное утро, целитель Сульнис! — бодро произнес стражник.

Фальшиво бодро.

— Утро, господин!

— О, я не собирался никому мешать. Просто кладовая давно пустовала, поэтому мне стало любопытно, почему внутри горит свет.

У целителя было доброжелательное лицо и теплый, располагающий к себе взгляд, который остановился на моем рабочем столе. Потом взгляд перешел на мое лицо.

— Любопытно, — повторил маг. — Я ведь встречал тебя раньше, девочка?

— Да, почтенный. В «Белой ласточке».

— А, — протянул он удивленно. — Припоминаю. Почему ты здесь?

Я посмотрела на Телрика. Пожилой стражник направил мне такой же растерянный взгляд и пожал плечами. И что мне следовало сказать? Существовали разные способы объяснить свое присутствие в резиденции лорда…

— Я готовлю мазь для госпожи Ринелии. По ее заказу.

Объяснение мага устроило.

— Да? — протянул он. — Могу я взглянуть? Я все же не совсем далек от лекарского ремесла.

Я посторонилась, пропуская целителя к столу. Маг зачерпнул из каменной миски крошку зеленой кашицы, растер между пальцами, а затем понюхал. Длинный рукав он осторожно подобрал, чтобы не испачкать.

— Что это, и зачем это нужно?

— Это двоелистник, почтенный, целебная трава. Она растет повсюду, где влажно.

— Так ты лечишь с ее помощью?

Я вежливо улыбнулась.

— Травники могут готовить только самые простые составы. Лекари сживут меня со свету, если я стану отнимать их хлеб.

— Если это не лекарство, тогда зачем нужен «двоелистник»?

Маг достал платок, чтобы вытереть пальцы, которыми трогал растертую зелень. И что он здесь забыл? В этой части резиденции я пока не встречала посторонних.

— Это будет мазь… Примерно вот такая, почтенный.

Худощавое лицо целителя вытянулось от удивления… Или от отвращения?

— Этой черной жижей нужно мазать живую кожу?

— Почтенный Сульнис, — вступился за меня Телрик, — говорят, именно травы вылечили ту женщину… Я говорю про ту знаменитую красавицу…

— Ту красавицу? А! Ты говоришь про артистку, из-за которой убивался Велиард?

Сульнис снова взял со стола заполненную зеленой массой ступку и покрутил в руках. Прикрыв один глаз, маг забормотал себе под нос:

— Не думал, что это может оказаться сколько-нибудь действенным. Хотя… Что-то в этом есть… Может быть, может быть…

— Для магов травы бесполезны, — напомнила я.

Целитель издал странный звук, похожий на мяукание кошки. Я не сразу сообразила, что так звучал его смех.

— Я знаю, девочка. Уж в исцелении одаренных я смыслю побольше твоего. Однако ремесло травников до сих пор оставалось вне моих интересов.

Он не уходил, поэтому я осмелилась задать вопрос:

— Это изменилось, почтенный?

— В некотором роде… Да! Меня посетила любопытная идея. И почему я раньше не задумывался, что в растениях также заключается сила жизни? Значит, в твоем ремесле тоже есть что-то от колдовских практик.

Я поймала напуганный взгляд Телрика, и быстро сказала, пока целитель не надумал себе чего-нибудь еще:

— Пища тоже когда-то была живой. Вы же не равняете с колдунами пекарей или забойщиков скота?

Маг моргнул, как будто сбросив с себя наваждение.

— Нет… Хотя в этом есть смысл. Своеобразный смысл, но он есть…

Он задумчиво потирал подбородок. И по-прежнему не уходил.

— Покажи, девочка, как ты готовишь… то, что ты делаешь…

Я жалобно посмотрела на Телрика, но старый стражник не мог мне помочь. Я взялась за пестик.

— Так из растения выходит сок. Вся польза двоелистника в этом соке…

Сульнис глубокомысленно кивал. Кто бы мне объяснил, зачем ему потребовалось это знать! Наделенные даром почти не болели, а когда получали ранения, то нуждались в заклинаниях, а не в мазях! Целители-маги использовали собственные методы лечения, которые не подходили обычным людям. То есть так обычно говорили…

— А вот это из моих прошлогодних запасов, почтенный. Нужно только нарезать.

Под костяной рукояткой ножа скрывалась непростая вязь, которая не позволяла собранным растениям терять жизненную силу. Сульнис не был неправ, во всяком случае не в отношении меня.

— Когда у людей не хватает сил, чтобы исцелять себя, приходится прибегать к таким вот ухищрениям, — сказала я, с облегчением убедившись, что рука с ножом не дрожала.

Голос у меня тоже звучал спокойно.

— Понимаю… В лечении природными субстанциями имеется смысл… Искра жизни заключена во всем. Жизнь — суть мира, которая спаивает воедино его отдельные части, — рассуждал Сульнис как будто сам с собой, но потом вдруг в упор посмотрел на меня. — Ты согласна, травница?

Телрик, на которого я снова бросила взгляд в поисках помощи, растерянно развел руками. Было ясно, что странный маг не отстанет.

— Да… Наверное, господин…

Он взмахнул рукавами, едва не снеся на пол мою сегодняшнюю работу.

— Обычно люди отвечают на это: «Э…». Воззрения джах-ими немного запутанны… Тебе известно, кто они такие?

— Хм… Да, — осторожно призналась я. — Так называют магесс с Первозаселенной земли?

— Не просто магесс! — целитель поднял палец. — А магесс очень могущественных и искушенных в магии, но, как утверждают некоторые, не брезгующих колдовством. Совершенно уникальное учение!

— Маги терпят колдуний? — спросил Телрик, пораженный этим обстоятельством.

— Колдовство, конечно, на Тиохе не терпят так же, как и у нас, — терпеливо ответил Сульнис. — Но джах-ими занимают там особенное положение.

Тема доставляла целителю удовольствие. Он достал покрытую лаком курительную трубку, явно в расчете на долгую беседу. Я крепче сжала нож.

— Как же так, почтенный Сульнис? — спросил старый стражник, доверчиво глядя на мага.

— Считается, что джах-ими используют искру жизни осознанно и осторожно, не ради корыстных целей, а во благо… Только терпят их, конечно, не поэтому. Добрых намерений было бы мало… Среди живущих в нашу несовершенную эпоху именно джах-ими ближе всех подходят к пониманию неведомого. Говорят, со временем их разумы так сплетаются с тем, что прячется за границами постижимого мира, что эти женщины утрачивают рассудок. Но не бывает лучших ясновидец и предсказательниц! Джах-ими почитают в Тиохе — даже молодых, еще сохранивших разум, — за проводников неведомого в мир.

Телрик наморщил лоб и прищурил глаза, как если бы кривляние помогало думать.

— Что такое это «неведомое», господин? Про него вы говорите, но не объясняете, что это такое.

Маг улыбнулся шире. Интерес Телрика доставил ему еще большее удовольствие, а я бы с удовольствием зашила трепливому стражнику рот!

— То, что разум человека не может постичь. Весь наш мир, со всеми горами, материками и океанами, является только крошечной каплей в бесконечности невоплощенных возможностей. Единственной каплей, доступной человеку!

С каждой фразой маг все сильнее увлекался, но его речь все равно оставалась внятной и четкой. Сульнис непринужденно устроился на краешке моего стола.

— Реальность ограничена установленными законами, и от этого все ее несовершенства. Совершенство следует искать за пределами материального мира, где отсутствует само понятие жизни и нет возможности существовать.

— Я не понимаю, почтенный, — сказал бедный стражник.

— Конечно, стали бы мы иначе называть его неведомым… Может, тебе станет чуть понятнее, если я выражусь иначе… Когда мира еще не было, а среди небытия только зародилось желание быть, именно оно соткало материальный мир из бесчисленных возможностей… Из ничего, — исправился маг, заметив испуганное лицо стражника. — Но в нем не было жизни. Никто не знает, на что была похожа тогда реальность. Может, на застывшую картинку, а может, на механический театр. В Ларслирии иногда показывают представления с заводными куклами… Хотя это неважно…

Маг перевел дух и продолжил:

— Чтобы мир обрел жизнь, Создатель вытянул из неведомого еще одну сущность. В Тиохе его называют зверем Хаоса, а у нас — драконом Смерти, но дракон никого не убивает. Наоборот! Он был подчинен волей мира, и теперь сам ни жив, ни мертв. Все, что в этом мире растет и размножается, питается дыханием великого зверя. Он дает искру жизни, которая есть в каждом человеке, животном или растении. Эту искру можно утратить, передать или забрать.

— Смерть приходит, когда искра гаснет? — спросил Телрик.

Он так увлекся, пытаясь понять путаные представления магов о мире, что перестал стесняться одного из них.

— Да. Жизнь существует между выдохом и вдохом великого дракона, а потом цикл повторяется снова. Власть над ним — могучая сила. С давних времен мы спорим, в праве ли кто-то ею управлять, — произнес маг, снова уходя куда-то в свои мысли. — Нарушает ли это естественный порядок вещей? Вот такой вопрос.

Я не выдержала.

— А магия разве его не нарушает, почтенный господин?

— Магия? Почему она должна его нарушать? — удивился Сульнис.

Высокомерия в нем поубавилось, но я уже пожалела, что заговорила.

— Почему ты так сказала, травница?

— Вы же сами определили, почтенный, что место неведомого за пределами мира, а маги тащат его внутрь. Откуда иначе берутся духи?

Целитель моргнул, а затем начал смеяться.

— Ты права! — произнес он, встряхивая головой, как молодой конь, прогоняя остатки веселья. — Духи действительно являются проявлением неведомого. Некоторые обладают разумом, хотя и они не живут по-настоящему. Я никогда не слышал, чтобы духов называли нарушением порядка вещей.

— Это неправильно?

— Неправильно, конечно же! Духи являются такой же частью мира, как деревья или камни…

Целитель умолк. Лицо его приняло смущенное выражение, а потом я заметила Велиарда, стоявшего на входе. Одет маг был по-домашнему: в серебристую тунику и свободные брюки. Плаща на нем не было.

— Вся резиденция стоит на ушах из-за пропажи гостя, целитель. Вы, видно, заблудились?

Издевка достигла цели. Сульнис соскочил со стола и больше не казался добрым наставником, с радостью отвечавшим на вопросы любопытных учеников. Целитель превратился в преисполненного достоинства мага.

— Мне нравится бороться с невежеством, но я иногда увлекаюсь. Надеюсь, лорд Кернел не разозлится на меня?

— Мой брат до невозможности снисходителен к вашим слабостям. Не знаю, за что вам дана эта честь, — произнес Велиард, — но советую поторопиться… Что случилось, почтенный целитель? Вы не предупредили о своем визите: появились на пороге, как весенняя гроза, и можно было решить, что ваше дело срочное! Я по глупости своей думал именно так, а нашел вас, читающим наставления стражнику и женщине.

Я сделала вид, что вернулась к работе, но продолжила наблюдать за магами.

— Мое дело не сказать что срочное. Я обнаружил кое-что необычное в вязи, поэтому поспешил поделиться с лордом своими наблюдениями. Лорд Кернел просил сообщать ему любые результаты.

— Мой брат будет рад вас видеть… Так вязь расшифрована? — живо поинтересовался Велиард, уводя Сульниса на улицу.

— Нет. Еще нет. Зато теперь я уверен, что ее нарочно исказили, чтобы сделать сложной для понимания.

Я отложила нож, направилась следом и припала ухом к двери. Мне требовалось дослушать магов, и даже присутствие Телрика не смогло меня остановить. Впрочем, стражник мне не препятствовал.

— Нарочно? — услышала я.

— Колдун знал, что нищенку найдут, и оставил ее в сарае вовсе не по небрежности, как я считал раньше. Я уверен, почтенный, что наш враг рассчитывал, что ее найдут, — Сульнис говорил увлеченно и громко. — Чтобы запутать нас, он умышленно исказил рисунок вязи. Это представляется мне единственным объяснением, почему потребовалось так усложнять руны.

Слов Велиарда я не расслышала, но голос целителя еще можно было разобрать:

— Я бьюсь над ними уже который день. Колдун создавал некий заколдованный предмет — в этом уже нет сомнений, — но вот цель… Пока цель ускользает… Знаете, Велиард…

Голоса стихли. Я обернулась к Телрику и развела руками.

— Любопытство не доводит до добра, Эйна. Я служу в страже уже тридцать лет и знаю это точно, — сказал он тем неприятным тоном, которым дают добрые советы.

— Любопытство людей от устриц отличает.

Я думала пошутить, но получилось не очень удачно, и стражник пробурчал что-то себе под нос. До моих ушей донеслось нечто вроде «глупая женщина» и «неосторожная». Я промолчала, ведь у меня было, о чем подумать. Целитель мог оказаться прав.

Руны вокруг нищенки мне самой показались слишком изощренными (искаженными — Сульнис верно заметил), но я не думала, что колдун мог сделать их такими, потому что стремился скрыть цель обряда, но при этом хотел, чтобы Бену нашли. Я крутила подброшенную магом идею, как ярмарочную головоломку, пока руки делали знакомую работу. Один вопрос оставался без ответа… Вернее, два вопроса: зачем колдуну понадобилось так громко заявлять о себе, и было ли все это связано со мной…

Нет, три вопроса! Какое отношение к исцелению Ринелии имел брат лорда управителя? Я встречала почтенного Велиарада только дважды, но оба раза он интересовался расследованием. Велиард покровительствовал Ринелии, и болезнь речной жемчужины (так господа из высокого города называли любовниц низкого происхождения), могла подтолкнуть его на безумный поступок… Но маги презирали колдовство сильнее всех прочих! Ни один из них никогда не замарал бы себя связью с колдуном, тем более с тем, кто не гнушался убийства. Еще совсем недавно я в этом ни за что бы не усомнилась…

— Ты смотрела бы, что делаешь, Эйна. Глянь, сейчас ничего от твоего корешка не останется.

Голос Телрика вернул меня из навозного сарая «Ласточки» на чистенький склад высокого города. Я неловко засмеялась, и перестала превращать хорошее сырье в бесполезное крошево.

— Задумалась я. Странно все это, дядюшка.

— Странно, — согласился стражник и стал жевать травинку еще злее.

Плоды моих трудов были аккуратно помещены в корзинку, накрытую купленным накануне платком. С нею день спустя я отправилась в дом Ринелии.

— Госпожа вас ждет, — Нолма отметила мое появление скупой улыбкой. — И она не одна. Госпожа перестала быть затворницей.

— Радостно это слышать, — ответила я, гадая, стоило ли радоваться сбывшимся подозрениям.

Я приготовилась увидеть счастливую хозяйку, дождавшуюся милого друга, ведь Ринелия намекала на скорый визит Велиарда. Но я ошиблась.

В спальне находились четыре молодые женщины, разодетые, веселые и очень красивые. Они походили на ярких бабочек, а Ринелия, которая просто сменила ночную сорочку на домашнее платье с наброшенной поверх шалью, казалась самой нарядной из всех. Я никогда не страдала тщеславием, но оказавшись в окружении молодых красавиц, почувствовала стыд за старое платье и рыхлый после десятков стирок чепец.

Поодаль, прямо на столике под зеркалом, где в прошлый раз лежали краски для лица, находились остатки угощения. Перед моим появлением здесь ели пирожные и пили вино, если я правильно определила красный напиток в стеклянном сосуде.

— Желаю вам хорошего утра, уважаемые, — произнесла я так, как будто была счастлива здесь оказаться, а не пришла по необходимости. — Госпожа Ринелия отрадно видеть вас!

Она солнечно улыбнулась, и ее гостьи (одна занимала стул, а две другие сидели на кровати по бокам от хозяйки) кивнули мне. В облике Ринелии еще можно было различить следы болезни, но женщина была слишком счастлива, чтобы они имели какое-либо значение. Жемчужина почтенного Велиарда светилась молодостью и красотой, так что я могла гордиться собой. Амулет амулетом, а и моя немалая заслуга в этом преображении имелась, ведь без меня перемены заняли бы куда как больше времени…

А без колдовства не случились бы вовсе.

— Здравствуй, Эйна, — ласково сказала она. — Ты как раз вовремя — я хочу представить тебя моим подругам. Дера, Талора и Кеста каждый день справлялись о моем здоровье. Сегодня я наконец смогла с ними поговорить.

Я поклонилась. Женщины казались похожими словно сестры, но не внешностью, а чем-то более глубоким. Все трое были очень молодыми, очень миленькими и вели себя в одинаковой раскрепощенной манере.

— Покажи нам скорее, что ты принесла. Мне не терпится это увидеть!

— С радостью, госпожа. Куда я могу поставить корзинку?

— Сюда!

Ринелия погладила рукой пушистое покрывало. Под жизнерадостный щебет ее подруг я расстелила вышитый платок, поверх которого принялась раскладывать содержимое корзинки. Ради мази для Ринелии я пожертвовала красивыми горшочками, красными, покрытыми блестящей глазурью. Они два года пылились в фургоне, и более красивой посуды я не нашла.

— Странный запах, — сказала девушка в сиреневом платье, лиф которого украшала яркая вышивка. — В нем есть что-то знакомое. Не могу понять, что… И выглядит это тоже странно.

Ее наряд казался слишком броским для визита к больной подруге, но что я понимала в жизни этих женщин или в том, как они ходили друг к другу в гости.

— Странно? Оно пахнет болотом! — пожаловалась «бабочка» в розовом. — Так значит, вот в чем твой секрет, Нелия? На какие только жертвы не пойдешь ради любви!

— Я бы тоже согласилась намазаться болотной жижей, лишь не пропустить круг у покровителя! — согласилась третья особа, которую я обозвала про себя «желтой».

Ринелия вскинула голову, а в ее глазах появилось нечто тревожное. «Разноцветные» переглянулись.

— Каком круге, Кеста?

— Так ты не знала! — воскликнула «розовая». — В последний день месяца в доме Лироса будет прием. Талора приглашена туда петь.

Ринелия замерла. Всего на миг она застыла с нелепо поднятой рукой, но вряд ли хоть кто-то в комнате этого не заметил. Ринелия показала слабость, а я запозданием сообразила, что подружки самой знаменитой в городе артистки никак не могли иметь равный с ней статус.

— Почтенный Велиард мог бы перенести торжество, — произнесла «фиолетовая» Талора. — Или он уже знает, что ты готова выходить в люди? Он ведь не охладел к тебе?

— Разумеется, я готова, — надменно сказала Ринелия. — Я уже пригласила портниху, чтобы перешить платья. Ни одно теперь не сидит как нужно!

Три женщины снова затрещали, пока я нелепо переминалась с ноги на ногу посреди роскошной спальни.

— Кстати, травница, как тебя можно найти? — спросила Дея, «розовая» девушка, самая дерзкая из трех.

— Я живу в приюте странников, госпожа.

— Где именно? — продолжила выспрашивать «розовая». — Вдруг я тоже однажды заболею, и лекари не смогут мне помочь.

Троица «подруг» засмеялась, а мне пришлось ответить:

— Я из конюшни «Белая ласточка», уважаемая.

Едва ли кто-нибудь в Кинаре не слышал это название. Красивые лица «бабочек» стали хищными… за исключением одной Ринелии. Ее напугало название конюшни.

— Так у вас убили бродяжку? Ты видела это?

— Да, госпожа, я видела.

На меня посыпались вопросы. Одна Ринелия упорно молчала и лишь комкала покрывало. За все время, что я оставалась в комнате, знаменитая красавица произнесла только несколько слов и ни разу не обратилась ко мне напрямую. Причину перемены я разгадать не смогла. Ринелию словно напугало название «Белая ласточка», и артистка поспешила выставить меня из дому.