Моргемона (СИ)

17. Корона и война

Тронный зал раальского дворца был гигантским, словно ристалище, над которым возвели высокие арочные своды. Солнце било внутрь сквозь длинные узкие окна. Внутри поместилось столько людей, сколько, кажется, мог разместить в себе весь Лорнас целиком. Люди эти склонялись, вставая на колени за рядами иксиотов, и сверкающие рыцари тоже склоняли головы перед идущими по белому ковру Энгелем и Гидрой.

Белый ковёр из тончайшей козьей шерсти символизировал чистоту помыслов, с которой новые правители двигаются к двум тронам. А троны, возвышаясь над залом, в свете солнца сияли и переливались, как геммовастики. Трон диатра был отделан алмазами в драконьих глазах, а трон диатрис был поменьше, но поизящнее, и драконьи мотивы в нём сплетались с цветами и чисто женскими камнями — рубинами и изумрудами.

Невзирая на этот троп о том, что драконы положены мужчине, а женщине отведена второстепенная роль, Гидра слышала «доа» со всех сторон. И с удивлением замечала девушек, что обрезали волосы, как она. То ли жители Рэйки действительно превозносили драконьих всадников, то ли Энгель достаточно постарался, чтобы расположить подданных к своей супруге.

«Но я-то надеюсь отрастить свою гриву обратно, а они пошли на это сознательно».

На ступенях перед троном их ожидал Иерофант Мсара. Слева и справа от него склонялись слуги, что держали над головами подушки с положенными на них старинными коронами. Обе короны на вкус Гидры были пресноваты, но зато по одному их виду было понятно, что надевали их ещё Гагнары: столь примитивны и одновременно притягательны были драконы, образовывавшие своими фигурами венцы из серебра и золота.

Чуть поодаль, у трона диатрис, стояла Монифа. В бирюзово-алых одеяниях — смешении цветов Астрагалов и Мадреяров — она была всё так же статна. Две белые косы стекали по её груди. И всё же её крепкая фигура несколько ослабела, а прожитые годы впервые отразились на лице. Без одобрения своего любимого сына она хирела на глазах.

Теперь её титул был просто «ди» — бывший член королевской семьи, обладающий неприкосновенностью, но не имеющий власти.

Она тяжело смотрела на то, как ненавистная невестка принимает статус, много лет принадлежавший ей. Но было в её глазах и ещё кое-что.

«Даже это счастье не вечно», — словно хотела сказать Монифа.

«Нагнетай где-нибудь ещё», — мысленно отзывалась ей Гидра.

Энгель держал супругу под руку. Он был одет в ритуальное белое шервани, как на свадьбу. И столь ослепительны были жемчуга, что украшали его длинные царственные одежды вместе с золотистыми цитринами, что Гидре казалось, что она вышагивает подле самого солнца. Сама она шла в бирюзовом сари, никому не позволив уговорить себя на корсет. Золото и патина, цвета Астрагалов, составляли её одежду целиком. С Гидриарами она не желала иметь ничего общего. Поэтому даже сандалии её были не чёрные, а тоже позолоченные.

Тем не менее, полупрозрачная палла сари прикрывала её живот, чтобы не смущать высшее общество Рааля и Иерофанта в частности. Зато Гидра не отказала себе в тяжёлых дорогих серьгах.

А на руках её единственным украшением было обручальное кольцо.

Вместе с Энгелем они встали ступенью ниже Иерофанта. Он развёл руками в широких зелёно-золотых рукавах, благословляя их могуществом Трёх Богов и милостью Великой Матери. И спросил и у присутствовавшего со всей семьёй марлорда Вазанта его заверения, а после — у самой Гидры. И объявил:

— Сим, при клятвенном согласии ди Монифы, марлорда Благовеста и Лавиля и марледи Аратинги, диатр Энгель Астрагал восходит на трон, принимая корону от старшего брата своего, диатра Эвана Астрагала, по закону престолонаследия Рэйки, по напутствию богов и людей. Сим луна его, диатрисса Ландрагора Астрагал, принимает бремя вместе с ним, служа ему верно в титуле диатрис по праву доа.

Они с Энгелем встали на колени перед Иерофантом, и служитель Великой Матери возложил корону сперва на его белые волосы, трижды сотворив над ним благословляющий жест. А затем венец, прежде принадлежавший ди Монифе, лёг на макушку склонённой Гидре.

Та едва могла скрыть взволнованную и радостную улыбку.

— Да поднимется новый диатр Рэйки, марлорд Дорга, Тиса и Мелиноя, Энгель Астрагал! Да поднимется новая диатрис Рэйки, марледи Аратинги и доа, Ландрагора Астрагал!

Мягкая рука Энгеля потянула Гидру за локоть, чтобы та встала подле него. И оглушительный рёв пронёсся по Раалю. Забили колокола, звоном разнося торжественную весть по всему Доргу и всей Рэйке; но Гидра не думала о всей Рэйке. Из всего множества людей её волновал только тот, кто сейчас держал её за руку, и она улыбалась лишь ему.

И подумала: «Формально говорится, что Эван погиб от пламени дракона во время нападения на Малха-Мар. Но корона диатра даже не оплавлена».

— Если ты сейчас будешь думать о проблемах, я тебя низложу, — тихонько произнёс Энгель, склонившись к ней.

— Прямо здесь? — игриво ответила Гидра. Его рука стиснула её ладонь покрепче, и они обратили свои улыбки к остальным: к Монифе и Вазанту с его семьёй, к Иерархам и военным чинам, к лордам и леди.

Им предстоял долгий и торжественный пир. И хотя сперва они всё равно вышли на площадь Дорга, чтобы показаться ликующим горожанам и гостям острова, после под звон колоколов они возвратились в трапезный зал Рааля. Здесь были все диковинки и радости Рэйки. Амадин развлекал дам попугайными криками, птичники выпускали белых голубей, оркестр подгонял темпы танцев, и вино с Благовеста лилось рекой.

Пока Энгель в новом статусе наседал на лордов, требуя больше мечей и солдат, новоиспечённая диатрис воспользовалась моментом, чтобы поговорить с Мадреярами. Остроязыкие дочери Вазанта елейно улыбались и склонялись перед Рыжей Моргемоной, теша её самолюбие. А сам марлорд Вазант клятвенно уверял её, что всегда верил в то, что боги защитят её и выведут её к истинной судьбе.

Его супруга же, ветхая марледи Азалия, явно была очень слаба. Она была старше Вазанта и с трудом справлялась и с лишним весом, и со своим возрастом. Гидра не преминула спросить у неё, бывала ли та когда-нибудь на побережье.

— Бывала, Ваша Диатрость, — с трудом кланяясь ей, прокряхтела марледи Азалия. — Как видите, рождались у меня лишь дочери. Да простят меня боги, я уже на второй отправилась к местным знахарям, чтобы как-то изменить это — и всё напрасно…

«Такая благообразная леди», — подумала Гидра, так и не добившись у неё ничего, кроме этого. — «Возможно, Аврора оправданно не считает её убийцей».

Отчаявшись узнать что-нибудь полезное, Гидра отвлекла от Энгеля, отплатив ему его же монетой. И они отправились пить и танцевать.

После множества выпитого вина и съеденных пирожных Гидре неожиданно поднесли подарок, подготовленный усилиями диатра и марлорда Вазанта — лёгкую подпоясанную накидку с просторными рукавами, сшитую из чешуек самого Рокота.

— Великие Трое! — всплеснула руками Гидра, примеряя на себе свою первую и по-настоящему чешуйчатую броню. У той получались широкие рукава над локтями и не менее широкий, нескладный подол. Но оно и понятно: мало кто мог выделать драконью шкуру. — Разве вы не знаете, что драконы приходят в ярость, увидев одежду, сделанную из их сородичей?

— Знаем, Ваша Диатрость, — низко поклонился марлорд Вазант. — Но Его Диатрость…

— Я почему-то ни секунды не сомневался, что из всех драконов именно Мордепал оценит твой наряд, — расплылся в улыбке Энгель. — Его беспринципность в отношении остальных драконов известна во всех наших краях.

— С учётом того, что Рокот больше всех навредил ему в драке, возможно, ему понравится, — согласилась Гидра.

После этого она позвала Аврору, и они вместе вручили Энгелю сшитый их собственными руками парчовый плащ. Тот был восхитителен и изображал множество сюжетов из жизни самого Энгеля. Аврора не скупилась вышивать своими волосами — и начала она этот плащ, признаться, сразу после отбытия Энгеля на фронт — но недавно Гидра присоединилась к ней, и её рыжие волосы добавились к червонно-русым. Основой для всего, конечно, всё равно были цветные нити — и особенно серебряная, которой изображался сам Энгель.

— Надо же, здесь есть и иксиоты, и Мордепал, и Гидра, — улыбался диатр, рассматривая сюжеты вышивки. — И мне нравится, что Лунь буквально… синий.

— У Авроры золотые руки, — согласилась Гидра, обнимая подругу.

— Ты тоже помогала, — добросердечно сказала Аврора.

— Я рядом стояла.

— Ты подавала идеи! И волосы!

— Больше так не делайте, — хмыкнул Энгель. — Вам идёт любая длина волос, но я не хочу, чтобы подарки для меня служили причиной их укорочения.

— Всё равно сильно отрасти не успеют, — отмахнулась Гидра со свойственным ей пессимизмом, имея в виду скорую битву.

И была, как всегда, права.

То ли на звон колоколов, то ли на зарю войны этой ночью Мордепал прилетел сам. Он вызвал страх в городе, но всё же привычно занял место на одной из драконьих башен. Однако его нетерпение Гидра ощущала почти физически: дракон бурлил, как просыпающийся вулкан, и долго испытывать его выдержку не следовало.

Поэтому Энгель объявил созыв знамён и велел всякому лорду, что не предоставит войска до полудня, догнать флот Астрагалов по пути к Аратинге — благо, это можно было без труда сделать, к примеру, с острова Тис. Пир завершился на несколько взволнованной ноте.

После этого они с Гидрой удалились в диатрийскую опочивальню.

Спальня королей была просторна и вызывающе дорого украшена. Золотые канделябры, тонкие, словно веточки рогоза; шторы из полупрозрачного лавильского шёлка; арочные своды голубовато-серых стен. Здесь было столько места, сколько в половине трапезного зала Лорнаса.

— Да тут не спать можно, а маршировать всем полком, — ворчала Гидра. — Хочу обратно в Лорнас.

— Обратно к этим ужасным одеялам с котятами? — закатил глаза Энгель, снимая с себя корону.

Гидра расхохоталась и сделала то же самое. Без сложных причёсок ей не требовалась помощь Авроры, чтобы подготовиться ко сну. А вот Энгель нарочно запутался в застёжках своего церемониального шервани, чтобы она помогла ему раздеться.

И он отблагодарил её, повалив на мягкую перину и утопив в своих поцелуях. Гидра барахталась: ей было щекотно, и она хихикала. Новоявленный диатр не стал долго её мучить и от игрищ перешёл к нежностям. Сил у обоих было не занимать. Гидра так хорошо спала и наедалась последние дни, что ей казалось, что она может опрокинуть самого Энгеля — и тот подыгрывал ей. Так что по итогам их возни она уселась на него верхом.

Его томный взгляд сперва распалил её, но тут она вспомнила свою мысль.

— Слушай, — сказала она серьёзно. — Корона Эвана не оплавилась совсем ничуть. Если бы он погиб в огне, по ней было бы заметно. Он не снимал её никогда.

— Ну что это такое! — закатил глаза Энгель и сжал её бока, заставив её извиваться от щекотки. — Значит, Тавр его отравил и тело в углях повалял. Ну Гидра!

— А мог ли тогда Тавр и Эвридия отравить?

— Всех! Даже твою двоюродную бабку. Отравил, злодей!

— Не смейся, Энгель, я же серьёзно!

— Чего ты ждёшь от меня сейчас, кусачая Гидра? Что я буду говорить с тобой о смертях и врагах, когда ты сидишь на моих коленях в неглиже? Если мне суждено умереть в завтрашнем бою, я не намерен провести свою последнюю ночь, боясь этого!

Гидру словно окатили ушатом холодной воды.

— Ты не умрёшь! — жалобно возмутилась она и тут же прижалась к его груди. — Нет! Ты же не умрёшь? Пообещай мне!

— Как я могу пообе…

— Как угодно! Если ты умрёшь вопреки своему обещанию, то очень пожалеешь!

Энгель рассмеялся и, притянув её лицо к себе, осыпал его поцелуями.

— Хорошо, — проурчал он. — Не рискну испытывать гнев Рыжей Моргемоны в царстве Схали, ведь для этого тебе придётся отправиться туда вслед за мной.

В его руках она сразу стала податливой и нежной, но в разуме её всё ещё стучал страх.

«Я не знаю, столкнёмся мы с одним только Тавром — или с чем-то большим», — думала она, и лишь усилия Энгеля смогли заставить её откинуть свои мысли и всецело отдаться их чувствам на диатрийской постели.

Впрочем, утром оба встали рано. Настроены они были решительно. И когда Энгель ринулся пересчитывать полки и корабли, Гидра осталась с Авророй и вновь наказала ей внимательно обращаться с Лесницей.

А после проведала Мордепала и убедилась, что пылкий дракон всё ещё ждёт её, хотя лететь со скоростью кораблей ему будет непросто. Огромный ржаво-бурый зверь постоянно перебирал своими когтями, кроша камень, и на взгляды Гидры отвечал неохотно.

Она дала ему присмотреться к своему лётному костюму из чешуи Рокота, и тогда дракон неожиданно развеселился. Он прорычал отчётливый «оактук» и коснулся девушки кончиком своего трепещущего крыла. Но после вновь сел, обратившись взором на северо-запад, туда, где скапливались военные корабли.

До отплытия оставалось ещё немного времени, и она всё-таки выпросила встречу с Иерофантом. Тот тоже был угрюм и явно не отказал ей лишь из-за короны диатрис.

— Ваше Высокопреосвященство, — обратилась к нему девушка, встретив его в раальском санктуарии среди реликтовых мечей древних героев и старинных знамён. — Я знаю, вы не доверяете мне. Но, клянусь, я с вами плечом к плечу в войне с незримым врагом. Предстоящая битва пугает меня, и, если мой отец и есть колдун, он непременно проявит себя. Умоляю, подскажите мне хоть что-нибудь.

Взгляд Иерофанта прояснился от раздумий. И он спросил хрипло:

— Слышали вы что-нибудь о свойствах оникса, чёрного камня, что поглощает свет и чужое колдовство?

— О да! — Гидра вспомнила, что он лежал у неё вместе с гримуаром.

— Возьмите его с собой, — до странного сдавленным голосом сказал Иерофант. — Я знаю, вы, как доа, можете доносить свою волю мыслью. Вложите преградительную силу камня в ваше намерение и направьте его на Тавра.

«Это всё?» — разочарованно посмотрела на него Гидра. И он, вздохнув, пояснил:

— Не забывайте в этой мысли поминать имена богов, Ваша Диатрость. Иначе вы будете ничем не лучше его.

«Что ж, он напомнил мне о камне, но это единственный прок», — понурилась юная диатрис. Однако Иерофант вдруг шагнул к ней, и она поймала его тревожный взгляд.

— Ваша настойчивость заслуживает уважения, — произнёс он. — Я действительно не считаю, что вы соблазнитесь врагом. И всё-таки на вас лежит большая сила — сила дракона — и большая ответственность. Поэтому я просто не желаю подвергать вас тяготам больших знаний.

— Это напрасно, я и так думаю об этом всякий день от восхода до заката — лишь потому, что ищу столь необходимые нам всем ответы.

— Я понимаю, Ваша Диатрость. Знайте, я на стороне диатра, как и вы, — сказал Иерофант. — И я поддержу вас, если мы будем бороться против одного врага.

«Это будет необходимо там, в огне и пальбе, среди умирающих людей и скрещенных мечей — а ты так и будешь в это время копаться в своих книгах».

На сем её дела в Раале были закончены, и она отправилась на «Шаа» — новенький фрегат, которому Энгель сам дал именование.

Это была вовсе не та маленькая каррака с тесными палубами. Огромный военный корабль рассекал волны, почти не качаясь, и его паруса закрывали солнце не хуже крыльев Мордепала, что, наворачивая круги, следовал за армией. Растущий жар в его душе не давал покоя и Гидре. Она присутствовала на каждом военном совете, что проводили в диатрийской каюте, и снова и снова слушала тактику осады.

— Твоя задача — связать боем драконов, — всякий раз напоминал ей Энгель. — И ни в коем случае не геройствовать. Вполне возможно, они побоятся сходиться с Мордепалом, поэтому просто напугай их. Но не подлетай к Оскалу и не вздумай нарываться на орудия.

— Тавр мог оставить нам множество подлянок, — поддерживал его сэр Арбальд. — Поэтому надо иметь в виду, что он драконов наверняка уведёт подальше от поля боя, а нашу диатрис попытается выманить прямо к крепости.

— Что бы ни случилось, не подлетай к ней ближе вот этого контура улиц. Пообещай мне, Гидра, — говорил Энгель.

— Обещаю, — рассеянно кивала диатрис. Её кровь тоже бурлила. Они с Мордепалом наконец близились к развязке, к разрешению самого древнего противостояния в их жизнях.

— И всё же, — заметил Манникс, — по возможности, смерть драконов Тавра нам не нужна. После его гибели они не станут биться за него до последнего и не заслуживают разделить его участь.

— Тем более, драконов и так мало, — поддержал сэр Леммарт.

Гидра кивала, но, чем дальше, тем меньше мыслей задерживалось у неё в голове. Она спрятала чёрный оникс далеко к себе в карман и с грустью думала, что по итогам долгих и кропотливых поисков это единственное, что стало её оружием против колдовства.

«Всё это как-то неправильно», — думалось ей. — «Всё происходит слишком быстро».

Солдаты в чешуйчатой броне, ожидавшие часа битвы на палубе, казались куда спокойнее неё. Они верили в хитрость Энгеля и силу Мордепала.

Но она одна не могла перестать думать о том, что этого недостаточно для победы.

Когда вдали показалась Аратинга, флот из двадцати трёх кораблей замедлился. Сотни воинов пришли в готовность. Гидру забила дрожь, и она, подозвав к себе Мордепала, осталась ждать рядом со сходнями.

И, как и в тот день, Энгель подошёл к ней. Белая броня его казалась алой на закатном солнце, и светлая кожа выглядела красной, будто сгоревшей. Гидра бросилась ему на грудь и прижалась к нему изо всех сил.

— Осторожнее, лапочка моя, — прошептал диатр и снял латную перчатку, чтобы погладить её по голове. — Не напорись на край моего доспеха.

— Это меня не пугает, — сдавленно выдохнула Гидра и встала на цыпочках, чтобы зарыться носом в его шею. — Мой диатр, я боюсь, мы чего-то упустили. Что-то пойдёт не так.

— Перед боем всегда так кажется, — утешил её Энгель и обнял её, покачав из стороны в сторону. — В конце концов, ты понимаешь, что ни один полководец не может предусмотреть всего. Преимущество на нашей стороне, и наши воины пойдут вперёд, готовые на всё ради нашей победы. Главное — береги себя, любовь моя. Я не могу даже думать о том, что со мной станет, если с тобой хоть что-то случится.

— Со мной будет всё в порядке — со мной Мордепал, — дрожа, бормотала Гидра. — А с тобой…

— А со мной ты, — Энгель поцеловал её в макушку. — Даже если высоко в небе. Ты будто наш воинственный рыжий ангел на драконьих крыльях.

Гидра сморгнула слёзы. Она притянула к себе его голову и поцеловала его со всей своей нежностью и волнением за него. Полюбовалась прекрасными чертами его лица и белыми ресницами.

— Помни своё обещание, диатр Энгель, — выдохнула она, сжав его щёки между ладонями.

— Помню, диатрис, — ответил он и ласково поцеловал её пальцы.

Ветер взвыл по правому борту, и прямо рядом с ними Мордепал плюхнулся на волны, словно осколок красной горы. Он вытянул морду, положив свой шипастый нос на палубу. И Энгель отпустил Гидру, позволяя ей подойти к дракону.

Диатрис оправила на себе свою новую лётную броню. И шагнула к Мордепалу, погрузилась в тепло его силы и ярости — они ощущались даже до того, как она прижалась к его носу.

Нежности девушки и ржаво-рыжего дракона вызвали волну одобрения и изумления среди солдат.

— Она целует ему нос!

— Будто огромный огнедышащий любовник.

— Впервые слышу, чтобы Мордепал позволял такие нежности, — хрипло кашлянул сэр Арбальд.

Но Энгель улыбался, умильно глядя на них.

— Лётный брак — тоже брак, — рассудил он. — У моей жены два мужа.

Гидра взобралась по носу Мордепала ему на гриву и устроилась в основании шеи. Решимость и охотничий азарт стали заполнять её разум, принимая чувства Мордепала, как свои.

Прежде чем утонуть в единении с чувствами дракона, она встретилась глазами с Энгелем. Тот смотрел на неё с теплотой и восхищением. Никто не слышал, но она прочитала по его губам:

— Береги себя, любимая.

Она улыбнулась ему в ответ. Однако всё в ней уже требовало воздуха и свободы. И она отдалась этому зову. Мордепал отстранился от корабля и, похлопав крыльями по воде, вдруг разбежался по ней, словно утка, и вспорхнул в небеса.

Стук драконьего сердца гулко отдавался под ногами диатрис. Она крепко держалась за палевую гриву и ликовала от полёта. Всё её внимание было устремлено вниз.

Крошечные, как фигурки на тактической карте, кораблики приближались к Аратинге. Отсюда было видно, что остатки флота Гидриаров ощерились в ответ.

«Сжечь бы их сразу, не дожидаясь, пока нашим солдатам придётся нести потери», — подумала она, и Мордепал тут же звучно рыкнул, пытаясь убедить её, что эта мысль была верна.

Но Гидра терпела. Они напряжённо наворачивали круги неподалёку от острова. И когда фрегаты начали перестрелку из пороховых пушек, Мордепал разволновался. Дракон цвета застывающей крови, он требовал драки.

«Скоро появятся Жемчужный и Лукавый, и ты возьмёшь долгожданный реванш», — обещала Гидра. Только это заверение и удерживало могучего хищника в воздухе.

Минуты казались часами. Диатрис следила за всем, что происходило в городе. Один фрегат был потоплен, два сдались — и полки Энгеля под белыми и бирюзовыми флагами хлынули на улицы. Они без труда добрались до укреплений вокруг Оскала, и там и начались настоящие бои.

«Оскал не просто так получил своё название», — сердце Гидры болело при виде происходящего. — «Небольшой, но неуязвимый со стороны скал, он имеет толстые стены и глубокие катакомбы, что защищают от драконьего пламени. Даже осада, выигранная диатром Эвридием, закончилась сдачей — никто ещё не видел истинной глубины подземных укреплений».

Залпы пушек слышались гулко, будто сквозь толщу воды.

«Тавр гораздо упрямее своего отца», — думала Гидра. — «Он из принципа погубит как можно больше наших воинов, прежде чем сдастся. А Энгель будет пытаться этого избежать. Это будет тяжёлая битва».

Однако было и то, что внушало надежду. Гидра, присмотревшись к жителям Арау, завидела небольшие отряды с белыми флагами. Они присоединялись к полкам диатра.

«Горожане так ненавидят Тавра, что готовы идти в бой ради его свержения. Когда он будет повержен, я не забуду их верности и храбрости».

Оставаться в стороне становилось всё сложнее: начался штурм укреплений. Стены забрасывали снарядами требушетов, но верные Тавру воины отвечали тем же. Камни летели в отряды диатрийских воинов, превращая людей в багровое месиво, и кровью запахло так, будто это происходило совсем рядом.

Злоба наполняла Гидру, беря исток в Мордепале.

«Как же ты мне надоел, папенька! Сегодня тебе придёт конец, и ты станешь кормом для дракона», — задыхаясь от ненависти, думала Гидра. — «Надеюсь, я успею увидеть, как ты в слезах и соплях молишь о пощаде».

Наконец в закатном солнце полыхнула серебристо-серая фигура Жемчужного. Мелькнул юркий Лукавый, и оба дракона, преисполненные ярости, устремились в небо — в бой к Мордепалу.

«Ну, началось!» — подумала Гидра и прижалась крепче к гриве своего дракона. Кровь взбурлила в нём. Он заревел, восторгом встречая своих врагов, и они, мчась друг на друга, утопили друг друга в огне.

Открыв глаза, Гидра оглянулась и поняла: наряд из сапфировой шкуры Рокота действительно хорошо защитил её. Она даже не почувствовала жара.

Но её буквально окатило ненавистью Жемчужного. Отчаявшийся, оставшийся без брата, дракон завидел его синий блеск на своём враге. И тут же, сделав первый пролёт с Мордепалом, как на ристалище, возвратился на вираже и ринулся в атаку, метя ему в основание шеи — туда, где сидела Гидра.

Мордепал мгновенно сделал финт в воздухе и развернулся, встречая дракона лбом. Тяжёлая шишка его хвоста отшвырнула Лукавого, а сам он налетел на Жемчужного. Тот едва успел уклониться головой: острые когти Мордепала исполосовали его плечо и грудь. Чёрная кровь выступила на белой чешуе.

Рывки, рычание и угрожающие залпы пламени вскружили голову. Смертельная пляска драконов в небе снова разбрасывала их и сводила. Гидра едва успевала выглядывать из гривы, чтобы проверять, не слишком ли они спустились к Оскалу.

Но драконий рык заглушал даже грохот и мучительный вой осады.

Воздушная дуэль была сложнее прежней. Мордепал не желал отступать, потому что силой превосходил обоих противников. Но те, привыкшие главенствовать в небе над Аратингой, были злы на него — и на Гидру, и оттого они без устали вились вокруг него, пытались напасть сзади, налетали сверху или снизу быстрые, как брошенные копья.

Их пламя подорвало несколько пороховых складов в городе, в тылу воинов диатра. «Проклятый Тавр не выпускал драконов, пока наши войска не займут Арау, чтобы от их огня проредить наши тылы».

Гидра не знала, сколько таких складов её отец заготовил в городе. И поэтому всей волей, что оставалась при ней, пыталась отвести драку в сторону и вверх от жилых кварталов, от которых уже повалил дым.

А Мордепал тонул в собственной ярости. Он поливал вражеских драконов огнём, дезориентируя их в алом пламени, и сшибал их в небе силой своего налёта. После долгих манёвров он успел схватить Лукавого лапами и хотел растерзать; но юркий болотно-зелёный дракон умудрился выскользнуть, а Жемчужный воспользовался этим моментом, чтобы буквально приземлиться Мордепалу на спину.

Гидра завизжала, услышав над собой хриплое дыхание Жемчужного. Тот ринулся вперёд, оскалив на неё зубы и занеся свои когти, но Мордепал резко крутанулся в воздухе — и противник соскользнул в сторону. Он оставил длинные раны на боку Мордепала, но тот — о чудо! — успел цапнуть его за крыло, оборвав одну из перепонок.

Жемчужный взвизгнул и ринулся прочь, куда-то к лесам Аратинги, а распалённый Мордепал рванулся следом. Он не думал о битве внизу, и Гидра теперь тоже не думала. В её висках пульсировало лишь желание настигнуть, поймать, изломать и добить.

Облачно-серый дракон вновь уносился прочь так же, как от Сакраала. Он петлял между деревьями, падал в бухты и иногда переворачивался вверх брюхом, давая противнику понять, что сдаётся.

Но Мордепал ничего не желал об этом знать.

И одновременно не мог нагнать столь юркого зверя. Ему оставалось лишь изморять его, утомлять и рассчитывать, что тот падёт в море от усталости.

Жар погони и терпеливое выжидание того, что рано или поздно Жемчужный в своих манёврах ошибётся, морили и Мордепала, и Гидру. Уже глубокая ночь воцарилась над морем, а они всё преследовали дракона, не замечая ничего вокруг.

Пока громкий зов драконьей флейты не отвлёк их.

Гидра высунулась из гривы Мордепала и посмотрела на Оскал. Чёрные знамёна Гидриаров всё ещё реяли над ним. Но белые и бирюзовые флаги диатра сияли на первом кольце замковых стен.

Битва продолжалась, однако Тавр явно позвал своих питомцев домой.

«Испугался, что проиграет, и сейчас попытается спалить нападающих драконами», — оскалилась Гидра. — «Нет уж! Как думаешь, я тут зачем?»

Жемчужный и Лукавый поспешно ринулись обратно к Оскалу, и она — за ними. Но, наблюдая за драконами издалека, она с удивлениями поняла, что те снижаются к своему логову — к Прудам. Они и не думали вступать в бой.

«Что происходит?»

Узор флейты сыграл и для неё. Это Манникс, которому Энгель велел разучить три базовые мелодии, призывал диатрис снижаться.

Жемчужный и Лукавый юркнули за скалы, и Гидра в растерянности повернула Мордепала прочь от замка. Дракон не желал выходить из боя, и ей пришлось побороться с его волей, увещеваниями и уверенностью уговорив его сесть на небольшой площади.

— Драконы вышли из боя, Ваша Диатрость! — прокричал ей Манникс, держа под уздцы гарцующую от испуга лошадь. — Удержите Мордепала вдали от Оскала!

— Что случилось? — крикнула Гидра с высоты драконьей шеи.

— Тавр принял дуэль от Его Диатрости за корону, и они сошлись в бою в замковом дворе по старинному завету Кантагара! Скорее садитесь в седло!

«Это плохо», — испугалась Гидра, не зная, чего. — «Очень плохо!»

Она твёрдо велела Мордепалу ждать её здесь и спрыгнула по его лапам. Меж его когтей застряли белые чешуйки Жемчужного, и он тяжело сопел, превращая мандариновые деревья в пепел своим дыханием.

Седло, поводья и галоп. Не помня себя, Гидра погнала коня к замку и соскочила с седла перед солдатами, что расступились перед ней, пропуская её ко двору.

«Энгель — превосходный мечник, но битва длится уже много часов, и он наверняка устал. Тавр во всём уступает ему, но он не согласился бы на дуэль, не будь у него уверенности, что он выиграет. Колдовство — единственное, что позволит ему взять верх».

Горло сжалось, и она увидела дуэлянтов.

Обугленный белый плащ и забрызганные кровью белые волосы метались вслед за каждым движением Энгеля. Диатр был измучен боем, как она и предполагала. Но в светлых глазах отражалась рыжина противника, и он был расчётлив и ловок. При всём своём росте и силе, он не полагался на свою комплекцию слепо. Выжидал, парировал и атаковал — только росчерки клинка и вспыхивали в свете факелов.

Солдаты диатра молились всем богам, глазами пожирая поединок. Солдаты Тавра, рядами стоявшие у донжона, тоже не отрывали глаз от схватки. Даже марледи Ланхолия Гидриар вышла из укрытия — и тоже слёзно молилась, наверняка прося богов пощадить её возлюбленного.

«Не в этот раз», — со злобой подумала Гидра и нащупала в застёгнутом кармане камешек оникса. Сжала его в кулаке. И вперилась взглядом в Тавра, думая только одно:

«Великие Трое в величии своём и Великая Мать в милости своей, не позволяйте ему колдовать. Пусть бьётся честно, как того требует дуэль по завету Кантагара; пусть не защитит его никакой амулет и онемеет его язык, если он задумает говорить колдовские слова. Великие Трое в величии своём…»

Тавр ускользал из-под ударов Энгеля. Раз за разом он отступал и едва успевал контратаковать. Пот выступил у него на лбу, но зелёные глаза его застилало бешенство.

Даже сейчас он считал себя истинным владыкой Рэйки, а её коронованного правителя — жалким бездраконьим узурпатором на своём пути. Он отрывисто выкрикивал оскорбления, и это помогало ему наносить удары; но Энгель хладнокровно их парировал и наседал на противника, тесня его к краю импровизированной арены из ожидающих солдат.

Кровь стучала в ушах Гидры. Она повторяла снова и снова, не смея помыслить о поражении: «Великие Трое в величии своём…»

Вдруг по стоптанной земле двора пронеслась местная кошка. Как и все хвостатые на Аратинге, тощая, короткошёрстная, с торчащими рёбрами. Кажется, она проделала путь через весь город. Она пролетела стрелой через двор из последних сил и яростно закричала, и когтями впилась в подол леди Ланхолии Гидриар.

Слова, которые та шептала, были вовсе не молитвой!

Гидра ринулась вперёд, подстёгнутая, будто кнутом. Но наговор марледи уже направил руку Тавра. С необычайной для себя ловкостью марлорд развернулся и мечом пронзил горло Энгеля. А после пихнул его локтем, и диатр, подавившись собственной кровью, рухнул наземь.

Секунда промедления Гидры стоила ему жизни.

Солдаты диатра взвыли, раздались стенания и ругань. Гидра оглохла от горя и ужаса. Она кинулась к Энгелю, упала на колени перед его могучим телом и успела увидеть угасающий взгляд своего солнца.

— Ми… лая… — захлёбываясь кровью, выдохнул он. Его рука дёрнулась, желая коснуться лица супруги — но было уже поздно. Глаза закатились, и жизнь оставила его на глазах у собственного народа и собственной безутешной жены.

«Нет», — подумала Гидра. — «Нет-нет-нет!»

И, прижав к себе его перемазанную в крови голову, пронзительно взвыла к небесам. Так сильна была её боль, что потемнело в глазах. Рёв Мордепала, печальный и протяжный, ответил ей с городской площади.

Шаги марлорда прозвучали над ухом, как поступь смерти.

— Примолкни, — фыркнул Тавр над её головой. — И сними эту вещь. Тебе никто не позволял облачаться в шкуру диатрийских драконов. Эй, вы! Корону мне. Сейчас же! Давайте, принесите её со своих жалких судёнышек, я не собираюсь ждать, пока Иерофант сам соизволит надеть её на меня!

Руки Гидры застыли, будто это она умерла и окоченела. Они стискивали голову холодеющего Энгеля, обнимая её, и никто не мог расцепить их.

«Ты нарушил законы богов и людей», — эхом звучали мысли в голове. — «Ты позор Гидриаров, позор марлордов, позор всей Рэйки, и всех, кто под этим небом».

— Ты победил… колдовством… — шептала она, ничего не видя перед собой. И попыталась придать своему голосу силу, прохрипев громче:

— Ты победил колдовством!

Но подкрепить свои слова ей было нечем. Тавр одержал победу при множестве свидетелей, и даже иксиоты признавали, что он дрался честно.