15. Наконец-то праздник

Холод сковал Гидру изнутри. Она уткнулась в плечо Энгеля, но сама будто одеревенела, едва чувствуя, как он гладит её по спине.

«Так он меня не называл ни разу до того видения», — напряжённо думала она. — «Это ласковое прозвище на сциите. Мив-Шар означало котёнок, Шаа означает “кошечка”, причём этот тот же набор звуков, что и “луна”. Оно же и дало начало супружеским титулованиям как солнце и луна. Это очень старое обращение, которое было в ходу не один век назад…»

Она нервно сглотнула и, мягко отвергнув его ласки, сослалась на то, что ей хочется спать. Энгель возражать не стал, но, уходя, сказал, что дверь к нему будет открыта, и она может прийти, если ей приснится кошмар. Гидра покивала в ответ. А когда он скрылся за поворотом лестницы, сгребла Лесницу в охапку и зарылась лицом в трёхцветный мех.

— Какой ужас… — дрожащим голосом шептала она, поливая кошку слезами. — Если он и есть это чудовище, он об этом не знает. Но не может же быть такого, чтоб чужая воля ни разу не проявлялась в нём? Или я просто не могу осознать истинную степень их родства?

— Мр-р, — звонко отвечала ей Лесница и пыталась облизываться сразу же, как только слёзы падали на её шёлковую шёрстку.

Посадив её подле себя в постели, Гидра некоторое время растерянно смотрела на кошку. И вспомнила: Лесница ведь совершенно точно видела Мелиноя! Она потянулась к нему, не страшась лхама, и он ответил ей улыбкой своих пустых глаз.

«Чтобы понять дракона, надо уметь понять и кошку. Но у кошки, в отличие от драконов, никаких счётов с Мелиноем нет», — задумалась Гидра. — «А где в этой структуре человек? Где-то посередине?»

Покачав головой, она легла набок и стала смотреть на то, как Лесница безмятежно и упорно намывает свой розовый нос.

«Кажется, о том и гласит Первый из Двутомника: у человека есть выбор. Но как понять, из чего выбираешь?»

Однако глаза уже слипались, и она уснула, не в силах больше себя мучить. И ей снился старый ночной кошмар. Тавр держал её за плечи своей железной хваткой, а палач в низко надвинутом капюшоне тянул к её руке заострённый нож. Но у палача были не человеческие, а пустые лхамовы глаза.

Так что Гидра проснулась вместе с рассветом, вся дрожа. И первым делом полезла в свой гримуар.

«Для того, чтобы не дать колдовству против себя свершиться, воля сильная надобна, а направить её поможет зажатый в руке чёрный камень оникс. Чтобы не позволить другому колдовать, оникс нужно в своей руке прятать, а силу его мысленно на колдующего направлять. А чтобы, напротив, лучше слова чародейские шептались, при себе нужно лунный камень держать».

Гидра решила, что пора бы обзавестись ониксом. Поэтому она, не дожидаясь утреннего визита Авроры, завернулась в золотистое сари с цветочным узором, надела самоцветную заколку и решила пройтись в город.

И сэр Леммарт присоединился к ней, покинув утренний дозор.

— Не думай, что мы подружились, — ворчала на него Гидра, элегантно неся паллу сари перекинутой через локоть, так что та покачивалась в утреннем ветерке. — Я знаю, что ты ко мне подлизывался исключительно из расчёта.

— По-моему, это вы мною интересовались, — бесстыже улыбался сэр Леммарт в ответ. Он вновь с гордостью вышагивал в белой чешуйчатой броне иксиота и периодически кивал узнававшим его горожанам.

Гидра вспыхнула и резко обернулась к нему прямо на улице. Но наученный жизнью рыцарь ловко отпрыгнул в сторону.

— Не бейте, — с притворной жалостливостью воскликнул он. — Мне от вашего отца и без того досталось.

— Мерзавец, — не выдержала Гидра и рассмеялась. Он последовал за ней на небольшом расстоянии, но диатриссу уже переполняло веселье.

Это было светлое утро, и весь город готовился к пиру — на площади воздвигали длинные столы, развешивали флажки, и перед разваленной Малха-Мар уже собирались люди, подвозя бочонки вина на совершенно добровольной основе. И хотя народу было куда меньше, чем в день любой из диатринских свадеб, они были настроены крайне решительно именно на праздник, а не на траур по случившимся трагедиям. «Воистину, Мелиной возрождается так же, как и лес после пожара».

Представить подобный силы дух на Аратинге было невозможно. А здешние горожане так привыкли к великодушному, едва ли не святому диатрину, что ради него были готовы на личный вклад в городские дела. В Арау же уже давно никто не решался лишний раз показаться перед марлордом.

«Как-то дела обстоят теперь?» — ехидно подумала Гидра, глядя на розовую зарю над дождевыми лесами. — «Может, отца хоть немного оцарапало? Или он опять вышел сухим из воды… мокрым из огня?»

Эта мысль вновь напомнила ей о том, что он может быть колдуном. И хотя на то указывали лишь тигры в учётной книге, Гидра была настроена докопаться до истины.

— Нам нужно купить пару драгоценных камушков. Знаешь какую-нибудь лавку, которая ещё не закрылось после всего случившегося?

— Знаю. Ростовщика, — фыркнул Леммарт и привычным жестом пригладил свои тёмные кудри. Высокий, статный и, как всегда, вызывающий исключительно жгучие эмоции. — Этих процентщиков огненным градом не убьёшь. А найти у них можно всякое.

Он указал ей дорогу и взял её под руку, когда им пришлось перейти через разлом в улице, оставленный когтями Мордепала. И явно не желал отпускать и после.

— Леммарт, полегче, — проворчала Гидра. — Мы с Энгелем пожалуем тебе какие-нибудь титулы, будешь жить с Лавандой, и не придётся тебе ластиться к Рыжей Моргемоне.

— С Лавандой? — Леммарт высоко поднял брови. — Зачем?

— Так ты же ради неё терпел моё присутствие?

— Нет, — усмехнулся капитан. — Даже скорее наоборот. Но раз ей было приятно думать, что она мной командует, для меня это была небольшая плата за…

— …за её прелести?

Леммарт покачал головой:

— От которых мало что осталось после налёта Мордепала.

— Какой же ты всё-таки мерзавец!

— Ваше Диатринство, я не виноват, что женщины ко мне тянутся, будто коты к котовнику. Я привык им угождать и говорить то, что они хотят слышать. Но они почему-то думают, что это всё лишь для их ушей, то я что… должен их разубеждать?

— Действительно, мерзавец.

— Тогда почему вы всё ещё идёте со мной под руку?

Гидра вырвалась вперёд и гордо зашагала отдельно от него. «Никогда не пойму мужчин», — думала она.

В лавке ростовщика оникс действительно нашёлся. Чёрный, гладкий, будто большой мышиный глаз. Лавочник отдал его Гидре даром, узнав в ней диатриссу, и она из упрямства положила денег ему на полке у выхода.

После этого они возвратились к Лорнасу, что был розовым в свете утра, будто нераспустившийся бутон. Аврора, Леон и Энгель уже вели оживлённую беседу за завтраком, и она касалась всего сразу: контрнаступления на Аратингу, коронации, грядущего праздника и, конечно же, драконов.

— Вот вы где, — заулыбался Энгель, одетый в ажурную рубашку и брюки, без задней мысли приветствуя своего друга и супругу. — А мы как раз обсуждали, не знаешь ли ты, Гидра, сколько времени Мордепалу потребуется на восстановление. Без него мы, конечно, не сможем одолеть Тавра в его собственном замке.

— Как-то не спрашивала у него, — усмехнулась Гидра и сразу же приступила к трапезе, выбрав из всего варёную кукурузу.

— Энгель, ну дай ты хоть один день пожить без войны, — возмутилась Аврора. Она, как и положено леди, питалась одними лишь персиками и солнечным светом. — Конечно, время играет Тавру на руку: он успеет закрепиться в замке, придумать стратегии обороны, восстановить ряды своих солдат. Но нам это время гораздо полезнее. Многие полки диатра перешли на твою сторону, и численность нашей армии после передышки будет куда больше.

— Для успешной осады этот перевес должен быть раза в два, — проворчал Энгель. — Не считая дракона, который должен защитить нас в воздухе.

— И этот перевес будет! Но люди должны знать, что они для тебя — не скаковая лошадь, которую можно загнать на пути к цели.

— Да я знаю, Аврора, знаю! — Энгель нетерпеливо вздохнул, глодая запечённую ногу лани. — Но сборы всяко займут неделю или две, поэтому я уже сейчас разослал приказы о созыве знамён у Дорга. А ещё Иерофант Мсара, что наконец был избран, прибудет в город — полагаю, он захочет поговорить со мной о коронации. Я не хотел бы обсуждать это всё до окончательной победы, но…

— …но тебе придётся, — закончила Гидра иронично. — Пока войска зализывают раны, ты должен показать им, что они будут сражаться на стороне не одного из кандидатов на трон — а его истинного владельца.

— Авось, после коронации этот негодяй испугается, как и его отец когда-то, и сдастся тебе, — добавил Леммарт.

Гидра фыркнула.

— Я бы на это не рассчитывала.

«Боюсь, у Тавра есть козырь в рукаве, но пока я не могу разгадать его».

Словно подслушав её мысль, после завтрака диатрин подозвал её в залитой солнцем галерее и вдали от чужих ушей спросил:

— Нам так и не довелось обсудить, что ты сумела найти в Арау, — заметил он.

Гидра облокотилась о подоконник в арке, что выводила в сад, и зажмурилась от удовольствия, увидев котов в замковом саду. Действие её указа было возобновлено.

— В конце концов, для обвинения в колдовстве нужны веские причины, — продолжил диатрин и тоже опёрся о столб арки.

— Всё ещё сомневаешься, что именно ты должен надеть корону? — вздохнула Гидра. Энгель промолчал. И тогда она нехотя поделилась. — Я не нашла веских доказательств, так бы уже сказала. Но есть небольшая зацепка.

И она коротко объяснила про тигров. Она не могла знать наверняка, но предполагала, что заклание тигра на ритуале должно было даровать Мелиною силу для воплощения, достаточную, чтобы совершить убийство. Вот только её сильно смущало, что от этого пострадала и, вроде как, возлюбленная Синего Тигра. Могла ли некая сила настолько владеть им, чтобы он совершил подобное, или всё было не так?

— Легенда о Сагарии лишь легенда, — печально отвечал Энгель. — Я не уверен, что ей можно верить. В те времена здесь, на берегах Тиванды, жили лишь редкие отшельники. Некоторые наживались на интересе жителей Рэйки к оккультизму и Мелиною. Сюда приезжали…

— …за советом и наставлением?

— …за исполнениями заветных желаний.

— И чего такого могла загадать Сагария, что он её разорвал?

Энгель хмуро покачал головой. Он не скрывал своего скептицизма в отношении Мелиноя и говорил об этом с Гидрой больше из желания поддержать её и учесть её мнение в военной кампании.

— Кстати, три года назад в городе уже было подобное убийство.

— Да, я велел Манниксу покопаться в архиве следственных дел. Он выяснил, что умер некий торговец — богатый, влиятельный, но не титулованный. Как и всякий богатей, он зачастую имел отношения с дворянами, но никаких связей с Тавром не подтвердилось.

— А лорд-канцлер Магр Денуоро? Его убили прямо перед свадьбой, назначенной Эваном.

— Вот это действительно было на руку Тавру, — признал Энгель. — Магр был нашим главным контактом в городе. Через него мы получали сведения о том, что здесь происходит, и я рассчитывал на него, когда мы были в предгорьях.

— Кстати, как там бедняги, которых мы оставили в лесу после сожжения лагеря?

— О, за них не волнуйся. Я выслал за ними людей, и они скоро будут на Дорге.

— Понятно. Так… насчёт Магра, вот что я думаю: они же могли устранить его своими силами, зачем им понадобилась магия? — рассудила Гидра. — Похоже, дело было не в этом.

— Полагаешь, он узнал нечто опасное?

Она кивнула и почесала подбородок. Мысли плутали нигде — и везде.

— Ах, и ещё вопрос, — за время своих лётных приключений она словно выпала из жизни. — А барракиты?

— О, похоже, Сакраал их сильно напугал. Их силы расположились в двух приграничных фортах — самых дальних от гнездовья. Да и то добыча ведётся тихо, почти украдкой.

— Хорошо, что хоть это нам пока не угрожает, — вздохнула Гидра. — Тогда последний вопрос. Эван, получается, погиб в пламени Мордепала?

Диатрин согласно моргнул. И негромко произнёс:

— Тавр выслал его тело в Рааль. Оно покрыто ожогами. Я смотрел.

— Ох, — Гидра потёрла свои глаза руками и устало перенесла свой вес на перила. Энгель мягко погладил её ссутулившиеся плечи.

Она подняла на него взгляд. Диатрин улыбнулся ей своими любящими светлыми глазами.

— Отдохни, моя хорошая, — молвил он. — Сегодня будет праздник. И ты его главная виновница. Будем есть и пить на площади перед Малха-Мар. И танцевать. Забудь обо всём этом до завтра, я обо всём позабочусь. Если будет что-то интересное, обязательно дам тебе знать.

«Ещё три лунара назад я только об этом бы и мечтала», — подумала Гидра. — «Но сейчас меня очень тревожит, что я упущу какую-нибудь решающую мелочь, и всё пойдёт прахом».

— Не ду-май, — перебил её мысли Энгель и чуть придвинул её к себе, обнимая. — Самое страшное уже позади. Мы победим. И что бы ни случилось, ты прекрасно знаешь, что я тебя не оставлю. Ведь я поклялся тебя защищать.

— А если его колдовство убьёт и тебя? Уж коли Мелиной прикончил свою возлюбленную, он и сына не пощадит, — пожаловалась Гидра, но с удовольствием закрыла глаза и выдохнула ему в ворот сюртука. — Без тебя Рэйка просто погаснет, как последняя церковная свеча.

— Не погаснет, — проурчал Энгель и погладил её по голове своей шершавой рукой. — И я никуда не денусь. Обещаю.

Она обмякла, прильнув к нему, и действительно поверила ему — ненадолго, но искренне — чтобы из тревожной диатриссы стать алчущей развлечений юной леди.

На праздник она приоделась в прекрасное сари из блестящего шёлка с полупрозрачной паллой, в которой были вышиты столь полюбившиеся ей звёздочки разных цветов. Само сари было красно-рыжих и золотых оттенков, словно родня её с Мордепалом.

Аврора неожиданно для всех тоже облачилась в сари. Правда, оно было куда более скромное, с прикрытым животом, но всё равно сидело необычно на её фигуре, обводя не зажатые корсетом формы по-особенному привлекательно. Цвета оно было серого, но серебристая вышивка ярко отражалась на солнце вместе с серебристыми серёжками.

— Это точно носится так? — смущённо уточнила фрейлина, поправляя свои уложенные длинными локонами русые волосы.

— Ага, — довольно кивнула ей Гидра. — Тебе идёт.

Кажется, Авроре было неуютно без корсета, она постоянно щупала свой живот. Но, глядя на диатриссу, видимо, набиралась решимости поддержать её стиль, невзирая на своё с ним былое несогласие.

Энгель же наконец был в привычном белом. Белый сюртук, белый золочёный плащ, светло-серые сапоги со шпорами и золотые пряжки украшали его, как в день свадьбы.

И этот цвет подходил ему больше всего. Как полуденное солнце, диатрин стяжал взгляды и вдохновлял всех вокруг, сам того не замечая.

— Ну, поехали в город! — объявил он, и, в сопровождении диатриссы и её фрейлины, расположился в экипаже, который обступили белые рыцари-иксиоты.

— Там столько вина припасли, что завтра утром не будить! — лучезарно улыбнулся сэр Леммарт, вертясь перед ними на своём сером жеребце.

«Какой всё-таки прохвост, Энгель ему верит, а он меня норовит под руку потаскать», — закатила глаза Гидра.

За десяток минут они добрались до центральной площади. Уже на подъездных дорогах они видели людей, что кричали имя — в основном, конечно, Энгеля — и теперь уже все мостовые были усеяны цветами, а сама площадь пестрила всякой всячиной, как летняя лужайка. Шатры, палатки, скамейки, шитые домохозяйками знамёна и множество цветных флажков — всё вокруг колыхалось и искрилось, и даже воздух опьянел.

Под всеобщее ликование Энгель вышел вместе с Гидрой на крыльцо Малха-Мар и оттуда провозгласил, что тёмные дни закончены, что слава Мелиноя будет длиться вечно, и что он поднимает сей кубок за каждого, кто выжил и кто умер на этих берегах; и всякого, кто верит в будущее страны, считает своим другом. На этом они выпили, и диатрин тут же подхватил всеобщее ликование, сказав, что победой обязан лишь своей жене — диатриссе, что оседлала Мордепала — и уверил горожан, что, если они его любят, они должны полюбить и её.

Радостный гвалт был тише; не всякий был готов выпивать при звуке имени Мордепала. Но всё же Гидра видела, что люди смотрят на неё не с презрением и злобой. Это было больше любопытство и в какой-то степени — надежда.

«Так неловко посреди них», — думала она. — «Мне никогда не доводилось так свободно общаться с горожанами. Но Энгель совсем не опасается».

Пища на столах была попроще, чем в Лорнасе — зато её было очень много, и хватало на всех. Речная рыба, хрустящие тыквы, пекари и кукуруза, лунновир и фрукты — многое было привезено Леоном Парраселем, но горожане не скупились и сами. Вино лилось рекой, и теперь это, в отличие от минувшей свадьбы, был по-настоящему радостный праздник.

Даже кошки повыползали из углов. Они, будто зная, к кому обращаться, выпрашивали еду поближе к диатриссе. А некоторые, не смущаясь, сами крали креветки со столов.

Яркое солнце просеивалось сквозь порушенную крышу Малха-Мар, и внутри казалось светло не в пример прежним событиям.

«Ещё недавно я стояла на этих ступенях, глядя, как город погружается в огненный ад», — думала она и растерянно улыбалась, когда поднимали очередной тост. — «А теперь передо мной танцуют горожане и резвятся местные коты, и жизнь расцвела здесь, будто цветок в золе».

Задорная музыка флейты-кены, стук барабанов и бубенчиков из ракушек, бренчание десятиструнного чаранго и пение невпопад превращали площадь в совершенно близкое, родное ей место, которым никогда не была Аратинга. Поэтому Гидра наконец разобралась со своими чувствами и весело потанцевала с Энгелем, а потом и с Леммартом, а после — отправилась наедаться лунновира.

За этим занятием она разговорилась с городским казначеем. Маленький юркий человек был совершенно седой и божился, что это всё из-за Магра Денуоро, а ещё из-за марлорда Тавра. Но если диатриссе казначей постеснялся выражать претензии насчёт её отца, то почившего лорда-канцлера он чихвостил от всей души:

— А потом и говорит, мол, барду — тысячу бронзовых рьотов! Вот я ошалел! — восклицал подпитый служащий.

Гидра смущённо потупила взгляд.

— И я ему говорю — да я за тысячу найду полк наёмников, они и спляшут, и споют! Но нет же… говорит, указ диатриссы! А я, простите, Ваше Диатринство, со всем уважением, и говорю: что за чушь? Разве может луна САМОГО диатрина Энгеля такую ахинею выдумать? — и он доверительно склонился к ней ближе. — Кто бы ему верить стал, Магру? Раньше он хорошим управителем был, город при нём развивался и рос. А потом забросил всё. Незадолго до всего этого из триконха не вылезал. Обереги носил всяческие, Богам молился чаще, чем балансу дебета и кредита… Все знали, что он немного не в себе.

— Да? А чего он боялся, савайм? — тут же протрезвела Гидра и перестала жевать свой кусочек лунновира.

— Да, да. Знаете, от них пальмовые ветки над дверью вешают? Вот — пожалуйста. Весь дом в этих ветках! Мошки кругом. А он знай себе на пальцы какие-то плетёные нити наматывает.

«Оберег из ниток», — догадалась Гидра. — «Тамра о таком не упоминала, но даже на Аратинге такое носят».

— А с чего он решил, что ему угрожают саваймы?

— Да он считал, что всему Мелиною угрожает, — казначей, сам того не зная, говорил всё более и более любопытные вещи. — Говорил, что Мелиной, ну то есть, синий тигр, не умер — он призраком бродит по земле. И единственно одного хочет: чтобы все потомки Кантагара сгинули уступили ему правление его исконной землёй. И чтобы тьма разлилась по побережью, и драконы больше не реяли над его владениями.

«Ну это мы и так знаем», — подумала Гидра. — «Но не знаем, что об этом задумывался и лорд-канцлер».

— Но почему его-то это пугало, ведь он сам не драконьих кровей и доа становиться не собирался?

— Шут его знает, — пожал плечами казначей, уплетая лунновир за них двоих. — Он говорил что-то про то, что раньше церковь своё дело делала, и Мелиной силы не имел. А теперь кому-то он понадобился, и его освободили, но пока ещё не до конца… будь я проклят, он даже Иерофанта Рхаата этим донимал! Тот водил его в Малха-Мар, книги ему всякие показывал, да ничем это и не закончилось. Убийцы, что его прикончили, будто знали о его страхах, раз цветочков тигровых на него набросали. Циничные люди, но, чёрт возьми, так ведь и бывает, верно? Когда чего-то больше всего боишься, оно и сбывается!

Гидра незамедлительно бросила пиршество. Поблагодарив казначея, она сослалась на дела и устремилась в Малха-Мар.

Триконх пустовал. Покрытые чернотой стены всё ещё не восстановили, но внутрь поставили новые скамьи, а статуя Великой Матери, женщины с драконьими лапами и хвостом, смотрела всё так же нежно и задумчиво, как и раньше. Гидра знала, что в задней части храма, как это обычно бывало в триконхах, есть выход к кельям и библиотекам, поэтому направилась туда.

Сандалии тихонько шуршали по каменному полу. Дверь оказалась не заперта. Внутри её встретил печальный монах с обгоревшими руками. Одетый в зелёные одежды, слуга Великой Матери терпеливо выслушал Гидру и ответил:

— Да, помню лорда-канцлера, Ваше Диатринство. Опасные книги он спрашивал. Книги о магии, книги о демонах и саваймах. Но Иерофант не гневался на него. Говорил, это всё от страхов.

— Страхи Магра подтвердились, — после яркого солнца глаза Гидры никак не могли привыкнуть к полумраку келий. — Его убило чудовище с побережья.

Монах посмотрел на неё хмуро. Он кивнул ей на тяжёлую кованую дверь, ведущую в библиотеку — святая святых триконха, куда, к счастью, не добралось драконье пламя.

— Его Высокопреосвященство Иерофант Мсара прибыл двумя часами ранее вас, и он спросил меня ровно о тех же книгах, — произнёс он. — Возможно, Великая Мать начертала вашу встречу.

Гидра кивнула и решительно шагнула в библиотеку.

«Вот и праздник получился», — подумала она иронично, оказавшись в тёмном сухом закутке.

Иерофант оказался на удивление молод. Одетый в нефритово-зелёные одежды, как и все служители Мар-Мар, он создавал впечатление человека, которому было от тридцати до сорока. У него были постриженные на уровне плеч волосы и внимательный тёмный взгляд.

Он перебирал книги на приземистом дубовом столе: что-то искал в названиях под прыгучим светом свеч. И на звук шагов обернулся, с удивлением обнаружив диатриссу.

Он не поклонился ей, потому что ему было не по статусу. Как, впрочем, и ей. Поэтому Гидра просто подошла, скрестив руки внизу живота.

— Простите за беспокойство, Ваше Высокопреосвященство, — произнесла Гидра. Кажется, она уже видела его на пиру в Раале, когда он был ещё в сане Иерарха. — Мы здесь с вами за одним и тем же.

— Вы уверены, Ваше Диатринство? — осторожно поинтересовался Иерофант и на всякий случай прикрыл широким рукавом выбранные им книги.

— Да. Нас обоих волнует проклятие побережья — Синий Тигр Мелиной, — прямо сказала Гидра.

Он тяжело вздохнул и кивнул. А затем обернулся к книгам. То были запретные манускрипты, что хранились в триконхе лишь для того, чтобы священство знало, как бороться с нечистой силой. Гримуары, чёрная магия, описания савайм и старинные обряды Трёх Богов.

Разумеется, доступ к чему-то подобному был лишь у тех, кто доказал свою веру и не соблазнился бы властью, что сулили тёмные силы.

— Мой предшественник, Рхаат, — тяжело вздохнул Иерофант, — оставил мне тревожное послание. Он словно знал, что не вернётся из Мелиноя.

«Его испепелил Мордепал прямо на церемонии».

— Послание гласило: «Женщина погубила меня своим притворством, женщина погубит и всю Рэйку; Кровь и Дух уже во власти врага, и это было сделано моими руками». Разумеется, когда я прочёл об этих понятиях, я сразу понял, о чём речь.

Гидра вопросительно склонила голову набок.

— О чём речь? Кровь и Дух?

Иерофант ответил ей долгим взглядом.

— Раз вы не знаете об этом, значит, вы не знаете ничего, — сказал он. — Не думаю, что вам следует.

— Я знаю предостаточно! — возмутилась Гидра. — Даже больше, чем… стоило бы рассказывать!

Глаза Иерофанта сощурились. Его подозрительное лицо больше походило начальнику уголовного сыска, нежели священнику.

— Тогда тем более, — произнёс он. — Поберегитесь, Ваше Диатринство. Мелиной, быть может, уже расхаживает вокруг вас. Любое опасное знание в ваших руках станет его оружием против вас же. Потому что женщина…

«Понятно», — подумала Гидра. — «Такой меня ещё и в ереси обвинит, если я открою ему хотя бы часть случившегося со мной».

— Ваше право, — буркнула она, не в силах скрыть своё разочарование.

— Будьте верны учению Троих, Ваше Диатринство, и положитесь всецело на меня, — произнёс Иерофант. — Я выясню, как уберечь нас от Мелиноя.

«Не зная, что ваш будущий диатр — это его сын? Это всё бесполезно», — уныло подумала Гидра и, вежливо попрощавшись, покинула скрытые помещения Малха-Мар. Но, когда она шагала под пустыми сводами обгорелого триконха, шаги её делались жёстче и быстрее.

«Кошечки мои кошки», — думала она, и весь пушистый Мелиной слушал её приказ. — «Я должна узнать, что в книгах Иерофанта Мсары говорится о Мелиное, Крови и Духе, и это очень важно. А кто справится, тот получит самую вкусную рыбку с диатрийского стола».

— Гидра, ну где же тебя носило! — услышала она возглас Энгеля. Растрёпанный белый диатрин был в лёгком подпитии, но оттого у него ярче блестели глаза. — Мы уже ездили по всей площади в поисках тебя!

— Я отошла всего на десяток минут, а вы меня уже потеряли? — притворно проворчала она.

Но мрачность её папоротниково-зелёных глаз не укрылась от диатрина. Она поймала его укоризненный взгляд, гласивший: «Опять думала о делах?» И попыталась реабилитироваться, выпив с гуляками ещё пару полных бокалов красного сухого. Однако она спиной чувствовала внимание Энгеля, словно теперь он собирался не позволять ей отвлкаться от празднества ни в какой мере.

Пиршество разгорелось, как пламя в очаге. В какой-то момент Гидра даже отлучилась подремать в экипаже, потому что сил с ночи у неё было немного, а выпивка её быстро утомляла. Но потом, проснувшись, она была посвежее и как раз поспела на рассказы Энгеля о подвигах рэйкской армии.

— Всего дюжина рыцарей выманили целый передовой полк, — горячо жестикулируя, он ходил туда-сюда по брусчатке, объясняя множеству любопытных мужчин и мальчишек содержание битвы. — Из-за ветреной погоды врагу казалось, то это шумит добрый отряд кавалеристов! Но самое интересное, что они ломанулись на илистый берег, где только кони могли передвигаться с должной скоростью. Открыв себя, барракиты увязли в иле, и тут-то их и накрыли тучей стрел наши застрельщики!

— Ура! — завопили мальчишки. — Диатрин Энгель — гений!

— Это придумал не только я, — тут же угомонил их Энгель. — Сэр Арбальд сыграл большую роль, а сэр Ричард вообще мастер засадных манёвров…

Увидев диатриссу, он расплылся в улыбке и пригласил её присесть рядом на бочки.

— Но никто не сравнится с Ландрагорой, оседлавшей Мордепала.

Публика смотрела на неё с недоверием и пристальным вниманием.

— А как? — спросил кто-то из молодых, впрочем, от смущения тут же спрятавшийся за остальных.

Гидра помялась и ответила:

— Я много читала о том, как это. И то, что в книге являлось условием заключения лётного брака — общность с драконом в чём-то определённом — неожиданно возникло между нами с Мордепалом. Так и вышло.

Её ответ не удовлетворил вдохновлённую молодёжь, и те принялись перешёптываться между собой, уверяясь, что диатрисса просто скрыла секрет приманивания дракона — ведь все потомки Кантагара так делают, чтобы никому больше не досталось.

Энгель подхватил разговор, принявшись рассказывать исторический эпизод о том, как Манфред Гагнар, доа дракона Улыбчивого, на нём пересёк всю большую землю и в одиночку захватил северное побережье. А Гидра, глядя на него, вдруг подумала с удивлением: «Диатрин, что любит своих подданных, как в сказках. Но ведь он не уродился таким — ни в жестокого Мелиноя, ни в мстительную Монифу. Он был выращен и воспитан диатром Эвридием, известным любимцем народа, и именно ему обязан своей человечностью и тягой к справедливости».

Загрузка...