Моргемона (СИ)

Пролог

Давно минули славные годы Рэ́йки, королевства, вошедшего даже в Книгу Бытия — а подобной честью не могло похвастаться ни одно другое королевство во всех землях от западных морей до восточных неприступных скал. Правда, в Книге Бытия Рэйка была упомянута как «Рэ́-ей», а «каа» добавилось к ней позже. Когда от сотен и тысяч лиг покорённых земель остался лишь «каа» — край.

Книга Бытия, на западе именуемая Первый из Двутомника, не слишком многое поведала о древней Рэйке. Известно было, что её основатель, Кантага́р, был сыном самого Бога-Человека от Великой Матери. Он же стал военачальником армии людей. Он повёл их в бой с первородной тьмой, населённой чудовищами, что царствовала на свете — и Великая Мать послала ему на помощь драконов.

Драконы, воплощённый огонь, сокрушали нечисть и служили ударной силой Кантагара. Возглавлял их дракон Аа́р. Алый, как закатное солнце, и яростный, как бык.

Известно, что Бог-Человек велел прекратить военный поход, когда для людей освободились берега, поля и моря. Но Кантагар и его верный Аар не знали покоя. Даже после того, как дикие звери и тёмные твари были отброшены далеко от людских поселений, Кантагар желал преследовать их. И у него было множество воинственных последователей. Заключая союзы с драконами, они постигали искусство верхового лёта, называя себя доа, и двигались дальше на восток.

Так в диких землях утренней зари и возникла страна Рэ-ей.

Не столь много поколений минуло, но люди весьма скоро ощутили на себе тяжесть союза с драконами. Драконы не говорили на их языке, общаясь лишь сложной комбинацией музыкальных звуков; не поддавались дрессировке даже сызмальства и не признавали главенства над собой; а пасть жертвой их неожиданной ярости мог как наездник, так и целый город. Опасные существа, окрылённое пламя, являли собой страшное, с трудом поддающееся контролю оружие.

И как только наследники Кантагара начали решать, кому достанется корона Рэ-ей, это оружие обратилось против людей.

В бою сошлись Гаа́л, заручившийся поддержкой стаи Аара; старший наследник Кантагара, его внучатый племянник Маа́р, и его чёрный, как ночь, дракон; Ко́ркас, младший сын основной линии потомков Кантагара, под чьим началом была самая обширная стая Кароа́нов; и многие другие.

Драконий огонь легко приносил победу над другими царствами людей. Но между собой драконьи лорды дрались ожесточённо и почти бессмысленно, ибо ни один из родов от крови Кантагара не смог надолго взять верх над Рэ-ей. Пламя не вредило ни мордам, ни гривам, ни цепким лапам драконов, отчего они вынуждены были кусать и царапать друг друга. Поэтому их драки были кровавыми и ожесточёнными.

Как и стычки самих правителей.

Любая война имела разрушительные последствия. Простые люди бежали из Рэ-ей, ибо лорды, деля между собой королевскую корону, выжигали дотла владения друг друга. В ход шли убийцы, что проникали в драконьи логова и умудрялись проткнуть во сне их дыхало — небольшой участок незащищённой кожи над грудными пластинами. В бою же дракона можно было убить брошенным в глаз или в пасть копьём. Тёмные времена сменялись славными, но Рэ-ей окончательно погрязла во внутренних дрязгах и отдалась от прочего мира. Каждая смена поколения приносила новые стычки. Гибли потомки великой крови Кантагара, гибли потомки стаи Аара, гибло королевство.

История знала и славных детей Кантагара. Род Га́гнаров от его крови, придя к власти, значительно расширил Рэ-ей, в кои-то веки обратив драконов против соседних королей. Дети Гагнаров дошли до самого края земли на юге, где подняли знамя на островах, смотрящих в бесконечный океан. А внуки Гагнаров взрастили на этих островах и побережьях города и порты. Морское сообщение осталось единственной нитью меж удалившейся на восток Рэ-ей и другими царствами людей.

Но проклятье рода Кантагара постигло и Гагнаров. Правнуки начали междоусобицы. Запылали драконьим огнём порты, корабли и форты. Пираты из далёкой Цсолтиги стали нападать на побережье. Драконьи лорды, привыкшие полагаться на своих чешуйчатых союзников, никогда не держали больших армий — да и не сумели бы собрать многочисленные отряды в столь слабо населённых землях — и потому оказались уязвимы для обычных налётчиков, что приплывали в поисках счастья на край света и ночными вылазками грабили города.

Последней из Гагнаров была бесплодная королева Лорна. Она дожила до седин и видела, как пустеют разорённые земли Рэ-ей. Как зарастают лозой и плющом некогда великие города. Как падают в море впившиеся друг в друга драконы, осёдланные потомками Кантагара. Как уходят рыбацкие корабли из портов, чтобы не вернуться никогда — и осесть где-нибудь подальше от огненных дождей.

И тогда на смертном одре королева Лорна свистом позвала своего дракона с нежным именем Мив-Шар, что означало «котёнок», ибо они выросли вместе. С помощью мудрецов и лингвистов она научилась нескольким звукам, которые можно было просвистеть — и нескольким мелодиям, которые озвучивала свирелью.

— Каа-расцу, — пропела она своему белоснежному союзнику. Тот моргнул зелёными, как дымчатые изумруды, глазами — и понял её.

Мив-Шар созвал всю свою стаю окромя молодого дракона Сакраа́ла, что пожелал остаться; и улетел далеко на восток, чтобы никогда больше не вернуться в Рэ-ей и не служить больше войне, от которой страдали и люди, и его сородичи, и выжигаемая год за годом земля.

Это потрясло всю страну. Впрочем, знатные рода Рэ-ей не осиротели. Немногочисленные драконы продолжали жить и выводиться под эгидой великих лордов — марлордов.

Марлорды не вняли мысли королевы Лорны Гагнар. Они ждали её смерти, чтобы остатками своих драконов вновь сойтись в гражданской войне и взять верх. И Лорна была разочарована. Прикрыв глаза рукой, она простонала:

— Это уже не Рэ-ей. Это Рэй-ка! Остаток былой славы справедливых мужей и мудрых королей. Мачта потонувшего корабля, что ещё торчит из-под воды.

Иерофант, верховный служитель Трёх Богов и Великой Матери, велел так и назвать то, что осталось от некогда великого королевства. Иерофант был молод, но чрезвычайно умён и по праву избран Иерархами, и потому даже тщеславным марлордам пришлось принять его приказ. Ибо божественная власть Великой Матери оставалась неоспоримой даже в Рэйке.

Многим мудрецам поступок Лорны открыл глаза. Век за веком междоусобиц драконы гибли чаще, чем рождались. На выращивание каждого из них требовались десятилетия, но общий язык было найти всё труднее. Бесстрашие и уверенность, что требовались для заключения союза между драконом и его наездником, всё реже проявлялись в лордах.

Марлорды подсчитали, как давно в их роду встречались доа, драконьи всадники. Выходило не менее трёх поколений. Никто не желал испытывать судьбу, и поэтому драконов направляли звуками флейт, а на бой вызывали раздражающим звуком трещоток.

В тринадцатом веке после разделения королевств прогремела последняя самая разрушительная война с участием драконов. Произошло это двадцать лет спустя после смерти королевы Лорны. За трон бились три рода, происходящих от Кантагара и правящих по праву его крови.

Мадрея́ры, что владели самым большим островом Рэйки — Благовестом. Поставщики всей Рэйки, они покровительствовали фермерам, что выращивали кукурузу, бобы и амарант, и оттого наполняли погреба всего королевства. Армия Мадреяров была самой многочисленной и составляла две тысячи солдат. Богатые, запасливые лорды держали в своём родовом замке, Алом Шпиле, трёх сверкающих переливчатой чешуёй драконов, что никогда не знали голода. Они происходили из стаи Маара. Говаривали, что по характеру предложенной еды драконы Мадреяров понимали, что хотят сказать им их маленькие двуногие союзники. И без раздумий вылетали в бой, если им подавали не телятину, а человечину.

Астрага́лы, что занимали три острова — Дорг, Лавиль и Тис. Лавиль был не столь обширен, сколь Благовест, но тоже славился своим плодородием, а особенно — виноградниками. У Астрагалов тоже было трое драконов, причём двое из них застали времена расцвета Гагнаров. Самому старому и крупному было два с лишним века, он был цвета патины — голубо-зелёный, как лежалая медь. А второму — один век. Он был когда-то золотым, как солнце, но выцвел на жарких скалах острова Дорг и стал скорее белым. Младший из трёх драконов происходил не из стаи Аара, а скорее из стаи Кароана: он был ржаво-бурый и значительно меньше размером, но стремительно рос и своей злобой пугал даже прославленных отвагой сыновей Астрагалов. Рыцари, воинская доблесть и боевые машины, чьи снаряды могли пробить драконью чешую, были главным достоинством Астрагалов.

И Гидриа́ры, что занимали всего один остров Аратинга и мелкие скалы вокруг него. Гидриары происходили от охотника на чудовищ, бастарда из Гагнаров, что умел убивать одичавших и озверевших драконов — и покрыл себя славой, когда сумел сразить легендарную гидру в болоте Арати́нги. По слухам, из её гнезда Теремун Гидриар взял яйцо, из которого родился двуглавый дракон. Впрочем, никто не мог судить, насколько это правда. Однако семиглавую гидру Гидриары сделали своим гербом. А двуглавый дракон породил других, обычных, и вскоре издох от неестественности своей натуры. Незавидное происхождение Гидриаров компенсировалось тем, что они умело договаривались с драконами и научились набору музыкальных звуков, что был способен успокаивать их — или, наоборот, злить. Поэтому к моменту войны у них были подросшие драконы сразу от двух семейств. Четыре сравнительно крупных, отнесённых к виду горных, и два болотных, предпочитавших проводить время, с головой погружёнными в мутную воду.

Все три великих дома провозгласили себя диа́трами — ибо так издавна называли королей Рэйки, посредников меж драконами, богами и людьми — и вступили в кровопролитную схватку.

Малочисленная армия Гидриаров спряталась в Оскале, их фамильном замке, и призвала с озёр всех своих драконов. Они дожидались, когда произойдёт схватка между огромным флотом Мадреяров и рыцарями Астрагалов. Эври́дий Астрагал, молодой, но амбициозный наследник рода, сумел наголову разбить войска Мадреяров: с помощью самого старого из драконов, Мосса, он обманул противника, а с помощью самого маленького, но злобного, поджёг тылы врага. Тем не менее, трое драконов Мадреяров загнали старейшего собрата в ловушку, где уронили его оземь и дали копейщикам убить его. Впрочем, эти трое тоже не пережили сражение. Боевые машины Астрагалов сделали своё дело — а ярость белого дракона Сакраала довершила исход битвы.

Так Астрагалы остались с Сакраалом, сыном Мив-Шара, и более молодым, но яростным Мордепа́лом. И они двинулись на остров Аратинга, чтобы подчинить Гидриаров.

Два дня длилась битва вокруг замка Оскал. Сакраал умело выманивал молодых драконов своим белым крылом под баллисты Астрагалов, но, поливая алым огнём башни Оскала, не доставал до Гидриаров — те укрылись в подземельях. Оборонительные орудия замка попали ему по крылу и подсекли его — и Сакраал перестал летать. Заслугу эту приписывают меткому стрелку из рода Наа́ров, Лисандру Наару.

И всё же требушеты Астрагалов разбили крепкие стены Оскала. Внутрь хлынули войска, которые схлестнулись с болотными драконами. Лорд Таннер Гидриар, сын Теремуна, поспешил выйти из подвала и капитулировать, когда понял, что потерял всю свою крылатую рать — осталось лишь двое горных драконов.

Диатр Эвридий Астрагал простил его и принял его клятву верности. Он запретил ему иметь больше драконов, кроме тех, что уцелели. А всех возможных детёнышей, если те вылупятся, приказал передавать ему. Таннер Гидриар предложил Эвридию руку своей сестры, чтобы свершить договор, заключённый ещё до войны; но тот отказался, ибо уже собирался жениться на старшей дочери Мадреяров. Та сулила ему куда больше преимуществ для столичной казны и личной армии. Отказ обидел Таннера, и он не стал выдавать диатру болотного дракона, что вылупился в Оскале некоторое время спустя.

Так завершилась война. Диатр Эвридий Астрагал остался в выигрыше: он лишил драконов самого могучего противника, Мадреяров, и породнился с ними, взяв в жёны их старшую дочь, леди Мони́фу Мадреяр. А также он наголову разбил Гидриаров и связал их договором, запрещающим наращивать огненную мощь. Корона диатра, увитая драконами из чистого золота и белого серебра, плотно села на голову Эвридия.

История сказала своё слово. Лишь оставшись почти без драконов, Рэйка объединилась под единой властью и вступила в спокойную жизнь. Три молодых дракона Гидриаров, один подсечённый Сакраал и пылкий Мордепал были последними союзниками людей среди своих сородичей.

Говаривали, что диких драконов можно отыскать далеко на востоке. Вода там столь богата железом, что бьёт из ключей уже ржавая, непригодная для человека. Но ни одному путешественнику не удавалось зайти достаточно далеко, чтобы встретить огненных хищников. Драконы иссякали, словно пересыхающий источник.

Сакраал начал впадать в сон. Огромный, как пограничный форт, белый с золотым отливом зверь лежал в горах на побережье, напротив острова Лавиль, и открывал глаза лишь иногда, когда диатр Эвридий прибывал к нему. Сон сморил немало старых драконов. Лишившись своих наездников когда-то, некоторые из них будто теряли интерес к междоусобицам людей и попросту начинали отходить в мир иной. Похоже, это же происходило и с Сакраалом, когда он перестал летать. И хотя его крыло заросло, древний зверь почему-то игнорировал все побуждения вновь вернуться в небо.

Но диатр Эвридий не падал духом. «Век драконов, может, и подошёл к концу», — признал он перед своими подданными. — «Но век людей — наш век — в наших руках».

Он возродил несколько портов на побережье и восстановил множество утраченных торговых контактов с внешним миром. Рэйка словно пробудилась от кошмара, продлившегося несколько веков. Вновь зазвучали баллады о ловцах жемчуга и укротителях обезьян; зазеленели виноградники Лавиля; захлопали паруса торговых кораблей. И стар, и млад славил диатра Эвридия — покровителя мира и справедливости. Огнедышащие хищники замерли неподвижной картиной в легендах.

И хотя они всё ещё жили, их прижизненно предавали забвению. Даже показывать их иностранным гостям было строго воспрещено. Драконы чутко воспринимали взгляд уважительный от взгляда зеваки и легко могли прийти в ярость от разглядывающих их послов из Цсолтиги или Астегара. И хотя они не отказывали себе в удовольствии полетать в небе Рэйки, об этом говорили всё меньше.

Век драконов действительно завершался.

Славный диатр Эвридий Астрагал был воспет во множестве песен. Его милосердие, мудрость и усердие исцелили некогда израненную Рэйку. И хотя он уже не мог возродить поросшие плющом города в глубине континента, он наметил направление развития для каждого из островов Рэйки.

Боги наградили Эвридия двумя замечательными сыновьями. Старший, диатрин Эван Астрагал, был так же, как отец, тактичен и умён. Он с детства интересовался цифрами и к отрочеству многое понимал в торговых делах королевства.

Младший, диатрин Энгель Астрагал, больше любил рыцарское искусство, ибо рос плечистым и высоким. У него была особенность, о которой говорили во всей Рэйке — белоснежные волосы, а также брови и ресницы. Даже кожа его была почти как фарфор. Такая особенность казалась подданным не пугающей, а мистически удачливой, ибо не уродовала его, а добавляла ему неземной красоты. Ему прочили большое будущее.

Принцы хорошо ладили друг с другом и своими двоюродными сёстрами — многочисленными леди из Мадреяров. Король Эвридий любил своих сыновей и решил, что они заслуживают позаботиться о великом наследии Рэйки. Он вложил им глубокое понимание того, что драконы — не оружие, но сила, которую надо с уважением проводить в прошлое. Поэтому он решил обучить старшего, Эвана, общаться с Мордепалом. А вечно спящего Сакраала оставил для младшего, Энгеля.

Беловолосый Энгель часами сидел напротив спящего Сакраала. Впрочем, его юная натура не смогла найти в этом глубокого смысла. Он знал, что старый дракон умирает и никогда не заключит с ним лётный брак.

Темноволосый Эван был другого мнения. Мордепал был живым, пылким и активным зверем. Его алые очи манили принца, и он втайне мечтал в будущем оседлать дракона, что когда-то принёс отцу славную победу на побережье Благовеста.

Первое знакомство с Мордепалом было очень волнительным для Эвана. Вместе с отцом он поднялся на высокую башню замка Рааля — замка Астрагалов на острове Дорг. Ржаво-бурый Мордепал сидел на высокой зубчатой стене. Солнце рыжиной и багрянцем плутало по его чешуйкам.

— Таа-ру, — пропел Эван вслед за Эвридием. Это было приветствие.

Змеиные глаза распахнулись. Сочный красный цвет их полыхнул на солнце. Мордепал отличался топорной, довольно короткой мордой, но очень крепкой хваткой челюстей, словно у черепахи. Он повернул свою голову боком и посмотрел на юного диатрина. В его глазах он увидел восторг — и тайное желание овладеть силой крылатого зверя.

Тут же Мордепал развернулся к ним лицом. Диатр Эвридий хорошо знал этот враждебный анфас. Он оттолкнул маленького диатрина назад, и тот упал на лестницу. Но красный огонь уже вырвался из пасти Мордепала и опалил лицо Эвридия и его руки. Впрочем, дальше этого не пошло: Мордепал не имел намерения убить старого союзника. Однако гвардия короля так не посчитала. Тут же на драконью морду наставили копья, и по всему городу забили колокола.

Мордепал взбесился, а опалённый диатр Эвридий больше не мог успокоить его или приказать подданным остановиться. Дракона осыпали стрелами и копьями, и тот, разъярённый, облил город огнём и улетел на север — в поросшие мангровыми лесами руины Рэ-ей.

Так прославленный диатр Эвридий остался калекой, а спящий Сакраал — единственным драконом Астрагалов. Тем не менее, ни тот, ни другой и не думали отдавать концы. Превозмогая ужасную боль, диатр Эвридий сумел пережить случившееся. Лучшие врачи и жрецы заботились о его ожогах. А Сакраал иногда открывал глаза и осматривался в горах, спускаясь, чтобы полежать в поймах великой реки Тиванды.

Тем временем драконы Гидриаров продолжали расти. Два горных и один болотный, что хорошо скрывался в своём застойном пруду всякий раз, когда слышал незнакомые голоса. Наследник лорда Таннера Гидриара, лорд Тавр Гидриар, уродился в своего отца: рыжие, как драконье пламя, волосы, и столь же крутой нрав. Он презирал диатра Эвридия за бессмысленное человеколюбие и грезил драконьей империей.

Ненавидела диатра Эвридия и старая леди Тамра, которой тот когда-то отказал в женитьбе. Нынешнему лорду Тавру она приходилась тёткой. По слухам, она стала ведьмой, что, укрываясь в зарослях Аратинги, что-то шептала над драконами Тавра, чтобы они росли быстрее.

После полученных ран диатр Эвридий не сразу вернулся к правлению. Но одно он понял точно: без Мордепала они более уязвимы пред лицом Гидриаров. Тогда он вновь прибыл на Аратингу. Его приняли в Оскале, отводя глаза от корок застывших на лице ожогов, и почтительно выслушали.

— Род Астрагалов породнился с Мадреярами в моём поколении, — рассудил диатр. — Теперь же ему настала пора породниться и с Гидриарами. Ваша старшая дочь, лорд Тавр Гидриар, пускай выйдет замуж за диатрина Энгеля, и приданым её пускай станет один из ваших драконов в знак нашего союза.

— Диатрин Энгель младший, — возразил лорд Тавр Гидриар. — Значит, мои внуки не сядут на трон. Это не та цена, которую я готов принять за целого дракона.

— Даже за самого малого из двух? — изумился его дерзости диатр.

— Даже за самого крошечного, Ваша Диатрость.

Диатр Эвридий задумался. Он уже обручил старшего, диатрина Эвана, с чернокожей принцессой Цсолтиги. Этот договор обеспечивал защиту Рэйки от пиратов и большое торговое будущее между странами.

И Тавр Гидриар не мог не знать об этом.

— Что ж, — вздохнул диатр Эвридий. — Чего ты желаешь за «самого крошечного» дракона, Тавр?

— Остров Лавиль, — ответил Тавр прямо. — Аратинга — дикий остров, здесь на скалах растут лишь пальмы и плющи. У нас промышляют рыбной ловлей и обезьянами. Лавиль же пригоден для виноградников и множества других культур. Он облегчит моё положение…

«…и укрепит мою верность», — читалось в лукавых зелёных глазах.

«Целый остров за одного дракона — много или мало, если драконов осталось всего два во всей Рэйке?» — подумал диатр. И решил: «Союз с Мадреярами не позволит моим марлордствам испытывать нужду. А дракон необходим, чтобы предотвратить восстание Гидриаров в дальнейшем».

— Так и быть, — сказал диатр. — Ваша дочь станет женой моего сына. Ваш меньший дракон отойдёт мне. А Лавиль — вам. В день, когда будет заключён их союз.

Спустя несколько недель диатр, отдохнув в грязевых источниках Аратинги, пожелал увидеть дракона. И пришёл в ярость, когда Тавр Гидриар продемонстрировал ему небольшого болотного зверя, что вылупился уже после войны. Его звали Лукавый за умение прятаться.

Лукавый был едва больше лошади и чешую имел ещё мягкую, почти детскую. По сравнению с двумя другими драконами Тавра, Жемчужным и Рокотом, Лукавый выглядел попросту смешно.

— Отец ничего не говорил мне о договоре про вылупившихся детёнышей, — с искренним изумлением поведал Тавр. — Я не могу отвечать за то, что он сохранил этого!

Диатр Эвридий потребовал пересмотра свадебных обязательств, но Тавр был упрям. Либо Лукавый, либо свадьбы не будет. Он говорил с позиции силы, и они оба прекрасно понимали, что ради дракона диатр сделает всё, что угодно.

Тогда Эвридий зашёл с другой стороны. Он сказал:

— Да будет так, однако при одном условии. Драконы мне нужны, чтобы сохранять Рэйку. Пускай Жемчужный и Рокот останутся у вас, но, коли грянет необходимость защищать наши границы, вы поведёте их в бой, как и своих солдат, под знаменем Астрагалов.

Тавр замялся. Но долго возражать не стал. Диатр и марлорд Гидриар пожали руки.

Супруга Тавра, леди Ланхо́лия из рода Нааров, дочь того самого славного стрелка Наара, что подбил Сакраала, была своему мужу верней спутницей и советницей. Ввечеру она посмеивалась над уступчивостью диатра. Она расчёсывала медно-рыжие волосы марлорда и говорила:

— Ты обвёл вокруг пальца самого Эвридия Астрагала, воспетого по всей Рэйке от запада до востока. Ты заставил его согласиться на худшего дракона и худшую дочь.

— Драконы не бывают плохи, — возразил Тавр задумчиво. — В отличие от дочерей. Если б она не была рыжая, как я, я бы думал, что ты нагуляла её в порту.

Леди Ланхолия рассмеялась. Она любила своего циничного, хитрого супруга, потому что он подарил ей жизнь в достатке — не чета тем лишениям, что переживал любой угасающий бездраконий род. Все его колкости не смущали её.

— Нет, милый, — сказала она. — Она родилась для того, чтобы мы заплатили ею за Лавиль. Она не родит диатрину ни одного ребёнка, но с лёгкостью доведёт его до белого каления.