Глава 13

Местность, по которой они ехали, была холмистой. Дорога вела то наверх, и лошади здесь тянули за собой фургон с натугой, медленно и неохотно, то она устремлялась вниз, и тогда лошади пускались едва ли не вскачь, а фургон начинал греметь и подпрыгивать на кочках.

Дикарь и Гнут Лимос сидели на козлах. Гнут держал в руках поводья, а Дикарь с заряженным арбалетом в руках внимательно осматривал местность. Из фургона то и дело доносился грохот пополам с криками — Сита и грил, которого, как выяснилась не так давно, звали Ластер, летали по всему фургону, набивая себе синяки да шишки. Сита при этом ругалась, как портовый грузчик в Уис-Порте, и обещала зарезать сначала Дикаря, потом Гнута Лимоса, а уж Ластер сам сдохнет от страха.

Иногда в маленьком решетчатом оконце, выходящем на козлы, появлялось ее раскрасневшееся лицо. Вцепившись в прутья решетки, она скалила редкие зубы и шептала страшным голосом:

— Я зарежу вас обоих… Зарежу и съем…

И тогда Гнут Лимос нарочно наезжал колесом на какую-нибудь кочку покрупнее, чтобы фургон снова подбросило. Ситу отрывало от решетки, и она сразу терялась где-то в глубине фургона.

— И это правильно решение, — каждый раз в таких случаях говорил Дикарь, но было не совсем понятно чьи именно действия он одобряет — толи Ситы, толи Гнута Лимоса.

Иногда на них нападали птерки, но фургон служил неплохим убежищем, из которого к тому же было удобно отстреливать этих тварей из арбалета. Арбалет — не аркбаллиста, убить из него птерка наповал сложно, но достаточно было повредить крыло или пробить шею, как желание тварей атаковать немедленно улетучивалось.

Крупных хищников, к счастью, им ни разу не встретилось. Где-то вдалеке поднимали тучи пыли стада зауропод, но их бояться было нечего. Фургон им был совершенно неинтересен, им вообще все было не интересно, кроме листьев на кронах деревьев. Мелкие хищные ящеры, обычно сопровождающие такие стада небольшими стайками, здесь тоже шныряли повсюду, то и дело нападая на детенышей, а порой и друг на друга в постоянно борьбе за свою порцию пищи. Порой им везло, и тогда они заваливали детеныша брахиозавра в траву, быстро рвали на части и растаскивали в разные стороны, и делали они это с такой скоростью, что растерянная мамаша даже не успевала ничего понять. Увлекшись едой, она теряла детеныша из вида, а потом, спохватившись, начинала трубно кричать, размахивая своей длинной шеей из стороны в сторону. Но было уже поздно.

Порой хищники подбирались слишком близко к фургону, и тогда Дикарь начинал стрелять в них из арбалета. Некоторых это отпугивало — особенно тех, кому стрела попадала в глаз или же пробивала шею. Но другим, особо тугодумным и голодным, это не казалось чем-то опасным, и они предпринимали новые попытки напасть на странное громыхающее животное с четырьмя круглыми ногами.

Тогда Дикарь начинал орудовать мечом, и получалось у него это настолько хорошо, что глаз радовался, а вдоль примятой травы позади фургона оставались валяться отрубленные головы ящеров.

Его умение работать мечом завораживало. И не только мечом. Его стрелы всегда летели точно в цель, а пика била с такой силой, что пробивала толстую кожу и доставала до жизненно важных органов, вынуждая ящеров либо в панике бежать, вереща от боли, либо валиться замертво.

Причем, все свои действия Дикарь выполнял с потрясающим хладнокровием, как бы ни смешно это звучал: хладнокровно убивал холоднокровных. Он не издавал воинственных криков, не делал никаких лишних движений и не размахивал оружием с целью устрашения. Если он брался за меч, то только для того, чтобы отточенным движением убить своего противника.

В искусстве владения оружием он чем-то напоминал художника, или даже скульптора, который неторопливо и со знанием дела каждым своим движением создает частичку будущего шедевра. Ничего лишнего, все лаконично и точно, без суеты и криков. И никакой ненависти к противнику у него не было — разве может быть ненависть у каменщика к куску гранита, или у лесоруба к дереву? Он просто выполнял свою работу, и делал это так, словно близился перерыв на обед и пропускать его он ни в коем случае не собирался.

Когда он сражался, все наблюдали за этим, словно завороженные. И наверняка ловили себя на мысли, что было бы неплохо, если бы сюда прибежало еще несколько хищников, чтобы Дикарь и с ними разделался столь же красиво и быстро. В фургоне в эти минуты наступало затишье — Сита и Ластер во все глаза смотрели через окно, как Дикарь орудует своим оружием, а Сита от восхищения даже время от времени попискивала.

Однажды на привале она спросила у него, научит ли он ее так же хорошо владеть мечом. Просьба эта из уст десятилетней чумазой девочки, родителей которой сожрал аллозавр, звучала если и не смешно, то во всяком случае забавно, но Дикарь отнесся к ней со всей серьезностью. Он отрезал ножом кусок яблока и съел его прямо с ножа, задумчиво кивая каким-то своим мыслям. Потом их озвучил:

— Вряд ли из тебя получится хороший воин — ты слишком кровожадная. И еще в тебе слишком много ненависти. Это все лишнее, и оно превращает тебя из воина в жертву. Для мяса, которое идет в бой, чтобы завалить врага своим трупом, это может быть и сгодится, но для настоящего воина, который просто работает свою работу и собирается пировать после победы — это не вариант.

— Но этому можно научиться? — спросил Ластер, заинтересованный разговором.

— Тебе — нет, — жестко ответил Дикарь. — Лимосу — тоже нет.

— Чего это вдруг? — спросил Гнут Лимос с недовольным видом. — За свою жизнь я убил трех сципиониксов и еще зарубил работорговца, который не желал мне заплатить за сломанный им фургон!

— Да не важно сколько ты убил за свою жизнь, — ответил Дикарь. — Важно то, что было у тебя в голове, когда ты это делал… А в вашем мире я до сих пор не встретил ни одного сапиенса, у которого в голове были бы нужные мысли в тот момент, когда он собирался кого-то убивать.

— В нашем мире? — удивился Ластер. — В каком это «нашем»?

Дикарь поморщился. Потом ножом указал на гудящее вдали стадо зауропод.

— Вот в этом… — не очень понятно сказал он. А немного погодя пояснил: — Там, откуда я родом, очень мало ящеров, они как правило мелкие и большой опасности не представляют. Поэтому сапиенсам нет нужды заботиться о том, каким образом выжить среди них… Но свойства разумных существ таковы, что если им не надо объединяться, чтобы воевать с монстрами, они начинают разъединяться, чтобы воевать друг с другом. И одно дело сражаться с тупыми чудовищами, но совсем другое — с хитрыми разумными сородичами…

— Пожалуй, я с тобой соглашусь, — сказал Ластер. — Не все так однозначно, конечно, но я соглашусь… Однако у меня остался вопрос: где находится этот «твой мир»?

Дикарь долго смотрел на него, дожевывая остатки яблока, а потом медленно покачал головой.

— Вы все здесь скорее охотники, чем воины. И в этом сила вашего мира, но и его слабость… И я не знаю, где сейчас находится мой собственный мир, но скоро я смогу показать вам его маленькую часть…

— Правда? — обрадовалась Сита. — Мы увидим твой мир⁈

— Увидите… Но вряд ли он вам понравится…

Конечно же, Дикарь имел в виду городок Гатла-на-Вете, к которому они постепенно приближались. В тот день, когда случилась та страшная гроза, и весь мир раскололся, Крас Пиин по прозвищу Дикарь проходил с торговым караваном в нескольких милях от Гатлы. После этой необычной грозы целый город с частью местности вокруг себя вдруг оторвался от своего привычного окружения и ворвался в чуждый ему мир, наполненный кровожадными ящерами и массой других не менее жутких существ, желающих только одного: сожрать каждого, кто встретится им на пути.

Но Дикарь в тот момент не видел стен города, и для него все произошедшее было сродни крупному землетрясению, когда вокруг все ревет, гремит и скачет. Небо поменялось местами с землей, а потом обратно, молнии метались сверху и снизу, и везде сразу, а Дикаря мощным ударом сбросило с лошади и закинуло в траву…

Когда все закончилось, и сознание, утраченное после удара головой о землю, постепенно вернулось, Дикарь с трудом поднялся на ноги и оценил обстановку. В тот момент он еще не понял, что именно произошло, и потому вид останков каравана, который он со своим отрядом охранял, вызвал у него настоящее потрясение.

Чтобы объяснить те чувства, которые он в эту минуту испытывал, следует сказать, что это действительно были лишь останки. Жалкие изуродованные клочки того, что когда-то гордо именовалось «большим северным караваном». Создавалось впечатление, что с небес упал колоссальных размеров невидимый топор и отсек от каравана его головную часть. Большая доля его куда-то бесследно исчезла, а от малой же осталось лишь пара разрезанных повдоль фургонов с остатками находящихся внутри сапиенсов, таким же образом расчлененных.

Немного в стороне билась в предсмертных конвульсиях лошадь, у которой тем самым невидимым топором отрезало круп. Краснела истекающая кровью плоть, белел гладкий спил костей, а завалившаяся на бок лошадь пыталась тянуть вперед свое тело, все еще не в состоянии осознать, что задних ног у нее уже нет…

Да и с самой местностью тоже что-то случилось. Если перед грозой они двигались по самой обычной равнине, плоской и незамысловатой, то теперь прямо перед глазами из-под ног вылез огромный земляной пласт. Он возвышался на высоту человеческого роста, и срез его был идеально ровным, гладким, как стекло, и на нем четко были видны слои: вот самый верхний — дерн, весь испещрен прожилками тонких корешков; под ним толстый светло-коричневый плодородный слой почвы; еще ниже — тонкая прожилка желтого песка, под которым начиналась рыжая полоса глины…

А шагах в сорока впереди наблюдалась противоположная картина: здесь выперший наружу земляной пласт сравнивался с поверхностью и превращался в обрыв, такой же идеально гладкий и ровный. Воздух над этим пластом едва заметно дрожал, искрился и истекал переливающимися каплями. Насколько далеко простирался этот странный срез, Дикарь не знал, да и выяснять это не собирался.

Некоторое время он еще метался по тому месту, где еще совсем недавно находился караван, но находил только отсеченные куски тел людей, неандеров, грилов, лошадей, орнитомимусов… Были среди них и живые, в основном торговцы, но их было мало и все они были напуганы до полусмерти. Никто ничего не понимал…

А потом вообще начался настоящий ужас на уровне бреда! Из-за поросшего колючим кустарником холма совершенно бесшумно, мягким пружинистым шагом, вывернул грязно-розовый ящер высотой не менее трех ярдов от земли до гребня на лбу. У него были крошечные передние лапки, но зато очень мощные нижние конечности, передвигать которыми, как оказалось, он мог очень-очень быстро. Морда его отдаленно напоминала крокодилью, но была короче и намного толще, однако длинные клыки из нее точно так же торчали наружу слюнявым частоколом.

Дикарь впервые в жизни видел живого ирритатора, но внешний вид этого динозавра говорил сам за себя: не просто погреться на солнышке и мило помурлыкать он сюда пожаловал! И ирритатор не замедлил это доказать.

Отрывистыми куриными движениями он подбежал к остолбеневшему в ужасе торговцу-грилу, схватил его поперек туловища и сразу же устремился прочь. Дикарь видел, как грил размахивает руками и ногами, безумно вытаращив полные ужаса глаза, слышал, как он кричит, умоляя спасти его, но сделать ничего было нельзя. Плавно змеящийся над землей хвост ирритатора скрылся за зарослями на склоне холма, крики несчастного торговца стихли, а Дикарь все так и стоял в полный рост — изумленный, опешивший, потерявший свое оружие и почти утративший боевой дух.

Он ждал чего угодно — нападения грабителей, атаки кочевников, его не смутила бы даже маленькая война с каким-нибудь местным княжеством, но вид этого грязно-розового монстра, в пасти которого с легкостью уместился вопящий от ужаса торговец-грил, окончательно выбил Краса Пиина по прозвищу Дикарь из привычной колеи.

Совершенно растерянный, оторопелый даже и безоружный, он побрел прочь от этого места, где некогда находился огромный караван, полный всевозможных повозок, фургонов, карет, тарантасов, наполненными теми, кто всем этим управлял или владел — людей, неандеров и грилов всевозможных рас. Теперь же от всего этого многообразия осталась лишь ничтожная горстка ошалелых существ, наверняка обреченных на скорую гибель.

В последнем Дикарь нисколько не сомневался, а после инцидента с ирритатором так вообще был уверен: всех их вскорости ждет участь грила-торговца, окончившего свои дни в клыкастой пасти хищного ящера.

И он шел и шел, все дальше и дальше от этого страшного места, иногда переходил на бег, а когда уставал, то снова шел, но ни разу не присел отдохнуть. Когда же выбился из сил, то просто упал на траву лицом вниз и так пролежал несколько часов подряд, толи во сне, толи в бреду.

Когда очнулся, в голову вдруг пришла мысль, что он теперь дезертир, поскольку оставил боевой пост без приказа своего коммандера.

«Капрал Пиин! — сказал он сам себе, поднявшись с травы и встав по стойке „смирно“. — Ты должен немедленно вернуться к месту боевого дежурства, чтобы получить распоряжения коммандера Свахта!»

Но уже следующая мысль была о том, что никакого коммандера Свахта уже нет, что коммандер Свахт исчез вместе со всем караваном, а если уж быть совсем точным, то исчез сам Дикарь. Исчез вместе с осколками нескольких фургонов, остатками трупов и еще кучкой несчастных, которым вскоре тоже предстояло стать трупами.

А еще Дикарь успел заметить странную вещь, хотя правильнее было бы назвать ее страшной… Так вот, он собственными глазами видел, как труп одного из торговцев — это был неандер, одетый в пестрый национальный костюм восточных горцев, вдруг поднялся из лужи крови, густо залившей землю вокруг. Невидимый небесный топор отсек у него наискось половину черепа, вместе с левым глазом, левым ухом и левой скулой. Зацепил и часть плеча, отчего одна левая рука у него теперь безжизненно болталась на последних нитках прочного рукава и остатках сухожилий. По всем правилам этот неандер должен был быть мертвым, в крайнем случае — умирающим, и уж тем более он никак не мог подняться и ходить, удивленно оглядывая местность единственным глазом.

Возможно, и эта картина как-то повлияла на то, чтобы Дикарь убежал отсюда. Почти наверняка. Никогда раньше он не видел, чтобы мертвые оживали. Он неоднократно и сам делал других мертвыми, знал все тонкости этого процесса, но того, чтобы он, этот процесс, вдруг пошел в обратном направлении… Нет, такого еще не бывало!

Как бы то ни было, а Дикарь решил не возвращаться. Нечего ему было там делать, некого больше было охранять и некем было командовать — подчиненные ему трое солдат остались теперь где-то там, в прежнем мире, а ему же теперь предстояло познавать этот мир, чужой и опасный…

Он вдруг совершенно отчетливо понял: он находится в другом мире. Все, что было ему хорошо знакомо: люди, города, обычаи, традиции, даже звери и растения вокруг — все это ушло безвозвратно и больше никогда не вернется. И чтобы выжить в этом новом, неизведанном и очень чуждом мире следовало его тщательно изучить. Изучить, понять и стать его частью…

И капрал Крас Пиин по прозвищу Дикарь немедленно приступил к выполнению своего плана. Он отправился куда глаза глядят, а глядели они в тот момент просто вперед, а ноги сами несли его подальше от того места, где оживали трупы, а живых пожирали чудовища.

Ему повезло — самого его никто не сожрал и не растерзал, и он живым добрался до города Вирстука, где устроился помощником в небольшое фермерское хозяйство к фермеру Баазу. Он таскал корм и убирал за местными животными, а среди коров, овец и прочей привычной ему живности с немалым удивлением обнаружил и ящеров. Они были не такие крупные, как тот ирритатор, и не такие страшные, но все-таки это были ящеры, и в первый момент он немного опешил.

— Вы на своей ферме разводите чудовищ? — удивленно спросил он у фермера Бааза.

Тот не менее удивленно заглянул в загон, осмотрелся и покосился на Дикаря с подозрением.

— О каких чудовищах ты говоришь? Это орнитомимусы, идиот! Ты что — орнитомимусов никогда не видел?

Так Дикарь узнал, что в этом мире помимо диких ящеров существуют еще и домашние, вполне себе миролюбивые и приспособленные к жизни среди сапиенсов.

Долго на ферме он не продержался. Однажды на нее напали грабители и хотели увести весь скот, но Дикарь попытался им объяснить, что животные принадлежат фермеру Баазу, и тот им не разрешает их забирать. Сам фермер Бааз в этот момент стоял, прижавшись спиной к стене сарая, закрывая руками свою рябую жену и четверых детей, мал-мала меньше. Ему в живот упиралось острие бандитского кинжала. У самого Дикаря перед горлом маячило лезвие меча, рукоять которого показалась ему не очень удобной для боя с другим мечником. С такой рукоятью удобно рубить голову кому-то безоружному, но сражение против другого холодного оружия легко могло бы закончиться потерей руки.

Фермер Бааз зашипел на него, чтобы он не злил грабителей, но Дикарь все рассудило по-своему. И сделал по-своему — так, как умел решать подобные проблемы капрал Крас Пиин. Резким движением он убрал свое тело от лезвия меча, перехватил руку с оружием за запястье, шагнул бойцу за спину и моментально перерезал ему горло его же оружием. Сразу вырвал у него из пальцев меч, толкнул брыкающееся тело в кучу навоза на полу и быстро убил ближайших к нему двоих грабителей. Их предводителю он просто свернул шею. Оставался еще один — тот самый, что держал кинжал у живота фермера Бааза.

С немалым удивлением он посмотрел на трупы своих товарищей, зачем-то заглянул себе за спину, словно надеялся найти там поддержку, но не нашел и испуганно направил кинжал на Дикаря. Тот покачал головой, одним ударом выбил оружие у него из руки, пинком поставил на колени и отсек ему голову.

Фермер и его семья смотрели на него со страхом и восхищением. Фермер Бааз даже головой потряс, чтобы зрение прояснилось, но ничего нового не увидел, зато пухлые щеки у него заходили ходуном.

— Кто ты такой? — спросил он напряженно.

— Я Дикарь… — ответил он. — Я хорошо умею воевать, но очень плохо ухаживаю за животными… Пожалуй, мне пора идти дальше, фермер Бааз. Вы ведь поможете мне похоронить этих милых сапиенсов?

И он покинул гостеприимный дом фермера Бааза. И еще у него теперь был меч…

С тех пор он чем только не занимался! Был учеником пастуха ящеров в «парящем» поселении Лали-Тронн (намеренно приучал себя к виду этих чудовищ), служил ночным стражем ворот в городке Свегр-Порт, что на берегу Бешенного Залива, затем работал в столичном городе Норс-Линдене в оружейной лавке у грила Оук-Тира — забавного и очень распутного дядьки, который менял женщин каждую неделю, а потому в лавке его постоянно толклись какие-то дети, которых лавочник всех считал своими, искренне их любил и дарил им на дни рождения ножи и кастеты…

А однажды в какой-то таверне Дикарь подслушал разговор двух изрядно выпивших стражников, человека и неандера. Неандер рассказывал своему собутыльнику о том, что по пути на север не так давно появился новый город, словно с неба свалился после ужасной грозы. Местные его называют Гатла, но когда-то он назывался Гатла-на-Вете, потому что рядом протекала такая речка. Но теперь никакой речки Веты там нет, да и сам город вымирает понемногу. А творятся в городе том дела весьма странные, и даже таинственные, а половина его жителей самые настоящие мертвецы.

Дикарь сразу все понял. Ожившие мертвецы и город Гатла, свалившийся с небес после грозы — все это было ему очень хорошо знакомо. И он сразу подумал, что Лата наверняка тоже теперь здесь, в этом мире, и ее обязательно нужно найти.

Он упрекал себя за то, что не догадался в первый же день идти в сторону Гатлы, но сразу сам себя оправдал: он тогда понятия не имел где находится, и есть ли вообще в этом мире город Гатла-на-Вете…

А потом ему в голову пришла страшная мысль: а что если Лата тоже превратилась в мертвеца, и теперь расхаживает по родному городу живым трупом, искромсанная и изуродованная? При мысли об этом его даже передернуло, и он поторопился отогнать от себя нахлынувшие видения.

Нужно было идти в Гатлу, и чем скорее, тем лучше. Если Лата жива и здорова, то ей, должно быть, не сладко приходится там сейчас среди всех этих живых трупов.

Распрощавшись с удрученным Оук-Тиром, Дикарь отправился в Гатлу-на-Вете. Он уже знал, что в этом мире нельзя было просто так собраться и пойти куда душе угодно. Подобное и в его мире было небезопасно — в дороге легко могли ограбить, или даже убить — но здесь же одинокий путник почти наверняка будет сожран какой-нибудь тварью. Разнообразие их просто потрясало, и даже названия был и придуманы далеко не всем. И речь шла не только о рептилиях. Были еще и обычные звери, свирепые и кровожадные, были гигантские насекомые, один лишь внешний вид которых вызывал омерзение, было еще множество других существ, главная задача которых состояла в том, чтобы сожрать все, что встретится им на пути.

Поэтому идти в одиночку Дикарь не решился и отправился в путь с транзитным караваном, направляющимся из городов западного побережья на восток, к Дальней Пустоши. Маршрут каравана пролегал неподалеку от той местности, где сейчас находилась Гатла-на-Вете, которая теперь называлась просто Гатла. На оставшиеся деньги Дикарь приобрел компас и карту Объединенных Ойкумен, поскольку понимал, что если он заблудится на равнине, то шанс выжить у него будет невелик.

До Гатлы он добрался без особых проблем, и здесь с караваном пришлось расстаться. Своей лошади у него не было, попросту не хватило денег на ее покупку, да и место в пассажирском фургоне он выменял на тот самый кинжал, которым один из грабителей угрожал фермеру Баазу, и который Дикарь оставил при себе…

Оставшись одни, он проводил взглядом удаляющийся караван, потом разложил на земле карту, положил на нее компас и определил направление на север. Взглянул на солнце. Оно уже перевалило через местный зенит и было на полпути к горизонту на западе. Идти следовало на юг, и пройти предстояло около десяти миль, причем сделать это было необходимо до того, как сядет солнце.

Дикарь уже знал, что ночевка на равнине может стать последней его ночевкой в жизни. Провести ночь на равнине могли позволить себе лишь большие караваны, хорошо вооруженные и защищенные, да и они зачастую несли значительные потери в пути. До пункта назначения, как правило, добиралось не более двух третей от начального состава, и это считалось вполне естественной потерей.

Стать естественной потерей в планы Дикаря не входило, и он ускорил шаг. Поднявшись на очередной холм, он зарубил мимоходом какую-то непонятную тварь, накинувшуюся на него из-за кустов, а на вершине холма так и замер.

Он увидел город Гатла-на-Вете. Он лежал на склоне холма и по меркам этого мира являлся скорее деревней, чем городом, но у Дикаря при виде его екнуло сердце. Даже не разумом, а каким-то иным образом, словно всем своим нутром, он почувствовал, что эта деревня — часть его собственного мира. Мира, который он безвозвратно потерял. И где-то там, в этой деревне, была сейчас его Лата. Живая или… или мертвая.

Он пошел вниз с холма, обошел частокол городской стены и прошел в городские ворота, оказавшиеся открытыми. У ворот дежурили два стражника, и Дикарю показалось, что он даже их узнал — встречал здесь, на этих же воротах, когда-то давно, еще в прошлой жизни. Но стражники его не признали, а может быть им было все равно, и они просто не обратили на него никакого внимания.

Следуя знакомой дорогой, он без проблем нашел дом Латы Дисан, подозрительно покосился на сломанную и завалившуюся калитку и, поднявшись на маленькое крылечко, постучал в дверь. Она тотчас же приоткрылась, тихонько скрипнув. Дикарь замер, а потом на всякий случай обнажил меч. Мали ли что могло тут произойти за то время, пока он отсутствовал…

Он вошел в дом и обмер. Все было перевернуто вверх дном, как будто кто-то крайне нетерпеливый и раздражительный что-то здесь искал. Кровать валялась на боку посреди комнаты, стол лежал ножками кверху, стулья разбросаны, под ногами звякает разбитая посуда. Занавески с окон сдернуты, и их нигде не видать. Как не видать и самой Латы.

Дикарь прошелся по разгромленной комнате, провел пальцем по подоконнику, проверяя толщину слоя пыли. «Ее нет здесь уже очень давно, — понял он. — Несколько месяцев… Возможно, с тех самых пор, как мир раскололся…»

Заглянув в каждый уголок и не найдя здесь ничего, что могло подсказать ему местонахождение девушки, он вышел из дома, несколько минут постоял на крыльце, а потом проследовал к дому напротив, через улицу. Постучался. Ему открыл низкорослый пузатый грил, которого Дикарь помнил еще по прежним временам и которого звали, кажется, Прунь. Дверь-то он открыл, но сразу же хотел ее захлопнуть, однако Дикарь не дал ему этого сделать — быстро поставил ногу за порог.

— Где ваша соседка, мастер Прунь? — спросил Дикарь.

— Крунь… — поправил его сосед, поняв, что закрыть дверь без разговора ему не позволят. Он мог бы и настоять, но обнаженный меч в руке гостя как бы намекал на то, что делать этого не стоит. — Мое имя Крунь.

— Хорошо… Где ваша соседка, мастер Крунь? — повторил Дикарь.

— Она уже давно здесь не живет.

— Хорошо… Тогда скажите мне, где она живет сейчас.

— Я… Я не знаю!

— А вы постарайтесь припомнить.

Мастер Крунь снова попытался закрыть дверь, и снова это у него не получилось.

— Я ведь могу позвать на помощь, — предупредил он.

— Да ну? — сказал Дикарь. — Вот как? Послушайте, матер Крунь… Вы знаете, кто я такой?

— Весьма смутно. Кажется, вы молодой человек девушки, что жила напротив. Вы из стражи караванов.

Дикарь согласно покивал.

— Все верно, мастер Крунь, у вас на самом деле отличная память! Я капрал Пиин из стражи караванов. А вам известно в каком случае обычный стражник может получить звание капрала?

Мастеру Круню это было неизвестно.

— Звание капрала присваивается после двух лет безупречной службы при наличии не менее пяти боевых столкновений. У меня их было сорок три. И сорок четвертое мне бы не помешало, поскольку я люблю красивые цифры… Так как мы с вами договоримся, мастер Крунь: вы поможете мне достичь красивой цифры, или же просто обо всем расскажете?

Мастер Крунь коротко и шумно выдохнул. Прозвучало это с видимым облегчением, как бывает, когда принимаешь какое-то окончательное решение после мучительных раздумий.

— Ладно, раз вы так настаиваете… Вашу девушку, Лату Дисан, судили по обвинению в колдовстве!

— В колдовстве? — непонимающе нахмурился Дикарь. — Судили? Кто судил?

— Разумеется, суд! Все было совершенно в соответствии с законом.

— Но как можно было судить ее за колдовство⁈ Она не ведьма!

— Тем не менее, капрал, нашлось немало свидетелей, которые видели, как она нашла на краю хлебного поля магический голубой камень и использовала его в колдовских целях. Даже заклинания произносила, которые замаскировала под детскую песенку. Именно эти действия и раскололи наш мир и привели ко всем этим ужасным последствиям, которые вы сейчас можете видеть.

— Бред какой-то… И где она сейчас?

Мастер Крунь тяжело вздохнул и развел руками.

— Суд был долгим и справедливым. Ее приговорил к казни через усаживание на кол, после чего должны были сжечь ее тело на костре, но буквально за несколько часов до аутодафе ее освободил из клетки какой-то человек с несколькими сообщниками. Девушка вместе с ними сбежала из города…

— Бред какой-то! — снова повторил Дикарь. — И куда они направились?

Этого мастер Крунь знать не мог, о чем и не замедлил сообщить. Известно было только, что они ускакали верхом в северном направлении. Произошло это посреди ночи, так что вполне вероятно, что, избежав казни на колу, девица стала кормом для окрестных чудовищ. Хотя, если ей повезло, то могла добраться и до побережья.

Порывшись в карманах, Дикарь достал одну из своих пяти последних монет и вложил ее в ладонь мастера Круня.

— Благодарю вас за откровенность, мастер Крунь… Кстати, вы не знаете, кто именно освободил девушку из клетки? Кто были эти сообщники? И кто был тот человек?

Мастер Крунь покрутил в руке монету, попробовал ее на зуб и спрятал в карман.

— До того момента, как вы постучали в мою дверь, я полагал, что это были вы, капрал, — сказал он. — А теперь даже и не знаю, что вам ответить… Могу добавить лишь, что с ним был какой-то мальчишка и неандерша лет двадцати. Позже к ним присоединился одни из местных, хозяин Йон, владелец постоялого двора «Приют каменщика». Он из мертвяков…

На этом Дикарь и покинул Гатлу, отправившись по совету мастера Круня на север, к побережью. И все бы ничего, если бы по пути его едва не растерзала стая птерков, изодрав и лишив оружия, а вслед за этим не напали бы разбойники, страстно желающие продать его в рабство и поплатившиеся за это. А потом пифия Гура в Уис-Порте велела ему отправляться в Крос-Бод и искать свою невесту там, в самых высших слоях этого блистательного города.

Дикарь ей поверил. И вот теперь он снова находился в двух шагах от Гатлы, и понимал, что у него еще остались кое-какие вопросы к этому городу, и выяснить их он может только здесь. Велев Сите и Ластеру возвращаться в фургон, он вернулся на козлы, где его уже дожидался Гнут Лимос, и зарядил арбалет.

— Вперед, — скомандовал он.

Загрузка...