Мой чужой король

ГЛАВА 8

— А это правда, что вы только рану лизнете — и сразу ясно становится, кто чем болен?

Любопытная мордашка среднего из детей ярла Мули просунулась в дверь.

Роженица шикнула и тут же зашипела от боли, вцепляясь в руку своей служанки, а я негромко засмеялась.

— Твоя мама не больна, так что в том нет необходимости.

— А если…

— Торн! — уже зарычала женщина, а мальчишка ойкнул и тут же скрылся.

— Простите, кюна, — вздохнула жена ярла, — Сладу с ними никакого…

— Я не обижаюсь, — покачала головой, продолжая улыбаться.

Такое отношение к кюне, как к доброй и разумной хозяйке и матери своего народа, меня только радовало. Пусть я его чувствовала не от всех, от немногих — прочие пока присматривались и ограничивались почтением. Лед треснул.

Но я удивилась, что Кирста меня позвала в помощь, а не повитух и целителей, которые жили в замке и пользовались должным уважением.

Беременная четвертым ребенком женщина была непреклонна.

— Тяжело хожу, — пояснила она мне, — и возраст уже… Муж обеспокоился, да и самой неуютно, впервые в жизни боюсь… А вы мне поможете, я знаю. Чувствую.

Я оценила это доверие и уверенность в моих навыках. И пообещала самой себе, что сделаю все, чтобы и ребенок, и Кирста выжили.

Может у меня и не было столько опыта… но колдунья я или нет? И руки ведь могу приложить, чтобы боль снять, и пошептать для успокоения, и богов призову, если понадобится… Да изрядно увеличившийся запас трав и прочих средств придавал мне уверенности. На Севере многое, как оказалось, росло по весне и лету. И было собрано должным образом и в должное время, высушено как положено — ни целители, ни старуха, живущая у стены и почти не говорящая уже, не отказали от того, чтобы поделиться. А я в свою очередь показала им несколько растений, неизвестных в этих местах.

Так что тканевые мешочки были полны.

Крапива, тысячелистник, подорожник, чистотел, рута, зверобой, белена, болиголов, волчий борец, можжевельник. Отваром из северного мха мы лечили кашель, любые болезни грудины; можжевельник применяли при болях в животе и костях, из дягиля варили отвары, чтобы воспаления снять. Чистотелом от наростов кожных избавлялись и чистили тело, если горечь желтая разливалась. Что в долинах, что на Севере все в дело шло. Отвары готовили, припарки. Скручивали листья, чтобы окуривать больных и помещение — и от хворей избавиться помогало, и от дурного глаза. Как обереги носили. Травами и семенами можно было прибавить здоровья, мощи мужской, женской плодовитости. А если кто из приспешников злых богов насылал на воина мороки или несчастья, то вязали на руки высушенные стебли и пропитывали их отваром зверобоя и полыни, лишая силы колдовские чары.

Боги тоже слышали запахи, а каких-то и боялись.

Вот и сейчас я подожгла девясил с мятой и прошептала несколько слов, отгоняя любопытствующую Хель.

Чувствовала, что подступилась ведь — вдруг будет кем поживиться и отправить в темноту подземного царства. И Криста чувствовала. Не колдунья она, но сила матери живородящей порой посильнее колдовской будет. Порой и божественной сильней. Потому и позвала меня темноволосая северянка, ну а я делала все зависящее от меня — уберегала от кровопотери и замирания, оберегами и словами гнала прочь даже саму мысль о возможной смерти.

Промокнула лоб бледной женщины и снова дала отвар, притупляющий боль и вызывающий силу схваток. Уж слишком долго мучалась жена ярла — служанки несколько раз постель перестилали, омывали её, а ребенок все никак не шел из-за слабости роженицы.

Опасно это.

Положила медный тонкий лист ей на живот, и как окаменел тот, застыл в причудливой форме, сыпанула на лист земли, а потом порошок особый и подожгла, да так, что полыхнуло. Криста, уже впавшая в полубессознательное состояние, даже не дернулась, только служанки взвизгнули и отшатнулись. Дурочки.

Это ведь приветствие для новорожденного и сжигание в пламени всех болезней — не буду я пренебрегать силами природы и помощью добрых богов.

— Очнись… Постараться надо, — затормошила я женщину, — Пора.

Тяжко ей было, измученной. Но дальше уже от нее многое зависело…

Поняла, собралась. И с моей помощью разродилась наконец. Даже не кричала от боли, не могла уже. И малышка не кричала… Но тут уж я точно знала, что делать, старая Нья научила. Перевернула, ротик прочистила, прохлопала всю и добилась возмущенного вопля.

— Хорошая моя…

На глаза слезы навернулись.

Невинность, пришедшая в этот мир спасет его… И глубокая ночь тому не помеха.

Пуповину я обрезала своим ножом, а потом уже передала малышку служанкам и Кристой занялась. Послед следовало сохранить, чтобы по весне она могла закопать его у священного дерева. Да живот плотно перепеленать и напоить костным бульоном, который я еще утром потребовала.

Уходила я из комнат ярла Мули под утро, довольная. На волнение мужчины, ожидавшего в соседней комнате, только кивнула, что все хорошо будет, пусть Кристе дадут отдохнуть побольше. И прошла на кухню, а там в укромном уголке и умылась, и поела, чтобы не разбудить уже собственного мужа. Только потом, раздевшись и устало выдыхая, забралась в супружескую постель.

Не проснулся, но почувствовал. Сграбастал что бьерн добычу, к себе покрепче прижал. Тянулся ко мне неосознанно, Эгиль-Ворон. Может не сердцем, не душой, что оставались для меня пока тайной — что там творится в темноте за закрытой дверью? — но мыслями и телом тянулся. И словами…

Все чаще мы разговаривали и обсуждали разное. Не наши чаяния или прошлое — опасно нам было прошлое обсуждать, пока настоящее еще зыбко — но дела замка и решения. А уж когда ко мне Ворон за советом обращался по тому или иному поводу, я так и вовсе таяла…

Но дверь внутри него чувствовала и без всякого колдовства.

И засовы.

И не была сама пока уверена, что знать желаю, что за ними прячется.

— Не торопитесь, кюна, — сказал мне Даг несколько дней назад. Он уже совсем оправился и даже расслабился — понимал, что угроз мне и нет почти, пока в замке только те, кто уже обосновался. А я радовалась, что жить начал чем-то, кроме моей жизни. К людям присматриваться не из опасения, что получит нож в спину, а из интереса, — Север слишком долго был покрыт льдом, чтобы тот оставался прозрачным.

— А если то, что там скрыто… плохим для меня окажется? — вздохнула.

— Но разве не вы всегда повторяли, что и темное можно сделать светлым, если приложить к этому достаточное количество усилий?

Засмеялась тогда.

Но сейчас поймала себя на мысли, что боюсь разочароваться. Потерять то, что чувствовать начала по отношению к Ворону.

С этим и уснула. А встала поздно, даже по воздуху ясно было — давно время утреннее миновало. Одна, конечно проснулась. Ледяной король был не только великим воином, но и хозяином своему замку и народу, и не прекращал ни на день мужских дел. Строительство, обучение воинским премудростям, укрепление и обустройство — это в его ведении было.

Я позавтракала тем, что на остывающем жаре стояло — служанки позаботились — и отправилась на этаж ниже, туда, где обустроила библиотеку. Там уже ничего не напоминало о захламленном и сыром помещении: угловая комната без окон, которой пока никто кроме меня и не интересовался, выглядела продолжением хозяйских покоев. Роскошно обставленная и уютная.

Села на низкую лавку и пододвинула деревянные дощечки с клинописью относительно строительства Сердца Ворона, развернула тонкий, пропитанный маслом пергаментный лист, который сама использовала для нанесения знаков и надписей.

Появление Дага меня не удивило, ждала его.

— Забрался, куда я поручила тебе?

— Да. Удалось дверь отпереть незаметно, за ней — длинный боковой коридор, который заканчивается резким спуском почти до самого дна замка. А там — пустующие, стылые помещения, ни окон нет, ни интереса к ним у живущих здесь…

Кивнула довольно и провела несколько линий, подписывая их.

Плана замка я не нашла, а на расспросы все только пожимали плечами — ну не принято было это. В долинах тоже строили по знакомым принципам, без всяких рисунков, вот только такой громадины, как Сердце Ворона, я прежде не видела, как тут обойтись без знаний? Тем более, после случая с нападением, когда оказалось, что кто-то знает замок и ходы тайные даже слишком хорошо, я решила, что для меня это важно. И с помощью Дага и разрозненных записей принялась за дело, составляя общий план.

Потому что мой охранитель не совсем верно сказал. Я не стремилась сделать темное — светлым. Но в моей сути с детства была потребность вытаскивать на свет темноту.