Могущество и честь

ГЛАВА 3 ЖЕСТ ОТЧАЯНИЯ

Окаменев, мы смотрели на конников. Спустя мгновение те пришли в движение, и это словно подтолкнуло прийти в себя и нас. Я взглянул на Аштию — лицо у неё было спокойное и строгое. Такими на старинных фресках бывают лица у святых. Будь у меня чуть больше времени, я обдумал бы это, но его не нашлось, а через миг пришлось забыть обо всём, что не касалось коней и дороги. То, что сдаваться мы не будем, понимали все.

Кони у нас не были свежими. На что мы рассчитывали? Я лично не рассчитывал ни на что, не задумывался о своих перспективах, и это счастливо освобождало меня от страха, от настоящего ужаса перед будущим. Интересно, о чём думают другие? О чём думает Аштия?

— Серт! Шунгрий! — окликнула женщина. Коней мы уже пустили вскачь, и слышно было плохо. — Запомните — живой в плен меня не отдавать.

— Понял, госпожа, — зычно ответил старший телохранитель.

— Ты в каком смысле? Что имеешь в виду?

— А то, Серт, что я требую убить меня в ситуации, когда плен окажется неизбежен. Понял?

— Итить твою мать! — вырвалось у меня.

Госпожа Солор не стала переспрашивать. А может, просто не услышала?

Мы неслись по гладкой, словно доска, скале, и такой же голой. Пыли тут особой не было, зато была в той стороне, где мы увидели конников. И сейчас оттуда, словно смерч по пятам спасающихся бегством героев кинофильма, за нами шло дымное облако. Не дым, конечно. Всё та же пыль. Ясный знак, вопросов больше нет даже у малоопытного меня.

— Скорость? — крикнул Шунгрий.

— Скорость, — отозвалась Аштия. Поразительно, но она своего главного телохранителя прекрасно поняла.

— Тогда направо! И по тропе. Риск.

— А где его нет?

И, стоило скальному лбу чуть-чуть перевалить за свою вершинную точку, мы свернули. Довольно круто, зато оказались на почти настоящей дороге. Её даже местами было заметно. Но дорога ли это на самом деле? Здесь в действительности ездят и возят грузы? Что-то сомнительно.

Облако шло за нами неотступно. А через несколько минут мы увидели и самих преследователей.

— У них кони свежее! — заорал Малфрас, скакавший последним. — Человек пятьдесят, не меньше!

Я оглянулся на него и успел заметить, как парня шатнуло в седле, как он завалился вперёд, демонстрируя стрелу, вонзившуюся в основание шеи, а потом набок — и из седла. Конь, взбодрённый пропавшей тяжестью, понёсся быстрее.

— Стрелы! — гаркнул я, пытаясь взять чуть-чуть вправо, чтоб заслонить собой Аштию. Управлять конём мне и сейчас удавалось в лучшем случае через раз.

Шунгрий обернулся, скалясь. Слишком громко грохотали копыта, слишком сильно билась кровь в ушах. Я не слышал, что происходило сзади, но при мысли о возможном спине становилось холодно. Я пока был жив, но то и дело ощущал болезненное покалывание под лопатками. Нервное, конечно. Если меня догонит стрела, боли я не успею ощутить. Будет толчок, и через мгновение земля отвесит мне оплеуху.

Дорога пошла под уклон, из плоскогорья волнами взметнулись каменные стены, слишком своеобразно-неровные, чтоб заподозрить здесь участие человеческой руки. Кони вновь слегка приободрились. Один раз я панически оглянулся — кроме Малфраса не было ещё одного бойца. Преследователи пропали за поворотом. Когда мы успели повернуть? Я не запомнил этого момента.

Аштия сделала резкий знак, и кони пошли медленнее.

— Пересаживаемся на заводных, — приказала она. — Теперь только они — наша надежда. Сколько человек погибло?

— Двое.

— Что ж, — её лицо на миг исказилось. — Теперь коней хватит с избытком. Кто разглядел цвета?

— Цвета Акате, госпожа.

— Акате? — она укусила сустав большого пальца до белых следов на коже. — Акате? Дерьмо! Дерьмо…

И махнула в седло с лёгкостью здорового человека.

Дальше путь становился менее ровным, менее удобным — видимо, и здесь поработала вода, а не человек. Если за нами кто и гнался, то пока мы этого не ощущали в полной мере. Однако знали, на какой тонкой ниточке висит наша жизнь. И это заставляло погонять коней. Их жалко, конечно, но себя жальче.

Остановиться вновь нам пришлось лишь тогда, когда на очередном повороте пыльный ветер обтёк и явил взгляду ещё один конный отряд в отдалении. Резко осадив коня, а затем скрипнув зубами так громко, что я услышал, Аштия оглянулась на нас с отчаянным бешенством во взгляде.

— Акате?

— Да, — взревел Шунгрий. — Акате!

И схватил коня госпожи Солор под трензеля.

Наш отряд в очередной раз развернулся, и уже через полчаса я понял, почему нас отжимают именно в эту сторону. Ошеломляющим контрастом плеснула в глаза густая и яркая, в роскоши своей кажущаяся подобием тропической, зелень. Поразило это соседство местности, нажелто вычищенной от пятен растительности, с настоящим лесом, с буйной чащей. Но следом за восторгом пришли растерянность и ужас. Лес этот был абсолютно девственным, хоть и низкорослым, ни единого намёка на дороги, и, судя по рельефу местности, кони там тоже не пройдут.

Шунгрий держал прямо на кромку чащи.

Чего он хочет? На что мы можем надеяться? Нас, как волков, обложили флажками со всех сторон. Нас всего пятеро, уставших до зеленцы в глазах, и этим числом, да в этом состоянии мы не справимся даже с отрядом из десяти человек. А ещё раньше мы до него просто не доскачем, нас прежде перестреляют.

Стена зелени закачалась почти перед самыми глазами. Мы с размаху врубились в это свежее роскошество, лишь чуть припудренное жёлтой песчаной взвесью, и почти сразу остановились, кто-то даже по неосторожности вылетел из седла. Кони, взмыленные и озверевшие, бились в испуге, вставали на дыбы.

— Прочь! — рявкнул Шунгрий. Он сумел совладать со своим скакуном, но ему одному это удалось так быстро.

— На черта это нужно? — крикнул один из бойцов. — На черта? Здесь только на своих двоих можно!

— Им тоже придётся идти на своих двоих, — отрезала Аштия. — Их кони не чудеснее наших. Зато здесь стрелять бесполезно. Стволы да ветки — поди прицелься и попади. На открытом пространстве нас просто перестреляют в спины, — она сорвала с седла сумку, но я сразу отобрал у неё ношу. — Спасибо.

— Эй, Серт! — крикнул на меня Шунгрий. — Тяжесть передай тому, кто похуже дерётся. Аше, убери кинжал. Рано.

— Пусть будет под рукой, — и она заткнула оружие в ножнах за нагрудный ремень у плеча. Спокойно, даже с улыбкой. Мне страшно было смотреть в её невозмутимые, даже отчасти умиротворённые глаза.

И мы побежали. На бегу я передвинул поближе под руку рукоять меча и старался держать самый ровный шаг, какой только получалось, потому что так было больше шансов услышать. Пока тишину нарушали лишь естественные звуки леса да наши шаги. Но если ребята из Акате так упорны, они быстро найдут наших коней и продолжат преследование. Не отступят.

Этот лес был не из тех уютных и дремотных, по которым можно в задумчивости прогуливаться, забывая смотреть под ноги. Здесь чаще приходилось прыгать, чем шагать. Казалось, прежде чем засадить это место травой и деревьями, Творец предварительно как следует смял рельеф гармошкой, не заботясь навести ровные складки. Бесконечные провалы и горбы делали путешествие до крайности своеобразным, притом выматывающим занятием. Не выверенный должным образом прыжок вырывал клок дёрна вместе с опорным камнем, и нога скользила вниз. Пару раз я удерживался только на выучке, всё-таки удерживался, чтоб не клюнуть носом землю, и ещё пару раз ловил Аштию.

— Хочешь, я тебя понесу?

— Всё же я пока держусь на ногах. Но спасибо за предложение.

Казалось, Шунгрий хорошо знает местность, но даже если это и было не так, он каждый раз умудрялся выбрать более или менее проходимый участок леса. Ни разу не приходилось упираться в отвесную скалу или глубокий овраг, пересекающий наш путь, и лишь однажды мы оказались вынуждены карабкаться по довольно крутому склону. Но там нашлось за что уцепиться, и это решило проблему.

— Нам придётся остановиться, Аше, — сказал главный, а теперь уже и единственный телохранитель госпожи Солор. — Мы всё равно уже практически ни на что не способны. Надо отдохнуть.

— Давайте вот там, — предложила женщина, указав на сравнительно невысокую горушку в бахроме густых кустов, и я изумился, что при всей своей усталости она ещё способна что-то видеть. Я, к примеру, уже не особо-то годился в разведчики или дозорные.

— Принято. Я первым дежурю.

— Я могу. Я шла налегке.

— Не надо геройствовать, Аше. Прошу тебя. Серт, живо спать. Как-то с выносливостью у тебя не очень. Плохо, плохо.

— Намного лучше, чем было раньше, — пробормотал я в ответ сведёнными губами.

Проснулся же от лёгкого толчка в плечо. Шунгрий всмотрелся мне в лицо красными от недосыпа глазами, убедился, что я в себе и вполне адекватен, после чего упал лицом в папоротник. В полнейшей отключке.

Ночь шествовала сквозь нас, ночь царственная, как императрица, едва задевала нас краем своего подола и не дарила даже взглядом. Всё то, что было сейчас вокруг, зримо напоминало о могуществе и красоте, что существовали задолго до нас и будут существовать, когда от нас не останется и воспоминаний. Темнота не была сейчас нашей защитой, не становилась и настоящей помехой. Она просто существовала, существовала вечно, давая нам возможность причаститься своей беспредельности… После чего умереть, если так лягут карты.

Дурацкие мысли лезли в голову. Сейчас, как никогда, меня испугала развернувшаяся перед нами угнетающая перспектива. Я прежде не имел настоящей возможности задуматься о возможных последствиях нынешних событий как лично для меня, так и для всех, включая её светлость. Теперь же осознал, что лучше мне было не задумываться на эту тему вовсе. Как-то спокойней оказалось существовать одним днём, одним часом, одной минутой, когда будущее столь туманно. Ночной лес хранил загадочное молчание, и хотелось верить, что тишина — знак покоя, а не угрозы.

Аштия проснулась ближе к восходу — легко было определить, что он подступает, по мелкой прохватывающей дрожи. Женщина поднялась почти бесшумно и подсела ко мне, кутаясь в плащи: дневной, шёлковый, послуживший ей тогда заменой Тристанова меча, и поверх — второй, толстый, тёплый. Она, как и все местные, была мерзлячкой.

— Мне не везёт эти дни.

— Не должно же везти вечно.

— Думаешь, удача меня оставила?

— Думаю, что ты лучше меня знаешь свою удачу, Аше.

Женщина посмотрела на меня без выражения, по-женски таинственно.

— Второй раз в жизни попадаю в такую ситуацию, и второй раз ты оказываешься рядом.

— Думаешь, я виноват? Нагоняю несчастья?

— Нет, конечно. Однако благополучное завершение того путешествия даёт мне надежду, что и теперь получится не хуже.

— Разве не ты говорила, что надежда должна жить всегда?

— Само собой. Иначе нет смысла сражаться. У моей бабки не было шансов добиться своего, но была надежда. У моей матери имелся крайне малый шанс на успех. Она держалась надеждой. И я. Дважды в своей жизни.

— Считая этот?

— Этот станет третьим, если мне и теперь повезёт. Но поклянись, что ты убьёшь меня, если увидишь, что надежда слишком призрачна. Я не желаю попадать в плен. Не желаю становиться объектом торга и козырем в чужих руках. В подобной ситуации моя смерть Солор куда выгоднее, чем плен.

— Почему?

— Тогда господином Солор станет мой сын. От его имени Раджеф, не сковываемый шантажом, сможет управлять полновластно и адекватно ситуации. Свободно.

— Тебе это важнее, чем собственная жизнь?

Аштия взглянула на меня не просто холодно — уничтожающе.

— Да. Судьба Солор для меня важнее, чем собственная жизнь. В нынешней сложной ситуации любая мелочь может сыграть роковую роль. И если есть возможность обезопасить графство от подобной мелочи, то как можно этого не сделать? Что тебя удивляет?

— Уже ничего.

Пару минут мы любовались тающей меж стволов темнотой и молочной белизной безветрия, изливающегося с небес. Вот оно, свидетельство скорого прихода дня. Ещё совсем немного, и станет вполне светло, можно будет отправляться в путь без боязни просмотреть какую-нибудь расщелину или яму.

— Ты по-прежнему остаёшься чужаком, Серт. Как будто специально. Никак не можешь привыкнуть к нашей жизни. Это неправильно. Тебе следовало уже сделать над собой усилие и душой принять наш уклад жизни, как свой. Самому стало бы легче.

— Подозреваю, не получится у меня до конца обымпериться. И когда появятся сыновья, буду называть их именами, принятыми у нас: Алексей, Яромир, Юрий… Почему ты улыбаешься?

— Ты уже думаешь, как назвать сыновей. Значит, веришь в благополучный исход путешествия.

— А во что мне ещё верить? В неминуемую смерть? Тогда я просил бы срочно прирезать себя. Чтоб не мучиться.

— Так зачем же ты спрашивал, каков мой настрой? Таков же, как и у тебя. Единственно возможный для нас. Потому мы и родичи, хотя бы по духу.

Она сунула в мою ладонь пальцы, и я слегка сжал их, холодные, с длинными колкими ноготками. В этот момент я действительно ощущал её родственницей. Сестрой.

— Ладно. Поднимаем спящих, и в путь.

Все вскочили без единого возражения. Тело гудело, и, подозреваю, у остальных дело обстояло едва ли лучше. Но стоило ли обращать внимание на подобную ерунду, тем более в шаге от ступеней, ведущих к смерти? К тому же сегодняшний день не обещал нам безмятежного путешествия. Дальше местность становилась всё более сложной, ноголомной, а темп очень уж хотелось держать прежний. Жить хотели все. Пару раз нам приходилось возвращаться, чтоб обойти непроходимый участок. Это, конечно, вызывало раздражение.

— Ты вообще хоть примерно представляешь, куда мы двигаемся? — уточнил я у Шунгрия потихоньку, чтоб другие не слышали.

— Я-то представляю. А ты, чужак?

— Как раз интересуюсь. Потому что, кажется, уже прочно заблудился.

— Это к вопросу о важности географии в профессиональной деятельности телохранителя.

— Торжественно клянусь, что если выживу, уделю самое пристальное внимание этой науке.

Телохранитель Аштии посмотрел на меня с ироничным сомнением.

Мы обходили пирамидальную скалу, похожую на недообструганную стелу, когда на нас из густой зелени вырвались два пса. Рефлекс сработал не только у меня — в одну собаку улетели два ножа, вторая напоролась на меч. Шунгрий снёс ей голову одним взмахом. Я оглянулся на Аштию — та, выдернув свой кинжал из ножен, стояла в позе, очень удобной для перехвата псины в воздухе. Умеет, сразу видно.

— Дерьмо, — проговорила она. — Дерьмо.

— Нет. Есть ещё шанс, — главный телохранитель стал деловит и решителен. — Серт, бери Аштию, и уходите. Мы постараемся их задержать. Сбить с толку.

— Какой смысл? У них могут быть ещё собаки.

— Сразу видно, какой ты дикарь, Серт. Собак спускают сразу всех, и они идут стаей. Если до сих пор не кинулись и не лают поблизости, значит, у них было всего два пса. Оно и понятно, не так просто везти ищеек в походе. Их везут на сёдлах, и кони быстрее устают… Иди, Аше.

Бледная, с расширенными глазами, женщина остановила взгляд на своём телохранителе.

— Я не забуду этого, Шунгрий. Салеш. Арджуд.

— Позаботься о моей семье, Аше.

— Непременно. И о семьях других тоже… Идём, Серт.

Ужас выморозил меня на какой-то миг и до самого дна моей души. Было что-то невыносимо трогательное в таком спокойном мужестве, в героизме жертвования собой ради предводителя. Ради командира, просто поставленного над тобой приказом свыше, так не жертвуют, это делают лишь для того, кого искренне любят. Любовь своих людей Аштия принимала истинно по-королевски — с благодарностью, но и с осознанием своего полного права на такой дар.

Всего на пару секунд она задержалась, чтоб ответить взглядом на чужую преданность, и дальше мы понеслись с удвоенной быстротой, по камням и купам папоротников, через редкие ручьи, всё вверх и вверх. Нас подстёгивала даже не столько надежда на спасение, сколько уважение к оставшимся. Неправильно, если их поступок окажется бесполезным.

— Я ведь не знаю местности. Шунгрию правильнее было бы меня оставить, а с тобой идти самому, Аше.

— Нет. Шунгрий поступил с пониманием. Ты не умеешь вести себя на допросе. Он попытается сбить преследователей с толку, запутать их, задержать. С тобой же они б сразу поняли, что ты врёшь.

Мне резко расхотелось задавать вопросы. Примолкнув, я лишь подавал Аштии руку, иногда переносил её через расщелины, крупные лужи и полуосознанно прислушивался к тому, что творилось позади. Тишина. Тишина, чёрт побери! Что там с ребятами — не угадаешь. Остаётся только надеяться на лучшее. И молиться за них.

— Надо вот туда подняться, — сказала мне женщина, указывая на вознёсшуюся над нами гору. — Осмотреться, во-первых, и, кроме того, нам всё равно в ту сторону.

— Хорошо. Как думаешь — до них уже добрались?

— Естественно. Поисковых собак никогда не отпускают дальше чем на перестрел. Отойдя дальше, чем положено, они прекратят погоню и будут дожидаться своих хозяев.

— Кто — собаки?

— Да, кто ж ещё…

— Но каким образом такое возможно?

— Дрессировка.

— И магия?

— Отчасти. Почему ты спрашиваешь?

— Да так. Теперь всё понятно.

Карабкаясь по склону горы, я, наверное, ещё чуть-чуть верил и надеялся, что погоня — призрак, что нам не от чего спасать свою жизнь, что как-нибудь всё обойдётся, что псы взялись откуда-то из пустоты, а конники просто привиделись, или пришли сюда не по наши души. Пустые надежды, но они с упорством пробивались к свету и давали о себе знать, как бывает всегда. Веришь в лучшее до самой последней секунды. Пока волны не сомкнутся над головой, и в глазах не померкнет образ мира.

Иногда мне хотелось вглядеться в лицо Аштии — с любопытством, испытующе — но я знал, что это совершенно бесполезное занятие. Она умеет отсекать свои эмоции не хуже, чем сдержаннейшие из аристократов моей родины. И сейчас держалась так, словно нас ждут просто учения, не более. Я знал, что это всего лишь маска, но чужая безмятежность всё равно успокаивала. И, вглядываясь в вершину горы, на которую мы взбирались, уже хотелось как-то оптимистичнее смотреть в будущее. Будущее… Если оно вообще у нас будет.

Вскарабкавшись наверх, Аштия огляделась, хмуря брови. Я же просто замер в немом изумлении перед совершенством мира. Отсюда можно было разглядеть и часть Каньона, плывущего в золотом тумане — над плоскогорьем, похоже, поднимался ветер, вздыбивший редким облаком тучи песка. Видны были и просторы девственной чащи, если взглянуть направо, и стеклянные обломки озёр, а может, просто очень широкой реки с неровной поймой. Синее, как мечта, небо торжествовало над всем этим варварски-пышным лесным великолепием, почти подходящим под определение «джунгли».

— Не туда смотришь, — окликнула меня Аштия. И кивнула влево, на едва видимый в зелени склон, который мы миновали, и далее вглубь.

— Что там? Заметила что-нибудь?

— Заметила. Идём. Быстрее!

Идти по-настоящему быстро оказалось практически невозможно. Природа если о чём и позаботилась, то о собственной причудливости, а не об удобстве людей. Так что, осознавая опасность приземления ногой в какую-нибудь замаскированную расщелину, я смотрел вниз чаще, чем вперёд, и не очень разгонялся. Спутницу свою тоже старался насколько возможно тормозить. Она оглядывалась и сбавляла темп. На какое-то время.

Несколько раз нам преграждала путь плотная паутина лиан, к которой не сразу и сообразишь, как приладиться. В первый раз Аштия даже слегка напугала меня, молниеносно сдёрнув с бедра символ своей власти и в пару взмахов сорганизовав для нас проход. Оказалось, что диск Главы Вооружённых сил Империи в этом деле удобнее, чем мачете. Второй и последующие разы я уже не удивлялся.

— Ты им оставляешь зримые следы своего здесь присутствия. Думаешь, ножом так расчистить можно?

— Можно, но дольше.

— Всё равно сообразят, кто тут побывал. Как только увидят следы.

— Сообразят. И увидят. Вопрос лишь в том, когда именно увидят… Туда.

— Ты знаешь эту местность?

— Не то чтобы. Один раз общевойсковые учения проводились в Каньоне, было такое. Не здесь, но на утверждение представлялась карта с прилегающими территориями. А я такие карты всегда очень внимательно изучаю. На предмет постановки особо каверзных заданий.

— Топографическая карта?

— Само собой.

— Может, ты случайно помнишь тут какие-нибудь надёжные укрытия?

— Нет тут таких, — усмехнулась Аштия. — Или я о них не знаю.

— А куда мы вообще направляемся?

— Будем пытаться выбраться к одному из посёлков по ту сторону хребта и Долины Водопадов и искать там хороших лошадей. У меня при себе золота на изрядный такой табунок.

— Тут и Долина Водопадов есть?

— Имеется. Изрядная такая, особенно если форсировать с использованием подручных средств. Ещё, кстати, можно попробовать добраться до посёлка при порогах и там взять лодку. Будем действовать по ситуации. Тут главное другое. Дали б нам уйти…

— Аше…

— М-м?

— Ты как полагаешь — если преследователи охотятся именно за тобой, а тому есть немало признаков, они будут стремиться убить тебя или взять в плен?

— М-м-м… Скорее второе. Убить — слишком нерасчётливо. Неэкономно. Я бы на их месте ожидала от подобного пленника большой выгоды. Глава Дома — это не объедок с нищего стола. Тут можно долго и продуктивно играть топором над шеей. Самое меньшее — разорить вражескую область огромным выкупом — чем плохо?

— М-да уж… Но это ситуацию чуток упрощает.

— Думаешь?

— Уверен.

Женщина передёрнула плечами, словно замёрзла, но лишь теперь это осознала — а ведь небо со всей щедростью изливало на землю зной, лишь немного смягчённый для нас свежестью лесной тени. Уставшая или нет, она торопилась вперёд, хоть и без твёрдой уверенности. Видимо, ищет ориентиры, обозначенные на топографической карте и запавшие в память. Путь это нам упрощало мало, уже несколько раз я ловил её, поскользнувшуюся на камнях или сорвавшуюся со слишком крутого участка подъёма. Потом точно так же она поймала меня. Рука у её светлости была твёрдая, хватка — что надо.

— Спасибо.

— Не о чем говорить… А ну-ка, обернись! — Я повиновался. — Заметил?

— Движение?

— Именно.

— Зверь?

— Ерунда, звери ходят иначе.

— Люди? И много?

— А свет их знает… Посмотрим. Это же довольно далеко.

— Не так далеко, как хотелось бы, раз ты их заметила. Чёрт!

— Давно хотела у тебя узнать, что такое чёрт? Ты очень часто используешь это слово.

— Самое время предаться радостям языкознания.

— Конечно.

— Ну да, потом может оказаться поздно… Чёрт-то? Мифологическое существо, мелкий пакостник. Символ неудачи, зла, всё такое…

— Твои соотечественники считают, что это существо виновато в их неудачах, и потому вспоминают о нём?

— Когда-то именно так и считали. А потом возникла всеобщая привычка.

— Традиция?

— Ага.

И мы продолжили карабкаться.

Склон обернулся вершиной совершенно неожиданно для меня. Просто на какой-то момент я осознал, что идти стало проще, хотя провалов, разломов и зарослей, в которых путались сапоги, не уменьшилось. Аштия несколько раз останавливалась, решая, куда идти, потом всё же находила обход. Разок пришлось продираться сквозь кусты, напоминающие нашу ежевику хотя бы наличием шипов. Я прислушивался, но опознавал только звуки природы, не более того.

— Слушай, а мы не можем затаиться и пересидеть?

— Ой, вряд ли, Серт. Я в красном, ты в красном, хоть и не таком. Сомнительно.

Мне и самому уже стала очевидна глупость собственного предложения. Но что же придумать ещё, что? Возможность нашего благополучного ухода от преследования одними только ногами призрачна. Мы же не роботы. Нам придётся отдыхать. Ещё если б мы с Аштией были свежими, так и этого нет. За спиной война с её нечеловеческим напряжением, бегство, схватки с демонами, недосып и недоедание. Силы давно подорваны, на чудеса мы сейчас не способны.

А жить-то как хочется…

В какой-то момент и меня, и мою спутницу почти одновременно насторожил посторонний шорох, мы переглянулись. Изготовились к бою, но из зелени на нас выскочили всего лишь два некрупных пса, чёрных, гладкошёрстных. Выскочили — и заплясали на месте, лая. Этот лай, хрипловатый, но почему-то очень пронзительный, полоснул по нервам, как кнут по рукам. В тишине леса он, должно быть, разносился очень широко. И далеко.

Аштия, подняв диск к плечу, шагнула было к одной из псин, но та сразу отскочила и залилась ещё более пронзительным лаем. Вот тварь! Я убрал меч и вынул нож.

— Ты же говорила, что у них больше нет собак! — крикнул я. Всё равно шуму эти две шавки поднимали в разы больше.

— А ты посмотри, как они себя ведут! Это не ищейки в полном смысле слова. Они не обучены догонять и рвать. Они так и будут крутиться рядом, обозначая своё присутствие. Я не могу применить магию. Попробуй ты. Их надо убрать. Обеих.

Мне оставалось только уронить с плеча вещи и нырнуть вперёд. Ты быстра, псина, но и я не тугодум. Мы ещё поспорим с тобой в скорости и ловкости. Зубы клацнули почти у самого моего лица, обдав ноздри характерным собачьим запахом изо рта, но это был рывок в агонии. Небоевая, действительно небоевая собака, мало на что способна в смысле драки. Извернувшись, я поднялся на одно колено не то что рывком — почти взлетел. Из этого положения метнуть нож было проще всего. От метательного оружия собака уворачиваться не умела. А есть ли те, которые умеют?

— Отлично, — похвалила госпожа Солор, убирая на место диск.

— Связки потянул.

— Ну-ка встань… Не потянул, а только чуть перенапряг. Иначе б не вскочил сейчас на ноги так легко.

— Наверное, ты права. Ну, что — проблему решили?

— Не уверена. Нам с тобой сейчас по открытому пространству перебегать… Там и увидим.

— А обойти это открытое место никак?

— Разве что по скале. Но скала тоже голая. Взгляни.

Я оценил взглядом склон. Да, взобраться можно. Но… Должно быть, тут не так давно спускалась лавина или сель, которые слизали с камня и растительность, и саму землю. Немного её осталось на уступе, по которому мы и могли пройти, украшенному скудной жухлой травкой, выжженной жарким солнцем. Будущая густолиственная защита травки от солнца ещё не выросла заново, так что удивляться тут нечему.

— Тогда пойдём скорее. Пока там, может, не сообразили, что к чему.

Аштия приблизилась к краю обрыва и задумчиво посмотрела вниз.

— Не сообразили? Это вряд ли.

— Её светлости нет никакой необходимости спасаться постыдным бегством! — донеслось снизу.

Кричали, похоже, издалека, но голосина хорошая, мощная. Каждое слово можно разобрать.

Я поморщился и искоса взглянул на Аштию. Она хмуро разглядывала лес у своих ног. Там мог при желании укрыться целый отряд, целая армия — сколько угодно человек.

— Нет необходимости госпоже Солор прятаться и убегать! — повторил тот же голос. — В гостях у господина Яргоя госпожу ждёт уважительное отношение и достойный приём.

Женщина помедлила, прежде чем подойти к краю скалы. Отчасти так, чтоб её было видно. Я напрягся, но ни одной стрелы не прилетело. Впрочем, если б прилетело, напрягаться было б уже поздно. Во мне не было решимости схватить госпожу Аштию за руку и отдёрнуть назад, в заросли.

— Господин Яргой уже подготовил армии в поддержку императору? — звучно спросила она. Голосина потоньше, но тоже мощная. Не уступит тому, прозвучавшему снизу.

Заминка в глубине чащобы. Даже я её почувствовал. Видимо, там, в зарослях советовались, что б такое дипломатично, но убедительно ответить.

— Госпожа Солор, конечно, после зрелого размышления окажет всемерную и полную поддержку государю из семьи Атейлер, подлинному императору.

— Ну, всё с ними ясно, — приглушённым тоном произнесла её светлость, поворачиваясь ко мне. — Скажу, Серт, что для меня выбора не остаётся. Нас обложили плотным кольцом, ты это видишь. Разумеется, ты можешь сдаться в плен, если готов рискнуть. Ты всё равно почти ничего не знаешь. Но для себя я такой вариант не рассматриваю. И не собираюсь.

— И где предлагаешь устраивать обряд самозакалывания? — с примерной невозмутимостью уточнил я. — Прямо тут?

— Зачем же. Нет.

— И как будем действовать? Я убиваю тебя, а потом сам как-нибудь?

— Значит, ты решил со мной?

— Да, Аше, я для себя перспектив в плену не вижу. Правда, предпочёл бы в бою и всё такое… Но верю, что не стоит выбиваться из коллектива.

— Откуда выбиваться?

— Готов действовать так же, как ты.

— Что ж… — женщина задумчиво оглядела меня. Я искал в её лице хотя бы след паники или ужаса. Или хотя бы пафоса. Как же… Фиг! Словно обед собирается стряпать или рыбу удить. — Нет, Серт, вариант с мечом или кинжалом сомнителен. Меня не устраивает. Даже бездыханное тело главы Дома Солор можно использовать с выгодой для врага, это лишнее. Тут поблизости есть водопад. Достаточно высокий для нашей цели. Идём?

— К водопаду?

— Именно.

Аштия легко вскинула на плечо сумку и бестрепетно вступила на голый уступ. Мне выходить туда же было страшновато. При желании тут можно прострелять каждый сантиметр, а моя голова в целости и сохранности преследователям не нужна. Я ведь всего лишь какой-то там чужак.

Но не выстрелили. Имеют ли на меня планы? Или побрезговали тратить стрелы? А может, не опознали и решили, что я шишка более крупная, чем в действительности?

Или для семьи Солор я действительно имею какое-то значение? Названый брат главы Дома, человек, засвидетельствовавший рождение наследника… Что я могу знать об их традициях? На пару горстей золота могут меня сменять, или я и того не стою?

В любом случае плен меня не прельщает. Хватило ещё на родине рассказов тех офицеров-погранцов, которые служили в горячих точках. Нафиг-нафиг. Быстрая смерть честна, она с тобой не играет, не рядится в чужие обличия, она приходит один раз и кладёт предел боли. Миновав открытое пространство, я вяло подумал о том, что могли ведь пристрелить в затылок, а не пристрелили. С одной стороны, подобная смерть быстра и неожиданна, а значит, легка. С другой — пусть уж всё идёт по плану. Водопад так водопад. К тому же в водопаде всё-таки можно попытаться выжить. Какой-то крохотный шанс есть.

Но как бы там ни было, и о несостоявшейся смерти от стрелы, и о возможной — в потоке, среди пляшущих в нём огромных валунов — мне думалось безразлично. Усталость уже перешла ту грань, когда засыпает инстинкт самосохранения, и равнодушие довлеет над всем.

Здесь, на вершине, росло довольно много крупных деревьев, хоть и располагались они в отдалении друг от друга, каждый в окружении свиты из кустов и древесного молодняка. Через время стало ясно, что монолит скалы разрушают не только корни, но и вода. Глухой гул уже сейчас наполнял воздух, а через несколько сотен шагов я заметил, как искрится меж ветвей подвижное полотно реки.

Дно её можно было разглядеть, и дело оказалось не только в кристальной чистоте воды, едва нарушаемой даже бурностью потока. Русло было мелким, но широким и полноводным. Это вне сомнений горная река. Должно быть, она спускается с ледников вот того горного массива, синего, как грозовые облака, далёкого, как сон. И здесь, найдя путь, извилистый и трудный, обрывается в пустоту с края скалы, уже источенной, но навеки могучей.

Аштия, словно бабочка к свету, решительно двинулась вдоль берега. Грохот воды приближался стремительно, влага сперва коснулась губ, а потом окутала со всех сторон. Здесь, прежде чем низвергнуться вниз, русло расширялось, но не слишком. Спутница указала мне на уступ, звериной лапой выдающийся вперёд, над облаком водяной пыли, кутающей водопад.

— Отсюда, — крикнула она, и я только тогда осознал, как же в действительности ревёт вода, беснующаяся в камнях и рушащаяся вниз. Этот рёв делал бесполезными любые попытки разговаривать, тут надо было либо кричать, либо объясняться жестами.

Но нам обсуждать было нечего. Всё и так уже сказано.

Аше прижала к себе сумку и сделала мне знак, вполне понятный, чтоб я не оставлял тут ничего из своих вещей. Ну и правильно. Если уж местные умеют как-то в своих целях использовать бездыханные тела вражеских предводителей и их людей, может, и для скарба применение найдут? Плюс лишний утяжелитель. Больше шансов, что сердце сдаст ещё в полёте. Осталось перевесить сумку так, чтоб её крепко прижимало к телу, и большего не надо.

Мы одновременно шагнули на уступ. Он был мокр от водяной пыли, но достаточно широк, чтоб не бояться поскользнуться и полететь вниз раньше времени. Скоро вода подмоет его, и он рухнет, пока же причудливый валун выпирал вперёд, словно указующий перст.

Мы стояли молча и смотрели вниз, в нечеловеческую красоту леса, обнимающего извивы многорукавной реки, в основание водопада, окутанное отражённым серебряным сиянием, в радугу, одним концом погружённую в него. Я подумал о своём недавнем прошлом, но не о жене, как сам ожидал, а о поразительности той цепочки случайностей, которая почти сделала меня знатным вельможей в мире, о существовании которого у меня на родине даже не догадываются.

Тогда, на вилле императора, я должен был проиграть свой первый бой, по всей логике должен был. Но выиграл и остался жив. Судьба подарила мне лишних два года жизни, полных приключений, и я готов был оценить этот дар по достоинству. Тем более что сейчас мне было совсем не страшно умирать. Мне было никак. Не до сетований на свою судьбу, отсчитывающую последние минуты.

Я взглянул на Аштию — она смотрела вдаль, но, похоже, ничего не видела. Наверное, думала о своей жизни, или своём графстве, или о сыне — бог его знает, о чём женщины вспоминают в подобных обстоятельствах? Потом обернулась назад. Легко догадаться, что её волновало. Меня мысль о преследователях тоже заставляла вслушиваться в грохот воды и камней — тут человеческих шагов и голосов не услышишь, даже если очень постараешься, но с инерцией сознания трудно спорить.

Женщина протянула мне руку. Я стиснул её пальцы и одновременно с нею шагнул к краю. Мы переглянулись; пожалуй, сейчас ближе и роднее нас не было никого в целом свете. Переглянулись — и одновременно взяли с места, разбежались, вдвоём ухнули в упругую звучную воздушную бездну.

Судорогой спеленало горло, мир покачнулся, и мне вспомнились мои опыты прыжков с парашютом — не так много их было, но имелись. Я не успел додумать эту мысль, как пятна зелёного, синего и серебряного разбились о темноту — намного раньше, чем можно было ожидать. Пальцы рефлекторно сжались на чём-то твёрдом, что обожгло их огнём (когда я успел выпустить руку Аштии, даже не заметил). И раньше, чем прояснилось зрение, слух воспринял знакомый голос:

— Держись, камень те в глотку!

Обрётший плотность льда воздух влёк меня куда-то супротив всем законам физики. Зато соскальзывал я с опоры вполне по её законам, и трудно, да и глупо было бороться с телом, которое помимо участия сознания искало, на чём бы понадёжнее закрепиться. Зрение вернулось не сразу в полной мере, но через долю мгновения я уже видел перед глазами большое седло знакомых обводов, рядом Аштию, силящуюся перехватиться за заднюю луку ну хоть немножко надёжнее, очертания тела крупного летучего ящера вокруг — и весёлое лицо Ниршава над всем этим.

— Ниш?! — выдохнула госпожа Солор, сумевшая не без помощи офицера подтянуться с бока летящей твари на хребет. — Ты?!

— Сама видишь. Серт, хватайся получше.

Совет был в тему — пресмыкающееся резало воздух, как мне казалось, с быстротой самолёта, а уцепился я только что не мизинцем, и держался на честном слове. Правда, убедившись, что Аштия нормально устроилась и крепко уцепилась, Ниршав теперь взялся поддерживать меня. Это дало возможность выпростать один из ремней, свисавших с седла, и зацепить его пряжкой за пояс. Теперь я с облегчением мог позволить себе чуток расслабиться и осмотреться.

Да, под нами работала крыльями разновидность крупной летающей ящерицы размером с «Икарус», с седлом, укреплённым перед крыльями, ближе к голове. Кстати, вот и ответ, почему мы, неожиданно приземлившись на ящериную спину, сразу не скатились набок. Вздымающиеся крылья напрягали и округляли мышцы по бокам, и именно тут, за седлом, в момент падения и я, и Аше оказались как бы в выемке, в разрезанной гребнем хребта чаше. А дальше сработал хватательный рефлекс.

— Я уже решил, что не дождусь, когда вы прыгнете, — на миг обернувшись, бросил Ниршав. — У меня уже невидимость истекала. А приземлиться рядом или хотя бы просто выйти из чар раньше времени было невозможно, просто самоубийство. У них тут ведь есть и свои ящеры, и магические средства слежения. Так что после выхода из невидимости надо было сразу рвать когти. Вода хоть чуть-чуть экранирует, поэтому меня не засекли до вашего падения, но стоит только оторваться от неё…

— Ниш…

— Тебе просто не повезло, Аше. Тут поблизости лорды побережья и окрестностей собирают армию, и у них всюду дозоры. Вы мыслите симметрично, и ты, и они выбрали самое безлюдное, самое безопасное со всех точек зрения место. Потому-то тебя и сумели так быстро обнаружить. Ты вляпалась почти в самый стан врага. Этого никто не мог бы предвидеть.

— Как ты сумел меня найти, Ниш?

Офицер снова обернулся. Он управлял ящером уверенно и легко, даже, казалось, отчасти легкомысленно. Словно на светской прогулке.

— Мы ведь не зря с тобой проводили обряд по всей форме. На меня изначально возлагали больше всего надежд, хотя я не единственный, кто был отправлен на поиски… Раджеф Акшанта и Фахр благополучно добрались до Солор. С твоим сыном всё хорошо. С армией тоже.

Аштия улыбнулась.

— Замечательно. Что планируешь теперь?

— Летим к Крюку.

— А то, что на хвосте преследователи — в курсе?

— Само собой.

Обернувшись, я убедился, что Аштия абсолютно права — небо украсило несколько подвижных точек, и это явно не чайки. И движутся за нами.

— Догонят?

— Не-а.

— Почему ты уверен?

Ниршав залихватски намотал оба повода на одну руку, освободившуюся засунул в седельную сумку и вытащил кусок, который попахивал слабо, но неприятно. Покрутил в воздухе с видом победителя — Наполеон бы позавидовал!

— Знаешь, что это?

— Лешта? — опознал я.

— Именно. А теперь смотри… Аше, держись крепче!

Поднявшись в стременах, Ниршав как следует размахнулся и швырнул кусок вперёд, не особо-то целясь.

Нас рвануло немилосердно.

Я запоздало схватился за заднюю луку седла. Но поясной и седельный ремни, к счастью, выдержали, только сдавили мне бока, будто пыточное приспособление. Самого Ниша швырнуло задом на седло, он даже слегка завалился назад, но с хохотом восстановил равновесие. Ящер, учуяв лакомство, несколько мгновений гнался за ним с поистине околокосмической скоростью, а потом, поймав кусок, ещё какое-то время скользил по инерции.

— Ниш, а праща у тебя есть? — рявкнул я, устраиваясь поудобнее.

На меня глянул весёлый глаз, сперва непонимающий, а потом заискрившийся оживлением, словно в предвиденье самой замечательной проказы, какую только можно изобрести.

— А ведь соображаешь… Есть. Аше, — умеешь пользоваться?

— Пращой? Нет. Только из лука если…

— Тогда держи поводья. Удержишь? Сильно не натягивай.

— Знаю.

Пара минут прошли в копании по сумкам, потом на свет была извлечена длинная, сложного кроя полоса кожи. Судя по тому, как Ниш с нею управлялся, он действительно умел, и умел по-настоящему хорошо.

— Серт, держи его за пояс.

— На фига? Да я ас! — офицер поднялся повыше, раскрутил пращу над головой, пустил вперёд кусок лешты. — Да подавись твоя глотка!..

— Пристегнулся бы, ас, — проревел я, на которого и свалился наш спаситель. Хорошо хоть мне удалось его поймать, потому что примерно к такому исходу я и готовился. Но пару пинков я получил, да ещё пальцы чуть не расплющило Ниршавовым сапогом.

Ящеру же было глубоко по барабану, что там с его погонщиком — впереди была лешта, только она и интересовала пресмыкающееся.

— Сколько у тебя ещё этой пакости? — полюбопытствовала госпожа Солор, умело направляя наше средство передвижения.

— Достаточно. Ну, ещё бросок! Да-да, сейчас привяжусь, уговорили.

— Дай ему прожевать предыдущую порцию. А то подавится.

— Ладно, давай сделаем паузу. Аше, садись-ка впереди меня, вариантов-то нет.

— Ладно. Но чтоб никому ни слова, понял? А то казню на хрен. Серт, тебя тоже касается.

— О чём ни слова? О том, что ты теснилась в одном седле с мужчиной?

— …Не являющимся моим мужем, да. Дикарь. Мог бы и сам догадаться. И не задавать некорректных вопросов.

— Понял. Ни слова. Не кипятись.

— Что с моими людьми, Ниш?

— Почти все уже добрались до Избара. Да, ещё об одном отряде пришло извещение из Ключа Сукновалов, что они грузятся на корабли. Из «гармошки» был выведен весь обоз, включая, кстати, твою рабыню-демоницу, Серт, — кивнул мне офицер. — Без потерь.

— Что ж… Вижу, припекло только меня.

— Я же сказал — твой расчёт был абсолютно точен, подкачала удача. Так, пора, наверное, кидать ящерке следующий ломоть. Серт, — держишь меня?

— Уж не упущу.

Шорох пращи над головой, рывок ящера, свист ветра в ушах и дурнота от перенапряжения сил — надо ж было не только себя удержать, но и Ниршава. Только в моменты полного расслабления я смутно осознавал, насколько же успел устать. Последние усилия были просто невыносимы, а ведь прежде я счёл бы их вполне рядовыми, так что к своим приступам дурноты следовало относиться терпимо. В другое время мне стало бы неловко за себя.

«Ну, ничего, — вдруг пришло в голову. — Потерпеть-то осталось сущую ерунду. Приключение идёт к концу. А я жив… Вот чудеса!»

— Ещё бросок, — предупредил меня Ниршав. Я напрягся, вцепился в луку и не пожалел об излишней предусмотрительности — и на четвёртый раз гигантская ящерица рванулась за лештой, как умирающий от жажды за глотком воды. Просто кошка и бутылка валерьянки, ни дать ни взять. Пока всё не вылакает, не оторвётся. — Ну, вроде отстали.

— Я их не вижу, — подтвердила Аштия, оборачиваясь. — А раз я не вижу, то и, наверное, они нас уже не видят. Сканирующую магию мой диск не фиксирует. Бери поводья, Ниш.

— Эк ты спешишь сбежать из седла.

— Цыц! Пошути мне тут! — одёрнула она, сама же цвела улыбкой, улыбкой от всей души. Она наверняка думала о том же, что и я — до Солор можно будет быстро добраться, погоня безнадёжно отстала, а жизнь продолжается.

— Ах, и не зацепи знатных дам за щекотливые вопросы, — пропел офицер. — Но как же я всё-таки рад видеть тебя живой и невредимой, Аше!

— Я тоже рада буду видеть себя невредимой. В зеркале. Но сначала ванну. Боже, как я хочу в ванну! И что-нибудь поесть, только не сухари и не солонину.

— И не демонятину.

— Тьфу на тебя! Забыть и не вспоминать! Никогда…

Надёжно привязавшись, я позволил себе смотреть по сторонам. Ни разу ещё для меня полёт на ящере не включал заодно и обзор достопримечательностей. Правда, видно было неважно, а перегибаться, чтоб полюбоваться, я не решался. Но и без того видел, что ширококрылая летучая тварь скользит над вершинами покатых гор, над густо-зелёными долинами, окружившими русла рек или озёра, над скромными дранковыми крышами посёлков и деревень. Потом впереди замаячила синяя полоса, которая казалась лишь подчёркнутой линией горизонта, и я не сразу догадался, что это море.

Господи, как оно оказалось близко! А мы рвались к нему с такой безнадёжностью и тоской, и сколько наших до него не добралось — неприятно думать об этом. Всего лишь пару часов пути на летающем ящере, напрямик через горы и долины…

Однако по земле мы бы прошли это расстояние за неделю. Ну, может, чуть меньше. Но не намного.

— Эх, уже почти, — подбодрил нас Ниршав. Он и сам бы весел.

Аштия смотрела вперёд, прикрыв глаза, словно в наслаждении предвкушения.

Город, к которому мы направлялись, с высоты показался просто огромным. Он занимал не очень значительную часть побережья, больше тянулся в глубь суши, но зато полностью оккупировал ту половину бухты, мысовая оконечность которой изгибалась когтем. Должно быть, этот естественный волнорез, ещё укреплённый или надстроенный, хорошо защищал город от бурь. Видимо, он и дал городу имя, вполне мореходное — Крюк. Странно, что не гак.

Город с такого ракурса выглядел настолько уютным и мирным, что я ощутил безумное желание поскорее оказаться где-нибудь там. Уж наверное её светлость не обидят гостеприимством. А я уж как-нибудь при ней…

— Остановимся в доме городского головы, — пояснил, оборачиваясь, Ниршав.

— Он считает себя сторонником императора?

— Ему слишком трудно представить себе иное. И всё происходящее кажется ему просто безумством, затеянным бунтарями из черни. Чем-то вроде восстания рабов или, пуще того — стихийного бедствия.

— Он не так уж далёк от истины.

— Можно поспорить… Против восстания низов верхи и сословие воинов всегда вставали единой стеной, и потому Империя давно уже не знала по-настоящему затянувшихся восстаний. А сейчас расколото само высшее сословие, и рядовые воины не могут понять, что к чему и в чём их долг. Ты ведь понимаешь замешательство нашего гостеприимного головы?

— Отлично понимаю. Сама в шоке… Ты будешь садиться на крышу?

— Только так и можно. В городе беспорядки.

— Что? — выпрямившись, спросила Аштия.

— Беспорядки. Город держит господин Жёлтой Ленты, а он всегда был и будет верен в первую очередь владетелям Солор. А значит, и императору. При этом в Каньоне, то есть по соседству, идёт сбор армий сторонников господина Атейлера. Очевидно, что им нужно будет побережье и самые крупные города. Так что авангард уже выдвигается к Крюку. Такие новости разносятся с быстротой ветра. Вот в городе и поднялась паника.

— Паника — понятно, но при чём тут беспорядки?

— Аше, ты разве не понимаешь, что одно неотделимо от другого?

— Серт, ты несёшь ерунду. В предвиденье нападения не до беспорядков. Подготовка, организация обороны, подсчёт и пополнение припасов… Прибрежный город, значит, будет ловиться и засаливаться больше рыбы. Здравый смысл…

— Здравый смысл был раньше. Сейчас в Империи начинается гражданская война. Ей всегда сопутствует целый букет неприглядных явлений, к которым надо быть готовыми. Моя родная страна пережила несколько крупных и очень страшных гражданских войн, последнюю — меньше ста лет назад. Я об этом много читал. И представляю себе, как оно может происходить.

Женщина на удивление внимательно слушала меня и смотрела в задумчивости, выдававшей внимательность.

— Ладно. Расскажешь мне всё подробно. Потом. Может, ты и в самом деле знаешь об этом что-то такое, чего не знаем мы. Или просто успели прочно забыть. Империя не знала широкомасштабных гражданских войн с давних времён.

— А воцарение нынешнего императора?

— Его можно не считать, смена династии произошла слишком стремительно. Лорды не успели поднять армии. Да и если бы успели, война не была бы в полном смысле гражданской.

— Скорее противодействием вторжению, ага.

— Это теперь не имеет значения, Серт! Он — наш законный правитель!

— Я ж не спорю. Мне вообще по барабану, кто у вас правит. Я просто от всей души не хочу своей теперь уже родной стране гражданской войны. Вы уже забыли, что это такое… Вы счастливые, — пробормотал я, чувствуя, что засыпаю.

Потому и приземление, и представление городского головы госпоже Солор, и самого голову я не запомнил. Мне хотелось только дожить до момента, когда мне покажут любую пригодную для сна горизонтальную поверхность, и можно будет на неё упасть. Кажется, Ниршав угадал это моё стремление, потому что в какой-то момент взял меня за локоть и привёл в комнату. При виде настоящей постели под чистым бельём я испытал вспышку подлинного безмерного счастья и, кажется, отключился ещё до того, как упал на неё.

Проснуться пришлось, когда всё тот же Ниршав бесцеремонно стащил меня на пол — кажется, всего через секунду после момента отключки.

— Слышь, жрать не хочешь, так хоть помойся. Всю койку мне испоганил. Где твоя совесть?

— Твою мать…

— При чём тут моя матушка? Марш в мыльню, там слуги помогут тебе привести себя в порядок. Эй, кто-нибудь, помогите офицеру добраться до мыльни!

Но проснуться до конца я не сумел и в огромной лохани. Кое-как отплескавшись в восхитительной горячей воде с нежным ароматным мылом, вяло проглотив что-то явно очень вкусное, но сейчас оставившее меня совершенно равнодушным, почти бессознательным, я с трудом втиснулся в чистую одежду и, добравшись до прежней комнаты, повалился всё на ту же мягкую простыню. И лишь очень запоздало сообразил, что половину постели занимает Ниршав.

«Видно, он меня в свою комнату привёл ночевать», — подумал я и уснул, потому что на угрызения совести уже не оставалось сил. Да и какие тут угрызения? Если б другу было трудно, он бы меня куда-нибудь в другое место приткнул, да хоть где угодно! Во сне, неловко повернувшись, я скатился с кровати на толстенную пушистую медвежью шкуру, продрал глаза лишь настолько, чтоб решить — ну его нафиг, не буду залезать обратно — и остался на полу. И так нормально. Даже удобно. И не дует.

Просыпался с огромным трудом, словно из бочки со смолой пытался выбраться. Сон вязал по рукам и ногам, опутывал восприятие и тянул, тянул в бездну, чёрную, как само небытие. Я нешуточно испугался, что если не проснусь, то так и провалюсь туда, в пустоту без выхода, а там и дальше — в смерть. Поэтому заставил себя худо-бедно пробудиться и, стоило забрезжить сознанию, сел и прислонился спиной к стене, чтоб снова не уснуть.

Само собой, при такой усталости сидячее положение не помешает отключиться, но всё же. Каменная стена здесь, вблизи камина, не была укрыта ни гобеленом, ни деревянной панелью, заметно холодила спину сквозь рубашку, и потому я всё-таки сумел прочухаться.

Ниршав уже не спал, он возился с какими-то бумагами за столом и посмотрел на меня смешливо.

— Ну, ты здоров спать! Почти сутки провалялся бревном.

— Ещё странно, что не двое.

— Оно, конечно, так, отчасти… Помочь тебе подняться?

— М-м-м… Ну, вообще да, помоги. Руки-ноги совершенно не слушаются.

— Это-то понятно.

— А Аштия? Что она?

— Уже встала, позавтракала. Сейчас её осматривает помощница городского врача, а потом наша госпожа, конечно же, захочет нас видеть. И не только нас. У верблюда не найдёшь такого упорства, как у нашей Аштии. Она всегда и во всём прежде всего — глава Вооружённых сил Империи. Как Раджеф терпит такую жену…

— Тест на профпригодность её светлость прошла блестяще, — пробормотал я, прислоняясь лбом к каминной полке.

— Чего?

— Да так, ничего. Я о своём. Не обращай внимания.

— Ну-ну… Сейчас велю подать тебе завтрак. И приведи себя в приличный вид. Тебя если непраздная дама увидит — тут же родит от испуга.

— Я посмотрю, каким ты вернёшься из рейда.

— Я не полевой офицер, сам знаешь.

— Мало ли как жизнь повернётся. Помнишь — демонический мир и ты с коробочкой пилюль для свежести дыхания.

Ниршав заржал и отмахнулся.

— Чем изощряться, шёл бы в мыльню. Я скажу, чтоб приготовили поскорее. И не отговаривайся, что, мол, уже мылся! Ты еле-еле снял первый слой грязевых напластований. Кстати, не очень успешно. Прачка, между прочим, любопытствовала, что делать с твоей старой одеждой. По её мнению, проще выкинуть.

— Я ей выкину! Эту рубашку мне жена шила!

— И что, по-твоему, она тебе не сошьёт ещё пару сотен таких же, но не заскорузлых?

— А кто знает, сошьёт или нет? Может, её уже и в живых нет.

— Хм… Ладно, скажу прачке, чтоб рубашку отстирала. А остальное пусть выкидывает. Надеюсь, не станешь отстаивать?

— Отвяжись.

Распаренный, на этот раз в своё удовольствие, со вкусом, я надел одну из тонких батистовых рубашек Ниршава и поднялся в комнату Ниршава в предвкушении отменного завтрака. Но служанка, заглянув, сообщила, что её светлость госпожа Солор распорядилась накрыть завтрак на троих в её покоях и зовёт своих офицеров разделить с ней трапезу. Весьма настойчиво.

— Ну, начинается, — пробормотал мой друг сквозь зубы и многозначительно посмотрел на меня, мол, видишь, я был прав…