Митрополичий стольник

Глава 12

В конце сентября я заторопился домой. Наша мельница работает. Вопрос в том, что она может работать с большей производительностью. Но пока недостаточно сырья. Игнат вошёл в долю, он имеет 70%. Вроде много, но сырьё то его. Моих 30% чистые и свободны от налогов. А он сам делится с головой и фискальной службой. Насколько я знаю, купчина продаёт муку по где-то по цене в три раза выше цены зерна. И народ берёт. Очень удобно взять муку разных сортов и дома поиграться с пропорциями. Так каждая хозяюшка имеет своё мнение на счёт выпечки и теста. Не сразу, дело то новое, но пошло. А я посадил семью одного толкового мужичка на это дело. Домик ему поставили прямо рядом с мельницей, чтобы далеко не бегать. У него три взрослых сына, да ещё внуки подрастают. Вот у меня и свой мельник появился. Он подчиняется Степану. А вот Яна в нашем коллективе что-то навроде моего доверенного лица. Чтобы она не сошла с ума от безделья я поручил ей вести нашу бухгалтерию. Так она у меня ведает финансами. Денег великих, как я уже сказал там нет. Лес мы ещё не продаём, а зерно пойдёт в больших количествах попозже. Игнату надо перестраивать свою логистику, свозя зерно сюда, а не держа его по амбарам в крупных городах. Теперь будет туда уже готовую муку возить.

В ноябре Ольга родила мне ещё сына, нарекли его Иваном. Теперь у меня трое. Сашка, Анечка и Иван. Событием также стало венчание Златки. Мужа ей подобрал батя с дальним прицелом. В мужья её взял Пётр Гордеев из побочной ветви боярского рода Есиповых, входящих в Совет Господ. Сам Пётр пошёл по воинской части и служил у нас в Новгороде сотником. Не послушал меня Дурдеев, ох и зря. Затмило ему глаза желание породнится с дворянским родом. А ведь все, кто обитал подле клана Борецких крепко пострадают в скорой военной компании. А Есиповы и Овиновы как раз и входили в их число.

К сожалению, я не помню дату, когда Иван пошлёт посольство с требованиями к властям города. Но уже сейчас что-то происходит. Воевода, назначенный из Москвы, не имеет особого влияния, под ним нет реальной силы. А вот вдова посадника Борецкого Марфа успешно сколотила оппозицию московскому царю. Я её видел, весьма энергичная тётка. Сыновья под стать ей мать всячески поддерживали. Как впрочем и крупнейшие боярские рода Новгорода. Тут вопрос стоял так, или-или. И новгородские бояре категорически не хотели терять вековые привилегии. Простой народ говорил по-разному, были сторонники и тех и других. Насколько я узнал от Григория Афанасьевича, Марфа очень богата. Ей принадлежали обширные земляные участки с крестьянами. Её вотчины уступали только землям новгородского владыки и территориям, принадлежащих монастырям. Поговаривали, что у неё в подвалах стояли сундуки с серебром, жуковиньем и пушниной. А когда к нам зачастили послы от Казимира, я понял, что нужно действовать.

По зимнику одвуконь мы добрались за рекордных десять дней. Было непросто, мы пересаживались на запасных лошадей и ехали до темноты. Москва нас встретила неласково. Когда до города осталось несколько вёрст, завьюжило и дорогу стало переметать. С трудом добрались до посадов. Долго долбились в ворота моего дома, пока не подняли сторожа. Тот не сразу понял, что приехал хозяин. Дом выстыл и ночевали мы полуодетые. В тот же вечер я послал гонца к Головину, испрашивая аудиенцию с его начальством. Гонец вернулся с указанием ждать.

С утра, пока было всё спокойно, я воспользовался тем, что дом наконец прогрелся и уютно устроился в своей комнате, пытаясь привести свои доводы в некую стройную и логичную систему. На бумаге я приводил в порядок свои записи. Там была собранна информация — кто, кому и сколько. Я перечислял те боярские рода, которые безоговорочно поддерживают Марфу и её обоих сыновей. Были кончено колеблющиеся и даже противники. Были, как не быть. Как обычно кто-то остался обижен, кого-то прокинули с чином в будущих раскладах.

За мной пришли вечером. Мы уже повечеряли и я никого не ждал, когда в ворота громко застучали. Пока я одевался, мой охранник вяло переругивался с поздними посетителями через закрытые ворота. По моему приказу их приоткрыли и во двор въехал целый десяток вооружённых людей.

— Ты что ли Алексий Сомов будешь? — около меня гарцует молодой парень, судя по всему, он тут главный. Меня немного резануло пренебрежительный тон, но тут так принято. Пацанчик явно из непростых, из дворянчиков. Спасибо, что не Лёшкой назвал согласно статусу.

— Ну я, а ты кто таков будешь? — меня окружили мои дружинники и тот сбавил напор.

— Я десятник Пётр Шестунов. Тебя желает видеть Фёдор Васильевич Курицын, давай быстро облачайся.

Ага, значить Головин сработал оперативно и моя просьба дошла до его начальства.

Я быстро переоделся в более подходящую одежду, всё-таки к думному боярину еду. Вооружился только своим мечом маломеркой, которого я называл палашом. Взял кошель с небольшой суммой серебра на всякий случай и лихо запрыгнул в седло коня, даже самому понравилось. По вечерней Москве мы летели как призраки. Редкие прохожие шарахались по сторонам при нашем приближении. Когда впереди показались легко узнаваемые стены Кремля, у меня учащённо забилось сердце. Я был уверен, что меня привезут в то же место, где я имел удовольствие встречаться с обоими братьями Куницыными. И это было вне стен Кремля. А сейчас я с любопытством оглядываюсь. Мы подъехали к Боровицким воротам. И пока Шестунов разбирается со старшим у ворот, я осматриваюсь.

Пока не заметна деятельность по строительству стены из красного кирпича, которая и просуществует до моего времени. Стены из белого камня выглядят непрезентабельно. Обветшалое сооружение кое-где имеет бревенчатые вставки. Ещё не пришла эра итальянских мастеров, которые будут трудиться над строительством стен и внутреннего комплекса зданий Кремля.

Через несколько минут мы подъехали к обычной деревянной избе. Обычной в плане материала, а по форме она напоминала привычный мне барак. Одноэтажное здание было вытянуто и имело два входа. Меня окружили вооружённые спутники и практически внесли внутрь.

В помещение тепло, видать истопник хороший. Комната небольшая, стола, скамья у стены и всё. Этакий канцелярский минимализм. То ли от волнения, то ли просто в тепле с мороза меня сморило.

Резкий звук заставил меня встрепенуться. Сначала в комнату зашёл Шестунов. Убедившись, что я не вылетел в маленькое окошко, он вышел. Что примечательно, никто не попытался забрать у меня меч. Значить это точно не арест.

Ещё минут через пять в комнату зашёл уже известный мне Фёдор Курицын. Мужчина выглядит не очень хорошо. Воспалённые склеры глаз, отёчное лицо и лиловые мешки под глазами. Такое ощущение, что он нездоров. Увлёкшись рассматриванием вельможи, я пропустил его вопрос. Вернее, это скорее была попытка наезда:

— Ну, с чем пожаловал? — вот же едрить твою налево. Я, понимаешь, переживаю за судьбы мира, а меня вот так сходу лицом в грязь. Типа отвлёк важных людей от высоких материй. А я-то мучался, даже подготовил речь, способную убедить и камень в том, что он зря непонятно чего ждёт. Видимо от обиды, я просто протянул сановнику свёрнутые в виде грамотки свои соображения по поводу ситуации в Великом Новгороде.

Фёдор Васильевич долго читал, продирался сквозь мои умозаключения. Но видимо не зря он достиг таких высот. Думный боярин и ближник царя — это человек, имеющий право уединится с правителем и нашёптывать ему на ушко всякие умности.

Вникнув в сей документ, он свёл брови домиком и изобразил умственную деятельность:

— А ты, стало быть, радеешь за государя? Откель эта цифирь? Ты упоминаешь тут про непростых людей. Не боишься, что сволокут в пытошную, где ты расскажешь всё как на духу. Кто послал и зачем?

Хм, возможно я сделал ставку не на того человека. Возможно, Фёдор Курицын со своим братцем замешан в наши новгородские дела? Кажется, я сделал огромную ошибку приехав сюда?

— А разве я дал повод сомневаться в своей верностью государю нашему Ивану Васильевичу. Я всего лишь собрал доступные мне сведения о готовящемуся бунте во главе с Марфой-посадницей. Она хочет перейти под руку Казимира и заключить с ним ряд.

А вот теперь посмотрим. Я выдал свои расклады, доложил о предательстве. Захочет Фёдор свет Васильевич скрыть это? Если да, то я здорово промахнулся. Ежели он верный пёс государя, то просто обязан отреагировать.

— Жди, -болярин вышел из комнаты, а вместо него вошёл Пётр Шестунов. Он просто сел на место ушедшего и принялся ножом выстругивать из деревянной палочки нечто типа манюсенькой ложки. На меня не смотрел, будто меня и нет.

В комнате стало прохладнее, видимо перестали топить печь. Я обнял себя руками и задумался.

Моей задачей было вбросить важную информацию. По логике вещей сейчас Фёдор побежит к царю. Вряд ли рискнёт скрыть такую стратегическую информацию. Недаром я узнавал, к какой группировке при царе он относится. Думный боярин был сторонником усиления влияния Москвы и поглощения прочих удельных княжеств. А Новгород и Псков были как бельмо на глазу. Они являлись сильным раздражителем и лакомым кусочком для великого князя.

Не менее часа я просидел в помещении. Даже успел сходить облегчиться. Что показательно, меня не сопровождали, знать я пока свободен.

Эти люди мне не знакомы, но думаю, что не ошибусь, ежели предположу, что они нечто вроде личной охраны государя. Высокие молодые парни явно дворянского происхождения. Один заметно отличается от них. Богатые одежды, телик крытый атласом, чёрные сафьяновые сапоги, тафтяновая шапочка и пресыщенное выражение лица. Остальная троица явно рангом пониже, простые охранники. Кажется, таких звали рындами, личный царский конвой.

Опять меня потащили почти силком. Мы прошли по тёмной дорожке и очутились на возвышенности Боровицкого холма. Громада великокняжьего дворца вблизи подавляла своим размахом. Не успев промёрзнуть, мы оказались в тепле. Меня повели по коридору, вскоре мы поднялись по лестнице и наконец-то я остался один. Надоело, что никто ничего не объясняет, тащат как баранчика на заклание. Помещение большое, мне кажется тут что-то типа учебного класса. Вокруг большого стола стоят кругом скамью. А на стене изображения букв на полууставе. В отличии от устава, буковки помельче и полукруглые, глазу приятнее и мне привычнее.

Опять ожидание, наконец без всякой помпы меня провели переходами в другое крыло дворца. Минут двадцать промурыжили в предбаннике и наконец пригласили войти. Перед этим отобрали оружие, лично не досматривали. Видимо оба охранника у входа имеют намётанный на скрытое оружие глаз. Мне напомнили, что лучше не приближаться к государю. Ежели, конечно, жизнь дорога.

Это помещение довольно скудно освещено, мне трудно оценить его размеры. Тем более меня сразу поставили в позу кланяющегося. Вот так, практически на коленях, следует человеку моего происхождения входить к великому князю. Так что я пока что смог оценить его обувь. Сапоги из мягкой кожи и край кафтана из ткани коричневого цвета.

— Ну, чего застыл, проходи поближе, — теперь я смог поднять голову и осмотреться. Это видимо рабочий кабинет. Огромный стол, заваленный рулонами бумаг. В центре пятачок почище и там примостился государь всея Руси, держа в руках какую-то бумаженцию.

Он не торопится начинать разговор, а я изучаю этого человека. Легендарная личность, у него совсем не было детства. Уже в восемь лет отец назначил его своим соправителем и малец служил для потерявшего зрение великого князя поводырём. С малых лет он был вынужден постигать науку управлять. И вот сейчас напротив меня сидит человек средних лет. Судя по всему, немалого роста, худощавый. Аккуратная бородка, серые глаза смотрят снисходительно с лёгкой усмешкой. Ну правильно, для него я пока-что забавная букашка. Богатый наборный пояс и остроконечная шапочка, украшенная драгоценными камнями, всё говорит о высоком статусе хозяина кабинета.

— Ну, расскажи о себе, Алексий Сомов. А то мне тут о тебе такого наговорили, — государь неожиданно легко встал и оказался одного со мною роста. Небольшая сутулость видимо от недостатка движения. Пройдясь по комнате, он сделал несколько махов руками. Так и я обычно разгоняю кровь, когда засижусь в кресле. И вот царь сразу предстал передо мной как обычный человек.

— Ну, тебя за язык тянуть надо? — вроде звучит угрожающе, но глаза смеются.

— Государь, я не знаю с чего начать. Не с рождения же.

— А почему нет, давай с малых лет.

Я задумался только на секунду, царь не будет ждать, но не рассказывать ему про историю настоящего хозяина моего нового тела.

— Ну, я бы при всём желании не смог это сделать, — глаза стоящего рядом правителя посторожели, стали колючими.

— Нет, просто я до недавнего времени был блаженным, деревенским дурачком. По рассказам соседей, мой отец был охотником-промысловиком. А когда я остался полным сиротой, меня взял к себе дальний родственник. Но это время я помню плохо. Только как работал и жил в сарае со скотиной. Но как-то меня избили и здорово так долбанули каменюкой по голове. И я вроде как умер, но я этого тоже не помню. А вот как очнулся, уже стал совсем другим. Одна добрая женщина меня выходила и как окреп, стал ходить в лес, приносить дичь. Это у меня хорошо получалось. А вскоре мне повезло и меня взял под опеку отец Христофор. Он батюшкой служит в селе Монастырщино, что под Переславлем. Он-то и приметил у меня способности и стал учить счёту и грамоте. А потом даже помог и меня взяли послушником в монастырь, где я продолжал постигать грамоту. Ну а дальше, просто люди хорошие на моём пути помогали. Я перебрался сначала в Переславль, а затем в Новгород. Там женился и пошёл по купеческой линии. Ну и затем…

— Про это мне доложили. Ты лучше скажи, почему решил, что умер тогда?

— Не знаю. Соседи сказали, что пять минут сердце не билось. А потом я вдруг выгнулся дугой и открыл глаза. Но я помню только как летел к свету. К яркому белому свету. Он был очень сильный, но не обжигал, а будто согревал, — я не решился заливать царю про старца с нимбом над головой. Иван Васильевич хоть и богобоязнен, как и все сейчас, но далеко не дурак, поэтому я решился только намекнуть на нечто сверхъестественное. Ну надо же как-то объяснить моё внезапное преображение.

— И что дальше ты помнишь?

— Ну, мне стало так хорошо и благостно, но вдруг меня начало тянуть назад. Назад к боли и страданиям. К холоду и вечному поиску чего бы поесть. Бац и я уже вижу себя лежащим в избе.

Отвлёк меня посторонний звук, это великий князь подошёл к столу и пальцем принялся постукивать по дубовой столешнице. Но это было не нечто нервное. А будто он выстукивал некую, ведомую только ему мелодию.

Я замолчал и принялся осматривать кабинет. Вдоль одной стены в два ряда стояли сундуки, закрытые на огромные замки. Думаю, там хранятся различные документы. Часть из них свалена в кучу на столе. А вот ту записулю, которую недавно изучал царь, я легко признал. Это мои заметки, которые я вручил сегодня Фёдору Курицыну.

— Хорошо. Расскажи, что там у вас делается.

Я не стал переспрашивать, где у нас. Зачем раздражать правителя. Ну и начал излагать состояние дел в Новгороде и республике. Волновался в начале, сбивался, потом пошло легче. Собственно, я излагаю то же, что написано в поданной бумаге. Только своими словами и с большими подробностями.

— Да, да. Мне докладывали, что Казимировы послы зачастили к вам. Вот только не знал, насколько далеко у них зашло. Как думаешь, заключат договор напрямую, изменят клятве?

— Уверен, что да. А вот когда, не знаю точно. Но людишки Марфы посадницы баламутят народ, созывая на вече.

— И что народ, за неё?

— Люди не хотят идти супротив Москвы. Большая часть против присоединения к латинянам и перехода в их веру.

Я сознательно искажал правду. Народу в принципе всё равно, под кем сидеть. Лишь бы не давили налогами. Тем более Марфа вроде выторговала у польского круля право сохранить веру отцов и частичную автономию. Но моя задача предупредить восстание, возглавляемое Марфой Борецкой и не допустить военных действий. Война будет проиграна новгородской стороны. На поле битвы останутся тысячи простых воинов и просто людишек из ополчения. Если я не ошибаюсь, только с новгородской стороны потери убитыми составят не менее 12 000 человек. А из бояр только четверых казнят. Но многие лишатся имущества, расплачиваясь за ошибку в выборе стороны. А сколько деревень, сёл и городков будет разорено — это вообще обычная практика запугивания врага.

Вот я и старался составить определённое мнение у государя.

Тот взял опять в руки мою бумагу, — так ты предлагаешь начать уже сейчас войну?

— Кто я такой, чтобы что-то предлагать государю. Но я бы вообще не начинал эту войну. Ведь война требует денег на войско. Погибнут опытные воины и немало посошной рати. А ведь можно было бы вовсе обойтись без этого.

— Объясни, — царю надоело прохаживаться и он сел в кресло. А сейчас требовательно смотрит на меня.

Вот ни за что не поверю, что царь не увлекается шахматами. Слышал, что с этой игрой он знаком. Иоанн Васильевич никогда не решает с кондачка, всегда обдумывает ситуацию со всех сторон. И старается руководствоваться не эмоциями, а доводами. А это прямо описание хорошего шахматного игрока.

— Государь, Вы любите играть в шахматы?

— К чему ты спросил?

— Если Вы велите их принести, я попытаюсь объяснить.

Хозяин кабинета поднялся и подойдя к столу, достал ящичек, украшенный искусной резьбой на растительную тематику. Ну, у Григория Дурдеева шахматы покрасивше будут. Здесь они тоже из кости вырезаны, но доска поскромнее будет.

Я расставил фигуры чёрного цвета. Король в окружении сильных фигур, чуть в дали пешки.

— Государь, там далеко не все сторонники Марфы и её сыновей. Даже те исконно новгородские боярские рода, которые присоединились к её партии — не едины.

Я старался говорить убедительно. И в самом деле сильные боярские рода держались на старшинстве. Первым в роду, как правило был старший сын. А идущим после него навсегда уготована участь сидеть в тени главы рода. Не всех это устраивает. И это открывает для нас место для манёвра.

— И так, государь. Если выбить всего десяток сильных фигур, Марфа останется одна и ни о каком договоре с Казимиром польским речь не пойдёт вообще, — я пальцем свалил несколько фигур и король остался только с пешками, — а народ пойдёт за тем, кто предложит ему хлеба и зрелищ.

Не знаю, знаком ли царь с историей древнего Рима, но моя фраза ему понравилась. И вообще, мне кажется, что говорил я не зря.

Если честно, я не зря просил принести шахматы. Конечно, я рассчитывал сыграть с правителем пару партеек, проиграть ему и завести более доверительные отношения. Но нет, не получилось. Меня просто проигнорировали и вскоре проводили на свежий воздух, заставив мучаться неопределённостью. Я бы с удовольствием сорвался домой в Новгород, но мне пока не разрешили возвращаться. Осталось только выпросить разрешение съездить в Коломну по личному делу. Получив оное мы сразу же в полдень выехали в направлении юго-востока.