Часть 1 Глава 6

Глава 6

Все сотни лет существования человечества… человек голодал. Частенько вымирал от голода настолько, что популяция сокращалась до бутылочного горлышка. Голодал, будучи лемуром, обезьяной, кроманьонцем, и так вплоть до прошлого века.

И тут как-то внезапно генетики создали новые сорта пшеницы, что давали пятикратные урожаи, а засевать можно стало те пространства, где ничто не росло, скот перестал дохнуть от любого вируса и само привычное словосочетание «падеж скота» исчезло.

Человек впервые наелся! И не просто наелся, организм, приученный голодом в миллионы лет, требовал есть в запас, потому что пока толстый сохнет, худой сдохнет.

И люди ели. К тому же еда становилась всё вкуснее, лакомее, доступнее и дешевле. Впервые её закупали столько, что портилась, часть выбрасывали.

И вот тогда и началось быстрое и стремительное ожирение сперва отдельных человечиков, а потом и всего населения. Трудно удержаться при виде еды. Ну как не есть, когда вот она? Да ещё и восхитительно лакомая…

И это вот слишком стремительное ожирение человечества надломило нечто очень важное для выживания. Когда человек заболевает – он худеет. Когда заболело человечество – оно тоже начало быстро худеть.

Сегодня Бабурнин и Черноклюв ушли оба уже в полночь, напомнили, что завтра съезд трансгуманистической партии. Не всей, конечно, у нас даже денег нет, чтобы арендовать большой зал, просто в помещении офиса на Подсосенском переулке соберется штаб, а точнее, инициативная группа, потому что в президиум выбирали лучших, а лучшие предпочитают работу собраниям, даже если нужно сидеть в президиуме.

Трагедия русской интеллигенции в том, что всегда брезговала лезть в политику, за что получала власть куда глупее её самой. И вот снаппер, словно решил помочь рефлексирующим умникам, огненной метлой начал убирать тех толстожопых, что голосуют за того кандидата, который болеет за их футбольную команду и смотрит бои ММА.

Но всё же в нашем сложнейшем мире он натворил, натворил… Во всех странах наперегонки разрабатывают ИИ, он ещё не обрел сознание и вряд ли обретет, но с каждой неделей становится всё мощнее и мощнее. Открытия с его помощью сыплются горохом, еле успеваем хватать, уже не соображаем с ходу, что полезно, а что крайне опасно, а следом сыплются ещё и ещё из области биологии, ракетных двигателей, аккумуляторов, взрывчатки, передачи энергии из космоса…

И вот пришел снаппер и всё изменил. Две трети открытий пошло бы на то, чтобы ублажать толстожопых, двери везде делать ещё шире, торты крупнее, а теперь что? Много дизайнеров останется без работы.

Пока ехал к особняку в Подсосенский переулок, где наша штаб-квартира, позвонил Фединцев, сообщил, что их «бессмертная» мышь прожила уже два с половиной года, а больше двух они не живут, продолжаем наблюдать, хотя по анализам видно, будет жить, пока что-то не убьет, но это будет не мышь в черном плаще и с косой смерти.

Я всмотрелся в его сияющее лицо на экране бортового компьютера.

– Догадываюсь, чем заняты сейчас.

– Это пока тайком, – сообщил он заговорщицки.

– У нас это возможно?

– В нашей стране? – ответил он с иронией. – Россия – страна возможностей. Пока регулятор рассмотрит заявку и даст положительный ответ, а он наверняка начнет тянуть и сопли жевать, у нас будет всё готово. Ты как, настроился?

– Давно, – ответил я. – Надеюсь, я у тебя в списке.

– В первом ряду, – сообщил он. – Хотя хотелось бы сперва на собаках. У меня сердце кровью обливается, мой Хрюндик совсем старый, скоро умрет, сколько той собачьей жизни… Ещё бы лет тридцать, каким бы умным стал?.. Хоть сразу в партию «Воля народа»! А ещё лет триста – уровень рядового трансгуманиста.

Я вздохнул, сам всегда страдаю, когда щеночек, что помещался в ладони, вырастает, стареет, седеет, а потом помирает, и так снова и снова, уже ради собак добивался бы бессмертия.

– Это мы с тобой готовы пропустить впереди собак, но тех, кто боится помереть в этом году знаешь сколько?..

Он ухмыльнулся.

– Ещё бы! Почти все правительства в полном составе и самые успешные миллиардеры! В их личных институтах уже давно топчут дорожки к бессмертию человека!

– Переманивают? – спросил я с интересом.

Он кивнул, поморщился.

– Предлагали и сейчас предлагают поработать у них. Условия сказочные, но везде работы заточены под одного-единственного человека… А мы, чудаки-трансгуманисты, думаем о человечестве. Бзик у нас такой.

Я ощутил тянущую тоску, поежился, сам чувствую как голос дрогнул от жалости к себе и необходимости наступить на эту жалость во имя выживания всего нашего вида человеков.

– Я готов… Но сейчас пожар в нашем общем доме. Пока буду спасать себя лично, может гыкнуться весь наш вид. Да и вообще даже бессмертным придется каторжаниться на великих стройках коммунизма... Все начатые и даже запланированные на десять лет заводы сами не вырастут!..

Он кивнул, но в глазах оставалось море печали.

– Ты оптимист. Какие заводы, скоро на земле ни человека не останется. Я не о снаппере, как понимаешь.

Он отключился, на экране некоторое время скользили новости о снаппере, то и дело влезает реклама о новых способах приготовления вкуснейших шашлыков, отдыха в Турции и новинок моды. Я отключил звук, отвлекает, мысли прыгают с одной на другую, и все указывают на Армагеддон, такой понятный, но в то же время неотвратимый.

Термоядерный синтез осуществили в этом году, в следующем начнут строить где надо и где не надо, потоком идут обещания, что уже к концу этого года ИИ превзойдёт человеческий разум, а там начнет молниеносно апгрейдить себя, но это больше для того, чтобы выбить больше инвестиций, но за пару лет ИИ точно догонит и обгонит человека. Ещё ряд прорывных технологий обещают уничтожить мир не когда-то там, а в ближайшие год-два, и ничто из этого не поставить под всемирный контроль: стран на планете около трех сотен, у всех амбиции, претензии, старые и новые обиды, требования, хотелки.

Если по уму, то немедленная глобализация должна быть проведена вот прямо щас, иначе гибель всем. И неважно, согласно с нею демократическое большинство или нет.

Уже победно загремели локальные войны, в Африке и Средней Азии за воду и вообще за ресурсы, в Европе из-за обострения идеологических разногласий, а в тесной европейской семье любая война даже между государствами есть война гражданская. Такое вообще недопустимо в наше время, но человек в своей основе всё ещё зверь и самая тупая скотина, потому для него допустимо всё, вот и стал царем природы, но не стал царем самому себе. Потому про безбашенных раньше говорили, что без царя в голове...

Звонок и вибрация в браслете напомнили, что я ещё в этом неуправляемом мире, Алиса уловила мой вздох, моментально включила связь.

На экране лобового стекла появилось крупное лицо Влатиса, одного из членов комитета, старательного и очень работоспособного инженера, кстати, одного из ведущих специалистов «Ангстрема».

– Шеф, – сказал он с ходу вместо «драсьте», – наша партия растет как-то очень уж…

– И ты заметил? – спросил я с издевкой.

– Растет, – договорил он, не обращая на мой тон, – но опосредовательно. Больше за счёт того, что ведущие партии тают, как снег на сковородке. Снаппер восстанавливает справедливость!

– Снаппер?

Он пояснил с удовольствием:

– Ай кью членов партии «Воля народа», как все знаем, в районе восьмидесяти – девяноста баллов!

– У их Мироненко, – напомнил я, – сто пять.

– Лидер есть лидер, – согласился он снисходительно, – но у нас даже средний балл от ста тридцати до ста сорока! А у нашего генералиссимуса, это я вам подпискиваю, хоть и не тянет на сто пятьдесят, как у Стивена Хокинга или Эйнштейна, но сто тридцать девять, в полтора раза выше, чем у нынешнего президента! И уж, конечно, выше, чем у любого из лидеров предвыборной гонки.

Я сказал строго:

– Только не козыряй такими цифрами. Это недемократично.

Он сказал оптимистически:

– А насрать на такую демократию, что сдерживает прогресс! Наша партия должна рулить миром!

– Мало ли что должна, – возразил я. – Мир устроен по праву сильного кулака, а не могучих извилин.

– Пора перестроить, – сказал он зловеще. – Черноклюв и Бабурнин уже пишут вашу предвыборную программу. Вам только подмахнуть…

– Ещё чего, – сказал я. – Нам нужно ещё в Думу пройти!

– Это с гарантией, – сообщил он. – Проходной балл набран два дня тому! А программа будет писаться долго. Ещё сотню правок внесем!

– Это точно, – пробормотал я.

Он радостно растянул рот до ушей.

– Я всем так и сказал, шеф одобрил!

Он отключился, я почти видел как сообщает своим, что моим волевым решением вступаем в последний и решительный, ставки никогда не было такими высокими.

Я молчал, откинувшись на спинку сиденья и погрузившись в хаотические мысли. Конечно, если по уму, то наша партия трансгуманистов должна править страной, но когда в России жили по уму?

С другой стороны, когда как не сейчас попробовать взять то, что нам принадлежит по праву наиболее интеллектуально развитых в стране и в мире?

И вообще-то пора, чтобы страна управлялась не сильными, а наконец-то умными.

На перекрёстке, где раньше стоял милиционер-регулировщик, когда меня водили в детсад, прямо под светофором широко и нагло расставил толстые колеса похожий на жабу автомобиль в камуфляжных цветах.

Кузов открыт, там, облокотившись о крупнокалиберный пулемет, с княжеским величием пускает кольца сигаретного дыма крупный мужчина в комбинезоне таких же расцветок, как и его средство передвижения.

Ни фига себе, мелькнуло у меня ошалелое. Здесь что, Израиль или Франция?.. В России всё тихо, но если начнется, никакие бэтээры с пулеметами не остановят. Пан или пропал, какие компромиссы, мы же не сраная Европа!

Осторожно объехал этот милитаризм, со снаппером таким образом борются, что ли, ни фига себе у нас отечественная медицина, повел автомобиль в сторону Курского вокзала, Подсосенский переулок там, крохотный и незаметный, как вся наша партия трансгуманистов.

Во дворе нашего офиса припарковались с десяток авто, это много, народ предпочитает пользоваться метрополитеном, там без пробок, да и такси с автопилотом стало дешевле некуда.

В помещении как никогда многолюдно, даже в коридоре бурно дискутирующие группки, воздух жаркий, меня приветствуют жизнерадостными воплями, что-то никто не в панике от снаппера, странная какая-то пандемия. Как только худые поняли, что их не заденет, сразу же возликовали, и нет сочувствия к погибающим толстякам.

Технический прогресс последние полста лет двигался вперед семимильными шагами, оставляя мораль и культуру далеко-далеко позади, а сейчас вообще рванулся так, что все моральные ценности остались за горизонтом, в том числе и жалость к ближнему.

С другой стороны, то ценности прошлого мира. Если в нашем и вспоминаем какие-то мысли Фёдора Михайловича, то лишь для подтверждения своих слов, а если его нравственные ценности не совпадают с нашими, то понятно, устаревшие, каменный век, как ещё не сбросили с парохода современности?

В переполненном зале навстречу ринулся Кирилл Шнырев, взлохмаченный и вздрюченный, глаза горят, как у голодного кота, запрыгнувшего на большую толстую рыбу.

– Шеф, – вскрикнул он, – что творится, что творится!..

– Ну-ну, и что творится? – спросил я.

– Опросы показывают, – выпалил он с жаром, – наш кандидат наберет одиннадцать процентов!..

Я на ходу отмахнулся.

– У «Воли простого народа» почти семьдесят.

Он вскрикнул:

– Это прошлый расклад! А сейчас там все только и думают, как выжить, им не до кабинок для голосования!

Я пробирался через толпу к задней стене, там нечто вроде сцены со столом с красной скатертью и тремя стульями, один держат для меня свободным, пока ещё уважают.

Следом за мною пошел Ворт, один из активистов, жарко доказывал мне на ходу, что у «Воли Народа» электорат почти весь из люмпенов на пенсии или на БОДе, потому не просто толстые, а разжирели, им сейчас не до выборов президента, да и вообще…

Да и вообще, додумал я, поднимаясь на сцену. Половина, а то и больше, там вымрет. Странно, не ощутил печали, как следовало бы гуманисту и просвещенцу, только небольшая тревога, что мусора на улицах будет больше, да водопроводчика ждать дольше, а то и самому придется, Optimus только через полгода появится в наших магазинах.

Да, в самом деле, непонятно даже, никакой жалости, даже некое удовлетворение, что вот лично я старался не пережрать, пролил ведро пота в спортзале, но сейчас вот получил пряник, а у толстых и ленивых, что эти пряники хавали без счёта, сейчас разом отобрали и пряники и… вообще всё.

Как сказал великий Гёте: «Жизни только тот достоин, кто с бою каждый день берет!». Точно, предвидел разгул этих ковидов, плецтлихов и снапперов.

Черноклюв и Бабурнин поднялись навстречу, предельно почтительно и с поклонами ответили рукопожатиями на мою протянутую руку, но это для зала, народ должен видеть как встречают лидера даже члены президиума, короля играет свита.

Садиться я не стал, надел улыбку пожизнерадостнее и, повернувшись к залу, где половина мест уже заполнена, сказал с подъемом:

– Пандемия пандемией, но жизнь идет!.. Власти не повторят ошибку с ковидом, когда из-за ограничений почти рухнула экономика. Медики знают свое дело, как и власти, а мы должны делать свое. В том числе как можно лучше провести предвыборную кампанию!

Бабурнин уловил мой кивок, как только я начал опускаться, вскочил, быстрый и живой как ртуть, заговорил быстро и с подъемом:

– Власти в победе правящей партии уверены! У них всё под контролем. Комендантский час не объявлен разве что в Сибири. В остальных регионах, особенно в южных, войска Росгвардии патрулируют улицы в усиленном режиме.

— Что за режим? – крикнули из зала.

– С бронеавтомобилей, – немедленно ответил Бабурнин, – пересели на бронетранспортеры.

– Ну и что?

– Вид крупнокалиберных пулеметов, – пояснил он, – хорошо охлаждает горячие головы, что уже начинают бузить на улицах. Пущен слух, что дан приказ стрелять без предупреждения.

Черноклюв добавил солидно:

– В Дагестане военное положение. В Ставрополе на окраине города блокпосты. Бронетранспортеры охраняют городской центр, мэрию, казино и прочие жизненно важные учреждения.

Не поднимаясь, я громко сказал в затихший зал:

– Вот видите, у нас не Франция. Наш электорат трижды подумает, прежде чем выйти на улицу и разбить хоть одну витрину. Для этого нужно ещё слезть с дивана.

Кто-то крикнул из зала:

– Народ откармливали, чтобы с дивана слезать было тяжко.

Бабурнин сказал с подъемом:

– Посмотрите, что я сейчас выловил!

Он щелкнул переключателем, на экране появилось несколько наползающих один на другой графиков с устремлёнными верх и вниз ломаными цветными стрелами.

Не успел раскрыть рот для пояснений, как в зале кто-то вскрикнул ликующе:

– Это что, в Штатах вперед рванула партия Золтана? На два с половиной процента обгоняет «Ещё раз сделаем Америку великой» и на четыре «За демократию и тридцать гендеров»!

Черноклюв прорычал:

– Сомнут. Не допустят. Кто же пустит умных во власть? Им нужны послушные…

– Кому, рептилоидам?

– Закулисью, – отрезал Черноклюв веско. – С другой стороны, партия трансгуманистов это не партия рабочих Детройта, интеллект повыше, но трансгуманисты для этого тупого мира какая-то аберрация. Для торжества демократии умные должны подчиняться идиотам. Да и сами под них косить, чтоб не побили.

Из зала кто-то заметил скептически, я узнал Знака, одного из самых активных, хоть и задиристых трансгуманистов:

– А где не так?

Я поднялся, сказал веско:

– У нас. Демократия в России не успела закрепиться, хотя союз рабочих и крестьян был назван главной силой, а интеллигенция – лишь тонкой прослойкой между этими жерновами. Но сейчас, как видите, сама природа нам помогла!.. Сколько набирает наша партия, кто скажет точно?

Из зала к столу президиума вышел с раскрытым планшетом в руках один из моих заместителей, Фауст Тютюнников, сел за стол, не отрывая взгляд от экрана планшета.

– Почти одиннадцать с половиной!.. – сказал он мягким, но торжествующим голосом. – Мы обходим, обходим всех!.. Даже подумать боязно… А вдруг выгорит?

Черноклюв взглянул на него сверху вниз с упреком в глазах.

– У Золтана получается, а мы не трансгуманисты?

Я постарался ответить уверенно, хотя от дурного предчувствия сердце заныло:

– А для чего мы партию создавали?

Бабурнин и Фауст переглянулись, в их глазах я прочел, как это для чего, а вот чтобы собираться в компании интеллигентных и хорошо воспитанных людей с высшим образованием, а это значит со степенями и уровнем ай-кью выше ста пятидесяти, пить коктейли и хорошие вина, со вкусом говорить о духовных ценностях и лениво поругивать тупое правительство, что потакает быдлу.

Черноклюв медленно громыхнул:

– Спокойно, спокойно!.. Вы же понимаете, никакой демократией нельзя оправдать, когда власть на основании предпочтений простого человечка решает за умных, что и для них, то есть, нас, хорошо или плохо.

Из зала донесся полный иронии голос Аркадия, тоже одного из самых активных трансгуманистов:

– Зато демократия!

Я ответил с пролетарской ясностью:

– В жопу такую демократию. Хватит, наигрались. Дидро был не прав. Нам пора вылезать из этой простонародной задницы.

Аркадий спросил с великосветской задумчивостью:

– Почему «простой народ» хорошо, а «простонародье» плохо?

– Уже и простой народ хуже некуда, – сказал я. – Потому что уже никому не нужен. Так что выше знамя интеллигенции, гнилой прослойки между двумя основными классами рабочих и крестьян, уходящих в светло-тёмное прошлое!

Черноклюв громко на весь зал вздохнул.

– На сегодня гнилая интеллигенция оказалась единственным здоровым элементом общества. Маркс и Ленин уже в гробах зажмурились и зафейспалмились.

Он длинно и зло выругался, умело избегая обсценных слов, Аркадий горестно вздохнул и даже откинулся на спинку стула в зале, чтобы оказаться как можно дальше от простолюдина с докторской степенью.

Я сказал Аркадию с усмешкой:

– Ты думал, он интеллигент, а он оказался интеллектуалом! Это две большие и разные разницы, как говорят в Одессе и в Госдуме. Ладно, идем дальше. Я тоже не думаю, что нам дадут прорваться в лидеры, но… а вдруг?

Вообще-то у нас все дискуссии развиваются стихийно, а президиум просто дань традициям, лишь когда споры переходят в крики, председательствующий, а это обычно я, вынужденно прерывает и возвращает всех к своим баранам, чтобы вернуться к общению, как надлежит ученым, а не таксистам или спортсменам.

Загрузка...