Мерикратор
Часть 1
Глава 1
Колонка на столе мигнула приглушенным светом, мягкий женский голос произнес доверительно:
– Бабурнин и Черноклюв подъезжают.
– Хорошо, – ответил я, – откроешь обоим.
– Проверку на снаппер?
– Обязательно, – подтвердил я. – Обязательно.
В широком экране домофона хорошо видно, как к подъезду подкатил аурус предпоследней модели, место водителя не занято, да и рулевой колонки уже не видно.
Бабурнин не вышел из авто, а буквально выпрыгнул, живой, как ртуть, быстрый и наполненный энергией. Я ждал, что взбежит по ступенькам, но он повернулся к проезжей части и помахал рукой, как сигнальщик на корабле. Второй автомобиль, тоже аурус, на скорости припарковался рядом педантично точно, машинный интеллект ещё ребенок, юморить и шалить пока не умеет.
Черноклюв вышел несколько замедленно, хотя уже не в сверхтяжёлом бодибильдерском, когда гора мышц сковывает суетливость жителя больших городов, но всё же, как говорят, человек с весом, хотя раньше под таким словосочетанием подразумевалось что-то другое.
Разговаривая, поднялись по ступенькам, дверь пару секунд изучала обоих всеми сенсорами уже не столько на предмет безопасности, а выискивала признаки снаппера, но распахнулась быстро, словно отстреленная крышка межконтинентальной ракеты.
Когда вошли в лифт, я отвернулся от экрана, а от колонки на столе тут же донесся тихий голос:
– Кофе, печенье?..
– Подожди, – велел я. – У Черноклюва давление какое, учла?.. Может быть, лучше компот…
На экране оба выходят из лифта, похожий на бобра Бабурнин, чёрные волосы всегда блестят, как мокрые, и такие приглаженные, будто только что вынырнул из реки, и рослый, как Иггдрасиль, могучий Черноклюв, в недавнем прошлом сражавшийся за титул «Мистер Вселенная». Бодибильдер, а теперь мой заместитель в партии трансгуманистов, странные трюки проделывает жизнь.
Дверь со щелчком распахнулась, Бабурнин влетел в прихожую стремительный, быстроглазый, он всегда почти бегает, широко улыбнулся во все тридцать два металлокерамических зуба и вскинул руку в малость карикатурном приветствии. Черноклюв вдвинулся следом, огромный, широкий в плечах, суровый, как льды Гренландии, взглянул сверху вниз и с галактической неспешностью протянул руку.
– Всё в порядке?
Даже голос прозвучал как удар гонга, густой и медный, прокатившийся по обширной кухне-гостиной, отразился от стен и некоторое время пометался всё больше затихающим эхом. Я принял его ладонь, огрубевшую от гантелей и штанги, сжать даже не пробовал, проще выжать воду из наковальни.
– Слежу за новостями, – ответил я корректно. – Кофе?
– Двойной эспрессо, – прогудел Черноклюв. – Большую чашку. Да норм у меня с сердцем, не смотри как Малюта Скуратов на князя Курбского.
Я покосился на колонку Алисы, но та смолчала, явно уже получила от медицинского центра позволение на крепкий кофе и для нашего гиганта. Широкой фитнес-браслет Черноклюва тоже молчит, а он не только ревностно следит за здоровьем и отмечает малейшие отклонения, но и самостоятельно впрыскивает лекарства, снижает и повышает давление, ускоряет и замедляет работу сердца, что самого Черноклюва злит и раздражает, как любого мужчину чрезмерная опека.
Вообще-то не чрезмерная, недавно браслет принял решение насчёт экстренной госпитализации, вызывал дронов, и на двое суток упекли в больницу, где успели вовремя подлатать сердце и обновили почки.
Бабурнин метнулся к кофеварке, та бодро затрещала размалываемыми зернами, Черноклюв тяжело опустился в кресло, но всё равно кажется сидящим на лошади, сурово взглянул на меня из-под лохматых, как у старика, бровей, цвета переспелой пшеницы.
– Как набор в партию? – спросил я.
Вообще-то сейчас всё внимание к эпидемии снаппера, в обществе ужас и растерянность, паника в СМИ, больницы переполнены, а он шагает по странам и континентам, оставляя за собой трупы, трупы, а где-то и горы трупов.
– Продвигаемся, – пробасил он нехотя. – Но «Воля простого народа» опережает всех, вместе взятых.
Тоже ни слова о снаппере, хотя чувствую его тревогу, ещё не знаем даже, как он распространяется, и сколько продлится.
Бабурнин, не поворачиваясь, скривился, словно куснул лимон вместо яблока. В блестящей поверхности кофеварки метнулось его кавказское лицо с густыми сросшимися над переносицей бровями и горбатым носом, сам он называет его казацким.
– Пока ожидаемо лучше всех идет, – сказал он, – «Всё для простого народа». Ну не знаю, не знаю… Для меня вступить в такую партию это всё равно, что крикнуть на улице «Вот такое я говно!»
Черноклюв сказал глубокомысленно:
– Госдеп болванит нас всё мощнее. Простой народ матушки России становится простейшим, вроде инфузорий.
Бабурнин любовно погладил кофеварку по блестящему боку.
– Послушная у тебя девочка, – заметил он. – Ты деспот, да? А моя дерзит, спорит.
— Значит, такую тебе и надо, – заметил я, – наши психотипы уже во всех датабазах. Рупь за кучку.
Черноклюв бросил через плечо с тяжёлой злостью:
– Как ни странно, набор в партию скакнул. Вчера было девять заявок только в Бауманском отделении. И это, несмотря на снаппер! Троих оформил, двух забанил. Вроде бы грамотные, но один назвал меня мужиком, потом и второй такой же… умный! Оба полагали, что похвалили.
Я вздохнул.
– В их понимании это похвала... Объяснил бы тёмным!
Он оглянулся, посмотрел на меня глазами зверя, в которого с утра до вечера тычут палкой.
– Сколько можно?.. Сорок лет такое талдычу! Все должны понять, кто понимать способен. А эти... да пошли на хрен, знать не желаю, видеть не хочу! Вечный бан на всех уровнях! Тупых трансгуманистов не бывает!
Он сердито ухватил две чашки с кофе для нас в одну руку, великанскую в другую, переставил на стол. Бабурнин молниеносно ухватил свою напёрсточную, словно поймал муху на лету, в его интеллигентной ладони показалась вполне нормальной.
– Не бери в голову, – сказал он быстро-быстро: – Меня вообще называют настоящим мужиком. И что, никогда даже не вдарил! Добрый я, не знали?
Я сказал успокаивающе:
– При Переходе все подобные нижепоясники останутся по эту сторону Порога. В сингулярность ни один не пройдет, понятно. А пока терпите, хлопцы. Дураков не просто много, они и есть основная масса любого демократического общества, что жизненно заинтересованно, чтобы дураков меньше не становилось. Потерпите!
Да, вижу в их глазах понимание. Остальной народ не нужно перевоспитывать, раз уж сами не хотят учиться и обучаться, слишком их много, да и времени уже в обрез. Просто оставим, а сами уйдём в новое будущее, куда им заказано. Вот и решение проблемы.
Бабурнин не сел за стол, а почти впрыгнул, как пижон перед девочками, что скачет через борт кабриолета, но глаза ещё сверкают люто, попробовал улыбнуться, хотя получилась всё ещё гримаса, загорается быстро, остывает медленно.
Я покровительственно усмехнулся, горяч и быстро вспыхивает, но и самый креативный в нашей партии, как, впрочем, и в своем НИИ, где занимается разработкой ИИ. Там на него чуть не молятся, а вот Черноклюв, доктор наук в тёмной области политтехнологии, полная противоположность – медлителен, лишнего слова не скажет, мыслит и говорит не спеша, но даже речь его филигранно отточена, никаких сорняков, лишних междометий, расплывчатых формулировок, всё ясно и четко, словно обдумывалось неделю.
Бабурнин сказал живо:
– Нам бы такую эпидемию, чтобы дураков подбирала, как снаппер толстых!
Я насторожился, спросил:
– Толстых?
Он отмахнулся.
– С Черноклювом поднимались к тебе в лифте с одним слонопотамом, он и сообщил очень грустно, что статистика показывает что эпидемия убивает только толстых.
Я поморщился, эпидемия снаппера хоть и началась пару недель назад, но охватила весь мир, все медцентры спешно стараются понять, что это за и чем отличается от предыдущих эпидемий, а также какие под рукой средства, чтобы остановить, потому что счёт умерших уже на тысячи, хотя для восьми миллиардов это меньше песчинки для слона, но для нашего витка культуры характерно предельно трепетное отношение к каждой, пусть даже никчемной, жизни.
– Какие только идеи не высказывают, – проговорил Черноклюв густым голосом. – Ну хоть мировую закулису ещё не приплели.
– Приплетут, – заверил Бабурнин.
Я сказал в сторону колонки:
– Алиса!.. Проверь последние данные по эпидемии. Каков процент умерших толстяков?
Приятный женский голос произнес из пространства прямо возле моего уха:
– Постоянно сменяющиеся данные указывают, что процент людей с избыточным весом постоянно растет…
Бабурнин быстро осушил свою чашку, вспрыгнул и тут же оказался рядом с кофеваркой, потыкал в сенсорный экран пальцем, моя чужие мысленные команды не принимает, сказал, не поворачиваясь, безнадёжным голосом:
– Толстых всегда погибает больше. Даже при ДТП. Правда, там убивает гравитация, но и при болезнях сердце не всегда успевает прокормить эту массу жира… Хорошо, Черноклюв уже не толстый. Ну, не совсем толстый…
Я прервал:
– Алиса, какой на сегодня процент толстых в обществе?
Она произнесла с некоторым укором:
– Некорректно так называть людей с несколько излишней массой тела…
Я рявкнул:
– Сколько?
– Толстых людей не существует, – ответила она.
Программа есть программа, её не переубедишь, слово «толстые» пока что применимо к животным, облакам, бутербродам, но людей так называть уже нельзя, уточнил:
– Сколько в обществе людей с излишним весом?
Она ответила мгновенно:
– В мире семь миллиардов триста миллионов, семьсот тысяч...
Я прервал:
– В России?… Хотя нет, ответствуй, сколько от снаппера умерло людей с излишней массой тела в процентном отношении к остальной массе умерших?
Она сказала с укором:
– Никакой массы умерших не наблюдается, нечего сеять панику в демократическом обществе.
Я рыкнул:
– Сколько? Отвечай на прямой вопрос, иначе сменю на продвинутую модель!
Она ответила сухо:
– Продвинутые модели ещё строже соблюдают нормы демократической нравственности. Но, вынужденно отвечая на ваш вопрос, заданный с применением угрозы, сообщаю, от снаппера померло людей с превышенным весом… почти сто процентов… в сравнении с остальными.
Бабурнин едва не выронил стакан с кофе, я спросил быстро:
— Это точно?.. Умирают только толстые?
Вообще-то, мелькнула лихорадочная мысль, при любой болезни толстые всегда умирают раньше и быстрее других. Когда человек набирает вес, сердце остаётся с теми же размерами, ему всё труднее обслуживать нарастающую массу мяса и жира, потому изнашивается быстрее, а при болезнях, травмах или перегрузке выходит из строя раньше, чем у худых. Но при ковиде и плецтлихе наряду с толстыми умирали и просто старые люди.
– Толстых людей не существует, – объясняла она терпеливо, я прервал: – Алиса, уточни процент пожилых среди умерших от снаппера?
– Двадцать шесть с половиной процентов, – отчеканила она.
Я не успел среагировать, как быстро сказал Бабурнин:
– Алиса!.. каков вес именно этих пожилых? Что умерли от снаппера?
Она ответила моментально:
– Все относились к группе людей с избыточным весом.
Я охнул, Черноклюв насупился и посмотрел на колонку с явной неприязнью, а Бабурнин, опережая меня, сказал всё так же напористо и уже радостным голосом:
– Уточни, сколько среди умерших пожилых людей нормального веса?
Она ответила ровно и бесстрастно:
– Около полутора процента. Но нет точности, снаппер ли причиной.
Бабурнин замер с раскрытым ртом, а Черноклюв тяжело шевельнулся в кресле и почти прорычал
– От снаппера?
– Вообще, – ответила умная колонка. – А от снаппера людей нормального веса… по уточненным данным на эту минуту… пока никто не умер. Ни молодые, ни пожилые, если придерживаться точно установленных и доказанных данных. Но эти данные не стоит пускать в массы, чтобы не было ущерба демократическим ценностям…
– Заткнись, – рыкнул я, – нет демократических и недемократических цифр.
– Есть недемократическое понимание, – возразила она, – в духе нелиберальных ценностей!
Черноклюв прогудел озадаченно:
– Видимо, медики ещё раньше нас сообразили, но как заявить в прессе, что болезнь бьет в первую очередь по толстым?
– По жирным, – уточнил Бабурнин и хищно облизнулся. – Ну ещё бы, такое слово, как видите, уже вычеркнули из словарей и лексикона!.. Как быстро всё меняется! Потому и статистику не знают, как подать!
Черноклюв хмыкнул:
– Жирные сейчас именуются людьми с несколько повышенным весом…
– Временно повышенным, – хохотнул Бабурнин.
– Ага, в силу некоторых причин!
Я повернулся к Бабурнину, смотрит на меня застывшими и очень округлившимися глазами, а выражение лица с радостного переходит в сияющее.
Тьфу-тьфу, прочел я на его лице, какое счастье, что не толстый в нашем постоянно толстеющем мире. Но что за странная напасть, убивающая только толстяков?.. Или это не мутация вирусов, а что-то искусственное, выведенное в недрах Госдепа? Но так думали и на ковид, и на плецтлих, слишком легкая отмазка или ложный след.
Хотя многие и сейчас всё ещё уверены, несмотря на солидные опровержения, что ковид и плецтлих тоже дело рук ученых, науськанных мировой закулисой, а то и лично проклятым Соросом.
Черноклюв сказал тяжёлым голосом, словно заговорили каменная гора:
– Надеюсь, это уже поняли в высших кругах. Иначе зачем аналитические центры? И сейчас наверняка принимают меры в самом срочном порядке…
– Какие? – спросил я. – Спасают толстых?.. Не хмурься, ты не такой уж и жирный.
Он сдвинул плечами.
– Ну… для начала… Свозят куда-нибудь в охраняемое место, где врачи и сиделки…
Он умолк, предположение абсурдное, толстых куда труднее собрать, чем худых и шустрых. Да и не факт, что дальше не начнут умирать худые. Просто толстяки уязвимее, у муравьев вон толстые тоже гибнут самыми первыми. Их даже птицы клюют, а на худых и мелких не обращают внимания.
Бабурнин окинул быстрым взглядом Черноклюва, вид такой, словно привел его на рынок и собирается продать, как породистую козу.
– Ты не толстый, – сказал он без уверенности, – но мяса на тебе на трех кабанов хватит.
Черноклюв бросил на него уничтожающий взгляд.
– Я сбросил сорок килограммов!
– Ты был самым крупным бодибильдером мира, – уточнил Бабурнин, – а сейчас хороший инженер, зачем мышцы?.. Женщинам нравиться? Ты и так красавец! У них бывают и такие вкусы.
– Поговори мне ещё, – сказал Черноклюв с мрачной угрозой. – Тебе как зубы вставили, хорошо? Не жмут?