Глава 4
Я добавил в голос высокомерия интеллигента, что умрет, но от убеждений не отступится:
– Генерал, командовать будете своими солдатами.
Он поморщился.
– Да не цепляйтесь к словам! Повторяю, страна в опасности!.. Вам не кажется, что пора вводить военное положение… а не это, ну, трансгуманистические танцы?
Я с подчеркнутой неохотой опустился в кресло, на лице всё ещё «Платон мне друг, но истина дороже», что умно и красиво, но в жизни политика наивно и глуповато, сказал миролюбиво:
– Комедию разыгрываете вы, генерал, я вынужденно участвую. Ну, как участвую, отказываясь в ней играть предназначенную мне роль.
Он чуть подался вперед, вперил в меня пронизывающий взгляд.
– А какую хотите играть?
– Никакую, – ответил я так же мирно. – В вашем спектакле – никакую. Из вас режиссер, уж простите за мой французский, хуже, чем пилот на пианино Шостаковича!
Он буркнул:
– Тоже мне интеллигент! Шостакович играл на рояле.
– А рояль, – уточнил я, – лучше летает?
Он сердито сдвинул плечами.
– Не уверен. Зато в кустах прячется лучше.
– Ну да, – согласился я, – он же пониже… Хорошо, генерал, армия у вас не выбила чувство юмора, но гипоталамус точно повредила, если вот так решили с наскока…
Он вздохнул, откинулся на спинку кресла, взгляд оставался пытливым и изучающим.
– Но вы же понимаете, Константин Васильевич, в такое время гражданская власть не справится с хаосом.
– Константин Васильевич, – напомнил я с холодком, – это для друзей и хороших знакомых.
Он хмыкнул, снова окинул меня оценивающим взглядом.
– Но называть вас господином президентом у меня что-то язык не поворачивается.
– Но вы называли, – напомнил я.
Он поморщился.
– Мы разные значения вкладываем в этот титул.
Я посмотрел на него с холодным интересом зоолога, специалиста по варанам.
– Господин министр обороны, вы как будто не знаете, даже во время войны с Гитлером военными действиями руководили сугубо гражданские люди: Рузвельт, Сталин, Черчилль… а с той стороны Гитлер, Муссолини. Или хотите сказать, армия запрется на своих базах и не будет высовывать носа? Ну что ж, у нас остаётся ещё МВД, ФСБ, Национальная Гвардия… Постараемся обойтись.
Он поморщился.
– Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду. В таком хаосе нужны жесткие и быстрые меры. МВД и ФСБ достаточно быстрые, но армия сильнее.
– А гражданские власти на это не способны? Вспомните, как разбомбили Дрезден по указу гражданских властей, хотя военные возражали против такого варварства!
Я мог бы напомнить, что атомные мины хотел расположить вдоль берегов США гуманист академик Сахаров, чтобы вызвать волну высотой в пятьсот метров и уничтожить все города на побережье, но командующий флотом контр-адмирал Петр Фомин был шокирован "людоедским" характером проекта, дескать, военные моряки привыкли бороться с вооружённым противником в открытом бою, резко заявил, что для него отвратительна сама мысль о таком массовом убийстве, именно Фомин и добился отмены этого проекта.
Но Палаш и без меня всё это знает, такое даже в военной академии проходят, сказал с недовольством:
– Ну зачем эти школьные примеры? Или вы готовы ввести военное положение?
Я сдвинул плечами.
– И военное, и даже чрезвычайное, если понадобится.
Он посмотрел на меня исподлобья.
– Серьёзно?
– Вы забыли, – сказал я. – Или намеренно игнорируете, армия всегда была инструментом в руках правительства. А вот вы, пользуясь моментом, инструмент хотите сделать властью?
– Не властью, – возразил он, – а решением проблем.
– Как же, – сказал я саркастически. – кто-то из ваших сказал: я вам фельдфебеля в Вольтеры дам, он в три шеренги вас построит, а пикнете, так мигом успокоит!
Он морщился, сказал с неохотой:
– Константин Васильевич, зачем ерничаете?.. У меня, кстати, два высших. Я не доктор, но кандидатскую защитил успешно своими силами!
– По баллистике? – полюбопытствовал я. – Ладно, не будем на личности. Просто проясняю мою позицию. Либо грубой военной силой отстраняете от власти, либо приносите присягу и выполняете решения главы правительства.
Он невесело усмехнулся.
– То есть, отстраняетесь от решения проблем нашей страны?
Я покачал головой.
– Не желаю отвечать за глупости и преступления, что будут… да, будут! Вы правите, вы и отвечаете. Прежде всего, перед своей совестью. Всё, господин военный министр, разговор окончен!
Я встал, на этот раз быстро и решительно, всё важное сказано, отодвинул кресло, но едва повернулся в сторону выхода, как Палаш сказал зло:
– Сегодня ваша взяла… господин президент!.. Но я глаз с вас не спущу!
Я ответил холодно:
– Свободны, господин военный министр.
Он нехотя поднялся, явно уже видел себя хозяином этого кабинета, как и всего Кремля, бросил руку к козырьку фуражки.
– Удачи, господин президент.
– Кстати, – сказал я ему в спину, – через час созываю заседание кризисного кабинета. Вам надлежит быть обязательно!
Он повернулся, некоторое время смотрел мне в глаза, медленно кивнул, вышел широкими быстрыми шагами, оба киборга выдвинулись следом.
Я перевел дыхание, тяжело рухнул обратно в кресло, сердце колотится так, что бьется о непрочные плоские прутья грудной клетки, кровь чуть ли не шуршит по венам, уже изрядно забитым бляшками. Вряд ли генерал отступится от своих идей, нужно быть постоянно начеку. И не только с ним, я как бы полный ноль в политике, а здесь все не просто считают себя акулами, они акулы и есть.
Но ошибка их в том, что раньше в самом деле только цари, императоры, короли и ближайшее окружение знали и понимали, что творится в мире, а простолюдины не видели мир дальше плетня своего огорода, но с приходом интернета каждый может видеть, где что творится, и понимать причины, если будет желание в этом ковыряться.
Ошибаетесь, ребята. Вы хороши в плетении интриг внутри огромного кабинета власти, но, что творится в мире, лучше понимают те, кто просто умнее.
А умнее трансгуманисты. Сейчас не знатность рода решает, не титул и даже не связи, а простой расчёт, анализ ситуации и тенденции, а это лучше всего делают те, у кого ай-кью выше.
Потому трансгуманисты России, США, Европы и даже Египта скорее придут к одинаковым выводам, что и как нужно делать, чем военные их стран.
Саблин тут же вошел в кабинет, явно ждал в коридоре, подошел быстрыми и широкими шагами, на лице тревога, но взгляд остаётся предельно внимательным.
– Какие приказы, господин президент?
– Создаем кризисный кабинет, – велел я. – Вызови всех силовиков, военный министр уже знает, оповести министров МВД и ФСБ, а также министров всех видов транспорта, экономики, финансов. За час успеешь?
– Постараюсь, – ответил он. – Но лучше через пару часов. Трой и Кондратьев сейчас в Серпухове, эти министры торговли и транспорта, им до Кремля как раз пару часов. Но если срочно, можно и без них.
– Назначай сбор через два часа, – сказал я. – И сами подготовимся. Лучше. Да, сообщи в мой офис трансгуманистов, что комитету надлежит явиться перед мои ясные очи немедленно.
Он поклонился.
– Уже послал.
– Молодец, майор!
– Они сейчас наверняка подъезжают к Кремлю, но нужен отдельный пропуск.
– Что-то особенное?
Он сказал торопливо:
– Господин президент, не отвлекайтесь на то, что должны делать члены вашей администрации. Всем из комитета вашей партии тут же вручат пропуска, как только те подъедут.
– Хорошо работаешь, майор!
Он чуть улыбнулся.
– Просто делаю свою работу, господин президент.
Он выскользнул из кабинета, хороший парень, мелькнула мысль. Среди трансгуманистов его не видел, но выглядит адекватным, мои мысли ловит до того, как озвучу, сразу видит самый прямой и экономный путь, как выполнить мои приказы или даже пожелания. Так что пусть пока на своем месте, моих трансгуманистов ещё нельзя привлекать непосредственно к работе, пусть вживаются. Да и потом хороши будут разве что как советники. Все мы, простите за дурное слово, теоретики.
Я не успел снова опуститься в кресло, как дверь снова приоткрылась, Саблин заглянул с виноватой улыбкой.
– Господин президент…
– Заходи, – велел я нетерпеливо, – и говори быстрее…
Он сказал:
– По штату вам положен личный секретарь и помощники….
Я невольно прервал:
– Не помощник?
– Помощники, – подтвердил он. – Эта должность введена президентом Борисом Ельциным. У вас их сорок человек…
Я охнул.
– Сколько-сколько?
Он повторил с мимолетной улыбкой, оставаясь предельно серьёзным:
– Сорок. Вы новенький, вам кажется много, но как бы не показалось теперь даже мало. Часть их, кстати, недавно реорганизована в Секретариат Президента. Но лично сейчас вам нужен только личный секретарь. Рекомендую прежнего секретаря, Елену Антоновну Маковею. Позвольте войти?
Я кивнул.
– Давай, вводи.
«Вводи» говорят чекисты, мелькнула ироничная мысль, гражданский президент сказал бы «впусти», ну да ладно, сейчас не до тонкостей, сегодня мне всё простительно, а вот завтра должен следить не только за каждым словом, но и каждой морщинкой на морде. Или..
Он приоткрыл дверь шире, в кабинет вошла и остановилась молодая женщина, для меня они все молодые, одета строго, как учительница элитной школы, разве что нет обязательных очков в роговой оправе, но зато в ушах мерцают огоньками клипсы, готовые к приему и передаче, в нагрудном кармашке выглядывает смартфон, а в руках работающий планшет.
– Она работала с двумя президентами, – подсказал Саблин, – вы можете стать третьим.
– Прекрасно, – сказал я женщине, – значит, вас не нужно вводить в курс дела, а вот вы меня сможете!
Она чуть поклонилась и произнесла мягким, но сильным голосом:
– К вашим услугам, господин президент.
Я кивнул в сторону Саблина.
– Первым делом его разгрузите, а то он, как догадываюсь, выполняет и не своим функции в ущерб своим.
Она сказала послушно:
– Уже. Господин президент, к вам глава ФСБ, Вахмистров Иван Иванович…
– Пусть войдет, – сказал он.
– Через пять минут, – ответила она. – Сейчас проезжает через Боровицкие ворота.
Я смолчал, она отступила и вышла, а за нею деликатно покинул кабинет и Саблин.
Я с трудом перевел дыхание, сейчас предстоит разговор с самым страшным человеком по мнению интеллигенции. Интеллигенция с самого возникновения в виде разночинцев, являлась явной и неявной оппозицией власти. Все революции затевал не народ, тот всегда служит инструментом, когда хорошо работающим, когда плохо, но всегда лишь инструментом, а плодами перемен пользовались те, кто щедро поливал кровью простаков баррикады.
А ФСБ, что называлась то Тайным Приказом, то охранкой, затем ВЧК, ГПУ, ОГПУ, НКВД, НКГБ, МГБ, КГБ, ФСБ, однако суть оставалась одна: борьба с врагами страны, а под горячую руку частенько попадали и слишком громко критикующие власть, а это почти всегда оказывалась интеллигенция.
Я не успел додумать, какой линии держаться с главой всесильного КГБ, то есть ФСБ, это я по старой памяти, большая часть моей жизни прошла в те времена, когда словом «КГБ» пугали не только детей, но и тигров в зоопарке, как распахнулась дверь, моя личная секретарша, или мой личный секретарь, деловито сообщила:
– Господин президент, глава ФСБ Вахмистров прибыл.
– Пригласите, – велел я, успев подумать, что в отношении силовиков вроде бы надо говорить «Введите», но у трансгуманистов должен быть свой стиль общения, хотя откуда ему взяться, живем в не самом элитном обществе, что с каждым годом всё народнее, простонароднее и даже всенароднее.
Она выскользнула за дверь, я взглянул на экран, в приемной у стола моего секретаря или секретарши остановился Вахмистров, высокий и с выправкой кадрового военного, разве что в гражданском костюме светло-серого цвета, да и сам неопределенно светло-серый, словно готов принять любой цвет.
Через минуту снова распахнулась дверь в кабинет, деловито и спокойно вошел глава ФСБ, строгий и ещё более бесцветный, словно дверная рама каким-то образом меняет внешность.
Я поднялся, сделал два ритуальных шага навстречу.
– Иван Иванович, – сказал я, пожимая руку.
– Господин президент, – ответил он бесцветным голосом.