Глава 6
Тут же, не успела дверь за ним закрыться, ворвался, но на пороге сразу же притормозил, крепко сложеный молодой мужчина, такому бы в десантниках командовать ротой, но здесь он явно не бодигард, и дело не в безупречном костюме, короткой прическе. Выражение глаз, движения, всё говорит, что если этот и относится к десантникам, то потому лишь, что тщательно расписывает им задания.
– Господин президент, – сказал он быстро, – я глава Администрации Президента. Ну, до тех пор, пока не замените своей командой. Был в командировке, сейчас прямо с самолета.
Я всмотрелся в него внимательно. Ни капли враждебности, как и нет раболепия, желания угодить, подольститься. Смотрит прямо, весь обратился в слух, взгляд очень внимательный.
– Вы не столкнулись с министром финансов? – спросил я. – Желает, чтобы я его выгнал. Почему?
Он ответил без запинки:
– Если подаст в отставку, то кто-то может сказать, что он сбежал от трудностей. А так его уволил самодур, уж простите, такое будет мнение, он чист.
– Ну-ну, – сказал я, – спасибо за откровенность. А чем ему не нравится наша программа?
– Показухой, – ответил он и тут же уточнил: – На его взгляд. Гораздо важнее, как он считает, сосредоточиться на создании собственного семенного фонда. Без суперкомпьютера «Алкома» обойдемся, всё равно не войдем даже в мировую десятку, а вот если Запад перестанет продавать нам посевное зерно, нам кранты.
Я не сводил с него взгляда.
– А ты как считаешь?
Он ответил так же быстро и четко, не человек, а моментально реагирующая счётная машина:
– Компьютер – для национального престижа, зерно – для выживания. «Алкому» стоит строить, если уверены в куске хлеба на завтрашний день и год.
– Но хлеба может и не быть?
Он ответил так же четко, без намека на любую уклончивость:
– Санкции Запада усиливаются. А ещё снаппер порвал связи, логистику. Решайте, господин президент.
Я всё ещё не спускал с него взгляда.
– А сам как думаешь, комп или зерно?
Он впервые словно бы чуть замялся, на микросекунду, но ответил всё так же твёрдо:
– Извините, господин президент, с нашими великими стройками, похоже, у нас ни президент, ни правительство не догадывается, что зерно, которые собираем и отправляем на экспорт по сотне миллионов тонн в год… это кормовое зерно. Или слышать о таком не хотят. Сеять это зерно нельзя. Ничего не взойдет. Свое так и не создали, а это позор. Нельзя в таких количествах покупать из-за рубежа у своих, как говорим, противников.
Я поморщился.
– Что смартфоны не делаем, знают даже в глухой тайге, но насчёт зерна…
– Потому, господин, президент, смартфоны под санкциями, без них жить можно, а вот без зерна…
Я поморщился.
– Жалеют нас? Неприятно для патриотов. Санкции нанесли ущерб, понятно. И что, через серый импорт завозили только чипы для ракет?
– И много чего ещё, – подтвердил он, – а на зерно не то, чтобы не обращаем внимания, просто рук на всё не хватает. Раз у нас такие урожаи, продаем за кордон, то чего дергаться, распылять силы? Правда, у Корсунского есть ещё одна фишка…
– Ну-ну?
– По слухам, очень хотел и добивался цифровизации куда шире, чем позволяют осторожные верха. Но большинство в правительстве были против, даже ЦБ России.
Он умолк, смотрит с ожиданием, я вздохнул чуть свободнее.
– Цифровизация – наше всё. Надеюсь, я его хоть чуть да задел насчёт человека с интеллектом скумбрии.
Он сообщил почтительно:
– Я донесу до его ушей ваши слова о цифровизации.
– Услышит?
Он позволил себе едва заметную улыбку.
– Я со многими в хороших отношениях.
– И что посоветуешь? – спросил я в лоб.
По его лицу было видно, что хотел бы увильнуть от прямо поставленного вопроса, он же не советник, их у меня, как у собаки блох, но ответил так же прямо, даже без вздоха:
– Я бы посоветовал непопулярное, господин президент. Деньги, выделенные на компьютер, лучше перебросить на создание собственного посевного фонда. То, что Запад не продает нам чипы – переживем, но если прекратит поставки зерна… Но такое ваше решение вызовет негодование общественности. Суперкомпьютер – зримо, престижно, а о нехватке посевного зерна никто в стране не догадывается.
Я буркнул:
– Нехватке? Насколько знаю, целиком закупаем на Западе.
Он чуть наклонил голову.
– Абсолютно верно, господин президент. Хорошо, что вы в курсе.
Я поморщился. Слава Богу, снаппер поубавил этой крикливой бессмысленной массы, называемой общественностью. Так что ладно. Не получится у министра финансов его трюк. Хочет – пусть увольняется по собственному желанию.
– Экзамен прошел, – сказал я, – как говоришь, тебя зовут?.. Извини, что на ты, но мой возраст уже позволяет…
– Дмитрий Малыгин, – ответил он и добавил: – господин президент.
– Продолжай работу, – велел я.
Он чуть поклонился и вышел, тут же заглянула Маковея, сказала быстрым щебечущим голоском:
– Господин президент, к вам премьер-министр!
Она отступила, в кабинет зашел человек немолодой, в хорошо сидящем сшитым по фигуре костюме, лицо пухлое, с множественной сетью красных капилляров на щеках и скулах, редкие жидкие волосы, но смотрится ухоженным, вон даже пальцы с маникюром, галстук повязан умело, даже артистично, выглядит неким чичиковым, взгляд цепкий, быстро схватывающий.
– Господин президент, – сказал он с любезной улыбкой, здесь все улыбаются, – я премьер-министр Станислав Говорков, как вы уже знаете. В большинстве цивилизованных стран именно премьер глава государства, но в нашей – президент, так что вам очень непросто в такое турбулентное время. Но могу заверить вас, господин президент…
– Спасибо, – прервал я, – спасибо за поддержку! Нам как никогда необходимо единство.
Я быстро и крепко пожал ему руку, он заставил губы раздвинуться чуть шире, дескать, у нас взаимопонимание, хотя чувствует, не сработаемся, он сторонник старой школы бюрократов, я же не просто новая метла, а вообще электрический веник нового поколения.
Он в ответ на мой жест, дескать, прошу садиться, взглянул на запястье с явно очень дорогими часами, покачал головой.
– Через пятнадцать минут заседание кризисного кабинета, господин президент, который вы созвали. Пойду, успею поздороваться, многих давно не видел….
– Ах да, – ответил я.
– Надеюсь, – добавил он настойчиво, – любое ваше решение сперва обсудите с кабинетом министров, у нас все рычаги, без которых громоздкая машина государства не сдвинется с места.
– Сдвинем, – пообещал я, – совместными усилиями!
Он поклонился и отступил на шаг.
– Господин президент…
Вот что значит быть президентом, который то на охоте, как Брежнев с его Политбюро, то на море, как Горбачев, то вообще носится голым до пояса по тайге на медведе, дверь за ним ещё не захлопнулась, как с той стороны придержали, зашел оживленный и бодрый Бабурнин, оглянулся в коридор:
– Представляешь, не хотели пускать!.. Ишь!.. Наши подтягиваются, скоро заполонят Кремль.
Всех надо пристроить, мелькнула мысль. В советники, заместители, помощники… Пусть учатся руководящей работе.
Бабурнин подошел к окну.
– Вчера я видел двор, – сказал он как-то потеряно, – несколько человек и кремлевскую стену. А сегодня вдруг открылась вся Москва, а за нею Сибирь, Западная и Восточная, Дальний Восток, Северный морской путь с идущими атомными ледоколами, бурлящий Кавказ, недружественная Европа и вообще, как много на планете стран и народов… и как велика Россия!
– Не пугай, – сказал я нервно, – мне кажется, глупо выбирать вот так президента огромной страны. Мэра города – да, ну ещё губернатора с большим натягом, но, чтобы руководить такой огромной страной… нет, нужен человек, которого с детства воспитывали для такой должности!
Он нервно хохотнул.
– Монархия?
Я покачал головой.
– Нет, но я хотел бы стать последним, кого выбрали вот так, просто изъявлением голосов, среди которых больше половины пьяных дураков и полусумасшедших бабок, а ещё и юные существа, ещё не нюхавшие жизни.
Он сдвинул плечами.
– Президент мог бы назначать достойного преемника из своего окружения. Пётр Великий хотел, но не успел, потому и началась после его смерти такая вакханалия. Но если заикнетесь о таком, вас сожрут справа и слева. Да и простому народцу хочется чувствовать себя важным, дескать от него зависит, кому быть президентом.
– К счастью, этого простого народа всё меньше и меньше…
– Дураков не сеют, но почему-то рождаются.
В кабинет заглянула Маковея, левой рукой прижимает к груди папку с бумагами, вся подчеркнуто деловая, собранная и старательная.
– Господин президент?
Я кивнул.
– Слушаю.
Она произнесла тихо:
– Кризисный кабинет уже собрался. В Голубом Зале.
– Далеко идти?
– Две минуты, господин президент. Вам четыре.
Я поднялся, чувствуя как отдалось легкой болью в пояснице, то ли простыл, то ли почки что-то напоминают.
– Тогда отправимся. Точность – вежливость президентов.
Она чуть улыбнулась, наверняка решила, что намекаю на предыдущего, что часто опаздывал на важные встречи.
Мы двинулись по брынцаловскому коридору, быстро выхватывая взглядом знакомые по новостям и новостным роликам лица, вон тот министр тяжёлой промышленности, за ним министры энергетики и цифрового планирования… нет, развития, планирование где-то в подкомитетах, они не входят в комитет кризисного реагирования, что вообще-то зря…
Дмитрий догнал, чуть оттеснив Маковею, та его появление восприняла ревниво, шепнул на ходу:
– Надо оформить новый кабинет министров.
– Пока работаем со старым, – ответил я так же тихо.
– А премьер-министр?
– Дождемся первого же промаха, – пообещал я. – Или намеренного саботажа.
Коридор кончился, дальше роскошный зал, а потом ещё два один за другим, здесь строгая роскошь императорских покоев слегка бросает в дрожь, вдоль стен мужчины и женщины застывают, как статуи, но рассматривают меня с жадным интересом. Обычно президентами становятся уже примелькавшиеся здесь на разных должностях, их знают, как облупленных, знают и то, чего от кого ожидать, а я совсем инопланетянин, хотя программа моей партии всем понятна, её даже снисходительно так одобряют, но добавляют даже мелкие секретарши, что мы хоть и хорошие люди, но планы у нас нереальные, а сами мы как исусики, не от мира сего…
А вот посмотрим, сказал я себе зло. Снаппер помог взять власть, а удержать мы обязаны, не зря же средний ай-кью по нашей партии почти вдвое выше, чем в любой остальной.
– Кто, – спросил я, – в кризисном комитете?
Дмитрий ответил без запинки:
– В антикризисном комитете главы силовых ведомств, глава Центрального банка, министр экономики, вообще федеральные министры… за исключением культуры, туризма, спорта и прочих не первостепенных министерств.
Антикризисная политика, насколько помню, включает меры, направленные на ограничение масштабов распространения кризисов, уменьшение их продолжительности и глубины, смягчение и преодоление последствий кризисных ситуаций, но подобного в истории человечества ещё не было.
А если и было нечто близкое, то это в Средние века, когда означало всего лишь резкое уменьшение населения, а остальное всё оставалось без изменений.
А в нашем сложнейшем мире выдерни из нашего карточного дворца хоть одну карту, скажем, электричество, вся мировая экономика рухнет! Да что там электричество, исчезнет, к примеру, интернет, которого совсем недавно не было вовсе, и никто не страдал, а что сейчас начнется?
Я покосился на Дмитрия, идет рядом, строгий и собранный, чем-то похожий на Орбана, когда тот был молодым, та же крепкая коренастая фигура, тот же тип лица и, молодец, у него своя независимая позиция.
Однако нужно срочно заняться составом администрации президента. Конечно, могу и напрямую отдавать приказы министерствам и ведомствам как в Москве, так и по стране, но вообще-то для этого существует личная администрация, права которой в свое время сумел расширить и усилить хитроумный Чубайс, спасибо ему.
Правда, потом в Госдуме обратились в Конституционный суд с требованием проверить слишком уж завышенные полномочия администрации, дескать, чересчур много захапала, и вообще зачем нужна, пришлось смягчить полномочия и возможности в Положении, но благодаря Чубайсу удалось сохранить определение Администрации как государственного органа.
Потом, понятно, значение и роль Администрации только крепли, что и понятно, мы же не отказываемся, что да, вот такие авторитарные, были и будем, и не позволим никакой вольнице подточить фундамент российской мощи, она вся на авторитарности: княжеской, царской, императорской, генсековской, а теперь президентской.
Хотя, конечно, это огромное здание в шесть этажей на Старой площади, где только в две тыщи пятнадцатом насчитали тысячу семьсот двадцать девять человек, а за эти пятнадцать лет число сотрудников только росло, это закон любой бюрократической системы…
Скорее бы ИИ внедрить, мелькнула злая мысль. Он бы один справился. Ну оставить с ним пару сисадминов, но не эти же две тысячи шикарных костюмов, что заносят друг другу хвосты на поворотах.
Маковея идет с другой стороны, задорно цокая каблучками, ну прям Моника Левински, гвардейцы по обе стороны коридора задирают носы при моем появлении, смотрят в потолок, что-то карикатурное, как насмешка, они же так едва замечают меня, а если на их президента что-то набросился, то хрен успеют спасти…
Хотя это не их дело, они красивая декорация, как этот узор золотом на стенах, дверях, на потолке, явно Брынцалова вызывали для консультаций, как эксперта.
В голове мелькнула мысль: девять миллиардов рублей на содержание этого аппарата, но так было пятнадцать лет назад, а сейчас и в десять точно не уложимся, да что там десять, хотя бы в двенадцать, но эти цифры засекречены, только теперь вот президентом и узнаю, что, где и по чем…