Глава 10
Вернувшись в кабинет, я какое-то время разбирался с делами, чувствуя себя работником МЧС, спасающим ленивое и не способное поднять жопы с диванов население от пожара, наводнения, землетрясения и чумы.
Несколько часов пролетели незаметно, успел пару раз перекусить бутербродами, а ещё промелькнул Бабурнин и подсказал Маковее, что кофе у меня обязан быть на столе всегда, к тому же горячим, крепким и сладким.
Она уточнила, не вредно ли, новый президент тоже не мальчик, Бабурнин заверил, что в сингулярность успеем вскочить раньше, старость не догонит, но только если вот на последнем этапе всё не завалим вместе со всем живым на свете.
Малыгин появился неслышно, напомнил, что у меня, оказывается, встреча с послом США, он уже в приемной.
Я дернулся, что ж не предупредили, поспешно опустил крышку ноута и поднялся из-за стола.
– Пригласите.
– Его зовут Джон Кэмпбэлл, – сказал он быстро, вышел и слышно было, как он разговаривает с кем-то в приемной.
Посол Штатов вошел уверенно и достаточно быстро, но так, чтобы видны были его напор и стремительность, что не переходят в суетливость. Я вспомнил, что в молодости он блистал в блицтурнирах по шахматам, где соображать нужно быстро и точно, улыбнулся и вышел из-за стола с протянутой рукой.
– Господин посол…
– Господин президент!
Мы пожали друг другу руки, ладонь у него сухая и горячая, я кивнул на соседнее кресло.
– Прошу вас, господин посол! Что привело вас?
Он поклонился, степенно прошествовал к креслу, опустился так же неспешно, всё это время рассматривая меня как бы доброжелательно, мы все на работе доброжелательные и излучающие, это дома можно накричать хотя бы на кошку, а здесь мы те, кем должны быть или хотя бы казаться.
– Господин президент, – произнес он со вкусом и чуть улыбнулся, будто удивляясь, что я вдруг с какого-то перепугу стал президентом, в России всё не так, как у людей, – Господин президент, многие формальности в это неспокойное время отбрасываются, как лишние, но я всё равно хочу поздравить вас с неожиданной и такой яркой победой на президентских выборах! Это было блестяще, и так необходимо России, у которой появился шанс…
– Спасибо, господин посол.
Он сказал с широкой улыбкой:
– Можете называть меня просто Джоном. Мы, американцы, очень общительные и раскованные люди…
Я кивнул.
– Надеюсь, буду. Мы, русские, тоже общительные и доброжелательные, но в силу русских морозов чуточку неспешные.
Он сказал с чувством:
– Снаппер нанёс глубокую рану человечеству, и нам всем придется очень долго восстанавливать разрушенное. Хотя нет, всё восстанавливать не будем ни мы, не вы, ни даже на черном континенте, многое уже устарело… но мир изменился, господин президент. Мы все столкнулись с беспрецедентной ситуацией…
Говорит легко, почти без акцента, как я помню, он работает послом в России уже семь лет, срок немалый, успел и язык подшлифовать, и особенности нашей скифской души постараться понять не только по Блоку.
Он остановился, вперив в меня взгляд, я понял, что нужно что-то сказать, как-то отреагировать, произнес с запинкой:
– Согласен, господин посол. Я бы хотел сказать, что все прежние правила и договоренности полетели к чёрту, но это было бы чересчур. Хорошее нужно сохранить, от плохого стоит отказаться. Нашим бюрократам предстоит много работы.
Он сдержанно улыбнулся, взгляд его был прям и напорист, как у человека, у которого пушка крупнее.
– Догадываюсь, о чем вы, господин президент. У нас избран президентом Иштван Золтан. Через два месяца он займет кресло в Овальном кабинете. Вы же знаете, кто он, и какие взгляды представляет.
Я улыбнулся.
– Трансгуманизм – будущее человечества… что уже почти наступило. По крайней мере в Штатах и в России. Вы пока выражаете взгляды прежнего президента или мистера Золтана?
Он сказал так же легко:
– Пока президенто у нас Мамба Чунга, но не думаю, что мистер Золтан поменяет курс правительства… как-то резко. – Но если поменяет, остальным странам придется пересмотреть свою политику. Хотя бы в НАТО.
Я ответил так же прямо:
– А разве не удобный момент?.. Можно, сославшись на снаппер, забыть хотя бы на время о противоречиях, вражде и недоверии. И совместно спасать островки уцелевшего мира, пока их не захлестнула анархия и разгул беззакония. Ну, как действуют даже враги при большом пожаре или крупном землетрясении.
Он кивнул.
– Господин президент, вы хорошо сравнили с крупнейшим землетрясением, когда прекращаются даже войны. Но землетрясение уничтожает материальные объекты в первую очередь, а снаппер как раз забрал людские ресурсы. Думаю, и вы больше всего озабочены, как сберечь то, что в вашей юрисдикции, и по возможности помочь соседним странам.
Паузы он делал намеренно, выжидая моего ответа, я быстро-быстро обдумал, сказал с осторожностью:
– Мы все стараемся помочь друг другу, не выходя из существующих признанных международным сообществом границ, если вы имеете в виду именно это. Но в то же время понимаем, что ряд стран понесли слишком большие потери населения, чтобы суметь своими силами поддерживать не то, что промышленность, но даже коммунальные службы.
Он чуть наклонил голову, соглашаясь, но тут же сказал живо:
– Однако в интересах мира и стабильности лучше всего придерживаться прежних границ!
Вид у него показался слишком задиристым, я выставил перед собой ладони.
– Разумеется, господин посол, разумеется. Если и будут какие-то изменения, они будут только с согласия обеих сторон.
Он нахмурился.
– Господин президент, мы же с вами понимаем, что авторитарные государства в данной ситуации получили некоторое преимущество. Демократические в первую очередь бросились спасать своих граждан и удовлетворять их потребности, а те… гм… у которых власть покрепче, могут воспользоваться ситуацией и прихватить земли соседей, а то и вовсе внедриться на другие континенты. Свои, дескать, перетопчутся, страна требует новых кормовых участков!
Я нарочито сделал паузу, пусть понервничает, слишком часто заставляли нервничать нас, но наконец улыбнулся со всей широтой российской доброжелательности.
– Господин посол, у нас не только сменился президент. Идеологию поменяем тоже.
Он сказал настороженно:
– Я знаю программу трансгуманистов. Но одно дело программа…
– Господин посол, – прервал его я, – простите, что прерываю, но мы, как и поддерживающая нас немногочисленная партия меритократоров, в самом деле нацелены не на интересы всего народа, а на интересы той части, что по мнению древних мудрецов и является истинным народом. Потому, понятно, у нашей партии не было шансов победить на выборах в так называемой честной борьбе, где голос пьяного грузчика и голос доктора наук равноценны.
Он сказал с тем же сомнением:
– И теперь, когда вы у власти, вы всё ещё намерены придерживаться своих идеалов?
Я ответил с милой обезоруживающей улыбкой идеалиста:
– Господин посол, а разве они не соответствуют настоящим интересам общества? Настоящего общества, ведь даже церковь говорит, что мир состоит не из людей, а из подвижников?
Он чуть замялся, признать мою правоту негуманно, все люди равны, даже о рецидивистах и маньяках надлежит заботиться, а о том, что одни не должны быть равнее, чем другие, ещё Оруэлл писал.
– У трансгуманистов очень строгие идеалы, – произнес он наконец и улыбнулся. – Как в рыцарском ордене с монашеским уставом. Но даже самый суровый орден нуждался в сотнях, тысячах простых и недалеких крестьян…
Я уточнил:
– Нуждался тогда. А при нынешней автоматизации?
Он умолк, рассматривая меня очень внимательно. Действительно, автоматизация начала высвобождать от труда уже не сотни тысяч, а десятки миллионов в каждой крупной стране. Чтобы не допустить социальных взрывов, их тут же переводили на БОД, благо автоматизация и цифровизация позволили выдерживать эту финансовую нагрузку, хотя она и оставалась тяжёлой.
Он сдержанно улыбнулся.
– Снаппер не вы запустили? Шучу, шучу. И не мы, клянусь! Если не для протокола, мне вообще-то нравится ваша программа. Кстати, мне и программа Коммунистической партии очень нравилась, но я, ещё будучи студентом, не поставил бы на её победу и цента. Человек в основном тот… которого унес снаппер. А вы живёте так, будто все люди должны быть праведниками. Но, господин президент, я в самом деле очень искренне желаю успеха вам лично и вашему кабинету!
Я поднялся, он тоже встал, ответил на мое рукопожатие и с поклоном отступил.
Малыгин появился сразу, как только Кэмпбэлл вышел из кабинета.
– Господин президент нужно выбрать день приема послов, для вручения вам верительных грамот.
Я молча кивнул. Верительные они потому, что в них глава государства просит верить этому послу, как ему лично, потому и верительные. Посол обязан вручить их главе государства как можно быстрее, иначе правительство страны пребывания вправе требовать его отзыва.
С другой стороны, послов до хрена, всякий раз устраивать церемонию слишком жирно да и затратно по времени, потому послов принимают не индивидуально, а целыми группами где-то раза три в год.
– Выбирайте время, – велел я, – не слишком уж, но и не чересчур.
Он поклонился, будет сделано, позволил себе легкую улыбку.
– А сейчас к вам просятся ваши соратники по партии.
– Впусти…
В кабинет зашли один за другим Бабурнин, Черноклюв, Фауст, Яфет, Ламм, Иггельд, наш костяк и наиболее активное ядро партии.
По моему жесту расселись в креслах и на диване. Вошла улыбающаяся Маковея, вся из себя радушная хозяйка, принесла на подносе целую горку бутербродов, исчезла на пару минут, вернулась с подносом, заставленным кофейными чашками, уже наполненными.
Нужно сказать, мелькнула мысль, поставить аппарат здесь же в кабинете. А крепость кофе можно регулировать самому, а не всем одинаковый, мы пока не одинаковые, хоть и двигаемся в будущее.
– Наконец-то, – воскликнул Бабурнин. – Голова не кружится, шеф?
– Кружится, – признался я. – Но не от успехов, увы. Придется заниматься тем, чем никогда не хотели. Вам в первую очередь!
По моему кивку начали разбирать чашки с кофе и бутерброды, все тоже набегались по кремлевским лабиринтам, прикидывая, где больше всего могут потребоваться их усилия.
Бабурнин сказал живо:
– Всё вроде бы, как мечталось… Но почему бы нам не прийти к власти в благополучное время?
– В благополучное, – проворчал Черноклюв, – нам не прийти. А сейчас как пожарная команда, что ещё понятия не имеем, как оно тушить, спасать и что такое гидрант…
Я посмотрел на него с легкой насмешкой.
– Дружище, тебе придется расстаться с бородищей. Все члены правительства обязаны выглядеть достойно. А бородач всегда неряшлив, как бы не заботился о своем сокровище.
Бабурнин сказал фальшивым голосом:
– Зато борода помогает мужчинам выглядеть мужиками от сохи. А это демократично!
– Бороды ныне в моде, – добавил с лицемерным сочувствием Ламм ,– второй подбородок как скрыть?
Я огрызнулся:
– Нельзя быть дельным человеком и думать о красе ногтей!.. У нас правительство, а не дом моды. Думаю, вы поняли.
Черноклюв вздохнул, поскреб бороду. Про бороду ему и раньше пеняли. Мужчина, заводя бороду, признается, что заботится о внешности, это приветствуется в одной части общества, но отвергается в другой, и понятно, какая более стоящая.
– Подумаю, – буркнул он. – У меня ещё и татуха есть.
– Где? – спросил я.
– На спине. В детстве сделал, дурной ещё был.
Бабурнин сказал злорадно:
– В кабинете министров тебе раздеваться догола низзя! Выдержишь? И вообще татуху лучше сведи, чтоб не принимали за уголовника или, Боже упаси, актера.
Я поинтересовался:
– Кто знает, что у нас со Средней Азией?
Оба посерьёзнели, Бабурнин доложил:
– Там у всех зажженные фитили в передних конечностях, клыки оскалены, но пока только кричат и ругаются.
– Россия виновата?
– Ну да, как всегда и во всем.
Бабурнин, слопав бутерброд с лососем, тут же ухватил второй, отпил полчашки кофе, наконец-то обвел взглядом кабинет, что не просто кабинет, а кабинет президента страны.
Окна с пуленепробиваемыми стеклами, вдобавок закрыты плотными шторами. В шторы, как понимаю, вплетены те нити, которые не способен прорвать даже танковый снаряд. Дорогое удовольствие, но оправдано, гибель президента может резко изменить курс страны. Мы пока что не управляемы искусственным интеллектом, человек весь из тараканов, у каждого свои, и в самых демократичнейших странах с избранием нового главы правительства меняется и политика всего государства.
Так что да, президента нужно охранять любой ценой, это стабильность, что ценнее процветания.
Бабурнин проследил за моим взглядом.
– Безопасность? Уверен, с той стороны полнейшая.
Я ухватился за недосказанное:
– А с этой?
Он сдвинул плечами.
– Несмотря на все проверки персонала всегда есть шанс, что кто-то выхватит пистолет. Охрана же вооружена вся?
Черноклюв буркнул:
– Охрана? Да любой официант может, к примеру, вон ухватить ту статуэтку и бабахнуть по голове. Расколется, как арбуз. Не статуэтка, голова. Я проверил, к столу не привинчена.
– С какой целью проверял? – поинтересовался Иггельд с подозрением.
Я сказал нервно:
– Хватит пугать своего президента! А то я вам наработаю.
Черноклюв проворчал:
– Везде царская роскошь… Не могу привыкнуть. Почему мы здесь?
Бабурнин хмыкнул, перекосив рожу.
– Традиция. Россия придерживается традиционных ценностей, не знал?..
Иггельд с тоской посмотрел на стены с затейливой лепниной восемнадцатого века, на неудобные тяжёлые кресла, каждое из которых гордо возвещает, что в них сидели великие князья, а то и сами императоры великой России, разве что оббивку поменяли, на стенах портреты Петра Первого, Екатерины Великой, разных Александров и Николаев…
Фауст, что сумел справиться только с половиной первого бутерброда, хотя кофе выдул две чашки, произнес задумчиво:
– Оставить бы Кремль, как музей великого прошлого… а самим переехать в эдакий дворец высших технологий!.. Это было бы правильно для двадцать первого века.
– Правильно для нас, – возразил Яфет, – и ещё ста тысяч итээровцев. А остальные сто сорок миллионов с удовольствием живут в прошлом и восторгаются камнями старины. Нас не поймут. Для народа нет в мире места в России лучше, чем Кремль.
Я хлопнул ладонью по столу.
– Хватит растекаться по древу!.. Что у нас с безопасностью на улицах, с продовольственными магазинами?
Бабурнин отреагировал живо и радостно:
– У нас не какая-то алжирная Франция! Мусорные баки не переворачивают, витрины не бьют, машины не жгут!.. Россия и не такое терпела. Гатило отдал приказ полиции пресекать жестко любые нарушения. У нас только дай послабление, такое начнется! А в магазинах с продуктами даже избыток. Хотя из-за понятных проблем с логистикой завозить стали меньше, но и жрунов поубавилось.
Черноклюв хмыкнул.
– Уцелевшие жруны сейчас на диетах. Лучше скажите, кого поставим министром иностранных дел? А то Листоедов слишком интеллигентен. Может быть, Яфета? Он умеет хамить красиво!
– А кем пристроим Ламма? – спросил Фауст. – У него ни стыда, ни совести, вообще ничего лишнего... Министром культуры?
Заржали, я прикрикнул:
– Разговорчики в строю!.. Расслабились, а за окном только ночь наступает. Работать ещё и работать!