Глава 4
По их лицам видно, что понимают. В уставе трансгуманизма положены основы здорового образа жизни, то есть человек должен постоянно работать над собой, повышать общую культуру, следить за здоровьем, по возможности заниматься спортом, а это значит, что по дефолту в нашей партии нет слишком тучных людей, что так удачно сказалось в эту эпидемию.
Черноклюв сказал сумрачным голосом:
– Как-то стремно. А вдруг наберем проходной балл?
Бабурнин заверил бодрым, как звуки пионерского горна на побудку голосом:
– Что значит вдруг? Наберем, как бабка надвое сказала.
Оглянулись на меня, я сказал очень серьёзно:
– По сути, наша трансгуманистическая партия была клубом по интересам. Собирались потрепаться, повыпендриваться друг перед другом, какие мы духовно богатые и с высоким ай-кью, а вокруг одни морды неумытые, но от нас не требовалось даже пальцем пошевелить! А что теперь?
Оба умолкли, всё верно, за места в Думе всегда сражались слоны вроде «Партия Народа», «Воля Простого народа» и «Воля Народа», а партии помельче устраивали митинги и всячески старались набрать проходной бал. Мы даже этого не делали, прикрывались отмазками, что это нечестно, политика – грязное дело… на самом же деле устраивало, что входим в некий элитарный клуб высоколобых, где ничего не нужно делать, зато считаемся умными, красивыми и с хорошими манерами.
Черноклюв прогудел с задумчивым видом:
– А что… Придется в самом деле что-то делать. Мы же видим соседей и тех, что прорвались к трону.
Бабурнин сказал живо:
– А кто сказал, что мы ни уха, ни рыла в политике?.. Доктор наук не берется за лопату, но, если нужно, выкопает любую канаву!.. Политика не сложнее квантовой запутанности.
Я оглядел обоих внимательно, мои ближайшие сподвижники, трансгуманисты со студенческой скамьи, умные и настойчивые, ещё не размагничены высшим образованием и высокими наработками в научной сфере.
– Ни уха, ни рыла, – повторил я, – потому что брезгаем опускаться до уровня нижнепоясников. Хотя и у нас всё то же самое как на уровне пояса, так и ниже. Но если придется, засучим рукава, зажмем носы и… справимся.
– Одной рукой? – уточнил въедливый Бабурнин.
– Нос можно прищепкой, – буркнул Черноклюв. – Тебе бы только не работать!
– Мы же интеллектуалы, – напомнил Бабурнин с горделивым достоинством.
– Но не интеллигенты, – возразил Черноклюв. – Шеф прав, так что и политикой займемся, если так карты лягут.
Он снова прошелся вдоль окон, распахнул дверь на балкон, вышел, мы с Бабурниным смотрели, как неспешно оглядывается на соседей по этажу, потом оперся руками о барьер и начал рассматривать внизу улицу.
Бабурнин бросил с сарказмом:
– Высматривает, как будет отстреливать толпы зомбей!
Черноклюв мрачно пробормотал:
– Зомбей не будет, а Росгвардию я бы уже задействовал. Молодежные банды вот-вот выйдут на улицы.
– Полиция не справится?
– Снаппер и её проредил, – сообщил Черноклюв, не поворачивая головы. – Не сыскарей, конечно, а бумажников, кладовщиков, диспетчеров… их не видим, но без них работа и тех, кто гоняется за нарушителями, застопорится.
Я вылез из-за стола, на экране быстрый калейдоскоп из новостей, больше всего показывают проклятую Америку и проклятую Англию, а также тупых немцев и дебилов французов, народу всегда нравится, когда у соседей дом горит, и коровы дохнут.
Вышел на балкон к Черноклюву, на улице легкий ветерок, Алиса тут же услужливо сообщила какое направление, сила ветра, влажность и что-то насчёт солнечной активности, что никогда не интересует молодых и сильных.
Народу на улице я не сказал бы, что стало намного меньше. При ковиде и плетцлихе иногда вообще как будто всё вымирало, а сейчас даже удаленку не ввели. Правда, сейчас и с ковидом бы никакой удаленки, потери экономики оказались намного больше, чем при смерти каких-нибудь пары миллионов человечиков, обоснование придумали бы красивое и гуманитарное, пипл всё схавает.
Бабурнин взял с собой тарелку с хрустящим печеньем, вышел к нам, повел носом по сторонам.
– Как у тебя соседи? – спросил он. – Толстые? Если что, можно прорубить стенку и присоединить их квартиру к твоей. Как только освободится.
– Типун тебе на язык, – сказал я. – Там мирные тихие люди. Правда, толстые…
Захлопали крылья, голубь спикировал и выхватил из его пальцев половинку печенья.
Бабурнин проводил растерянным взглядом обнаглевшее пернатое.
– Прям оптеродактелились! По всей Москве уже кабаны на улицах ходят, во дворах роются, а выгнать нельзя – штраф. И медведи в садах деревья ломают, доставая груши… Ну прям, Европа!
Черноклюв посмотрел вдоль улицы, задумался, проворчал невпопад:
– На что бы там не намекивали в прессе, но снаппер не дело рук ученых-интеллектуалов!
Бабурнин поспешно хрустел печеньем, пока наглые птицы не отняли, бить их нельзя, штраф только на первый случай, а дальше хуже.
Я сказал задумчиво:
– Но версия имеет право… Мрут как раз тупые…
Бабурнин накрыл ладонью остатки печения, энергично потряс головой так, что уши чуть не слетели на пол.
– А спортсмены? Это самые тупые люди на свете, но из них тоже почти никто не помер!.. Даже Януш Ковальский, хотя у него сто восемьдесят килограммов!..
Черноклюв сердито покосился в его сторону.
– Самые тупые, – заметил он сухо, – спортом не занимаются, это тяжкий труд!.. А Ковальский, да самый крупный в мире бодибильдер, я за ним слежу, на чемпионате мира выступали на одной сцене. Я перед ним просто микроб, на шестьдесят кило меньше!.. Правда, он и выше меня на голову. Может, снаппер бьет не по весу?
– Бьет по жиру, – напомнил я. – Всё-таки его у тебя пока что как на тощем поросенке, а по мышцам от тебя и Тезей убежит. Пока разжиреешь, снаппер помрет раньше.
Я вернулся в комнату, за мной потянулись и Бабурнин с Черноклювом. Бабурнин сразу подошел к кофемолке, интеллигентные люди могут пить кофе с утра до вечера, пошептался с нею, она игриво блымнула огоньками и весело затрещала высушенными зернами.
Я опустился в кресло, Черноклюв рухнул на диван, Бабурнин повернулся к нам, подставив под струйку кофе чашку.
– Ладно-ладно, – сказал он, – среди трансгуманистов вообще-то десять процентов профессиональных спортсменов! А высоколобые тоже не сидят перед жвачниками, либо в спортзалы, либо дома таскают штангу и машут гантелями.
Я сказал примирительно:
– Всякий, кто работает над собой и улучшает себя, уже трансгуманист. Или около. Трансгуманисты держатся лучше всех, но всё равно стремно. Мы шли медленно, а сейчас вдруг карта поперла!.. И не хочешь, а уже в первой пятерке, будто в дамках. Пятипроцентный барьер точно наберем!.. И тогда что, заседать в Думе?
Бабурнин сказал с сомнением, но уже и с тревогой:
– Пятипроцентный да, наберем. И что, мы в самом деле политики?
Сердце мое заныло, сам знаю, никто из нас не ожидал, что партию трансгуманистов словно какая-то волна вдруг понесла вверх, соскользнуть ещё не поздно, хотя и не знаю как, но спросил сердито:
– Это почему же?
Бабурнин наклонился вперед, всё ещё не выпуская из ладоней крохотную чашку, заглянул мне в глаза.
– У любой партии, – сказал он нехотя и с некоторым отвращением, не желая быть капитаном Очевидностью, – что прошла пятипроцентный рубеж, обычно верхушка уже давно в политике! Часть вообще трется в коридорах власти. А мы?
– Чужаки, – согласился Черноклюв. – Ну и что? Сейчас весь мир тряхнуло!..
Бабурнин покачал головой.
– В правительствах всех стран почти никто не помер от снаппера. На всех континентах чёрт-те что, но у власти всё те же мастодонты.
– А если наберем больше всех голосов?
Он вздохнул, а Черноклюв хищно рыкнул:
– По Конституции выдвинем своего, и никакие мастодонты не пикнут. Всё по закону! А что? Впервые на посту правителя страны может оказаться доктор наук с ай-кью большим, чем у всего нынешнего правительства!
Алиса неожиданно подала голос:
– Босс, у вас уже сорок два неотвеченных звонка!.. Вы всё ещё в думах о высоком? Вам нужен апгрейд!
Бабурнин подхватился с дивана.
– Ого!.. То-то мне Аркаша жаловался, что ты ему уже неделю не отвечаешь!.. Он не один такой с безответной любовью и преданностью? Давай работай, кэп!.. Ты у нас глава потому, что можешь заниматься и политикой, от чего мы всё ещё шарахаемся!
– Дошарахались, – буркнул я.
Алиса провозгласила с апломбом:
– Мы возьмем власть, и всех осчастливим! Ещё круче снаппера.
Черноклюв тоже поднялся, диван с облегчением вздохнул и попытался расправить вдавленные чугунной задницей мышцы.
– Ответь на звонок, – прогудел он, – теперь нам общаться придется чаще. Чую, идем в гору!
– По двое на виселицу, – буркнул Бабурнин.
– Чует он, – проворчал я саркастически. – Вот она какая, политтехнология! Бабка Ванга у нас в штате?
Черноклюв подхватил шляпу, кивнул, не сводя с меня серьёзного взгляда.
– Трудные времена, шеф, и вода мутная!.. Самое время ловить рыбу.
– И вовсе не удочкой, – добавил Бабурнин мечтательно.
После их ухода я плюхнулся в кресло, Алиса всё поняла, быстро вывела на экран данные всех, кто звонил, есть вообще от неизвестных, но кому-то да отвечу.
– Аркаша, – сказал я без охоты, – привет!.. Звонил?
На экране тут же появилось лицо Аркадия Ламма, подфотошопленное и глуповато надменное, но через пару секунд аватарка исчезла, вместо нее возникла модерновая квартира и он сам, элегантный, идеально подстриженный и даже дома в костюме и с хорошо подобранным галстуком.
– А-а, – сказал он саркастически, – прилетел, да?.. Шеф, Платон сказал: «Те, кто достаточно умен, чтобы не лезть в политику, наказываются тем, что ими правят люди намного глупее их самих». Что скажешь?
Я мгновение всматривался в его как бы застывшее лицо, у него с детства какие-то проблемы с психикой и потенцией, потому рос крайне нервным, чувствительным, всегда настороже, мозг не перестает работать даже на вечеринках, из-за чего ещё в школе выделялся как объемом получаемых знаний, так и предельной чувствительностью, всегда заранее зная, откуда ждать неприятностей, а где открывается окошко возможностей.
– Спасибо за подсказку, человек в футляре, – сказал я, – или, если по-модному, капитан Очевидность. Только что говорили с Черноклювом и Бабурниным. Разве не для того создавали партию трансгуманистов, чтобы нарушить эту тысячелетнюю традицию?.. Но превратились в элитарный клуб, с чем пора заканчивать. Самое время подать и нам голос.
Он произнес несколько напыщенно:
– А у интеллигенции он не обязательно должен быть пищащим, как у красного слона Шкловского, верно?
– Верно, – подтвердил я. – Объяви общий сбор. Снаппер нас не тронул, но страну тряхнул.
– Будем захватывать новые позиции? – уточнил он.
Я пояснил раздраженно:
– Те, что для нас освободил снаппер. .
Он вскрикнул:
– Шеф!.. Вы совсем оторвались от жизни… ха-ха!.. простого народа! «Воля народа» уполовинена, а «Воля простого народа» в раздрае, уцелело мало, да ещё и передрались… На вторник, хорошо?
– Давай, – одобрил я. – За неявку рубим головы! Как сказал великий Ильич, вчера было рано, завтра будет поздно!