Ментальная Кухня – 4

Глава 9

— Шайсэ! — не без кряхтения, Иоганн Михайлович вытягивал из-под горы вещей мой рюкзак. — А-а-а-ай! Ещё тшуть-тшуть!

И хорошо, что хотя бы так, — хотя бы с первого раза понял, где именно он находится. Ведь если бы ещё и на телефоне зарядка села, то пришлось бы копошиться в багаже наощупь. Как долго? А вот чёрт его знает.

Итак. План основной: бахнуть эль и дотянуться менталкой до тех, кто наверху. Аккумуляторы это явно не зарядит, и полный бак горючего не вернёт, но так мы хотя бы сможем всплыть. План запасной: воспользоваться магией Джордано ди Козимо и надеяться на то, что нас с пацанами не угандошит от его молний, как смертников на электрическом стуле. План третий, реалистичный: всплыть и предстать пред лицом тунисянского правосудия. Но это мы всегда успеем, а пока…

— Фот, хер Фасилий! Держи!

— Спасибо!

Таранов передал мне рюкзак, я расстегнул молнию, погасил фонарик на телефоне и полез рыться в поисках заветного эликсира. Благо, эль номер одиннадцать люминесцировал в темноте приятным голубеньким свечением, и долго рыться не пришлось. Однако стоило мне достать его, как вдруг:

— Хер Фасилий! А это што⁈

Знаю, отвечать вопросом на вопрос не самая приятная черта собеседника, но всё же я ответил:

— А что?

— Если это эликсир нумма эльф, то-о-о… ах-ха-ха-ха! Мошно его мне?

— Зачем?

— Понимаете ли, Хер Фасилий…

И Ваня рассказал.

У-у-у-ух! Какая же дичь! Такая матёрая, что аж до костей пробирает! Аж мозги спотыкаются и фантазию клинит! И кабы в этом мире не было магии, за одно лишь предложение сделать нечто подобное Таранова стоило бы закрыть в комнате с мягкими стенами.

Кхм-кхм…

Итак! Начнём с того, что Гозе Иванович у нас не самый обычный пивной элементаль. Вискариковый голем нашего Студента — обычный, а вот он необычный. Поскольку сам Таранов не одарён, то ни призывом, ни поддержанием извне здесь даже близко не пахнет. То есть Гозе — это автономная альтернативная форма жизни, которая существует только благодаря мане. Своей, на минуточку, мане. И своему собственному источнику.

То есть Гозе по сути… маг. И как любого другого мага, его можно усилить.

Зачем?

А вот тут самая мякушка. Могу кое-где ошибиться, но вот что понял со слов Таранова: некоторые упоротые товарищи уже провели до нас все полевые испытания. И, дескать, двигатель с карбюраторной системой действительно МОЖЕТ работать на пиве.

На крепком, само собой.

От десяти градусов и выше. Но! Работает он крайне херово, — еле тянет, — и недолго, поскольку мотор быстро забивается горелым сахаром и прочими примесями. Так что нам это не подходит, а подходит нам старый-добрый биоэтанол.

— Так фот! — взахлёб вещал Таранов. — Ф опычном сфоём состоянии майн либе киндер может лишь тщуть-тщуть менять сфои органолептические сфойства. Но ф усиленном состоянии…

…мы заставим Гозе бродить. Мы заставим его крепчать крепче крепыча! Пятьдесят градусов! Шестьдесят! Шестьдесят пять! Ведь есть такое, — действительно есть, — но в обычных условиях оно достигается тем, что воду из этого адова пойла специальным образом вымораживают.

Но то в обычных. У нас же тут настоящий пивной голем, который в усиленном состоянии, — по мнению Таранова, — сможет сам контролировать свои внутренние процессы от и до. То есть никакая перегонка и тем более «выморозка» не потребуется.

— Если всё действительно так, то должно сработать, — задумчиво сказал Грызлов. — Если сумеем вырваться, то у нас будет десять минут…

— Десять минут на что?

— Не «на что», а «до чего». Сперва движок израсходует кислород внутри отсеков, а потом мы дружно посмотрим напоследок цветные мультики и отъедем от гипоксии. Так что когда и если винт освободится, надо будет срочно всплывать и выпускать шноркель…

Сперва я подумал, что «шноркель» — это какой-то сказочный персонаж. Типа домового для подлодок. Всё же мир магический, и на это надо делать поправку. Но оказалось всё куда прозаичней, и «шноркель» — это тупо воздухозаборник и газоотвод в одном лице. По принципу действия та же трубка для ныряния, — что идёт в комплекте с маской и ластами, ага, — только гораздо длиннее.

— Короче будет жарко, — сказал Петя.

— Ещё жарче⁈

— Ещё жарче.

— Понятно…

Что ж. В прошлой жизни я очень любил под новый год пересматривать один фильм, в котором… короче, идея годная. И даже Грызлов говорит, что оно действительно может сработать. Но есть ещё один момент:

— Вань, — обернулся я на Таранова. — Ты ведь говорил, что Гозе нельзя уменьшаться дальше какого-то определённого объёма.

— Гофорил, — как-то очень уж грустно ответил Иоганн Михайлович. — Понатопится дополнительная житкость и удача и… и… прости, малыш, — Таранов погладил элементаля по голове. — Но фсё-таки лучше без пифа на фоле, чем с пифом в тюрьме.

Золотые слова! И как же здорова, что в стрессовой ситуации Иоганн Михайлович сам до этого додумался. Этак он ведь повменяемей многих будет…

— Ну что? — спросил я. — Начали?

Отдавать Гозе Иванычу всю бутылку эликсира я не спешил. Вполне возможно, что нихрена не выгорит, так что придётся мне вернуться к первоначальному плану и хлебать эль самому. Так что я сорвал сургуч, откупорил крышку и плеснул в протянутую «лапу» элементаля грамм пятьдесят, не более.

— Ух!

Гозе засветился. Красное томатное пиво смешалось с голубым эликсиром и получился нежный фиолет. Внутренности подлодки наполнились мистическим свечением. Элементаль как будто бы с удивлением осмотрел сам себя, неистово забурлил, а затем выросшей из задницы рукой открутил люк в моторный отсек и утёк.

— Рапотает! — закричал Таранов. — Ах-ха-ха-ха! Передафайте мне воду! Передафайте фсё мокрое, што только есть!

Откупоривая бутылки, мы обливали водой Гозе Ивановича, который уже запустил одну из своих светящихся конечностей в бак и начал экстренно бродить. В других обстоятельствах превращать воду в пиво он не мог, но сейчас, под бустом эликсира, жидкость втягивалась в него как родная.

— Петя, попробуй завестись!

— Брых-бых-бых…

Едва заметно моргнул основной свет.

— Давай, Петя, давай!

— Брых-бых-бых… брых-бых-бых… брых-бых-БЫХ-БЫХ-У-УУР-РРР-РРР!!!

— Пошла, родимая! — заорал Грызлов и лодку резко дёрнуло с места.

На магическо-пивной тяге, винты нашли в себе силы перерубить канат.

— Ах-ха-ха! Хорошо идёт! — у Пети на лбу аж вены вздулись. — Никогда так не шла!

Подлодка высвободилась из захвата и по словам Грызлова пошла так бодро, что для преследователей мы сейчас буквально уходили в точку. Вот только… душок такой пошёл, как будто в бане на камушки пива плеснули. Или же, скорее, стаканчик самогона.

— Ушли! — орал Петя. — Ах-ха-ха-ха! Ушли, ребята! УШЛИ!!! А теперь по возможности задержите дыхание! Через пять минут всплываем!

И Грызлов не соврал. Через пять минут мы действительно всплыли на поверхность. Правда… в говно…

— Лэкт михь мой шоппа! — кричал Таранов.

Будто распоясавшееся лохнесское чудовище, он вытянулся из люка подводной лодки где-то посередь Средиземки и потрясывал кулаком в неопределённую сторону.

— Сосить-те, неготяи!

Это моё последнее воспоминание. Что было дальше ума не приложу, но тут вдруг, — ВЖУХ! — и я оказался где-то.

— М-м-м-м, — губы слиплись.

Как, впрочем, и глаза. Во рту такое себе, но голова на удивление ясная. И лежать очень даже удобно, телом чувствую прохладный шёлк или что-то типа того. Так… может всё прошло по плану, а? Может, мы улетели в Питер, и я уже на «Ржевском»? Сидельцев повержен разящей рукою деда, вдова Орлова больше не Орлова, — в отличии от меня, — а я лежу на новой итальянской мебели в люксовой каюте. А рядом Катя Буревая; караулит со стаканом апельсинового сока, яичницей и готовностью спасти меня от некоторых побочных эффектов бодуна?

— М-м-м-м…

Нет.

Угадал только с шёлком. Я действительно лежу в постели, и даже раздеться умудрился. Трусы? На месте. Уже хорошо.

Поднявшись на локтях, я огляделся и увидел просторный гостиничный номер. С высокого потолка свисает роскошная хрустальная люстра, ковры кругом, картины, фрески, мрамор на полу. Дорого-богато, явно что по гостиничному. По центру комнаты деревянный стол с перламутровой мозаикой вместо столешницы и даже отсюда видно, что на ножке выцарапано слово «ВАСЯ». Сам стол заставлен пустыми бутылками и грязной посудой, — остатки вчерашней роскоши.

— У-у-у-уф, — я вылез из кровати и босыми ногами пошлёпал оценивать масштаб разрушений.

Ну…

Не всё так плохо, на самом деле. Ни до «мальчишника», ни до тем более «страха и ненависти» мы не дотянули. И слава тебе яйцы. Гадостей не натворили, чужое имущество не попортили, — ну почти, — и вопросы скорее к моим собутыльникам, которые кое-как разбросанным по комнате. Вон один на диване, вон второй в кресле, а вон и третий на каких-то мешках валяется. Откуда мешки?

— Так, — я одёрнул блэкаут шторы и обнаружил за окном весьма себе приятный пейзаж.

С видом, что называется, на море. Выжженная земля, пальмы и двухэтажный город с колоритом «тысячи и одной ночи» вплоть до самого побережья. Кораблики ходют, машины ездят, люди туда-сюда снуют по улице, так что никакого апокалипсиса не случилось. И это хорошо. Но вечереет, и вот это плохо, потому что вылет мы наверняка просохатили. Уже к дому подлетать должны.

— Так-так-так, — я открыл дверь, вышел на балкон и принялся вспоминать.

Что было-то? Вспоминаем. Вот мы ушли от тунисянской береговой охраны и мчимся к берегу. Вот катер, — почти такой же как в Палермо, — и на борту пара ребят из клана Каннеллони, которые примелькались мне ещё там, дома у деда. Смотрят на нас ошалелыми глазами, руками семафорят, а Ванька тем временем ржёт и поёт что-то по-немецки. И Грызлов ещё орёт снизу. Что-то типа: «она у меня на пивной тяге и по асфальту поедет».

Ага…

Вот мы на полной скорости залетаем на песчаный пляж. Не сказать, чтобы он был совсем безлюдный, но дел мы не натворили. Разве что какой-то тетушке солнце корпусом подлодки загородили, ну так она потом почти сразу же ушла. Точнее… убежала. С визгами, ага.

Дальше. Прищурив один глаз и маненько пошатываясь, дед проверяет свой мобильник на предмет связи. Затем звонит и орёт в трубку:

— Пескаторе⁈ Да пошёл ты н****й, Пескаторе! — и хрипло так, по-стариковски смеётся. Правда потом резко меняется в лице и говорит: — Ладно, извини, земеля. Сейчас тебе геоточку скину, лодку свою заберёшь. Не благодари…

Почему он при этом по-русски общался — большой вопрос, конечно. Видно, привык с нами за время поездки.

Дальше помню, как развернулась драма под названием «Спасти рядового Гозе». Босой Таранов с ослабшим, похожим на красную капитошку либе-киндером на руках бредёт по пляжу в направлении открытой хибары с надписью «BAR».

Немец бросает на стойку свой бумажник и заставляет бармена открыть все драфты разом. Гозе Иваныч, — совсем малыш, не больше пары литров, — начинает жадно впитывать пенное и постепенно приходит в себя. Бармен от такого тоже визжит и тоже убегает.

Тут на берегу нас догоняют ребята Каннеллони и хоть как-то пытаются взять ситуацию под контроль.

— Гхым-гхым, — прокашлялся я и вернулся в номер.

Да, это многое объясняет. Но отнюдь не всё. Например:

— Петя, — я похлопал спящего боцмана по небритым щекам. — Петь, слышь?

— М-м-м?

Рожа у него была татуирована ещё при первом нашем знакомстве, так что тут ничего странного. Смущало другое.

— Петя? — боцман-таки сумел разлепить ото сна свои глазоньки и уставился на меня, как военно-морской окунь на подводную мину. — Петь, ты почему в фате?

— М-м-м⁈

Брови Грызлова резко прыгнули вверх. Непослушной рукой от стащил с головы белый кусок фатина, внимательно осмотрел его и сказал:

— Это не моя.

Потом завис на пару секунд и:

— С-с-с-сука, — аж по лицу себя шлёпнул. — Опять! Опять, блин! Пу-пу-пу-у-у… двенадцатая уже, Вась. Ты представляешь?

— Кто двенадцатая?

— Жена! — кое-как Грызлов поднялся на ноги. — Теперь ещё и в Тунисе. Когда только на всех время найти?

На пространные диалоги ни я, ни он сейчас были не готовы, но всё-таки коротко я узнал в чём тут дело. Итак, это у Грызлова хобби такое — жениться при заходе в порт. К нынешнему времени он насобирал по миру уже двенадцать жён, и останавливаться на достигнутом не собирался.

Так что вчера мы, оказывается, побывали у боцмана на свадьбе. И не только. Джордано ди Козимо спал в обнимку с каким-то позолоченным кубком и грамотой в рамочке. Что там, что сям арабская вязь и нихрена непонятно.

— Деда…

— М-м-м?

— Дед, вставай. Ты чота выиграл.

— М-м-м? — Жора Козимыч посмотрел на кубок. — А… Это я борьбу за чистоту выиграл, — а затем встал, потянулся, и молча пошоркал в сторону ванной.

Открыл дверь, коротко вскрикнул, а затем махнул рукой, зевнул и сказал:

— А, это ты…

В санузле вместо тигра притаился разбухший от вчерашних возлияние Гозе Иваныч. Причём так его расслабило, что вместо антропоморфной формы он заполнил собой ванну. С первого взгляда картинка реально пугала — как будто с кого-то кровь спустили.

— Эть, — дед выкинул из стакана все одноразовые зубные щётки, зачерпнул немного элементаля и поправился. — У-у-у-ух, хорошо.

А кстати ведь! Он же антипохмельный! Вот и пригодилось наконец-то…

Так что спустя полчаса мы все пришли в форму и стали держать совет племени, вспоминая что было. А было примерно следующее: на свадьбе Грызлова деда Жора вышел на улицу покурить сигару и возмутился тому, что вся пепельница забита бычками. И фантики на газоне валяются. И мусорка воняет. Непорядок, короче говоря. Негоже для туристической зоны так бардачить. Тогда Джоржано ди Козимо позвонил своим ребятам, которые как раз уехали забирать его поддельные документы, и заставил их вписать в тунисский паспорт полные данные местного министра ЖКХ.

Ну а затем, — уже с паспортом, — по пьяни ворвался в мэрию Бизерты, устроил разбор полётов и заставил местных чинуш усилить контроль за чистотой на улицах и на всякий случай закупить снегоуборочную технику. За то его, собственно говоря, и приставили к госнаграде. Как-то… слишком быстро на самом деле. Поэтому я не уверен, но кажется что эта история не обошлась без моего ментального вмешательства…

Дальше: схера ли свадьба разыгралась?

Невеста для Петра Петровича нашлась на рынке. Но не! Никакой работорговли! Всё чинно, благородно. Изначально мы с боцманом искали чурчхеллу на сувениры, но нашли симпатичную смуглую мадаму, что торговала вразвес свежими оливками. И да! Ещё минус загадка! Вот откуда у нас взялись мешки, на которых спит Таранов…

Так вот. Объяснялись мы друг с другом на ломанном английском, но тунисянка имела неосторожность очень неаккуратно пошутить. Мол, заберёте у меня всё, выйду замуж. Видно, какое-то местное устойчивое выражение такое.

Таранов тем временем углядел в оливках сырьё для будущего… э-э-э… братика своему либе киндеру. Очень уж он переживал, что ненаглядное дитятко скучает в одного. И вот, получается, всё сошлось.

— Да-а-а-а-а, — протянул Грызлов. — Погудели, конечно.

Весь мусор за собой мы сгребли в пакет, а посуду сдали на мойку и теперь сидели за столом. Лампово так, на самом деле. Уютно. Я прям студенческие тусовки ненароком вспомнил; ох уж эта утренняя ретроспектива. Кто, куда, зачем, почему? А помните то? А помните это?

Но как бы ни было здорово, главный вопрос по-прежнему оставался открыт:

— А улетаем-то мы теперь когда? — спросил я в надежде на то, что все свои приключения в Тунисе мы уже прошли экстерном.

— А улетаем, — дед взглянул на наручные часы. — А улетаем мы… ох ты ж! Собирайтесь, ребят! Пора!