Ментальная Кухня – 4

Глава 12

— На! Теп! Ло! Ходе! Му-у-у-у-зыка играет! А я одна стою на…

Какова была вероятность того, что алгоритм подбора музыки подкинет что-то подобное в плейлист ещё совсем молодого парня? К тому же, не просто парня, а самодержца российского. Однако вот же — подкинула.

Сперва это, а потом ещё через один трек:

— Ах, белый теплоход! Гудка тревожный вальс…

— Да в чём дело-то? — Николай Николаевич снял наушники и тыкнул на кнопку, чтобы остановить беговую дорожку. Утёр полотенцем пот со лба, закинул его на плечо и достал телефон с целью разобраться в чём тут дело.

Но нет. Ничего не сбилось, и ничего не переключилось. «Плейлист составлен в соответствии с вашими вкусовыми предпочтениями». Свои предпочтения Его Величество никогда не афишировал публично, однако… не это. Далеко не это. Без ретро.

— Странно, — пробубнил Николай Николаевич и побрёл в душ.

Нетрудно догадаться, что дело было не в публичном спортклубе. Специально для того, чтобы Величество мог поддерживать себя в хорошей форме не выходя из дома, один из залов его московской резиденции был превращён в маленький дворец спорта. Тренажёры, сауна, тяжёлые железяки и даже специальная стенка для скалолазания.

Пока была такая возможность, Величество упивался своей молодостью и силой. Особенно приятно было выделяться среди прочих обрюзгших стариков-правителей, — имидж державы во многом складывался исходя из этого. И потому-то, возможно, Николай Николаевич сразу же нашёл общий язык с Мак Брайаном. Разница в двенадцать лет была не столь катастрофична, как разница в три, в четыре, а то и в пять десятков лет. Молодому парню было логично поддерживать будущее, а не далёкое заскорузлое прошлое…

Однако не об этом сейчас. Сейчас о теплоходах.

— Ту-у-у-ууу! — Величество аж мыло выронил от неожиданности.

С какого-то чёрта его обычный сигнал оповещения сменился на теплоходный гудок. И вот ведь зараза — сообщения посыпались одно за другим, а разблокировать экран и установить режим «без звука» мокрыми руками не получалось.

— Ту-у-у-у-уууу! Ту-у-у-ууууу! Ту-у-у-у-уууу!

— Ач-чорт!

Справился. И тут же решил отдать свой мобильный на проверку спецам из Канцелярии. А пока что на всякий случай спрятать его в ящик стола; там, где он не сможет ничего подслушать. Мало ли? Технологии не стоят на месте и кибер-фронт не закрывается ни на секунду.

Однако странности на этом не закончились.

После утренней разминки в графике Величества была учёба. Понятное дело, что Император не учился на какую-нибудь профессию и не мечтал стать в будущем зубным техником или автослесарем; у него был свой собственный курс. Основной упор в нём делался на политологию, право и историю. Домашнее обучение, лучшие репетиторы и нацеленность на результат — принимать у Величества экзамены, оценивать его и ругать за двойки никто не собирался.

Так вот. Сегодня для обучения Императора в резиденцию приехал Эммануил Петрович — седой старенький профессор, академик наук и глава целой кучи исторических обществ. Вот только повёл он себя точь-в-точь так же, как неисправный телефон Николая Николаевича.

Ни с того ни с сего речь зашла о подписании атлантической хартии, которая состоялась на борту военного корабля «Prince of Wales». Сперва. Потом безо всякой логики Эммануил Петрович переключился на рассказ о брюссельском саммите, который из-за народных волнений тоже прошёл на борту корабля. Затем Его Величество прослушал о переговорах между Южным и Северным Йеменом. Где состоялась эта встреча? Ну конечно же!

— … в нейтральных водах, на борту круизного лайнера, — сказал профессор, а затем прокашлялся и задумчиво уставился в потолок, что означало внеплановое отступление от материала. — Вообще, знаете, Ваше Величество, встречи арабских лидеров по сей день крайне часто происходят на яхтах. Меньше риск утечки информации, нейтральная территория, да и неформальная обстановка способствует сближению позиций.

И вот тут у Николая Николаевича впервые возникла мысль о том, что его в чём-то убеждают. Но в чём именно? Кто? И зачем?

Масла в огонь подливало то, что буквально на носу у Величества были трёхсторонние переговоры Москва-Лондон-Мак Брайан. Переговоры секретные и, что называется, без галстуков.

И так уже было сделано слишком много публичных заявлений, а слово всё ж не воробей, и надо бы поосторожней следить за базаром. Несомненно, напряжённость была. Но риторика ещё не сменилась на слишком острую, и пока ещё существовала неиллюзорная возможность замять всю эту историю. Прийти к какому-то соглашению, и потом публично разыграть всё так, чтобы никто не потерял лицо. В этом были заинтересованы примерно… м-м-м… все участники назревающего конфликта.

— Спасибо, Эммануил Петрович, — поблагодарил Величество за урок и вышел прочь из библиотеки.

Уже сейчас он начал крутить в голове слова Мак Брайана о том, что если бы не переговоры он бы с удовольствием посмотрел на Империю с разных уголков и покатался на…

— Как его? — нахмурился Николай Николаевич, прищёлкивая пальцами. — Кажется, «Ржевский»?

Да-да, точно! Именно так! Та смазливая актрисулька, что периодически залезала ирландскому принцу в постель; это именно она рассказала ему про круиз. Как эти разговоры дошли до самого Императора? Легко и просто. В последнее время он проводил очень много времени вместе с Мак Брайаном, и понятное дело, что мужчины общались не только о деле.

Так что Николай Николаевич уже не раз слышал о молодом поварёнке с забавной фамилией, — как её там? — который избрал своим коньком готовить из аномальных продуктов. Сперва ужин у Волконских, после которых князь свёл Императора с Мак Брайаном, а теперь ещё вот — круиз задумал.

И где только продукты берёт? А не натравить ли на сопляка проверку?

— О! — радостно воскликнул родной дядя Императора, когда тот вошёл в гостиную. — Здарова, племяш!

Тоже, кстати, Николай, вот только Павлович. Дядя вот уже как два года сложил с себя полномочия регента и теперь, по собственным словам, «навёрстывал упущенное». А именно — играл в приставку. Несмотря на сорок с небольшим лет, детство в заднице у Николая Палыча играло как ни у кого другого.

Вот и сейчас — сидит в позе лотоса на диване, вцепившись в джойстик, а рядом на кофейном столике остывает обед.

— Ух, — вырвалось у Величества, когда он посмотрел на экран.

Играя за лысого киллера со штрих-кодом на затылке, его дядя в режиме стелс крался по палубе вслед за ничего не подозревающим матросом.

— Э-э-э…

— Ладно-ладно, — ухмыльнулся Николай Палыч. — Не буду соблазнять Ваше Величество детскими забавами. Выключаю, — поставил игру на паузу и переключил на рандомный канал, на котором…

«Да что за чёрт⁈» — ударился в панику Величество. Прямо сейчас по телевизору шёл небезызвестный фильм про выборы губернатора и агитацию с борта теплохода. Слишком много совпадений, ну прямо чересчур уже.

— Племяш, ты что-то бледный, — дядя выпутался из узла собственных ног, встал с дивана и пристально вгляделся в лицо племянника. — Ты что, опять пожрать забыл⁈ Ты слышь! Ты мне с этим не шути! Ты с такими нагрузками скоро окончательно себя загонишь! Вон, возьми мою порцию, — Николай Палыч указал на тарелку. — Каннеллони с рикоттой и шпинатом. Были ещё с мясом, но их я уже съел.

— Прости, — чуть не поперхнулся Величество. — Как ты сказал?

— С рикоттой и шпинатом…

— Не-не, до этого.

— Каннеллони.

Бах! — катарсис неудержимым селем обрушился на Его Величество, подхватил, закрутил и понёс в метафорические дали. Покойный отец предупреждал, что так будет. Точнее… не «будет», но «может быть». «Умей отличить совпадение от силы, которая поведёт тебя в нужный момент», — что-то такое он говорил. А ещё про пророчицу говорил и про какую-то… э-э-э-э… калитку?

Признаться, на смертном одре он вообще много чего говорил, и тогда Николай Николаевич принял всё это за бред, а вот теперь. «Не сопротивляйся», — повторял отец, будто одержимый: «Не сопротивляйся».

И да. Кстати. Тот поварёнок с теплоходом. Его фамилия была…

— Каннеллони?

— Я.

— Василий Викторович?

— Так точно.

— Мезенцев Борис Борисович, — представился мужчина так, как если бы я не умел читать, и он только что не тыкал мне в нос ксивой.

А ксива-то знакомая; вместе с Захар Палычем точь-в-точь такую же обмывали. Тайная Канцелярия Его Величества. Вот только у Гачина-Мучинского она, конечно, поскромней была. Не знаю даже как объяснить… то ли потоньше, то ли цвета другого. А вот эта корочка пухлая что батон докторской и явно что свет в себя поглощает.

— Это кто? — спросил Мезенцев, указывая на Агафоныча.

— Нечаев! — тоненько пискнул сенсей. — Вадим Агафонович. Уже ухожу, — с тем он вылез из джакузи и как был в трусах и пене мокрыми ногами пошлёпал в направлении коридора.

— Наш креативный директор, — пояснил я на всякий случай, а на молчаливый вопрос насчёт бутылки шампанского объяснил: — Выходной у него сегодня. Расслабляется человек.

— Понятно.

Борис Борисович повнимательней оглядел люкс, а я повнимательней оглядел Бориса Борисыча. Вампир, сука! Кабы были в этом мире готические кровососы, то именно так бы они и выглядели. Бледный, как смерть. Скулы острые, так что пораниться можно; губ как будто бы вообще нет. Глазищи светло-серые, цвета панельной многоэтажки сквозь покрытое инеем окно.

Ещё и высокий, зараза, чуть-чуть до Оксанки Стремяновой не дотягивает.

— Итак, Василий Викторович, — я вновь был удостоен вниманием тайника. — Где вам будет удобней переговорить?

— Да давайте прямо здесь, — я указал на столик. — Прошу.

— Спасибо.

Тут Мезенцев прижал палец к уху. Не кивнул, но едва заметно хмыкнул. Ну да, торчащий из уха кручёный провод ему явно не по чину, а вот мини-гарнитурка в самый раз. Выслушав от своих что-то в ухе, Борис Борисыч всё-таки присел за стол. Тут же взял вазу и начал крутить её в руках. То ли жучок искал, а то ли любовался.

— Надо бы цветы поставить, — сказал он. — Нехорошо.

Ну охренеть теперь, конечно. Это меня за пустую вазу в люксе так прижали?

— Мы под арестом? — не стал я ходить вокруг да около.

— А есть за что? — нарвался на встречный вопрос.

— Нет.

— Я так и думал, — тут Мезенцев попытался исполнить что-то типа улыбки, но в его исполнении один хрен получался оскал. — Вас-и-и-иилий Ви-и-и-икторович, — нараспев повторил он моё имя. — Должно быть вам уже известно, что все билеты на предстоящий круиз выкупил некто, кто пожелал остаться неизвестным?

— Конечно, — кивнул я.

— Ну так вот он и останется неизвестным. И для вас, и для всей вашей команды. Вопросы задавать нельзя, пытаться что-то узнать иными способами нельзя, разговаривать с гостями на сторонние темы возможно только если разговор был инициирован гостями. Ну… это должно быть вам известно по простейшим стандартам сервиса. Но дальше: руководящему составу самовольно покидать теплоход нельзя, приводить на теплоход сторонних людей нельзя, общаться с прессой нельзя категорически.

— А что же в таком случае можно?

— В таком случае можно исполнять свою работу. Вы же ресторатор, насколько нам известно. Вот и ресторируйте. Остальное вас, простите за грубость, волновать не должно. О том, что люди с вами поплывут серьёзные, говорить, надеюсь, не стоит. Охрану можете распускать. Безопасностью гостей займётся непосредственно Канцелярия…

Тут Мезенцев снова завис с пальцем в ухе.

— Во-о-от, — протянул он. — Ваш капитан уже в курсе, и уже координирует с нашими людьми конвой.

— Какой конвой?

— На всякий случай мы приставим к «Ржевскому» несколько катеров охраны. Что ещё? Все средства связи придётся либо сдать, либо установить специальный софт. Мы не скрываем, что будем вас подслушивать; это выбор каждого.

Борис Борисыч наконец-то отстал от вазы и тяжко вздохнул. Первая его человеческая эмоция на моей памяти.

— Поверьте, нам тоже всё это не нравится, и вместо проверенных годами людей приходится работать с вами, — сказал он. — Почему? Даже нам не всё известно. Так. Позвольте поинтересоваться, Василий Викторович, вы действительно собираетесь кормить гостей аномальными продуктами?

— Действительно собираюсь.

— Откуда они у вас?

— С чёрного рынка, — не раздумывая ни секунды выпалил я.

Не надо юлить, и не надо уходить от вопроса. Наверное. Если бы мне что-то инкриминировали, то так бы и сказали. Наверное. А на связь с чёрным рынком при таких обстоятельствах просто-напросто закроют глаза… наверное…

— Допустим, — кивнул Мезенцев. — Следующий вопрос: почему на борту столько итальянцев?

Оп-па…

А не по их ли душу пришли тайники? Может быть такое, что наша Канцелярия сотрудничает с ихней ля Канцелярио? Или что у них там похожее по смыслу?

— А вы разве не знаете, что итальянцы лучшие повара в мире? — больно было произнести вслух эту ложь, однако для дела нужно. — Я организовал программу по обмену опытом ещё до плавания. Хотел обучить свой собственный персонал. В круизе итальянцы участвовать не буду, не волнуйтесь. Мы ссадим их уже довольно скоро.

— Угу…

— А вообще, надо сказать, у нас собралась интернациональная команда. У нас и казахи есть, и грузин, и немец, и даже гражданка Туниса.

— И венгр, — ни разу не удивившись, добавил Борис Борисович. — Клаудиус Бограчевич Крумплишрац.

— Чо?

Я аж подвис на несколько секунд, пока не сообразил, что это Клава.

— А-а-а, — хлопнул я себя по лбу. — Крупльсрацш, ну конечно же. Старый добрый Крупльсрацш…

— Интересно, — ухмыльнулся Мезенцев, сканируя меня глазами. — Очень-очень интересно. Кажется, вы сами не до конца знаете свой персонал, Василий Викторович.

— Так ведь конечно! — схватился я за соломинку. — С бОльшей частью только сегодня познакомился. У нас как раз грандиозное собеседование только-только закончилось, но так вы наверняка уже в курсе.

— Угу, — и снова этот грёбаный взгляд. — А вы одарены, Василий Викторович?

С-с-с-сука! Да что ж такое⁈ Это что же, все аспекты моей жизни густо замешаны на лжи⁈ Так получается⁈

— Нет, — ответил я. — Не повезло.

— А есть ли на борту другие сильные одарённые?

— Наверняка. Наш шеф Михаил недавно прошёл ОФИЦИАЛЬНУЮ, — подчеркнул я как мог, — инициацию. И ещё капитан, насколько мне известно, искусный друид. Одно время такой вкусный крыжовник на борту выращивал! М-м-м-м…

Ач-ч-чорт! Дедовы ребята наверняка поголовно маги. Агафоныч ещё, падла такая, и Гио. Как же трудно врать, когда не знаешь, что именно про тебя уже знают. И как трудно удержаться от соблазна залезть Мезенцеву в голову. Наверняка там кладезь полезной информации, и наверняка она охраняется так, что я даже мяфкнуть не успею, как меня скрутят за госизмену. Пу-пу-пу. Пу-пу-ру-пу-пу.

Однако:

— Расслабьтесь, Василий Викторович, — сказал вдруг Мезенцев и, кажется, расслабился сам. — Всё уже решено. Нам придётся как-то сосуществовать, и выбора нет. Не мешайте нам, не помышляйте плохого в адрес гостей, не скрывайте связанную с круизом информацию, не разглашайте связанную с круизом информацию третьим лицам, и тогда мы обязательно сработаемся. А всё былое… оно нам неинтересно.

Ну… что ж? Такой подход мне нравится.

— Более того, — продолжил Борис Борисович, — вам предоставляется отличный шанс. Все маленькие тёмные секретики, если у вас такие, конечно, имеются, могут быть внезапно списаны и прощены. Вы же, как-никак, собираетесь послужить Империи. И наверняка из самых чистых побуждений.

— Собираюсь, — кивнул я. — Послужу. Из чистых.

А такой мне нравится ещё больше. М-м-м-м… закинуть удочку что ли? Мол, один подмосковный оборотень пытается помешать круизу. Не! Стоп! Рано. Да и непонятно пока, что там по пути можно раскопать.

— Ну а теперь к главному, Василий Викторович.

— Уф… а это было не главное?

— В нашем деле главное всё, — ухмыльнулся Мезенцев. — Поскольку все билеты выкуплены нами, мы как единственные гости вашего чудесного теплохода хотели бы изменить маршрут и сроки.

— То есть?

— То есть мы отплываем завтра утром…

— Ох ты ж!

— … идём до Москвы и встаём на причал на несколько суток. Тут возможны небольшие речные прогулки по местности, но об этом мы будем договариваться с вашим капитаном. А далее мы снимаемся, отвозим дорогих гостей обратно в Петербург и больше никогда не встречаемся. Или же наоборот, если вы себя проявите, то встречаемся как можно чаще. Но-о-о, — развёл руками Мезенцев. — Тут уж вам решать.

Так… это стоит переварить. Чисто технически отчалить завтра утром мы можем. Всё готово. Надо только предупредить весь новый персонал и мотивировать ребят хорошим авансом. Раз уж они уже подписались на плавание, проблем возникнуть не должно. Каюты готовы. Кухня готова. Припасы готовы. Да всё, блин, если так разобраться, готово. И смущает меня… что меня смущает-то?

— Подумайте, Василий Викторович. Ту сумму, что мы заплатили вам, вы запрашивали за путь аж до самой Астрахани. И мы не стали торговаться, хотя выгода явно в вашу пользу.

Это да. Это ты всё правильно чешешь. И это охренеть как приятно с финансовой точки зрения! Можно смело заявить, что Василий Каннеллони уже выбрался из ямы. Безо всяких наследств, к слову.

И да, я наконец-то понял что меня смущает. Принудиловка. Наивный вопрос, но всё же:

— А я могу отказаться?

Мезенцев не ответил. Улыбнулся, встал из-за стола, ещё раз напомнил про цветы в вазе и ушёл…