Глава 16

Теплоход «Ржевский»


Пускай аномальная птица на вкус оказалась, скажем прямо, обычной и мало чем отличалась от курятины, было у неё одно преимущество. Может быть, дело в сезоне, а может и в физиологии, но долбодятел, — он же птица-тупица, — оказался очень жирным. Вот прямо очень-очень. Настолько, что если начинать жарить кусочек на коже, то никакого масла не надо.

И по старой поварской привычке, Михаил Кудыбечь сливал вытопленный с долбодятла жир в майонезное ведро и хранил его в морозилке.

Вступив во временную должность, Санюшка Аничкин этот жир нашёл и сразу же понял, что с ним делать. Долбодятел-конфи! Клюквенный соус, киноа как гарнир и чипсы из груши в качестве украшалова — гости должны остаться в полном восторге. Как альтернатива — картофельное пюре с филе синей аномальной рыбы и медовые рёбрышки велоцираптора. Завтрак, что называется, континентальный, а на обед шурпа на медвежьих крылышках или уха по-фински.

С выдумкой у Санюшки проблем не было никогда. Да и вообще, отличать вкусное от невкусного — базовый навык для повара, и очень грустно, когда его нет.

Другой момент — лидерские качества. Шефские. Мужицко-альфа-самцовые. Из-за мягкого покладистого характера, Санюшка вряд ли тянул на начальника…

Но! За последний месяц Аничкин действительно пережил серьёзную трансформацию. Внезапно оказалось, что все советы которые он слышал по жизни, для него не работали. Стандартная мотивация в его случае давала сбой. «Улучшить своё материальное положение», «подняться по карьерной лестнице», «стать лучшей версией себя» и так далее и тому подобное — всё это было не для Аничкина.

Безусловно хороший человек, он всю жизнь страдал из-за своей хорошести. Где-то робость, где-то наивность, где-то желание не конфликтовать, не мешать, не утомлять, не напрягать и попросту не отсвечивать до сих пор держали его на должности линейного повара.

Но вот! Произошёл катарсис. Через жопу, и так же как всё остальное в жизни Санюшки не для себя, но всё же произошёл. Именно страх подвести своих пацанов, — Мишу, Гио и Васю, — толкнул его к переменам. А ещё помогли очень вовремя сказанные слова одной очень мудрой, но пока что не старой женщины.

— Штрафуй, — сказала Стася, когда Аничкин в очередной раз пришёл жаловаться на опоздания поваров.

— Станислава Витальевна, вы понимаете, — начал разгонять он. — Жизнь повара трудна, неказиста и малооплачиваема. Дураков мало, и все валят из профессии. Счастье, что мы нашли хоть кого-то, кто согласен работать в этом…

— Это их проблемы, — ради такого Малыгина даже отвлеклась от компа. — Штрафуй.

— Так они же уйдут.

— Штрафуй.

— Но…

— Штрафуу-у-у-уй, — нараспев повторила Стася. — Штрафуй, Сашенька, штрафуй. И ещё момент! Когда штрафуешь штрафуй, а не угрожай. Понял?

— Понял.

Короткая, но судьбоносная беседа. После неё Аничкин ушёл в задумчивости, залпом выдолбил полпачки сигарет, но всё же нашёл в себе смелость, вернулся на кухню и впервые в своей жизни сделал это. Собственными глазами он увидел, как штрафник проходит все стадии принятия неизбежного, но не согласился на торг и не сломался под угрозами.

Тёмная сторона силы поманила Аничкина, и он решил узнать побольше.

— Дрючь, — такова была вторая заповедь Малыгиной.

И ей он тоже последовал. И внезапно оказалось, что это совсем не страшно. Что жизнь с этим не заканчивается, и что недовольство отдельной группы людей не делает его виноватым перед всем миром; гонимым, нерукопожатным и каким-то не таким. От этого не перестаёшь быть частью Вселенной. И более того! Внезапно оказалось, что работа и жизнь… отдельны друг от друга! Да, когда ты всю жизнь работаешь сменами по двенадцать плюс часов, в мозгу возникают определённые нейронные связи и это может показаться каким-то бредом, но вот же.

Стиснув зубы, Аничкин принялся дрючить и штрафовать, штрафовать и дрючить.

— Дрючь на упреждение, штрафуй по факту, — Станислава Витальевна посвящала его в детали своей религии. — Не наоборот.

И вот, в один прекрасный день Санюшка с удивлением почувствовал на своей заднице что-то влажное и шершавое. Язык! О боги, это был язык! Уже не вспомнить кто был первым, — то ли Коля, то ли Толя, а то ли кто-то из новеньких, — но ему в цех принесли кофе, хотя он никого об этом не просил.

— Латте с пончиковым сиропом, как вы любите, — а потом ещё: — Сан Саныч.

Да! Будто настрадавшийся в своём тесном шаре покемон, в одночасье Аничкин эволюционировал из Санюшки в настоящего Сан Саныча. Такого Сан Саныча, которому носят кофе. Такого Сан Саныча, которому доверяют целую кухню.

Не сказать, что проделать над собой эту работу ещё раз на борту «Ржевского» было очень легко, но гораздо легче чем в первый раз. И Санюшка справился.

Пришлось попотеть и весь день не вылезать с кухни, но повара ходили по струнке и все три приёма пищи были встречены господами англичанами на «ура». Да так, что аж с щедрыми чаевыми, чего не случалось за всё время пути от Питера и до Москвы.

Хотя… возможно дело было в том, что сегодня гости вместо обычных деловых переговоров устроили шумную пьянку и затыркали поваров своими просьбами. Вот и компенсировали, что называется.

— Всем спасибо, — резюмировал день Сан Саныч. — Все молодцы, — и отпустил смену спать.

Сам же остался с дежурным. На всякий случай, потому что синие англичане до сих пор шумели за стеной камбуза и в любой момент могли дозаказать закусок.

Душа у Санюшки пела. Он хвалил себя, разгонял множество приятных мыслей и заодно думал, как бы перенести новое знание на другие аспекты жизни. Как бы так её улучшить? Да, он уже давно понял, что знакомство с Каннеллони — это козырь, но как бы его так получше разыграть?

В какой-то момент мозг перекипел. От дум, от впечатлений и от тяжёлой рабочей смены на износ. Захотелось поощрить себя и чуточку выпить.

— Маргарита Витальевна, здрасьте, — на цыпках, Санюшка вылез с камбуза в бар. — А дайте-ка мне винца… гы-гы… на соус.

— Держи, — улыбнулась Рита, наугад схватив первую попавшуюся бутылку. — Составить компанию в приготовлении соуса?

— Конечно!

Покинув постылую стажировку со словами: «ой, да пошёл ты нахер» — в адрес администратора Олежи, Сидельцева ушла вместе с Аничкиным на кухню. В декорациях замытой после смены кухонной нержавейки, случился непреднамеренный корпоратив.

На троих, — вместе с дежурным поваром, — ребята выпили одну бутылочку, за ней вторую, а за ней и третью. Разговор лился. И вот опять! Опять Санюшка ощутил на себе последствия своей чудо-трансформации!

За всё время знакомства, пассия его друга не обмолвилась с ним и парой фраз, сейчас же они разговаривали на равных, — обо всём и ни о чём одновременно. Санюшка говорил с серьёзным, между прочим, человеком! Женой криминального авторитета, магичкой огня и в недавнем прошлом владелицей бизнеса. А ещё — очень красивой женщиной, которая внезапно восприняла его всерьёз…

Но нет!

У Санюшки даже мысли не было, чтобы… ну… дерзнуть. Дружба с Пацацией — это святое, и никаким сиськам её не разрушить. Даже вот таким, пышным, увесистым и наверняка в миленьких веснушках. К тому же, Сидельцева тоже ни о чём таком не помышляла, и тоже помнила о своём любимом человеке-грузине.

Однако пофантазировать на пьяную голову о всяком влажном и потном было весьма приятно, и когда пьянка закончилась, Санюшка шуровал в свою каюту с явным намерением… э-э-э… прежде чем лечь баиньки, устроить сеанс познания собственного тела.

Да только не вышло.

— Ы-ЫЫКХ! — от неожиданности Аничкин выпучил глаза.

Стоило ему спуститься на вторую палубу, как кто-то крепко схватил его прямо за срам.

— Малыш, — шепнул на ухо пьяненький женский голосок. — Пычиму не сказал, што приедешь уже сегодня? Я так соскучилась…

Обернувшись на голос, Санюшка понял, что прямо сейчас его тестикулы находятся в руках звезды отечественного кинематографа, сиятельной Дадарины. К слову, Александры Александровны, как и он сам. Ну… почти.

И что-то надо делать. Как-то надо оправдаться, вот только… за что?

— Я… это, — начал было Санюшка, но актриса перебила его, впившись в губы страстным поцелуем.

— Пойдём, — сказала она, взяла за руку и повела за собой в люкс.

— ДА⁈ ДА-ААА!!! — крики из каюты не смолкали до полуночи. — ДА⁈ ДА!!! ДАДАРИНА!!!


Ранее и в тот же день.


Стоим. Смотрим. Вот и встретились наконец-то…

Сидельцев вышел на пустырь уже голым по пояс и каким-то нереально большим, так что спортивные штаны натянулись и едва прикрывали щиколотки. А значит опять психует. Опять злится и едва сдерживается от превращения. Ну посмотрим, берсерк херов, поможет ли тебе твоя ярость.

На волосатой груди у Пашки висел здоровенный золотой амулет с изображением солнца — явно что защитный артефакт. Расковырять такой на пару с Агафонычем возможно, но сложно. А ещё затратно по времени и не сказать, чтобы сильно нужно. Куда эффективней будет взять под контроль его обсосов.

Да-да-да.

Те люди, что встали за Сидельцевым, ничего плохого мне не сделали. Помимо того, что встали, конечно… Встали, а значит остались с Павлом Геннадьевичем даже после всего того, что было, и прекрасно сознавая кто их босс. А потому обсосы. Мрачные, конченные обсосы; наглые и испорченные. Грязь, мразь, и вообще фу быть такими.

Один за другим они выходили из ангара и становились полукругом. Кто с куском трубы, кто с мечом, кто с пистолетом, а кто и с файерболом на ладошке, — зря они, конечно, ману жгут для поигрывания мускулами. Ну да ладно…

Итак: выстроились. Вот они, вот мы. И даже не знаю, стоит ли вообще разговаривать. Может ли быть хоть какой-то выход из ситуации, так чтобы все остались довольны? Пожалуй, нет. Ни компромиссов, ни уступок не будет.

Однако Джордано ди Козимо попытался:

— Я Звено Цепи! — крикнул он, сделав пару шагов вперёд. — Я приказываю тебе подчиниться мне, как старшему!

— Пошёл нахер! — крикнул в ответ Сидельцев. — Где грёбаный грузин⁈

А грёбаный грузин тем временем на четырёх костях пробежал сквозь толпу итальянцев, остановился на самой кромке авангарда и заревел, брызгая слюной.

— Отлично, — ухмыльнулся Сидельцев, оглянулся назад, а затем продолжил. — Эй, старик! Нам с тобой делить нечего! Отдай мне тех, кого я искал, и разойдёмся миром!

Что ж… теперь настала очередь деда кричать:

— Пошёл нахер!

Ну вот и всё, собственно говоря. Вот и поговорили. Запрокинув голову назад, Сидельцев начал трансформироваться в Чёрного. Его люди, осмелев, сделали пару шагов вперёд, но и мы в свою очередь начали демонстрировать свои… м-м-м… умения.

Из разбитых окон склада за нашей спиной полыхнуло пламя, а спустя несколько секунд на поле боя появился Кудыбечь и… в этот раз не один. Собирая на себе плотоядные взгляды горячих итальянцев, рядом с ним шла Фурфурия. Настоящая! Всамделишная! Явилась из своего персонального Ада над на помощь.

А драться демоница решила…

Я даже не знаю, как это назвать. Не сильно шарю в аниме, но кажется для гипертрофированно-огромного оружия есть какое-то название; типа термин специальный… Или нет? Короче! На плечо демоница закинула длинный, толстый как рельса посох, вместо навершия у которого была ржавая циркулярная пила. Причём такая… с лесопилки.

Самый сильный из мужчин такую хренатовину от груди вряд ли отожмёт, а Фурфурия тем временем несла её легко и беззаботно. Поигрывала, будто она ничего не весит.

Ну а рядом с ней шагал Мишаня, облачённый в огненные самурайские доспехи, что тоже доставляло.

— Владимир Агафоныч, — шепнул я. — Давайте-ка устроим негодяям дизмораль.

— А давайте-ка, Василий Викторович.

На пару с сенсеем, мы вскрыли всех, кого только возможно. «Тебе п****» — раздался вкрадчивый тихий шепоток в головах у людей Сидельцева: «Это твой последний день», «Как думаешь, выстоишь против менталиста?», «Да-да, сучонок, мы уже здесь… кстати, ты уверен в реальности происходящего? Уверен, что уже не лежишь в луже собственной крови и кишок?»

Ковыряться в мыслетрочках было ни к чему, работа далеко не филигранная. Одного лишь этого шёпота было достаточно; одна мысль о том, что кто-то контролирует тебя прямо сейчас уже пугала до усрачки.

Следующим принялся ультовать Джордано ди Козимо. Электрический треск заглушил собой все другие звуки, и дед буквально стал шаровой молнией. Даже смотреть на него было трудно, — всё равно что на сварку. И вот казалось бы… уже после этого здравомыслящий человек не захочет с нами связываться, однако мерянье письками не завершилось.

Бандюки тоже начали демонстрировать техники. Кто во что горазд: лёд и пламя, энергетические сполохи всех мастей и магические превращения, но тут… тут на стол лёг наш последний козырь. Успели…

— ТУУУ-УУУ!!! — раздался гудок и на пустырь на полной скорости вырвался грузовик. — ТУУ-УУУ-УУУ!!! — но нет, не чтобы давить людей.

Едва появившись, машина резко пошла в занос и повалила боком, — как бы только не перевернулась. Раздался визг тормозов, тут же открылись боковые дверцы, и стало видно начинку грузовика. С одной стороны за кузов держался Ержан, с другой Мансур, а за ними стояли целые палеты с ящиками пива и железными кегами. Да-да-да, на капоте грузовика красовалась эмблема Волковской пивоварни…

— Ах-ха-ха-ха! — захохотал безумный немец за рулём, и ещё до полной остановки грузовика с грацией Сейлор Мун выскочил из кабины. — Ко мне, майн либе киндер! — а следом за ним на асфальт пролились три пенные струйки.

Красная, чёрная и… пшеничная.

— Ах-ха-ха-ха!!!

Грузовик остановился, а бутылки и кеги по инерции продолжили движение. Едва не цепляя братьев-казахов, всё это дело полетело прочь из кузова. Несколько тонн пива и прямо на землю. Бутылки падали и разбивались; пивище шипело, пенилось и разливалось огромной пузыристой лужей по пустырю.

— Детишки! — Таранов воздел кулак к небу. — Актифировать Мегабира!

Сказано — сделано. Три пивных элементаля будто команда синхронисток занырнули в лужу и под охреневающими взглядами людей Сидельцева начали превращаться во что-то большее. Огромная пивная тварь в пять метров ростом оформилась буквально за несколько секунд.

Тут и там из тела голема торчали обломки деревянных палетов с кривыми гвоздями. Фракции битого стекла выступили наружу, будто колючая кожа. Четыре кеги, как четыре кулака на четырёх руках и ещё одна заместо шлема.

— Р-РРРР-РА-ААААА!!! — заревела тварь.

— Мегабир актифирован! — подытожил Иоганн Михайлович, сделал какое-то невразумительно па и весьма довольный собой застыл в героической позе.

Мегабир. Мощь, сука. Испытать его заранее не было возможности и до сих пор он существовал только в воображении Таранова, однако вот же — получилось. И сразу видно, что имба. Кстати… насчёт имени… я настаивал, чтобы монстра назвали Жбаном Иванычем, но всё-таки родитель не я.

Вз-з-з! — молния деда метнулась через весь пустырь и ударила по Мегабиру, отчего стеклянное крошево начало искриться.

— Р-РРР-РААА-АА!!! — снова заорала тварь.

— Да ну нахер, — раздался голос из рядов Сидельцева и первый из бандюков ломанулся назад. За ним второй, третий, четвёртый…

Ну а когда итальянцы всей толпой снялись с места и побежали в атаку, ожил весь этот муравейник. Вот только драке случиться было не суждено. Впечатлённые шоу, да ещё и с голосами в голове, товарищи бандюки решили, что помирать за сомнительные идеи сомнительного лидера им как-то не с руки. Во всяком случае, не сегодня. Потом как-нибудь, ага…

Итого: Каннеллони погнали братков по промзоне, и остановить их Сидельцев, — как не пытался, — уже не смог. Даже несмотря на ту ипостась, в которой сейчас находился. Могучего оборотня тупо бортовали плечами, проскальзывали между ног, вырывались из случайного захвата.

— Бегут, — довольно улыбнулся я.

— Бегут, — кивнул сенсей и протянул мне руку. — Ну поздравляю, что ли?

— Рано…

И впрямь рано.

Осатаневший до предельной точки Сидельцев сперва проорался в небеса, затем взрыл задними ногами асфальт и бросился на Гио. Однако чу-у-у-у-уть-чуть не добежал. Получил в ухо пивной кегой от подскочившего вовремя Мегабира, отлетел метров так-эдак на двадцать, пробил собственной тушей складскую стену и где-то там угомонился.

— А вот теперь можешь поздравлять.

Вместе с Джоржано ди Козимо, мы вдвоём пошли искать тело несчастного. Нашли. Обернувшись обратно в человека, Павел Геннадьевич зазывно стонал под обломком стены, — бедолаге придавило ножку. Сказать, что при этом он был в себе невозможно. Потный весь, красный, взгляд блуждает, и судорога всё тело бьёт.

— Так будет с каждым, кто посмеет…

— Дедуль, погоди! — отвёл я занесённую на удар руку громовержца. — Погоди-погоди-погоди. Смерть не наказание. Смерть в его случае избавление. А эта тварь избавления не заслуживает, слишком уж она накосячила. Надо бы заплатить за содеянное.

Присев на корточки, я сорвал с Сидельцева защитный артефакт.

— Я знаю, что с ним сделать…

Загрузка...