Граф Валерий Добрынин закинул ноги на свой массивный дубовый стол и зажёг ароматную кубинскую сигару. Выпуская густые клубы дыма, он косился на жену своими хитрыми глазами. Она же смотрела на него с каменным лицом, устало и негодующе.
— Зачем ты меня позвал, Валера? — её щёки тряслись от возмущения.
— Ну, во-первых, ты моя жена, и мне не нужен повод, чтобы тебя увидеть, — граф закашлялся, подавившись дымом. — А во-вторых, я нашёл способ выбраться из того дерьма, в которое мы вляпались. Правда, мне этот выход самому не по душе, но лучшего варианта нет.
— Да неужели? — саркастически усмехнулась Дарья. — Во-первых, дорогой, во всё это дерьмо нас затащил твой отец, царствие ему небесное. А во-вторых, выход есть всегда: например, напиться до беспамятства. Я уже до смерти устала слушать, как Добрыня во всём виноват. Ещё чуть-чуть — и я подам на развод!
Не успела она договорить, как в гостиную, насвистывая себе под нос и неся что-то на подносе, вошел лакей Иван. Лучезарная улыбка сияла на его лице.
— Господин, госпожа! — поклонился он. — Вы только гляньте, какой хумус я сегодня приготовил! Он вкуснее, чем у вашего повара, учившегося во Франции.
— Убирайся отсюда, Иван! — рявкнул Валерий.
— Да, Иван, нам сейчас не до хумуса, — добавила Дарья, устало кивнув. — Тем более, зная тебя и твои таланты…
— Госпожа, но это не так, — замялся лакей.
Супруги переглянулись… В их взглядах читалась одна и та же мысль: «На кой чёрт наш лакей вообще решил готовить? И за что нам всё это?»
— Слушай, Иван, ты нам так верен, что можешь уйти на пенсию гораздо раньше срока, хоть сегодня. Пенсия будет хорошая и заслуженная, — с натянутой улыбкой проговорил Валерий.
— Что вы, господин! Я на пенсии от скуки с ума сойду. Во мне полно сил, и я постоянно учусь чему-то новому. Мне в радость служить вам с госпожой. Кстати, что насчёт хумуса? Будете пробовать?
— Поставь на стол, Иван, — захлопала ресницами Дарья. — Мы потом, если что, попробуем. А пока оставь нас, пожалуйста, у нас с мужем серьёзный разговор.
Лакей учтиво кивнул и выполнил просьбу. Едва он вышел, графиня взяла ложечку и осторожно помешала хумус, морщась от одного его вида.
— Напомни мне, почему ты до сих пор его не уволил? — её голос звенел натянутой струной.
— Если ты такая умная, сама его и уволь, — пожал плечами Валерий. — Как я могу это сделать, если он туп, как пробка, но верен нам. К тому же ты видела его глаза? Такие жалобные, что рука не поднимается подписать приказ об увольнении.
— Вот как? То есть нашего сына из дома выгнать ты всегда готов, а как лакея выпроводить — так нет? — вспыхнула Дарья, всплеснув руками. — Поражаюсь тебе, Валера!
— Даша, давай без лишней болтовни: про разводы и про то, как мне сына воспитывать. Я глава Рода, а ты — моя женщина. Я знаю, что ты упрямая и умная… Но мы пока что всё ещё семья, так что давай обсудим, как оно всё обстоит, — граф Валерий затянулся дымом, наблюдая за женой.
— Любишь ты скакать с темы на тему, — со вздохом ответила Дарья. — Но ладно, мы не в том положении, чтобы разводиться. А теперь выкладывай, что там у тебя, — она поправила своё изысканное платье и удобно устроилась в кресле, словно королева на троне.
— Пока в Перми всё тихо, дорогая, но это тишина перед бурей. Петля вокруг нашей шеи затягивается всё плотнее. В общем, до меня дошли слухи, что кое-кто из Безруковых всё же уцелел. И если это так, то этот кто-то явно захочет отомстить нам любым способом… Он сдаст нас всех с потрохами и выложит всё про наши долги, — Валерий нахмурился, его брови сошлись на переносице, как грозовые тучи.
— Он уже это сделал, — раздался голос за их спинами. Артур, их сын, незаметно вошёл в помещение и стоял, скрестив руки на груди. — И кстати, родители, давайте только без развода, вы же любите друг друга как-никак.
— А тебя стучаться не учили? — промолвили в один голос граф и графиня.
— Реально? Вас только это сейчас беспокоит? — усмехнулся Артур и зашагал по ковру в своих сверкающих сапогах. — Короче, наши последние деловые партнёры в этом городе уже стали разрывать с нами контракты. А мои друзья даже не берут трубку. Смекаете, чем это пахнет? Я лично чертовски зол! Так зол, что готов убить всех! — в его глазах сверкнули огненные искры гнева.
Дарья, которая никогда не курила и всегда стремилась быть примером для своих детей, внезапно выхватила сигару у мужа и глубоко затянулась. Её лицо исказилось, она закашлялась, но затянулась ещё раз, словно вдыхая горечь ситуации. Муж и сын с недоумением наблюдали за ней.
— Значит так, — спустя несколько мучительных минут она откинулась на спинку кресла и грубо затушила сигару в пепельнице. — Твоя сигара — дерьмо! Это во-первых! А во-вторых, дай-ка я угадаю твою излюбленную фразу, дорогой, и скажу её сама: «Мы в дерьме!»
— Да, дорогая, ты всё верно произнесла, — Валерий вытер пот со лба, который выступил от напряжения. — Выходит, против нас ополчилась уже вся Пермь и скоро ополчится вся Империя.
— Возможно, стоило изначально послушать Добрыню и попытаться уничтожить Безруковых сразу? — произнёс Артур, подходя к столу и, не задумываясь, пробуя хумус.
Родители, услышав его слова, ничего не успели сказать и лишь молча перекрестили сына. Артур заметил это и с подозрением покосился на них.
— Матушка, отец, вы чего? Вы так на меня смотрите, будто прощаетесь со мной. В чём дело?
— Ничего, милый, просто знай, что мы любили тебя. Кстати, какие цветы ты больше предпочитаешь? Какого цвета? — Дарья нежно провела рукой по голове сына, от чего тот ощутил холод, пробежавший по спине.
— Да, поддерживаю слова матери: мы тебя любим, Артур, и если надо, закажем цветы всех оттенков. Но сейчас дело не в тебе и не в хумусе, что ты отведал. Давайте всё же вернёмся к Добрыне, — Валерий, произнося это имя, с яростью смахнул со стола несколько книг. — Возможно, это ему не стоило ничего подписывать! Тогда всё было бы не так ужасно.
Дарья, услышав это, резко вскочила с кресла. Ничего не сказав, а лишь издав яростный крик, она быстрым шагом направилась прочь из кабинета. У неё уже не хватало нервов, чтобы слушать ересь мужа.
— Погоди, отец! — воскликнул Артур, вызывающе глядя на Валерия. — Если бы Добрыня не подписал, то и Маша бы не смогла!
— В том-то и дело, что ей нет восемнадцати, и всё можно было бы отменить или хотя бы отложить! — взорвался Валерий, его лицо налилось гневом. — Договор был бы недействителен. А теперь у нас большие проблемы из-за самодовольства твоего братца. Нам остаётся лишь одно: уезжаем отсюда сегодня же!
— Извини, отец, но самодовольство Добрыни тут вообще ни при чём, и он никогда таким не был! — горячо возразил Артур, сжав кулаки. — Мы встряли потому, что просто встряли. Таков расклад судьбы, так карта легла. Хватит уже делить мир на гениев и тупиц и указывать, кто как должен был поступить. Чёрт побери! Мы все живые люди, и нам свойственно ошибаться. Оставь Добрыню в покое: он не желал нам зла.
— Иди пакуй вещички, Артур, и не забывай, что глава этого Рода — я! — Валерий яростно ткнул пальцем в его сторону. — И впредь будь повежливее!
— Глава Рода, говоришь? — усмехнулся Артур, глаза его сверкнули холодным огнём. — Глава, от которого подумывает уйти жена? Как думаешь, говорит ли это в твою пользу не только как главы, но и мужа, и отца? Хороший глава Рода прежде всего помнит, что важны не только жизни членов семьи, но и их чувства. Когда ты в последний раз спрашивал себя, счастлив ли кто-нибудь из нас? — Артур впился взглядом в глаза отца, но Валерий упорно молчал, словно окаменел, не находя нужных слов. Артур, не дожидаясь ответа, резко развернулся и вышел прочь, громко хлопнув дверью.
Я сидел в своей палатке, уставившись на нависающий брезент, и размышлял о превратностях судьбы. Вчера жизнь била ключом: я принял вызов всех, кто осмелился бросить мне перчатку, и вышел победителем. Каждый бой был словно глоток свежего воздуха после затхлого заточения. Но когда появился новый противник, я возликовал ещё сильнее. «Наконец-то кто-то стоящий!», — думал я. Но, увы, этот «опытный» боец оказался слабее той отравы, которой когда-то пытались травануть нашего Императора. У того после яда даже в глазах не помутнело. В общем, много шума, а толку ноль.
Теперь же я заточён в этой палатке и скучаю ещё сильнее. Даже разговоры солдат не развлекают: все байки пересказаны по сто раз, шутки приелись до зубной боли. Хоть бы какая заварушка случилась, а то мозги скоро плесенью покроются.
Ещё меня настораживает один рядовой по имени Кузьма. Порой я задумываюсь, всегда ли он был таким странным или стал после того, как ему на складе мешок с боеприпасами на голову свалился. Вот и сейчас он идёт ко мне с широкой улыбкой, перепрыгивая через лужи, будто ребёнок. Боюсь представить, что он на этот раз выкинет.
— Граф, здравствуйте! — радостно кивнул он, потирая руки и усаживаясь на стул возле моей койки. — Я вам не помешаю?
— Это зависит от того, зачем ты пришёл, — вздохнул я, переворачиваясь на бок. — Если у тебя есть новости о новых дуэлях, то я весь внимание.
— Боюсь вас разочаровать, но нет, — виновато улыбнулся Кузьма. — У меня тут такие мысли в голове появились, что я просто обязан с вами ими поделиться!
Он едва не подпрыгивал на месте, и я понял, что остановить его уже невозможно. Придётся выслушать очередной поток бреда. Хотя мне и без него было невесело: снаружи я казался безмятежным, но внутри всё кипело. Недавно Распутин дозвонился и сообщил кое-что любопытное.
Оказывается, отец Гриши уже знает о нашем семейном «секретике». Но Распутин поспешил успокоить меня: они подняли все свои архивы и выяснили, что никто из Распутиных в должниках у нас не числился.
Что ж, хоть на том спасибо. Теперь мы с Гришей можем продолжать дружить как прежде, если, конечно, меня не прихлопнут. Ведь информация уже разлетелась слишком далеко, и я даже не представляю, когда все должники полезут из своих щелей, как тараканы, и накинутся на меня скопом. Однако что-то подсказывает мне, что их хитиновые панцири не выдержат моего натиска, так что я уже прикидываю, какой ход сделать дальше.
— Так вот, короче, представьте, граф, вы же читали какую-нибудь классику, где влюблённые выпивают яд, чтобы встретиться в ином мире? — вывел меня из мыслей задорный голос Кузьмы.
— Я не помню, но примерно понимаю, о чём ты. Только к чему мне эти сопливые сцены из классики? — я мотнул головой и проморгался.
— А к тому, что они могут быть очень даже смешными! Я вот у себя в голове выдумал совсем иную ситуацию. Только представьте, как разорвёт пукан у дам… Ой, то есть как они вознегодуют, читая свои дамские романы, когда драматичные сцены станут до смеха комичными!
— Допустим, мне глубоко насрать на то, как разочаруются любительницы женских романов, — я прищурился и посмотрел на него. — Теперь ты оставишь меня одного?
— Что? Я вас даже на полшишечки не заинтриговал, граф? — Кузьма не сдавался.
— Мы с тобой вроде как не на ток-шоу про блудниц и алкашей, чтобы использовать такие выражения, — я закатил глаза.
И только я хотел вышвырнуть его из палатки, как он быстро затараторил: слова вылетали из него как пули, и я изо всех сил пытался уворачиваться от них, чтобы моя кукушка не поехала.
— Короче, представьте: какой-нибудь типок из романа, допустим, Ромео, съедает пирожки — самые обычные пирожки. Но он не знает, что пирожки отравлены его злейшим врагом, и умирает на месте. Всё это видит его возлюбленная, допустим, Анжелика. И эта Анжелика хочет отправиться вслед за Ромео, но ей приходится жевать пирожки с капустой, чтобы умереть. Она вся такая, в красивом платье, со слезами на глазах, с остервенением ест эти пирожки, чтобы встретить возлюбленного в том мире. Это ведь портит всю романтичность момента! Просто умора!
Выслушав его, я засунул руки в карманы брюк и, опустив голову, приблизился к рядовому.
— Слушай, Кузьма, ты бы в лазарет сходил, а? — подняв голову, я посмотрел ему прямо в глаза.
— Зачем, граф? Ведь я не ранен, — улыбка так и не сползала с его лица.
— Ну, не знаю, чтобы мозги твои проверили, на всякий случай. Тесты какие-нибудь пройти, картинки там поразгадывать, — посоветовал я ему.
— Граф, так у меня нет мозгов, — Кузьма сам рассмеялся над своими словами и хлопнул себя по ляжке рукой.
— Оно и видно, поэтому я тебя и отправляю в лазарет, чтобы тебе их установили. Но только смотри, чтобы не мозги какого-нибудь мёртвого саксонца, а то нам лазутчик в рядах не нужен, — похлопал я его по плечу и вышел из палатки.
Солнце беспощадно палило, слепя глаза, и то тут, то там мелькали редкие фигуры солдат, покуривающих — кто папиросу, кто трубку. Погружённый в свои мысли, я бродил по лагерю, наблюдая за привычной суетой подготовки к предстоящим дуэлям. Шелест доспехов и звон отточенных мечей вызывали у меня тихое возбуждение.
Мне до смерти наскучили дуэли с изнеженными аристократами, где важнее изысканные поклоны и тонкие намёки, чем настоящая доблесть. Хотелось чего-то большего, поинтереснее, посерьёзнее. Но где найти достойного противника?
Заметив поручика, хлебавшего воду из ковша, я подошёл к нему.
— Извините, — начал я с лёгкой улыбкой, — а не мог бы я принять участие в настоящем бою? Хочется испытать себя в поле, а не только играть в изящные танцы со шпагами. Или, может, вам известно что-то ещё о грядущих дуэлях?
Поручик поднял на меня глаза, в которых читалась смесь удивления и усталости.
— К сожалению, не могу вас порадовать, — ответил он, вздыхая. — Маркиз распорядился: никаких сражений для вас. Вы нужны ему здесь как представитель для участия в дуэлях.
Странно, он что, боится, что я поцарапаю его драгоценные пушки или, не дай бог, испачкаю мундир кровью не того оттенка? Хотя, в моём случае, скорее порву мундир.
Мне стало немного тоскливо от этих слов. Я потер затылок и с притворной беззаботностью заметил:
— Что ж, если вдруг сверху кто-то передумает и решит пустить аристократов в настоящий бой, не забудьте меня позвать. Обещаю быть осторожным и не разбрызгивать чужие внутренности на ваших шикарных лошадей.
— Вы хорошо показали себя на дуэлях, это правда, граф, — усмехнулся поручик. — Но будет ли следующий раз — кто знает? Вчера у противника полегло столько аристократов, что они теперь, наверное, кадровый голод испытывают. Вряд ли они скоро согласятся снова выставить своих голубокровных на острие наших мечей. Боюсь, их родовые гробницы переполнены, места не хватает.
Я криво улыбнулся и, пожав плечами, отошёл прочь. Может, меня в таком случае в бой выпустят, кто знает…
Прогулявшись до полевой кухни, я захватил там миску с горячим супчиком, взял зубчик чеснока, зелёные перья лука и уселся под навесом за длинный стол. Картошечка из супа таяла во рту, а свежие перья лука превосходно сочетались, как с наваристым бульоном, так и с волокнами нежного говяжьего мяса.
Забавно всё это: любой другой на моём месте рыдал бы уже навзрыд, ведь я нынче довольно популярная мишень для убийства. Но, хоть я и напряжён и даже немного взволнован, всё же наслаждаюсь супом от всей души.
Аппетит у меня, как был, так никуда и не делся. Может, во всём виновата моя самоуверенность? Хотя она ведь не берётся из ниоткуда. У меня чертовски редкий и мощный Дар, да и это при том, что я ещё не особо прокачался в этом мире. К тому же, я и с проблемами, и с врагами куда посерьезнее раньше сталкивался. Меня особо мало чем можно удивить, разве что только на первых порах.
— Тилик-тилик! — ох, ты ж, у меня чуть ложка из рук не выпала от громкого звонка. Надо срочно менять рингтон и не забывать убавлять звук.
Так-так, кто там у нас? Матушка звонит? Ну, матушка — это святое, и супчик подождёт.
— Привет, как дела? — спросил я, вытирая рот.
— Привет, родной… — пауза между словами мне не понравилась. — Ну, как тебе сказать… Я начала курить и ругаться матом, а ещё хочу развестись с твоим отцом. Это достаточно детально описывает моё состояние?
— Ясно. Короче, у вас там веселье то ещё, как я понял, — хмыкнул я.
— Да, родной, положение не самое везучее. В общем, в Перми у нас совсем беда, и друзей здесь нет. Нас, скорее всего, скоро всех прикончат. Так что мы в срочном порядке меняем место жительства. Поэтому вы с Машенькой в Империю тоже не возвращайтесь: мы с отцом запрещаем вам это. Оставайтесь пока в Пруссии и ждите наших дальнейших указаний. А теперь прости, родной, мне надо бежать: не могу больше говорить. Целую, — она сбросила трубку.
Что ж, откуда и куда теперь ветер подует, мне предельно ясно. За меня, похоже, опять всё решить собрались, но вот только не на того напали: довольно уже с меня этого.
Я тут же набрал по телефону номер своей академии и нажал вызов. Трубку взял, кажется, Герман Львович: он у нас там какой-то зам по учебному отделу, что ли.
— День добрый, это студент Добрыня Добрынин вас беспокоит, — заявил я уверенным голосом в трубку. — Вам, скорее всего, уже звонил кто-то из моих родителей и наверняка сообщил, что я покидаю учёбу. Но мне восемнадцать лет, и по закону решение будет за мной. Так что знайте: учёбу я в академии бросать не собираюсь!
— Это всё? — раздался официозный голос зама в трубке.
— Да.
— Вот и чудненько, а то у меня от таких, как вы, по тысяче звонков в день. Одним, видите ли, жалобу надо оставить, вторым — отмазать их сынка от отчисления, третьим — чтобы их бедного сынульку не заваливали сильно учёбой, потому что у него умерла любимая кошечка, — я даже отсюда почувствовал, как у Львовича глаза закатываются всё больше и больше.
— Понимаю, держитесь, Герман Львович, — поддержал я его. — И да, помните, что Добрынин продолжает учёбу, — последнее слово было за мной, и я положил трубку.
И теперь у меня на сердце вдвойне тяжело: моя семейка допускает фатальную ошибку с этим переездом. Ведь в Империи у них мог быть хотя бы шанс на выживание Рода. Все должники всё равно не стали бы действовать одновременно и нападать сразу. Такова уж людская природа… Почти каждый из них захочет без лишних затрат, чтобы его работу сделал кто-то другой. Тогда был бы шанс вести войну примерно на равных. Да к тому же многие враги осторожничали бы и сначала ждали реакции со стороны Императора на все эти преследования. Ведь ни у кого из них нет гарантии, что он не вмешается в это дело.
А если моя семья уедет, это будет для них прямым приговором: все должники рванут за ними и начнут действовать всем скопом, от греха подальше. Это будет им только на руку: они со спокойной душой смогут действовать под прикрытием, которое дарует им пребывание в чужой стране. Там они абсолютно законным путём смогут выбивать из нас душу.
К тому же не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понимать некоторые тёмные нюансы в политике и экономике. Куда бы моя семья ни переместилась, ещё не факт, что страна, которая их примет, сама с ними не сыграет злую шутку. К примеру, загонит мой Род в долги, а потом перепишет этот долг вместе с наследством на себя, и все будут должны государству вернуть деньги. А моя семья, так или иначе, встрянет в гигантские траты.
Короче, надо что-то делать с этим, а в такие моменты лучшее решение — набрать Распутина.
— Алло, палочка-выручалочка, — произнёс я первым, как только он ответил. — Думаю, ты уже понял, что спокойные деньки прошли.
— Ага! Нужна помощь?— судя по голосу, Гриша улыбался.
— Спасибо, брат. Ну да, звоню по делу… — я сжал пальцами переносицу.
— В таком случае, говори, что хотел, — у Распутин что-то забулькало на том конце провода.
— В общем, помоги мне через своих юристов правильно оформить бумаги для имперской канцелярии. Это вроде как официальное прошение называется. Хочу, чтобы Император всё же вмешался в это дело и повлиял на должников, мол, пусть выплачивают как полагается и поторапливаются. Это должно помочь отвести сейчас удар от моей семьи, — я похрустел пальцами.
— Эх… Помочь-то помогу, но ты ведь в курсе, что если это подашь, то можешь не дожить до утра?
— В курсе, в курсе! — отмахнулся я.
— В таком случае, скажи-ка мне, с каких именно Родов сперва требовать закрытие долгов? Мне ведь нужно внести их в список.
— Со всех сразу…