Маркиз фон Адель восседал во главе овального стола в величественном зале, где потолок терялся в тенях высоких сводов, а стены украшали гербы и старинные полотна мастеров, давно ушедших в небытие. Тяжёлые портьеры из тёмно-красного бархата приглушали свет, придавая обстановке торжественную мрачность — словно сама история наблюдала за собравшимися аристократами.
Высокий и крепкий, маркиз напоминал древний дуб: прямая осанка, лицо, изрезанное глубокими морщинами — следами пережитых бурь. Серебристые волосы, зачесанные назад, открывали высокий лоб мыслителя, а ледяные голубые глаза смотрели на мир с холодным пренебрежением. Тонкие губы редко улыбались, а когда это случалось, собеседники начинали нервничать: чувство юмора маркиза было столь же острым, как и его клинок.
На нём был безупречный чёрный фрак, сшитый по старинным канонам, и белоснежная сорочка с высоким воротником. На пальце сверкал перстень с семейным гербом — напоминание о его знатном происхождении и непоколебимом статусе. Маркиз воплощал старые традиции: суровый, непоколебимый, как скала, противостоящая волнам.
За столом накалялась атмосфера: аристократы спорили о стратегии грядущей войны, бросаясь изысканными оскорблениями и цитатами из пыльных трактатов. Но их голоса для маркиза были не более, чем жужжанием мух.
Не обращая внимания на словесный шум, он незаметно вынул из внутреннего кармана миниатюрный планшет, замаскированный под антикварную записную книжку в кожаном переплёте. На экране мигало сообщение от телохранителя, приставленного к его дочери.
Маркиз коснулся экрана, и видео ожило. Увиденное заставило время остановиться. Внутри него вскипела буря: гнев, обида, негодование. Желание стереть дерзкого юнца с лица земли было столь сильным, что воздух вокруг мог бы замёрзнуть. Но лицо его осталось неподвижным, словно высеченным из мрамора.
Он склонился к своему помощнику, верному Эдуарду — невысокому мужчине с бледным лицом и глазами, бегающими из стороны в сторону, словно у мыши, загнанной в угол. Его бесцветные волосы были прилизаны назад, а манеры выдавали человека, привыкшего оставаться в тени.
— Эдуард, — негромко сказал маркиз, — у нас появилась новая задача.
Эдуард вздрогнул от неожиданности.
— М-маркиз, а как же встреча? — пролепетал он, косясь на шумных аристократов. — Вы ведь обсуждаете стратегию войны…
Маркиз окинул суровым и проницательным взглядом, который, казалось, мог пронзить насквозь.
— Уверен, эти господа прекрасно продолжат игру в солдатики и без меня, — усмехнулся он. — У меня есть дела поважнее бумажных баталий.
— Разумеется, маркиз. Я немедленно всё подготовлю, — Эдуард нервно кивнул, стараясь не задрожать.
Маркиз неторопливо поднялся. Несколько пар глаз скользнули по нему, но никто не осмелился задать вопросов. Его слово было законом, а уход — загадкой для остальных.
Роскошный лимузин с краснодеревной отделкой и кожаными сиденьями стремительно мчался по ночным улицам города. Мягкий свет ламп освещал сосредоточенное лицо маркиза, поглощенного чтением.
Перед ним лежала пухлая папка с досье на некоего Добрыню Добрынина. Страницы пестрели мелким шрифтом, фотографиями, копиями документов. Маркиз скрупулёзно изучал каждую деталь.
— Любопытно, — бормотал он, перелистывая страницы. — Поступил в академию без гроша в кармане, а затем прикупил себе дом без поддержки семьи. Ранг взмыл до небес без видимых причин… Редкость. И домик-то приобрёл ещё до повышения ранга, — маркиз прищурился, потирая подбородок. — Хитрец скрывал свои таланты, и весьма умело.
Он продолжал читать, отмечая: блестящие успехи в учёбе, участие в дуэлях, победы без единого поражения. Связи с влиятельными лицами, но ни одного намёка на прошлое.
— Мальчишка, играющий в прятки со всем миром, — усмехнулся маркиз. — Возможно, в нём есть искра. Хотя для моей дочери он точно не пара.
Вспомнив свой первоначальный гнев и желание стереть наглеца с лица земли, маркиз почувствовал, как ярость уступает место любопытству.
Он откинулся на спинку сиденья и уставился в окно, где мелькали огни ночного города.
— Эдуард, — произнёс он, не отрывая взгляда от окна.
Помощник, сидевший напротив, встрепенулся. Его лицо побледнело, глаза блестели от напряжения.
— Да, маркиз?
— Что ты думаешь о Добрыне Добрынине? — маркиз повернулся к нему, внимательно наблюдая за его реакцией.
— Согласно отчётам, талантливый молодой человек, — Эдуард замешкался. — Говорят, у него есть… необычные способности.
— Интересно, — кивнул маркиз. — Чем больше я о нём узнаю, тем больше он напоминает пешку, внезапно ставшую ферзём.
— Вы считаете его опасным? — Эдуард нервно придвинулся ближе.
Маркиз улыбнулся холодной улыбкой, отчего у помощника побежали мурашки.
— Опасным? Возможно. Но не для меня. Скорее, он загадка, которую хочется разгадать.
Эдуард кивнул, хотя явно не до конца понимал мысли хозяина.
— Что прикажете делать, маркиз?
Маркиз на мгновение задумался, затем медленно произнёс:
— Хочу видеть его сразу по приезде. Пригласи его от моего имени. Вежливо, но настойчиво. Желаю лично познакомиться с юношей, который считает, что может безнаказанно целовать мою дочь.
— А если он откажется? — Эдуард нервно сглотнул.
— Откажется? Не думаю, что он настолько глуп. Но если всё же рискнёт, придётся принять меры. И поверь, они ему не понравятся, — маркиз поднял бровь.
— Всё будет выполнено, маркиз, — поклонился помощник.
В салоне воцарилась тишина. Маркиз снова взглянул на ночной город.
— Знаешь, Эдуард, — мягко произнёс он, — есть в этом нечто ироничное. Я, старый волк, возвращаюсь домой из-за какого-то ухажера дочери. Война подождёт, а семейные дела не терпят. Кто бы мог подумать, что самая серьёзная битва развернётся не на поле боя, а за обеденным столом?
Эдуард попытался улыбнуться, но вышла лишь кривая гримаса.
— Вы правы, маркиз. Семейные дела — превыше всего.
— О да, семья — это святое, — маркиз слегка наклонил голову. — Но порой она подбрасывает такие сюрпризы, что враги кажутся предсказуемее.
Он снова открыл папку и, глядя на фотографию Добрыни, тихо произнёс:
— Посмотрим, какая птица залетела в мой сад. Может, из неё и выйдет толк. А может, и нет. В любом случае, будет не скучно.
Автомобиль бесшумно скользил по дороге, увозя маркиза навстречу новой партии в вечной игре интриг и судеб…
Я стоял на вершине холма, глядя на Викторию. Ветер играл с её волосами, разбросав пряди по плечам. После нашего поцелуя между нами повисло неловкое молчание. Я понял, что тишину нужно срочно нарушить, пока она не превратилась в стену между нами.
— Знаешь, — начал я, стараясь придать голосу непринуждённость, хотя внутри всё сжималось от волнения, — а что будет, если твои отец или мать узнают о нас?
Виктория повернулась ко мне, и лунный свет отразился в её глазах. Она горько улыбнулась.
— Это будет катастрофа…
— Катастрофа? — переспросил я, пытаясь внести лёгкость в разговор. — Как глобальное потепление или отмена кофе по утрам?
— Даже хуже, — вздохнула Вика. Её улыбка погасла, голос звучал встревоженно. — Как если смешать оба и добавить землетрясение.
Я хотел пошутить, но заметил движение среди веток. Телохранитель Виктории наводил на нас камеру телефона.
— Кажется, у нас появились фанаты, — кивнул я в сторону шевелящихся кустов. — Наш поцелуй, кстати, весьма некстати, успели запечатлеть на камеру.
— Будут большие неприятности, — Вика тяжело вздохнула.
— Чем могу помочь? — спросил я, чувствуя, как внутри поднимается волна решимости. Я надеялся, что есть способ всё исправить.
— Проблемы будут не у меня, — она сделала шаг ближе, её глаза сверкнули. — А у тебя.
Её губы снова коснулись моих, и на мгновение мир исчез. Вкус её поцелуя был сладким и острым одновременно. Затем, отстранившись, она прошептала:
— Ну что, пора возвращаться?
— Пожалуй, — согласился я, ощущая холод ночи. Сняв свой плащ, я нежно накинул его ей на плечи. — Не хочу, чтобы ты замёрзла.
Вика кивнула, и мы пошли по тропинке вниз с холма. Лунный свет освещал нам путь, играя на траве и создавая иллюзию звёзд под ногами.
— Я подумаю, что можно сделать, — тихо сказала Виктория, нарушая тишину. — Нужно что-то предпринять. Отец явно вернётся домой после таких вестей, и, боюсь, очень скоро.
— Он всегда так реагирует? — спросил я, пытаясь узнать больше о человеке, который, судя по всему, собирался сделать мою жизнь… интереснее.
— Отец не терпит непослушания. А мать… Она не менее страшна в гневе, чем он. Они идеальная пара, если говорить о семейном тоталитаризме. Так что тебе нужно уехать. Я боюсь за тебя.
— Я никогда ни от чего и ни от кого не убегал, — твёрдо ответил я, мотнув головой. — И не собираюсь начинать сейчас.
— Интересно, это смелость или глупость? — вздохнула она, и тревога мелькнула в её глазах.
— Обычно эти два качества идут рука об руку, — усмехнулся я. — Так что, скорее всего, и то, и другое.
Мы продолжили путь, и она всю дорогу рассказывала мне про своих родителей. Оказалось, они были не только влиятельными, но и крайне принципиальными людьми. В голове мелькнула мысль, что я вляпался в ситуацию похуже, чем обсуждение политики на семейном ужине.
Когда мы вернулись к её дому, нас встретили слуги с лицами, словно мы наступили им на любимые тапочки. Мы сделали вид, что ничего не произошло, хотя это было так же бесполезно, как пытаться спрятать слона за тонкой занавеской.
В следующие дни мы старательно скрывали наши встречи, наслаждаясь каждым мгновением. Но мысли о том, что задумал её отец, не давали покоя. Ждать долго не пришлось: день икс настал.
— Он уже здесь, — сообщила Вика, побледнев. — Отец вернулся. Ты всё ещё можешь уехать.
— И пропустить встречу с твоим отцом? Никогда. Я ведь не только глуп, но и любопытен.
— Твоё упрямство когда-нибудь тебя погубит, — она покачала головой.
— Возможно, — согласился я. — Но пока я жив, буду следовать своим принципам.
К нам во всём этом домашнем переполохе, когда слуги носились туда-сюда, готовясь как полагается встретить неожиданно вернувшегося господина, подошла Маша.
— Я слышала, что твой отец уже здесь, — сказала она, сверля меня взглядом. — И знаю, почему он так поспешно вернулся. Вика сияла после вашей прогулки.
— Ну, прогулка была замечательной. Свежий воздух, звёзды, папарацци в кустах, — ухмыльнулся я.
— Ты в большой беде, знаешь ли, — Маша прищурилась.
— Спасибо за предупреждение, — поклонился я. — Всегда ценю твою заботу.
— Я думала помочь тебе в этой щекотливой ситуации, но теперь не уверена. Отец Виктории жутко силён, я сама его немного побаиваюсь.
— Возможно, стоит убрать из комнат все тяжёлые предметы, прежде чем мы встретимся, — заметил я, почесав затылок.
— Ты слишком спокоен, — покачала головой Маша. — Не знаю, безумие это или смелость.
— Вероятно, и то и другое, — повторила Виктория мои недавние слова.
— Не волнуйтесь, — сказал я, обращаясь к обеим. — Я как-нибудь справлюсь. Мне не привыкать разгребать проблемы.
Затем мы направились в гостиную, где камин уютно потрескивал — несмотря на лето, в этих просторных залах царила прохлада. Я налил себе чашку ароматного чая и устроился в мягком кресле, пытаясь привести мысли в порядок.
— Ты правда думаешь, что сможешь уладить всё с моим отцом? — спросила Виктория, присаживаясь рядом и внимательно глядя на меня.
— А почему бы и нет? — пожал я плечами. — В худшем случае меня выгонят пинками и повесят на воротах табличку «Не пускать!»
— А в лучшем? — улыбнулась она.
— В лучшем случае я стану частью семьи и буду присутствовать на всех семейных торжествах, — усмехнулся я.
В этот момент двери гостиной распахнулись, и вошёл её отец. Высокий, с сединой на висках и пронзительными глазами, он выглядел так, будто мог одним взглядом остановить армию. Его присутствие заполнило комнату, и даже камин, казалось, потрескивал тише.
— Ну что, вот и наш смельчак, — произнёс он с сарказмом, меряя меня взглядом, словно рентгеном.
— Добрый вечер, — я встал и попытался изобразить что-то среднее между поклоном и дружеским жестом. — Рад возможности познакомиться лично… пока у меня ещё есть такая возможность.
— Что ж, похвально, что не сбежал при виде меня, — усмехнулся он хищно. — Но это не значит, что разговор будет приятным.
— Папа! — возмутилась Виктория. — Пожалуйста, давай обсудим это спокойно.
Он поднял руку, останавливая её протесты, и твёрдым голосом произнёс:
— Все разговоры мы обсудим позже. А сейчас, молодой человек, прошу проследовать за мной в кабинет.
— Конечно, — кивнул я, бросив последний тоскующий взгляд на недопитый чай.
Мы пошли по длинному коридору, и тишину нарушали только эхо наших шагов и, кажется, мои нервные мысли. Что ж… Посмотрим, что из этого выйдет.
Временем позже
Выхожу я из кабинета — невозмутимый и загадочный. Дубовая дверь за спиной захлопывается с глухим щелчком, и тишина коридора обволакивает меня. У меня всё прошло чудесно: я ведь не первый день живу и знаю, как этот мир устроен. Но Маша и Вика об этом пока не в курсе.
Девушки стоят у парадной лестницы, лица напомнили двух настороженных сов, внезапно ослеплённых дневным светом. Глаза — огромные, полные тревоги и ожидания — устремлены прямо на меня.
— Ну что? — нетерпеливо спросила Маша, поправляя выбившуюся прядь.
— Как всё прошло? — подхватила Вика, скрестив руки на груди. Она старается выглядеть невозмутимой, но я замечаю, как она покусывает нижнюю губу — её неизменная привычка при волнении.
Но я лишь пожал плечами и натянул на лицо лёгкую улыбку.
— Да нормально всё, — ответил с притворной небрежностью. — Поговорили о том о сём. Ничего особенного.
— Ничего особенного? — Маша прищурилась, глядя скептически. — Ты провёл час наедине с самым грозным человеком в округе, и это «ничего особенного»?
— Ну, не час, — поправил я. — Минут сорок пять.
— Очень смешно, — фыркнула Вика.
Понимая, что от расспросов не уйти, я вздохнул и бросил взгляд на мраморные колонны, тянущиеся к потолку, словно стражи этого величественного дома. Портреты предков Вики с неодобрением взирают со стен, и я чувствую себя чужаком в этом доме.
— Да, знаю, — признал я. — Но, честно говоря, всё прошло спокойно. Он просто хотел познакомиться поближе, узнать, что я за человек.
— И что ты ему рассказал? — Маша склонила голову набок, её локоны скользнули по плечам.
— О себе, о планах, — уклончиво ответил я. — Даже философские вопросы обсудили.
— Философские вопросы? — Вика подняла бровь. — Мой отец?
— А почему бы и нет? В глубине души он, возможно, тот ещё мыслитель.
— Ты что-то скрываешь, — Маша прищурилась. — Мы же тебя знаем. Рассказывай всё как есть. И какие нафиг еще философские вопросы с твоей стороны!
Я задумчиво посмотрел в окно, за которым простирались зеленые лужайки и аккуратно подстриженные кусты. Сад казался таким тихим и мирным, что трудно было поверить, что где-то бушуют войны и плетутся интриги. Затем пожал плечами и снова повторил им, что маркиз просто задавал вопросы и ничего более. Кажется, их разочарование можно было потрогать… К счастью, долго находиться в такой напряженной обстановке мне не пришлось.
Нас пригласили пообедать на свежем воздухе — роскошный пикник, способный соперничать с картинами импрессионистов. Мы расположились на мягкой изумрудной траве под сенью раскидистых дубов, чей возраст явно уступал моему. Рядом стояла корзина, доверху наполненная бутербродами, фруктами и прочими гастрономическими изысками.
Откусив сэндвич, я задумчиво оглядел окружающий пейзаж. Отец Вики, вопреки моим ожиданиям, оказался довольно нормальным человеком, не считая того, что он смотрел на меня так, будто видит насквозь и читает мои мысли, как открытую книгу. Но при этом он был, ох, как не слаб!
Если бы мы с ним все-таки сцепились, кто знает, кто бы вышел победителем? Даже моя самоуверенность слегка пошатнулась при этой мысли… Одно можно сказать точно: чем бы ни закончилась наша дуэль, дом после неё точно не уцелел бы.
Но всё вышло так, как я и думал. Маркизу доложили о наших с Викой отношениях, и он собрал всю информацию обо мне. Судя по его репутации строгого и взыскательного человека, он больше всего переживает за дочь и уже задумывается, что рано или поздно ей придётся искать себе пару. Вероятно, он рассматривает потенциальных женихов под микроскопом, и я внезапно почувствовал себя любопытным экспонатом в его коллекции.
В общем, я ещё не сообщил Вике и Маше о своём небольшом, но весьма занятном секрете, связанном с разговором в том кабинете… Завтра я отправляюсь на войну. И это весьма интересное событие! Маркиз спросил, готов ли я принять участие в боевых действиях — вероятно, решил проверить меня.
Однако на войне я уже бывал и знаю, что это такое и как всё может обернуться. Забавно лишь, что мой собственный Род меня на войну не берёт. Видимо, боятся, что я нарушу их планы своим присутствием. А здесь меня с радостью приняли. И теперь меня ждут весёлые три дня…
Девушки беззаботно смеялись, обсуждая наряды. Лёгкий ветер играл прядями их волос, развевая их в лучах солнца. Я решил пока не рассказывать им о предстоящем приключении. Зачем нарушать эту идиллическую картину? Пусть наслаждаются моментом. Время покажет, как всё обернётся. А пока… Пока я просто откинулся на мягкую траву, смотрел в бескрайнее голубое небо и думал о том, что, кажется, всё наконец начинает налаживаться в этом мире.