Протянув к камню ладони и закрыв глаза, чтобы ни на что не отвлекаться, я остановилась в шаге от барьера и попробовала прочувствовать защитные поля или плетения. Магия казалась очень знакомой, но все же потребовалось несколько минут, чтобы понять, где и при каких обстоятельствах я уже ощущала такую защиту.
В высокой траве стрекотали кузнечики, неподалеку посвистывали птицы, сухой ветер шевелил волосы, меня окутывало жаром полуденного солнца и прогретой земли. Перед глазами возник образ Шэнли. Он сидел напротив, мы были в его кабинете, а между нами лежал кристалл памяти с воспоминаниями лорда Цорея. Глубокий красивый голос Шэнли, слова о природной защите таких кристаллов, о том, что они не допустят чужака к спрятанным воспоминаниям.
После недавнего происшествия боялась, что ничем не прикрытое любование сидящим напротив мужчиной, его теплой улыбкой и родным, необходимым мне даром спровоцирует помолвленную клятву. Но боль за грудиной так и не появилась, а я чувствовала себя под опекой, в безопасности.
— Здравствуй, Льяна, — раздался совсем близко знакомый мужской голос.
Я вздрогнула от неожиданности, открыла глаза и встретилась взглядом с молодым черноволосым эльфом. Он был старше меня, но незначительно. Лет на десять. Серые глаза, аристократические черты, тонкий шрам на правой скуле, уверенный разворот плеч и осанка, которую потом не испортили ни магическая болезнь, ни рабство.
— Дедушка Нальяс…
Он улыбнулся, тепло и с ощутимой радостью.
— Приятно, что ты меня помнишь.
— Но… как все это возможно? — я ошеломленно огляделась и вдруг поняла, что уже стою внутри защитного купола.
— Ты в моих воспоминаниях, Льяна, — он подошел на шаг, и некоторая призрачность его фигуры стала очевидна. — Χотя я надеялся, мы никогда здесь не встретимся.
— Почему? — я тщетно старалась побороть удивление и начать хоть немного соображать.
— Потому что я надеялся уберечь тебя от опасностей, заблокировав свой дар и воспоминания. Но, судя по всему, Зольди оказалась более настойчивой и везучей, чем я думал прежде, — он обезоруживающе улыбнулся, пожал плечами.
— Ты заблокировал дар и память добровольно? — неверяще нахмурилась я.
— Да, это бы добровольный и осознанный поступок, Льяна, — подтвердил он.
Я отлично помнила свои ощущения после того, как утратила магию полностью. Дедушка, оставшись с тройкой после десятки, наверняка чувствовал себя ничуть не лучше.
— Но… зачем? — вглядываясь в лицо стоящего передо мной эльфа, я безуспешно силилась представить ситуацию, в которой добровольно отказываюсь от огромной части себя.
— Все ответы в кристалле памяти, — дедушка приглашающим жестом указал на россыпь радуг в сердце камня и протянул мне раскрытую ладонь. — Ты готова их узнать? Готова узнать секреты неизвестного Пророка?
Он смотрел на меня с улыбкой, в голосе слышалась ирония. Я встретилась взглядом с Пророком, добровольно вырвавшим куски собственной памяти и лишившим себя магической десятки.
— Я хочу узнать твои секреты, потому что ты мой дедушка, а не потому что ты Пророк, — уточнила я, вложив ладонь в его руку.
— Я очень рад такому твоему ответу, — серьезно признался он, и в следующий миг мы оказались у переливающейся стены.
Моя ладонь прошла сквозь кристаллы, и я провалилась в марево чужих переживаний. Как и в других случаях, я стояла за спиной владельца воспоминаний, чувствовала его эмоции и видела то, на чем он был сконцентрирован, а остальное размывал туман.
Дедушка вернулся в империю Терон меньше, чем за год до ее падения. Ему даже еще не исполнилось пятьдесят, а уровень владения даром, мастерство, число заклинаний, которыми он уже в том возрасте пользовался, действительно впечатляли. Шэнли не ошибся, когда говорил, что настоящим Пророкам доступно удивительное волшебство. А еще я обратила внимание на дар дедушки. Такой же бирюзовый, как и мой, и точно так же украшенный синими спиральками.
Нальяс возвратился в империю вопреки просьбам родителей остаться на Лиельсе. Видения, которые он тогда ещё не связывал с даром Пророка и называл волей Великой, вели его в Терон. Там он пробовал остановить какого-то эльфа, собиравшего артефакт с неизвестным назначением. Но Нальяс, даже став императорским стражем, не смог ничего противопоставить силе Вещи.
Настоящее предназначение артефакта ужасало. В глазах стояли слезы, сердце сковывал страх. Я, как и Нальяс, понимала, что с чужаками нужно договариваться. Что нет иного пути! Переговоры с черными драконами и даже соглашение, способное все исправить, наполняло душу надеждой на менее кровавый исход.
Все рухнуло, когда вмешался Талаас, молодой, заносчивый, наглый, подлый бронзовый дракон. Будто похищения Вещи и большей части камней было мало, этот чешуйчатый гад убил императора Ардира и забрал императрицу Мадаис.
Я была в бешенстве. Нальяс тоже. Мы оба понимали, что Талаас сделал с женщиной. В этом свете даже предположение, что у нее в будущем могла возникнуть к насильнику и убийце хотя бы приязнь, казалось безумным, кощунственным, диким до невозможности! Ложь о взаимной и всепоглощающей любви аролингской королевской четы в таком свете была просто вопиющей и требующей опровержения!
— Ты ничего не сможешь сделать, — в голосе дедушки слышалось сожаление. — Я покажу тебе, почему.
Я не успела ничего ответить — меня увлекло течение образов. Спасение принцессы Амаэль, бегство из засыпанного пеплом города, исцеление от удушья тем же способом, которым я залечила свои раны и спасла Видмара. На руках опустошенного Нальяса появились узоры, сияющие, прекрасные, напоминающие плети плюща. Его кожа светилась, а облегчение было видимым.
— Дар Пророка? — спросила я на всякий случай.
— Да, Великая хранит своих избранников, — в голосе Нальяса, направляющего меня к другим воспоминаниям, отчетливо слышались благодарность, но и грусть.
Вновь не хватило времени уточнить — круговорот событий затянул, показал мертвого императора, созданный для него саркофаг и Амаэль, пытавшуюся считать воспоминания погибшего. Но больше всего пугал огромный устремленный в небо, разбившийся на три арки поток силы.
Ритуал, Вороны, успех, осознание вины Талааса в случившемся, изгнание братства, наложенное на бронзового дракона проклятие сам-андрун, понимание и принятие ответственности за Вещь, близкое знакомство с другими драконами навалились на меня лавиной сведений.
Я, как и Нальяс в те дни, с трудом ориентировалась в собственных чувствах, но постепенно проникалась уважением к чужакам. Особенно к лорду Старенсу и его жене, леди Диале, двум черным драконам, пытавшимся решить дело мирно и даже защитить эльфов от Талааса. В тот момент, когда Нальяс, некоторое время путешествовавший с ними по империи, решил расстаться с драконами, мне стало даже жаль, что это интересное и в чем-то приятное знакомство заканчивается.
Следующие воспоминания были обрывочными. Нальяс бродил по пустыне, прятал оставшиеся камни и Вещь. Я все время чувствовала направляющую его силу, но сами места-тайники дедушка мне не показал.
— Этих воспоминаний нет больше нигде, — красивый молодой эльф снова появился передо мной. — Артефакт опасен. Драконы Эвлонта вряд ли в ближайшие столетия попытаются повторить эксперимент лорда Старенса, но портал можно открыть и с этой стороны. Не зная, не догадываясь даже, что именно произойдет, если активировать Вещь. Она покоряет своей воле. Только Видящие и первые Пророки устойчивы к ней.
— Я третья в династии. Я тоже среди первых Пророков, — скрыть обиду и разочарование в себе не удалось полностью, и дедушка в попытке утешить положил руку мне на плечо. — Но… Я не смогла даже побороть драконье внушение, пока леди Арабел, Видящая, не сняла с меня эти чары.
— Льяна, милая, ты боролась. С каждым днем все успешней. Ты бы справилась со временем и без помощи Видящей, — с ласковой улыбкой заверил он. — Но моими стараниями ты наделена значительно более слабым даром, чем третий Пророк в династии. Сила твоего дара больше подошла бы шестому в ряду. Поэтому не все твои видения четкие, а некоторые даже иносказательные.
— Не понимаю… — вглядываясь в участливое лицо, пробормотала я. — Зачем ты старался? Зачем тебе понадобилось ослаблять мой дар?
— Это сложный вопрос, и ответ на него не будет простым, — предупредил дедушка. — Выслушай до конца, не перебивай. Ты должна понять, почему я принял решение за тебя, за твою маму, значительно ослабив ваши дары.
Я кивнула.
— Дар Пророка — благословение, но и тяжелая ноша, — глядя мне в глаза, начал Нальяс и поспешил уточнить. — Ты бы справилась, я в этом никогда не сомневался. Ты сильней, чем думаешь, и события последних дней тому подтверждение. Оказавшись на перепутье, я сравнил будущее. С даром и памятью и без них. Мои способности это позволяли, но и от помощи я не отказался. Все же это было исключительно затратное волшебство.
Он скупо усмехнулся, будто хотел скрыть неловкость, и в тот момент я поняла, что Нальяс просто не знает, как подступиться к сути и не обидеть.
— Это решение, безусловно, далось тяжело. Но сейчас главное, чтобы объяснение было. Οстальное переживу, не беспокойся.
Он кивнул, набрал побольше воздуха и выпалил:
— Я предпочел счастливую семейную жизнь в рабстве безбедной придворной жизни и славе Пророка.
Вспомнив неискренность общения аристократов, вечную подковерную возню, игры в верность и союзность, подумала, что Шэнли правильно назвал меня неиспорченной интригами знати.
— Мне кажется, это был верный выбор, — твердо ответила я, встретив взгляд Нальяса, ожидавшего вынесения вердикта.
Он с ощутимым облегчением выдохнул.
— Ты не злишься на меня?
Я покачала головой:
— Нет. Я даже благодарна. Да, было трудно, порой страшно. Но ты принял верное решение.
Нальяс улыбнулся и заметно приободрился:
— Тогда дополнительные выгоды от этого намеренного ослабления станут приятной неожиданностью, а не просьбой о прощении.
Я выжидающе подняла брови.
— Дар Пророка — благословение, за которое, как и за дар Видящей, нужно платить, — серьезней пояснил дедушка. — Видящие платят неспособностью иметь детей. Пророки — очень короткой жизнью.
— Поэтому тебя так рано не стало, — догадалась я и взяла призрака за руку.
— Да, поэтому. Из-за дара Пророка ни у тебя, ни у твоей мамы нет ни братьев, ни сестер. Но если все получилось так, как я рассчитывал, то ты последний Пророк в династии. На тебя все эти правила распространяться не будут!
Он говорил с сердцем, с надеждой, с отчаянной верой. А я вдруг поняла, что, сожалея о его короткой жизни, даже не задумалась о себе. Нахлынувшая было волна тревоги тут же пропала, на душе стало светлей, и у меня тоже появилась надежда, что он не ошибся. Я не стала сдерживать порыв — обняла дедушку Нальяса, которого мне посчастливилось не только видеть сейчас, но и застать в живых.
Он утешающе гладил меня по спине и молчал, ждал, пока я хоть как-то переработаю гору обрушившихся на меня новостей. А когда я нехотя отстранилась, мягко улыбнулся:
— Это была только половина истории. Тебе нужно ещё кое-что знать. Готова?
Я кивнула:
— Готова.