Аквилон. Маг воды. Том 3

Глава 11

Топаз в моих руках пульсировал золотистым светом. Я чувствовал, как внутри него бьётся магия. Тёплая, почти живая, она откликалась на моё прикосновение лёгким покалыванием в пальцах.

Аглая сидела на другом конце кушетки, закутавшись в шёлковый халат. Нервными пальцами она теребила кружевную оборку на рукаве.

Поджав под себя ноги, она напоминала кошку, которая не уверена, принесёт ли ближайшее будущее миску сливок или ведро холодной воды.

— Всё в порядке? — наконец не выдержала она. — Это ведь артефакт, правильно? Вы записали то, что там происходило? Он сработал?

Умная девушка. Она догадалась, что топаз не простое украшение. За время нашего сотрудничества она видела достаточно, чтобы понять: я не обычный ныряльщик. Обычные ныряльщики не платят по две тысячи рублей за информацию и не дарят камни таких размеров.

Я не ответил, вместо этого закрыл глаза и направил энергию в камень. Сначала тонкую струйку, проверяя отклик. Топаз откликнулся сразу, жадно впитывая магию, словно губка. Хороший знак. Я увеличил поток. Камень запел. Тихий звон, похожий на тот, что издаёт хрустальный бокал, если провести мокрым пальцем по краю.

«Память воды», заклинание не слишком сложное. Но здесь оно было в особом состоянии. Запечатанном. Камню казалось, если так вообще можно сказать о камне, что сейчас он падает в воду. И он охотно отдавал мне всё, что «увидел» за последний вечер.

Мир вокруг начал расплываться. Будуар Аглаи, запах духов и кофе, бархат кушетки под рукой. Всё отдалялось, словно я погружался под воду. Глубже, глубже, пока не осталось ничего, кроме темноты.

Моё сознание провалилось в записанные воспоминания.

Первым ощущением была полная дезориентация.

Мир покачивается, я вижу его с непривычной высоты. Это взгляд с уровня женской груди, и всё движется в такт шагам.

Звуки поначалу доносились приглушённо, словно через слой воды или ваты. Но постепенно становились чётче. Общий гул голосов разделился на отдельные разговоры. Звон посуды распался на стук вилок о фарфор, звяканье бокалов, шорох салфеток. Затем проявилась музыка, струнный квартет играл что-то ненавязчивое, так что даже мелодию было запомнить сложно.

Пётр Вяземский сидел напротив, и через восприятие Аглаи я видел его таким, каким видит женщина, зарабатывающая на мужских слабостях.

Вода очень хорошо впитывает эмоции.

Его румяное лицо блестело от пота и волнения, закрученные усики подрагивали, когда он смеялся собственным шуткам. На мизинце поблескивал родовой перстень с рубином, о котором он уже трижды упомянул за вечер.

— Вы просто восхитительны в этом платье, Аглая! — Вяземский наклонился через стол, и я почувствовал через записанные эмоции, как Аглаю бесит запах его одеколона. — Этот топаз! Все дамы просто умирали от зависти!

Видение качнулось, когда Аглая кокетливо опустила глаза, изображая смущение. Я увидел белоснежную скатерть, приборы из серебра, бокал с остатками шампанского.

— Вы преувеличиваете, Пётр, — послышался голос Аглаи, профессионально-игривый. — Хотя графиня Воронцова действительно смотрела так, будто готова была сорвать камень прямо с моей шеи.

Вяземский засмеялся, громко и глуповато.

За столом сидело человек двадцать. Мужчины в смокингах и фраках, с белоснежными манишками, накрахмаленными до хруста. Женщины в вечерних платьях с декольте, демонстрирующими не столько грудь, сколько драгоценности. Бриллианты, изумруды, жемчуг, целые состояния на шеях и в ушах.

Разговоры текли вяло. Обсуждали предстоящую регату, кто выставляет яхту, у кого больше шансов. Новую постановку в опере. Там поёт бездарная примадонна, но муж у неё служит в городской управе. Потом пошли сплетни о том, чью супругу или любовницу видели с очередным поручиком.

Гвардейский полк, размещённый в Синеозерске видимо был для здешних мужчин сущим наказанием.

— Господа, дамы, — раздался голос, перекрывший вдруг всю болтовню. — Прошу вас, продолжайте веселиться. А я вынужден покинуть ваше общество ради приватной беседы.

Барон Мергель был не похож на свои фотографии в газетах. Там он выглядел как жирная, расплывшаяся жаба. Всё меняли глаза. Острый, оценивающий взгляд, который я встречал у совершенно определённой категории людей. Такие всех вокруг считают пешками в своей игре.

«Данила!» — заголосила Капля. — «Дядька злой! Тот что убил Пелагею!»

«Это не он, малышка. Его внук или правнук».

Действительно, прибавь Николаю килограммов тридцать веса и наряди его во фрак, получится в точности современный барон Мергель.

Всё таки приказчик-убийца унаследовал титул своего работодателя.

Мергель поднялся.

Он сделал жест, удивительно изящный для такой туши. Плавное движение руки, приглашающее и повелевающее одновременно.

Двое мужчин поднялись следом.

Валентин Лазурин, мой дорогой родственничек, укравший наследство Аквилонов. Крепкий, широкоплечий, типичное телосложение мага-силовика. Но в движениях чувствовалась нервозность, глаза бегали, никогда не смотрели прямо. Несмотря на габариты, он сутулился, словно старался занять меньше места.

Второй, Пётр Вяземский, приятель Лазурина и поклонник Аглаи. Я знал его по светской хронике. Профиль как с римской монеты. Держится уверенно, даже слегка высокомерно. Плечи расправлены, подбородок приподнят. Он из тех, кого называют «золотой молодёжью», надежда рода, никогда не знавший нужды.

Но к серьёзным делам его не подпускают, вот он и ищет себе заработок и приключения в опасных местах.

Мужчины направились к камину в дальнем конце зала. Их шаги глушил толстый персидский ковёр. Я видел край узора, когда Аглая повернула голову. Сложное переплетение синих и золотых нитей, растительный орнамент. Ручная работа, старинная. Такой ковёр стоит как небольшое поместье

«Далеко! Не слышно!» — забеспокоилась Капля, — «Уходят!»

Аглая выждала момент. Потом встала, покачаваясь:

— Ох… душно… голова кружится…

Несколько дам посмотрели с осуждением. Мужчины наоборот, с ухмылками. Аглая направилась к дивану в нише у камина. Каждый шаг был рассчитан. Не слишком твёрдый, чтобы не выдать трезвость, не слишком шаткий, чтобы не вызвать подозрений.

Она упала на диван с театральным вздохом. Голова откинулась на подушку, глаза закрылись.

Мергель забарабанил пальцами по подлокотнику кресла. Тум-тум-тум-тум. Золотые перстни постукивали по дереву.

— Не обращайте внимания, барон, — мягко произнёс Вяземский. — Дамы нынче слабы к шампанскому. Она уснёт через минуту.

— Женщины на деловых встречах… — проворчал Мергель, но успокоился.

У камина был кто-то четвёртый. Кто-то их ждал. Я не мог разглядеть его с такого ракурса, а после этот человек тоже сел, оставаясь полностью невидимым.

— Господа, позвольте мне быть откровенным, — Мергель откинулся в кресле, и оно жалобно заскрипело под его весом. — Наше предприятие идёт успешнее, чем мы планировали. Синявинский завод работает на полную мощность.

— Старик Синявин держался до последнего, — вставил Лазурин. — Упрямый был, как осёл. Не хотел продавать ни за какие деньги. Говорил, что это дело его отца и деда.

— Трогательная семейная привязанность, — в голосе Мергеля сочился сарказм густой, как патока. — И что же заставило его передумать?

— Эпидемия, — ответил незнакомый голос. — Удивительно, как быстро меняются приоритеты, когда половина рабочих и их семьи слегли с загадочной болезнью. Скважина внезапно оказалась заражена.

— За неделю старик потерял всё, — добавил Лазурин. — Продал за четверть цены и ещё благодарил, что взяли. Чуть не плакал, когда подписывал документы.

Все трое негромко засмеялись. Смех заговорщиков, уверенных в своей безнаказанности.

Видение слегка дрогнуло. Аглая делала вид, что дремлет, но я почувствовал её напряжение. Она боялась пошевелиться, чтобы не привлечь внимание.

— И самое прекрасное, — продолжил Мергель, — производство не остановилось ни на день. Мы просто заменили рабочих, поставили своих управляющих. Все документы в порядке, печати подлинные, сертификаты безупречны. Теперь это «Кристальный источник», а не «Синявинские воды», поэтому её берут охотно.

— Превосходная схема, — Лазурин говорил с деланной небрежностью. Но я слышу в его голосе нотку гордости — он хочет, чтобы его вклад оценили. — Мои люди в портах обеспечат распространение. Они берут товар оптом, не проверяя. Им наплевать, что внутри в бутылках, главное что бумаги в порядке.

— Мы приближаемся к монополии, господа — торжествующе заявил Мергель. — Без воды жить невозможно, и люди будут платить за неё любые деньги. А страх только усилит это желание. Осталось совсем немного. Как у нас дела со столичным проектом?

— Всё продвигается, — ответил незнакомец. — Совсем скоро вы увидите результаты.

— А это не опасно? — поинтересовался Вяземский.

— Что именно? — Мергель произнёс это таким тоном, что молодой аристократ смутился.

— Заражённая вода, — пробормотал он. — Вдруг по ошибке кто-то из нас тоже выпьет такую?

— Ничего не случится, — тянущим, нудным голосом произнёс незнакомец. — Почувствуете лёгкое недомогание, через пару дней пройдет. Чтобы всерьёз заболеть, нужно употреблять такую воду систематически. Вот тогда возможны различные последствия, вплоть до летальных…

— Да ничего с ними не будет! — зло бросил Лазурин, — эта чернь живучая как собаки. А даже если кто-то подохнет, никто переживать не станет. Их и так слишком много, Озёрный край перенаселён.

На этом разговор сам собой потух. Подали десерт, мужчины вернулись к столу. Аглая «проснулась» через несколько минут. Попросила воды, извинилась перед Вяземским. Я досмотрел до момента, когда гости отправились по домам и «вынырнул» из видения.

Открыл глаза. Топаз всё ещё светился, но уже слабее. Заклинание сыграло свою роль и теперь развеялось.

Аглая смотрела на меня с тревогой. Она подалась вперёд, и халат распахнулся ещё больше. Не ради соблазнения, просто забыла о приличиях от волнения.

Я взвесил топаз на ладони, потом протянул ей. Она взяла камень обеими руками, бережно, словно птенца.

— Он всё ещё тёплый… и светится!

— Остаточная магия. Продержится несколько месяцев, потом погаснет. Но записывать больше не будет, заклинание отработало своё.

Встал, подошёл к ней, положил руку на плечо. Через тонкий шёлк чувствовалось, как она дрожит. То ли от утренней прохлады, то ли от волнения.

— Вы превзошли все мои ожидания, Аглая. Информация действительно бесценна. Благодарю за риск, на который вы пошли.

— Вы считаете, это всё правда? — она нервно облизнула губы. — То, о чём они говорили?

— А вы как считаете? — ответил я. — Вы же сами слышали, что они продают заражённую воду и этому радуются.

— Какой ужас! Нужно обратиться к властям!

— С чем? С вашим рассказом? Как долго вы проживёте после этого?

Она побледнела.

— Но как же быть?

— Главное, молчите обо всём, что услышали, — объяснил я. — Вы сделали своё дело, остальное предоставьте мне.

О том, что Аглая выболтает секреты, которые ей стали известны, я не волновался. У женщины её профессии должны быть здоровые инстинкты и богатое воображение. Наверняка ей приходилось уже сталкиваться с опасными тайнами, и угроза жизни станет лучшей гарантией молчания.

— А что с артефактом? Он не будет записывать дальше? — заволновалась девушка. — Вдруг он запишет что-нибудь… личное?

— Заклинание было одноразовым. Теперь это обычное украшение. Можете носить со спокойной душой. Никакой магии в нём больше нет.

Аглая видимо расслабилась. Плечи опустились, дыхание выровнялось. Села обратно на кушетку. В утреннем свете, без косметики и причёски, она выглядела моложе своих лет.

— Что теперь? Чем ещё я могу помочь? У меня назначена встреча с Вяземским через три дня. Он обещал свести меня с какими-то важными людьми из городского совета.

— Не боитесь?

— Я и так в этом деле по уши, — хмыкнула. — Так хотя бы заработаю себе еще немного.

— Мне нужно, чтобы вы выяснили одну вещь. Они упоминали какое-то дело в столице. Выясните, если сможете, что за дело, и следующий гонорар также будет щедрым.

Аглая кивнула. В глазах загорелся знакомый азарт. Она обожала эту игру в шпионов, это придавало её жизни остроты, которой так не хватало в рутине профессиональной обольстительницы.

— Разумеется, смогу. У меня есть свои методы заставить мужчин говорить. Особенно когда они выпьют и расслабятся. Вяземский болтлив как сорока после третьего бокала. А если я изображу восхищение его деловой хваткой… мужчины обожают хвастаться перед женщинами своими достижениями.

— Будьте осторожны, — предупредил я.

Она махнула рукой, отгоняя мои опасения как назойливую муху.

— Не волнуйтесь. Я умею быть незаметной. Для таких, как Мергель и Лазурин, женщины вроде меня просто красивая мебель. Они не считают нас способными на что-то большее, чем улыбаться и хлопать ресницами. В этом моё преимущество.

Картина происходящего вырисовывалась всё яснее. Я помнил пробирку с элементалями, которую Капля украла на водоходе Ласточка, у пассажира сошедшего в Синявино.

Либо эта пробирка была не единственной, либо Лазурин и компания провели еще одну попытку, заразив скважину. Что за дело у них в столице? Неужели, хотят подмять под себя еще один завод? В столице их не так много, и мысли рано или поздно возвращались к предприятию Добролюбова.

Мергель уже совершал попытку его купить. Рано или поздно, он её повторит. Надо предупредить Добролюбова. Поверит он или нет, дело его. В данном случае «предупреждён, значит вооружен».

Но главное, нужно создать надежный прибор для проверки воды. Чем быстрее, тем лучше. Это нанесёт удар по Мергелю и Лазурину куда больнее, чем любое обвинение. Поэтому от Аглаи я направился сразу к артефактору Шестакову.

Переулок Шестерёнок встретил меня знакомой какофонией звуков. Огромная медная шестерня на въезде всё так же красовалась без половины зубьев. Символ улицы мастеров, где сломанное не выбрасывают, а дают ему новую жизнь.

Дом номер три выглядел ещё более обшарпанным, чем в прошлый раз. Одна ставня теперь вообще валялась на земле, а вторая держалась на честном слове и ржавой проволоке.

Я спустился в подвал по скрипучим ступеням. Дверь в мастерскую была приоткрыта, изнутри лился жёлтый свет артефактных ламп вперемешку с красными отблесками от печи.

Мастерская Шестакова напоминала последствия небольшого, но весёлого апокалипсиса. На столах громоздились конструкции, в которых только сам изобретатель мог найти логику.

Трубки соединялись с шестерёнками, шестерёнки с пружинами, пружины с какими-то стеклянными колбами, из которых торчали медные стержни. С потолка свисали цепи, крюки и нечто, подозрительно напоминающее скелет механической птицы.

Сам Шестаков стоял спиной ко мне, склонившись над устройством, которое при ближайшем рассмотрении оказалось помесью самовара с органом. Из дюжины труб разного диаметра вырывались струйки пара, создавая подобие мелодии.

— Ну же, милая! Ну же, красавица! Работай! — бормотал он, подкручивая какой-то вентиль.

Устройство ответило оглушительным свистом и выплюнуло струю кипятка, едва не попавшую мне в лицо.

— Господин Ключевский! — Шестаков обернулся, и его лицо засияло улыбкой ребёнка, которому подарили новую игрушку. — Как вовремя! Смотрите, что у меня получилось!

Не дожидаясь ответа, он схватил меня за рукав и потащил к столу у стены. Эта часть мастерской выглядела неожиданно организованной.

— Смотрите, смотрите! — Шестаков подтащил меня к столу, где стояли несколько странных устройств. — Помните, вы заказывали скучные корпуса для каких-то там приборов? Так вот, я сделал! Но не просто сделал, а улучшил!

Он схватил медный цилиндр с краником и рычагом сбоку.

— Это что? — я спросил с опаской.

— Газированная вода! — объявил он торжественно. — Смотрите! Наливаем обычную воду…

Он плеснул воды из кувшина в цилиндр, потом вставил в специальное гнездо маленький голубоватый камень.

— Эолов камень, воздушный стихийный накопитель минимальной мощности. Теперь нажимаем рычаг и…

Раздалось громкое шипение, из краника брызнула пена.

— Вуаля! Газированная вода! Можете добавить сироп, лимон, что угодно! Представляете? Проверили воду на чистоту и тут же сделали из неё лимонад! Гениально же!

«Пузырики!!!» — восхитилась Капля. — «Капля тоже может делать пузырики!!!»

Не дожидаясь моего ответа, Шестаков схватил следующее устройство. Керамический чайник с металлическими вставками и хитрой системой трубок.

— А это! Моментальный кипятильник! Холодная вода, чайные листья, один огнекамень минимальной мощности, и через десять секунд готовый чай! Горячий! Можно даже температуру регулировать!

— Шестаков…

— Подождите, подождите! — он уже тащил третье устройство. — Вот это мой шедевр! Поющий чайник!

Устройство действительно напоминало чайник, но с таким количеством дополнительных деталей, что исходная форма угадывалась с трудом. Трубки, клапаны, какие-то резонаторы…

— При закипании пар проходит через систему свистков, настроенных на разные тона! Можно запрограммировать мелодию! Хотите «Калинку»? Или может Венский вальс? А если добавить сюда механизм для взбивания молока, получится поющий капучинатор!

— Пётр Савельевич, — я попытался остановить поток его красноречия. — А мои приборы?

Он сдулся, как проколотый воздушный шар.

— Ах да… ваши скучные приборы… — он подошёл к другому столу и снял ткань. — Вот. Десять штук я сделать не успел. Технология оказалась сложнее, чем я думал. Готовы пять карманных и два стационарных.

На столе лежали латунные коробочки размером с портсигар и два прибора покрупнее, размером с небольшой чемоданчик. Я взял одну из коробочек, открыл. Внутри — именно то, что заказывал. Серебряный щуп на гибком проводе, небольшое окошко для камня-тестера, рычажок активации. Всё строго по моим чертежам.

— Отличная работа, — я кивнул с одобрением.

— Отличная? — он оживился. — Это же просто коробки с дырками! Никакой фантазии! Вот если бы вы позволили мне добавить хотя бы термометр! Или компас! Вдруг вам на корабле понадобится?

— Не понадобится.

— А подсветку? Лунным камнем! Чтобы в темноте можно было пользоваться!

— Спасибо, не нужно.

— Музыкальный сигнал об окончании проверки? Разные мелодии для разных результатов!

— Нет.

Он вздохнул так глубоко, что пламя в ближайшей горелке заколебалось.

— Вы не понимаете! Это же можно сделать универсальным водным процессором! Проверка качества, очистка, газирование, подогрев, охлаждение, ароматизация — всё в одном устройстве!

— Мне нужны именно такие, какие есть, — я сказал твёрдо. — Сколько времени займёт изготовление остальных?

— Два дня. Может, три. Серебряные щупы — деликатная работа, нужна точность. А вы так и не скажете, для чего эти приборы?

— Для проверки качества воды.

— Я это понял! Но как именно? Что за принцип? Может, если я буду знать…

— Лучше вам не знать. Так, сколько с меня?

— Сто пятьдесят рублей, — он назвал сумму с видом человека, который готов торговаться. — Но если вы возьмёте ещё и кипятильник, всего за десять рублей, то я сделаю скидку и…

— Беру, — прервал я его. Времени на торговлю не было.

Шестаков просиял и буквально впихнул мне в руки керамический чайник.

— Вот увидите, пригодится! Особенно в походных условиях! А если вам понравится, закажете партию для продажи! Представляете, в каждом доме моментальный чай! В каждой конторе! Революция в чаепитии!

Пока он упаковывал приборы в деревянный ящик, зачем-то их перекладывая соломой, я достал чековую книжку и выписал чек на сто шестьдесят рублей. Шестаков принял его с благоговением археолога, получившего папирус лично от фараона.

— Эх, господин Ключевский, нет в вас души изобретателя! Вот представьте — человек проверяет воду и тут же может приготовить из неё кофе! Или суп! Универсальность!

«Дядя смешной!» — прокомментировала Капля. — «Хочет всё в одно засунуть! Как Капля в свой карман!»

— Кстати, — Шестаков вдруг оживился снова. — Раз уж вы здесь, взгляните на моё новое изобретение! Вечный двигатель!

— В другой раз, — я попятился к лестнице.

— Но это же технологический прорыв! Смотрите, если взять русалочий камень и соединить его с воздушным элементалем через систему резонаторов…

Я поднимался по лестнице, а он всё говорил и говорил, перечисляя преимущества своего изобретения. Даже когда я вышел на улицу и закрыл за собой дверь, из подвала всё ещё доносился его приглушённый голос:

— … и тогда энергия будет циркулировать бесконечно! Бесконечно, вы понимаете⁈

На улице я глубоко вдохнул относительно свежий воздух. После подвала Шестакова даже пыльный воздух переулка казался горным.

Солнце клонилось к закату, окрашивая стены домов в золотисто-розовый цвет. Где-то вдалеке пробили часы, пять ударов. У нас с Надей есть ещё пара часов до темноты, чтобы провести первые испытания и договориться с Добролюбовым о встрече.