Аквилон. Маг воды. Том 3

Глава 10

Я открыл глаза. Солнечный луч пробивался через щель между шторами, рисуя на потолке золотистую полосу. Судя по углу падения света, было около восьми утра. Тело затекло от долгого сна в одной позе, но усталость после битвы в Бабьем затоне наконец отступила.

Потянулся к чарофону на тумбочке. Набрал номер Аглаи, чтобы узнать, как прошла вчерашняя встреча с бароном Мергелем. Длинные гудки растянулись в бесконечность, потом механический голос сообщил о недоступности абонента.

Сел на кровати, потирая виски. Вчерашняя работа всё ещё отзывалась тупой болью в затылке. Переделка структуры русалочьих камней требовала колоссальной концентрации. На столе у окна лежали плоды моих трудов: десять камней, выложенных в два аккуратных ряда.

Хорошо, что они были полностью заряжены. При обилии энергии внутренняя структура становится более податливой.

Три в первом ряду уверенно светились изнутри голубоватым светом, поскольку их внутренняя структура была полностью перестроена. Семь оставшихся горели значительно слабее.

Я встал, подошёл к столу. Взял один из готовых камней, погладил пальцами. Под гладкой поверхностью чувствовалась новая структура, уже не хаотичная природная кристаллическая решётка, а выверенный до последней нити энергетический узор.

Два часа кропотливой, почти ювелирной работы ушло у меня на каждый камень. Шесть часов полной концентрации, после которых руки дрожали от напряжения, а глаза слезились.

Попробовал дозвониться до Аглаи ещё раз. Снова недоступна. Любопытно. Встреча с Мергелем, если верить её словам, должна была закончиться ещё вчера к полуночи. Возможно, вечер затянулся дольше обычного. Или она просто отсыпается после бурной ночи, ведь профессия куртизанки предполагает поздние возлияния и утренние похмелья.

Впрочем, лёгкое беспокойство всё же шевельнулось где-то в глубине сознания. Не то чтобы я переживал за её безопасность, уверен, что Аглая умела позаботиться о себе. Скорее любопытство: куда же запропастилась наша искательница приключений?

Я собрал все десять камней в портфель из кожи василиска. Они пролежали на столе всю ночь под незримой охраной Капли. Что может быть безопаснее комнаты архимага с водным духом на страже?

Но оставлять их пустой комнате было бы неосмотрительно.

«Данила проснулся!» — раздалось радостное бульканье. — «Капля всю ночь сторожила! Никто не приходил! Даже мыши!»

«Молодец, малышка. Спасибо».

«Капля всегда сторожит! Капля лучший страж!»

Я не без радости заметил, что настроение Капли со вчерашнего дня сильно улучшилось. Она, как существо стихийное, не могла долго грустить и очень любила играть. А игра в «прятки» с Федькой похоже становится одной из её любимых.

Я посмотрел на себя в зеркало, убедился, что выгляжу пристойно и пошел вниз. Пора было спускаться к завтраку, а потом проверить, что там с нашей шпионкой.

Запах свежих оладий накрыл ещё на втором этаже. Елена Павловна уже колдовала у плиты. В кухне царила привычная утренняя идиллия. За столом восседал Федька, и я едва не остановился в дверном проёме от удивления.

На парне красовалась новая куртка: тёмно-синяя, из плотной ткани, с медными пуговицами. Не сказать чтобы дорогая, но явно купленная на вчерашние заработки. Выглядел он невероятно довольным собой. Сидел прямо, плечи расправлены, и даже жевал с каким-то особенным достоинством.

— А, Данила! — Елена Павловна всплеснула руками. — Наконец-то! А я уж думала, вы до обеда проспите! Садитесь, садитесь! Оладушки только с пылу с жару!

Она усадила меня за стол с такой решительностью, что сопротивляться было бесполезно. Передо мной мгновенно материализовалась тарелка с горкой золотистых оладий, и миска сметаны.

— Доброе утро, господин Ключевский! — Федька едва не подскочил, но я жестом остановил его.

— Ешь спокойно, мы никуда не спешим.

Позавтракали без лишних разговоров. Эту процедуру мы отработали до автоматизма. Оладьи таяли во рту, сметана была свежайшей.

Федька уплетал с аппетитом человека, которому доводится завтракать далеко не каждый день.

Когда Елена Павловна отошла к плите за очередной порцией, Федька полез в карман и достал пять рублей. Положил передо мной на стол с таким видом, будто возвращал одолженную королевскую корону.

— Это за лодку, господин Ключевский. Волнов сказал, что не нужно платить. Сказал, что даёт мне лодку в такую же бесплатную аренду, как и вам.

Интересный поворот. Игнат Матвеевич явно рассчитывал на долгосрочное сотрудничество. Умный старый лис понимал, что инвестиции в перспективных молодых людей окупаются сторицей.

— И ещё, — Федька едва не лопался от радости, — Волнов сказал, что поднял цены на прокат в два раза! И всё равно у него очередь с утра выстраивается! Говорит, к концу месяца ещё четыре лодки купит!

Логично. Мои улучшенные камни превратили его старые посудины в самые быстрые лодки на озере. За удовольствие обогнать кого угодно богатые купчики готовы платить любые деньги.

— Как прошёл вчерашний день? — спросил я, намазывая оладушек сметаной.

Федька выпрямился, словно кадет на смотре.

— Все двадцать заявок выполнил! И ещё пять от господина Золотова взял дополнительно! — он погладил новую куртку с нескрываемой гордостью. — Семнадцать предметов нашёл из двадцати пяти. Золотов сказал, это отличный результат для первого самостоятельного дня!

Неплохо. Капля, видимо, старалась вовсю.

«Капля все нашла!» — раздалось возмущённое бульканье. — «Федька не туда плыл! Капля показывала! Делала пузырьки!»

— Золотов просит помочь ему сегодня в лавке, — продолжил Федька. — Говорит, столько находок скопилось, что сам не справляется с сортировкой и чисткой. Если вы позволите, конечно. Я понимаю, что должен тренироваться…

Я задумался. С одной стороны, помощь у Золотова тоже пойдет на пользу. С другой, нельзя забрасывать развитие магического дара.

— Хорошо. Но с условием.

Я открыл портфель и достал один из необработанных осколков русалочьего камня. Маленький, размером с ноготь, из тех камней, что хранились у меня в тайнике по половицей. Положил на стол перед Федькой.

— Каждые пятнадцать минут делай перерыв. Бери камень в руку и пытайся мысленно его согреть. Представляй, что внутри тебя есть тёплый источник, и ты направляешь это тепло в камень.

Федька взял осколок двумя пальцами, разглядывая с благоговением.

— А зачем это нужно, господин Ключевский?

— Это упражнение для развития внутренней энергии. Каждая попытка передать тепло камню будет тренировать твои внутенние каналы. Как мышцы растут от нагрузки, так и способности развиваются от использования.

На самом деле всё было несколько сложнее. Попытки передать энергию камню будут опустошать его внутренний резерв, заставляя организм не только восстанавливать потраченное, но и наращивать объём.

Через месяц таких упражнений его магический потенциал удвоится. Но объяснять такие тонкости пока рано, ведь парень может перестараться и навредить себе.

Я вышел из дома Елены Павловны, отправил Федьку в лавку к Золотову и снова набрал номер Аглаи. Тишина. Чарофон даже не сбрасывал вызов, просто бесконечные гудки уходили в пустоту, как камни, брошенные в колодец.

Забавно. Уж не сбежала ли она вместе с кулоном?

Спустился к каналу, где покачивалась на воде моя верная лодка. Утренняя роса всё ещё блестела на деревянных бортах, собираясь в крупные капли и скатываясь в воду с тихим плеском.

Движетель ожил с первого движения рычага, работая с мягким гудением, похожим на мурчание довольного кота.

«Капля!»

«Данила зовёт! Что нужно?» — отозвалась она откуда-то из глубины канала.

«Проверь квартиру Аглаи. Помнишь путь?»

«Капля помнит! Капля всё помнит! Через трубы можно!»

Я поплыл по утренним каналам, вдыхая особенный запах города, просыпающегося после ночи. Это была смесь свежего хлеба из пекарен, дыма из труб, водорослей и той неуловимой свежести, которая бывает только в первые часы после рассвета.

На Торговом мосту уже выстроились цветочницы с корзинами роз и гвоздик, их яркие платки создавали пёструю мозаику на фоне серого камня. Грузовая баржа с углём медленно проползала мимо, оставляя на воде радужные разводы машинного масла.

«Аглая спит!» — прилетел возмущенный мыслеобраз от Капли. — «Спит как сурок зимой! Храпит! Одежда везде!»

Усмехнулся. Ну конечно. Пока я тут размышляю о её судьбе, дама просто отсыпается после вечеринки. Впрочем, это даже хорошо, ведь значит, всё прошло без эксцессов.

Причалил у дома на Французской набережной. Гранитные ступени, стёртые тысячами ног, вели от воды прямо к парадной двери. Пятиэтажное здание из серого камня с коваными балконами смотрело на канал рядами окон. Некоторые уже открыты, и оттуда доносились звуки утренней жизни: детский плач, звон посуды, чей-то зычный бас, распевающий арию из оперы.

Поднялся на третий этаж. Ковровая дорожка на лестнице приглушала шаги.

Позвонил в дверь с медной табличкой «А. Степанова». Колокольчик отозвался мелодичным перезвоном где-то в глубине квартиры.

Дверь открылась почти сразу. Горничная оказалась девушкой лет восемнадцати, невысокой и худенькой, с таким количеством веснушек на курносом носу, что казалось, будто кто-то брызнул на неё коричневой краской.

Рыжие волосы были строго убраны под белый чепец, но несколько непокорных прядей выбивались, завиваясь колечками у висков. Серые глаза смотрели с любопытством, которое она тщетно пыталась скрыть за маской служебной вежливости.

На ней был простой чёрный сарафан с белым передником, безупречно чистым и накрахмаленным до хруста.

— Доброе утро, — горничная присела в книксене, чуть не зацепившись подолом за порог. — Ой, простите… То есть, добро пожаловать! Но госпожа строго-настрого запретила кого-либо пускать. Она… отдыхает после вчерашнего вечера.

Говоря это, девушка покраснела. Веснушки стали ещё заметнее на алеющих щеках. Видимо, «отдых» госпожи включал в себя довольно красочные подробности.

В этот момент из глубины квартиры раздался пронзительный визг, за которым последовала витиеватая ругань. Судя по интонациям и обилию французских междометий, мадемуазель Аглая только что обнаружила над собой облако ледяной водяной взвеси. Что-то с грохотом упало, возможно, ночной столик. Потом звон. Это уже точно стакан.

Я не стал устраивать грубое пробуждение водой, как с рыбаками в Бабьем затоне. Аглая всё-таки дама, пусть и специфической профессии. Вместо потока воды я создал над её кроватью мелкую ледяную морось. Холодный туман, который мягко, но настойчиво возвращает в сознание. Гуманнее, но не менее эффективно.

Девушка метнулась внутрь с проворством испуганной мыши, на ходу поправляя сбившийся чепец. Приглушённый диалог долетал через приоткрытую дверь:

— Госпожа, к вам господин…

— Какой ещё господин⁈ В такую рань⁈ Жозефина, я же просила…

Так вот как зовут нашу веснушчатую горничную. Жозефина. Изысканное имя для девушки с такой явно славянской внешностью. Видимо, Аглая переименовала её для пущей элегантности.

— Данила Ключевский! — крикнул я громче.

Пауза. Шорох ткани, звук падающего с кровати одеяла, потом стук. Что-то тяжёлое упало на пол. Судя по последовавшему французскому ругательству, Аглая наступила на собственную туфлю.

— Ключевский? О господи… Одну минуту! Входите! Жозефина, кофе! Много кофе! И воды! И… и что там ещё от помогает от головной боли? Огуречный рассол! Нет, это слишком плебейски… Просто кофе и воду!

Я вошёл через минуту, давая хозяйке время привести себя в относительный порядок.

Будуар Аглаи представлял собой причудливую смесь идеального порядка и творческого хаоса. Первое, что бросалось в глаза, это обои цвета слоновой кости с едва заметным рисунком из золотистых лилий, которые при движении словно покачивались на невидимом ветру. Мебель изящная, в стиле модерн, с плавными линиями и растительными мотивами Каждый предмет интерьера явно стоил состояние и был подобран с безупречным вкусом.

Но поверх этого порядка царил хаос женского существования. Платья перекинуты через спинки стульев, шёлковые чулки свисали с подлокотника кресла, как экзотические лианы. На туалетном столике — россыпь флаконов с духами в творческом беспорядке, украшения разбросаны среди пудрениц и помад. Корсет висел на ширме, похожий на доспехи после битвы.

Сама Аглая полулежала в кресле у окна, кутаясь в китайский халат с вышитыми драконами. Каким-то чудом, несмотря на внезапное пробуждение и очевидное похмелье, она умудрялась выглядеть если не элегантно, то хотя бы мило и уязвимо. Растрёпанные волосы создавали ореол вокруг бледного лица, под глазами залегли тени, но это придавало ей вид героини романтической драмы, а не жертвы вчерашних излишеств.

Лицо без косметики казалось почти детским. Бледная кожа с лёгкими веснушками на переносице. Кто бы мог подумать, что роковая женщина прячет веснушки под пудрой? Под глазами залегли фиолетовые тени, губы слегка припухли, а на левой щеке отпечатался узор от кружевной наволочки.

— Вы специально выбрали самый варварский способ будить даму? — простонала она, прижимая ладонь ко лбу. — Или это часть вашего загадочного шарма?

— Понятия не имею о чём вы, — моментально открестился я от облака взвеси. — Предполагаю, что вам всё приснилось. Кстати, пытался дозвониться. Трижды.

— Чарофон — она неопределённо махнула рукой куда-то в сторону. — Кажется, я вчера уронила его в ведёрко с шампанским. Или в вазу с цветами. Не помню.

Горничная внесла поднос с кофейником, чашками и графином воды. Аромат свежего кофе мгновенно заполнил комнату.

— Может, чего покрепче? — с надеждой спросила Аглая, кивая на буфет, где поблёскивали хрустальные графины. — Коньячку? Для поправки здоровья?

— С утра лучше воду. Поверьте, поможет быстрее.

Пока Жозефина расставляла чашки, звеня ложечками и тихо причитая над пятном от кофе на скатерти, я направил тонкую струйку энергии на стакан с водой. Вода едва заметно засветилась изнутри, совсем чуть-чуть, как если бы через неё пропустили солнечный луч. На поверхности появилась мелкая рябь, хотя графин стоял неподвижно.

Аглая скептически посмотрела на стакан воды, потом на меня, пожала плечами и выпила залпом. Замерла, моргнула несколько раз.

Замерла. Моргнула несколько раз, словно не веря своим ощущениям. Провела рукой по лбу, потом по вискам. Выпрямилась в кресле, и морщинка между бровей разгладилась.

— Что за чертовщина? Голова прошла! Как вы это сделали?

— Что сделал? — снова изобразил я недоумение. — У вас обезвоживание, так что это проверенный рецепт.

Она прищурилась, разглядывая меня поверх кофейной чашки. В утреннем свете её глаза оказались не карими, как казалось при свечах, а орехового цвета с золотистыми искорками.

— Вы вообще кто, господин Ключевский? Неделю назад вы были похожи на бедного родственника на богатых похоронах. А теперь являетесь в моё окно как призрак, творите чудеса с похмельем и раздаёте топазы по четыре тысячи как леденцы.

Говоря о топазе, она коснулась груди. Камень всё ещё висел на её шее, поблёскивая в утреннем свете.

— Кстати, спасибо за роскошный подарок. Вчера все дамы умерли от зависти. Особенно одна крыса, она пришла… впрочем, не важно. У неё был похожий топаз, но раза в два меньше. Она так смотрела на мой камень, что я боялась, как бы она его не сглазила. Или не украла. Хотя красть ей не впервой, поскольку, говорят, она увела любовника у собственной сестры.

— Это не подарок, а гонорар за выполненную работу, — уточнил я.

— Щедро даже по моим меркам. Больше как-то раз заплатил только старый князь Оболенский. Восемь тысяч, представляете? Правда, тогда пришлось целую неделю изображать интерес к его коллекции бабочек.

— Информация того стоила. Но чтобы гонорар окончательно стал вашим, мне нужно кое-что проверить. Позвольте?

Протянул руку к кулону. Аглая момент колебалась, потом сняла цепочку и передала мне. Топаз лёг в ладонь, всё ещё тёплый от её тела.

Я закрыл глаза. Коснулся камня не физически, а магически, пробуждая дремлющее заклинание. «Память воды» откликнулась мгновенно, как хорошо настроенный инструмент отзывается на прикосновение мастера.

Тончайшие энергетические нити начали вибрировать, разворачиваться, высвобождая записанные образы. Это было похоже на то, как разматывается клубок шёлковых нитей: медленно, осторожно, чтобы не спутать и не порвать.

Перед внутренним взором поплыли образы вчерашнего вечера. Сначала размытые, как отражение в неспокойной воде, потом всё чётче.

Ресторан «Золотой карп» с обилием позолоты, хрусталя и бархата. Свечи в канделябрах создавали тёплый, льстивый свет. Лицо Петра Вяземского через восприятие Аглаи выглядело румяным от волнения и выпитого, с капельками пота на лбу, глаза восторженные и немного глуповатые, как у щенка, которому показали новую игрушку.

Потом смена декораций. Кабинет, обшитый тёмным деревом. Запах сигарного дыма настолько густой, что казалось, я чувствую его даже через воспоминание. Портреты предков в золочёных рамах смотрели со стен осуждающе. И сам барон Мергель, тучный мужчина, лет тридцати, расплывшийся в кресле как медуза.

Слова, жесты, эмоции. Всё, что видела, слышала и чувствовала Аглая, теперь разворачивалось передо мной как театральное представление, записанное магическим способом. Артефакт сработал идеально.

Я ухватился за кончик энергетической нити и стал слушать.