Глава 7

На поляну вышли двое солдат с карабинами наизготовку.

— Чёрт, ну тут и вонь, — тихо сказал один из них. — Гюнтер, это наши солдаты?

— Скорее всего, — ответил тот. — Формы нет, тела изуродованы, но количество совпадает с пропавшими обозниками.

Солдаты обошли поляну с полуразложившимися телами мужчин, на которых всё ещё хорошо были заметны следы пыток. Просто ничем другим глубокие порезы тут и там быть не могли. Не обнаружив опасности, они подали знак остальным солдатам отделения.

— Прошли всего сутки с лишним, как уехали за продовольствием, — заметил унтер, рассматривая мертвецов и дыша сквозь сложенный несколько раз платок, на который побрызгал одеколоном, — а они выглядят, как десятидневные трупы.

— Я слышал, есть какая-то кислота, которая может за несколько часов растворить труп, — сказал ему один из солдат.

— И у русских эта кислота с собой была?

— А почему бы и нет? — пожал плечами подчинённый.

— Ганс, не говори чепухи, а то прикажу помогать грузить трупы, когда сюда прибудет похоронная команда.

— Господин унтер, — вытянулся тот, — я солдат, а не могильщик. На поле боя я с радостью вытащу тело боевого товарища на свои позиции, чтобы его достойно похоронить. Но сейчас…

— А сейчас заткнулся, — зло посмотрел на него командир. Длительный поиск пропавшего отделения обозников, страшная находка, ужасный запах и давно сложившиеся мнение, что война со славянскими варварами началась как-то со слишком больших потерь, держали его настроение на уровне чёрной меланхолии пополам с ненавистью на этот мир. Его рота была придана тем подразделениям сорок пятой пехотной дивизии, которые штурмовала Брестскую крепость двадцать второго июня. И если начало штурма после обстрела и бомбардировки складывалось очень хорошо для наступающих, то потом всё покатилось в Ад. Закрепившиеся части оказались в окружении и почти все были уничтожены в течение нескольких дней. Это были самые страшные потери Вермахта за всё лето боёв. Причём, потери в самом начале войны, которую армейские пропагандисты называли блистательной и блицкригом.

«Хоть бы пулю получить куда-то, но чтобы не сильно опасно ранило, и уехать в госпиталь. Пусть там кормят паршиво и презирают, но лучше так, чем сдохнуть в этих лесах и лежать вот так, как эти обозники», — мрачно подумалунтер-офицер.

Спустя несколько часов на месте страшной находки появились новые лица. Старшим среди них был обер-лейтенант.

— Унтер, ко мне, — приказал он, едва появившись на поляне. — Доклад, — выслушав командира отделения, он задал тому несколько вопросов. — То есть, их пытали, а потом попытались уничтожить тела какой-то сильной кислотой? Что они могли узнать от обозников?

— Так точно, господин обер-лейтенант. Узнать от наших несчастных солдат они могли и много, и мало. Всё-таки, они были обозниками и крутились постоянно среди разных частей, что-то могли услышать, что-то увидеть. Насчёт кислоты лишь догадка, просто не могу найти иную причину, как за такой малый срок тела настолько разложились, — бодро отрапортовал солдат.

— Понятно, ступай, — офицер кивком отправил унтера прочь, после чего осмотрел несколько мертвецов, под конец осмотра пробормотал. — Пытки? Хм, хм, хм… Порезы похожи на ритуальные рисунки или узоры. Эти варвары совсем одичали. Правильно, что фюрер приказал их уничтожать.

Вернувшись к транспорту, который пришлось оставить далеко от поляны, так как грузовик и мотоциклы не могли проехать, он отдал несколько приказов. Стоит заметить, что знаки отличия и воинские метки на технике несколько отличались от тех, которые носят обычные стрелковые подразделения Вермахта. Подразделение относилось к специальным полицейским силам, которые должны были выявлять на захваченной территории тех, кто мог принести проблемы и подлежал немедленной ликвидации: вражеских командиров и комиссаров из окруженцев, евреев, цыган, ответственных работников советской власти, партизан и им сочувствующих.

— Франц, с двумя отделениями едешь вот в эту деревню, — он достал карту и ткнул в ближайший населённый пункт. — Там собираешь всех на площади, сообщаешь, что недалеко в лесу были убиты солдаты фюрера и за это их ждёт наказание. После выберешь заложников, десять человек за каждого нашего солдата. Там же на месте их казнишь. Если они выдадут убийц, то казнишь всего десяток. За информацию о преступниках пощадишь троих из каждого десятка. Всё равно однажды остальных тоже прикончим.

— Слушаюсь, господин обер-лейтенант, — цокнул тот набойками на каблуках.

Спустя несколько часов семьдесят детей, женщин и стариков были заживо сожжены в деревенском амбаре. Те, кто выжил, ушли из своих домов в леса и болота, опасаясь возвращения палачей. Небольшая белорусская деревня полностью обезлюдела после появления в ней гитлеровских карателей. И это было только начало тех ужасов и лишений, которые придётся вытерпеть белорусам под гнётом оккупации.

Поздним вечером того же дня обер-лейтенант, который отдал бесчеловечный приказ своим солдатам, почувствовал сильнейшее недомогание. Почти в то же самое время значительно ухудшилось самочувствие у всех, кто побывал на поляне с мертвецами. На следующее утро все они оказались в одной палатке, с пометкой о подозрении на заразную опасную инфекцию.

*****

— Киррлис, а что с немчурой будет, которая прошлась сёдня по дороге с тем пшеном? — спросил у меня старик.

— Ничего хорошего, старейшина. Большая часть умрёт, меньшая станет калеками и воевать точно не сможет. Скорее всего, даже станут изгоями среди своих, так как проклятье их превратит в тех ещё уродов. А разумные, ну, люди в смысле, во все времена и в любых мирах сторонятся кого-то, кто для них страшен и опасен.

— Это хорошо, — радостно-зло ощерился Прохор. — А ещё можешь повторить свою придумку? Ежели что понадобится, те же немцы пленные или что другое, то я помогу с энтим делом.

— Нет, повторить такое смогу не скоро, — отрицательно покачал головой я в ответ. — Опасно.

— А пояснить можешь? Не подумай, что я не верю, — замахал он руками, увидев, как я нахмурился. — Интересно мне, да и внучке тоже. Так, Машка?

— Я Мария, — слабо огрызнулась та.

— Ох, и научили же вас в городах ваших всякой ненужности. Ведь всегда Машки — Машками были, если они не барыни, конечно. Только в приходской книге у попа писали Мария батьковна, а в жизни девок с бабами звали Машкой.

— Это обычная вежливость и грамотность. Машкой пусть другие называют коров и коз! — мигом вспылила девушка.

— Хватит, — вмешался я в их спор, — уймитесь. Голова итак болит, а тут вы ещё со своими Машками-Мариями.

— Извини, я не хотела.

— Прости, Киррлис, это мы по-родственному общаемся. Так расскажешь в чём причина твоей немочи? А то ж я много чего знаю из наговоров и травок, вдруг помогут в твоих делах. Сам представь, какой удар для немчуры, когда у них полки помирать станут и батальоны калек появятся.

— Представь, что у тебя есть хорошие кожаные рукавицы и тебе нужно достать из огня раскалённый камень, чтобы отнести его… м-м… куда-то, — я решил на примере пояснить ему невозможность повторения ритуала с проклятьем. — Сделать это необходимо руками, без помощи подручных средств, таких, как лопата или клещи. Защитой от огня будут служить рукавицы. После первого камня рукавицы прогорели, и раскалённый камень немного обжог ладони. И теперь, если нужно взять второй такой же из огня, то он сожжёт руки до костей, сделав тебя калекой. Так вот, первый камень — это ритуал с проклятьем, который я провёл на пшене. И следующие камни такие же ритуалы. А руки — это моя суть мага.

— Ты станешь обычным человеком, если проведёшь ещё один такой же ритуал? — задала мне вопрос девушка.

— Если бы, — вздохнул я. — Или умру и восстану личем, или превращусь в безумного чёрного мага. И даже не знаю, какой из двух вариантов хуже.

— Умрёшь? А потом восстанешь? — переспросил старик. — Это упырём или вурдалаком каким станешь?

— Ого! — я удивлённо посмотрел на него. — Откуда такие познания, если у вас нет магов и вообще магии?

— Из сказок и былин. Мне бабка с матерью часто рассказывали их, когда был ребёнком.

— Значит, когда-то маги в вашем мире были. И исчезли сравнительно не так давно, раз что-то в народной памяти сохранилось, пусть и в виде баек да детских сказок, — задумчиво произнёс я.

— Так ты можешь стать упырём, если умрёшь? — повторил свой вопрос собеседник.

— Нет, личем. Если не знаете, кто это, то мне будет сложно объяснить. Лич — это очень могущественный мёртвый маг. Он не знает никакой другой магии кроме магии смерти. Если бы я-лич несколько дней назад захотел вас вылечить от ран, то попросту убил бы и поднял в виде этих самых упырей или вурдалаков.

— Бр-р, — передёрнула плечами девушка, отчего её груди завораживающе колыхнулись под тонкой материей рубашки. Лифа или корсета она, отчего-то не носила. — Лучше насовсем умереть, чем такой стать.

— А-а, ну да, — невпопад ответил я, увлёкшись приятным зрелищем, которое некстати пробудило откровенную фантазию. — Лучше, точно.

— А почему сумасшедший маг может быть хуже мёртвого мага? — спросил Прохор. Моё внимание к своей внучке он заметил, но никак не прореагировал, даже не нахмурился.

— Потому что лич в основном пользуется целесообразностью, а чёрный маг потакает своим желаниям. И самое важное среди них — жажда власти. Ради неё он не остановится ни перед чем: будет убивать женщин и стариков, приносить в жертву сотни младенцев, пытать сутками детей постарше. И всё в том же духе. Лич чаще всего остаётся на одном месте, пусть и будет это место размером с небольшое королевство. А вот чёрный маг, сжигаемый властью, будет идти всё дальше и дальше, захватывая новые территории. Успокоится он лишь после того, как подчинит весь мир или его убьют.

— Ох и страсти, — покачал он головой. — Неужто такие люди бывают? И как их земля-то носит.

— В моём мире подобные маги появляются часто. Но развиться им не дают специальные ордены и особые службы в королевствах и империях. А вот в вашем мире чёрный маг имеет все шансы захватить его.

— А как-то можно узнать, что ты таким становишься? — спросила девушка.

— Боишься, что я уже им стал или вот-вот стану? — пристально посмотрел я на неё.

Та в ответ опустила взгляд.

— Если я начну в него превращаться, то вы сразу же это заметите. Неограниченная чёрная магия сильно уродует своего владельца, как внутренне, так и внешне. В общем, безумные чёрные маги становятся теми ещё уродами. Часто этот симптом помогает охотникам на колдунов и нечисть выявлять новичков-адептов тёмных запрещённых ковенов.

— А лич на кого похож? — поинтересовался Прохор. — Это так, сугубо для личного интереса.

— Скелет или мумия, окружённая настолько чёрной аурой, что её видят даже простые разумные, не имеющие ни капли магии. Чаще всего лич не ходит, а левитирует над поверхностью. В смысле, летит невысоко, буквально на пол-ладони или ладонь.

— Это как? — озадачился он. — Что за аура?

— Что-то вроде свечения вокруг предмета.

— Как у гнилушек на болоте ночью? — он нашёл для себя сравнительный пример.

— Да, только свечение чёрное. Если тебе не повезёт в жизни, и ты с таким столкнёшься, то сразу поймёшь, что перед тобой стоит лич, — и подумал про себя. — «Главное, чтобы магический источник, к которому мы идём, не имел предрасположенности к тёмной магии, например, некромантии. Тогда рано или поздно мне придётся призывать в свою армию личей. А это вполне возможно, если дуб растёт на месте древнего капища, где приносили в жертву живых созданий».

— Страшный у вас мир, — сообщила мне Маша. — Личи, упыри с вурдалаками, какие-то сумасшедшие чёрные маги. Ещё и охотники на колдунов есть. В нашем мире были охотники на ведьм, и они убивали простых женщин по заказу королей и церковников.

— У вас были охотники? Когда? — заинтересовался я её словами.

— Лет триста-четыреста назад. Только я же говорю, что настоящих ведьм они не ловили, а прикрывали свои тёмные дела лозунгами попов. Я даже не уверена, что в нашем мире были они, эти самые настоящие.

— Это не в наших землях было, — поправил девушку старик.

— Ой, ладно, — взмахнула она рукой, — и у нас было. Какой-нибудь поп укажет на женщину, что она ведьма, и её всей деревней совали в мешок и топили. А иногда и жгли, как в других странах.

— Кто знает, что было в те времена. Возможно, что охотники и ваши жрецы и в самом деле ловили колдунов и ведьм, что пакостили людям, — вмешался я в их спор. — А за века летописцы переврали их деяния. Особенно, если на летописи сумели наложить руки почитатели тёмных культов. И вообще, давайте об этом поговорим как-нибудь в другой раз. Сейчас мне нужно отдохнуть перед дорогой. Если получится, то посплю.

— Конечно, конечно, — засуетилась Маша. — Что-то нужно подать? Я мигом.

— Благодарю, но нет.

Отходил я после ритуала проклятья до самого вечера. Только в сумерках ко мне вернулись все силы, и полностью восстановился резерв маны. За это время успел подвести кое-какие итоги применения магии в новом мире. Самое главное — это усиление всех сложных и мощных чар. Как пример, полностью воспользоваться всей энергией, выделившейся во время жертвоприношения, я не смог. Взял чуть меньше половины, но и этого хватило, чтобы превратить пшено в жутко поганую вещь, которая будет стоить жизни и здоровья сотням живых созданий. Часть энергии во время ритуала стала, так сказать, паразитной и отравила поляну, где я его проводил. Теперь там в течение месяца лучше не появляться обычным людям, если те не хотят помереть или тяжело заболеть. В первые пять дней поляна гарантировано отправит любого на тот свет. До десяти дней будет опасна для жизни тем, кто тяжело болеет или болел, ранен или стар. После десяти дней, на протяжении примерно недели, место проведённого ритуала наградит посетителей тяжёлыми хроническими болезнями, слепотой, бесплодием, полной или частичной парализацией. «Легче» всего отделаются те, кто окажется в том месте в последние пять-семь дней из тридцати выше озвученных. Они некоторое время поболеют и выздоровеют, но лишь при наличии полноценной врачебной помощи и лекарств с хорошим питанием. В противном случае их недомогание перерастёт в хроническое. Появятся проблемы с сердцем, с суставами и кровью. Если быть честным до конца, то та поляна сейчас — это крохотная-прекрохотная, но зато ядрёная Чёрная пустошь. Пожалуй, если бы я знал о последствиях ритуала, то не взялся бы за него, придумал что-то попроще, полегче и безопаснее. А теперь мне придётся воздерживаться от занятий тёмной магией, если для этого нужно применять сложные заклинания и ритуалы.

Ещё я предположил, что такие тёмные ритуалы для моей повреждённой энергетики могут нести серьёзную опасность. И если я не хочу стать тем, о ком рассказал своим новым знакомым, то нужно держаться от подобных знаний подальше.

«Побыстрей бы активировать матрицу на источнике и заняться Очагом, а не всем вот этим», — мысленно вздохнул я.

Новые неизведанные пути манили меня больше, чем то, что я знал и умел.

Загрузка...