Лом

Глава 3

Первые несколько дней я привыкал к новым телам. Да я и через несколько дней к ним не привык, просто уже хотя бы немного разобрался с тем, как там что работает. Конечно, абсолютная беззащитность и беспомощность меня бесила. Да, были положительные моменты, которые перекрывали весь негатив от ситуации: я жив, у меня два тела, сбежал от преследователей, нахожусь в относительной безопасности, но как же это всё мне чуждо… Эта мягкость внешнего покрова… Внутренний скелет… Чрезмерная чувствительность, легко переходящая в боль… Как эти хомо вообще живут?

Ещё через пару недель я более-менее освоился с питанием и функциями тела. Определил, как происходит процесс пищеварения и построения тела. В теле хомо было что-то вроде встроенной системы развития, которая подчинялась приказам, но сама по себе была абсолютно ленивой. То есть если не направлять самому процесс и не ставить чёткие задачи, то тело формировалось с минимальным функционалом и скорее всего было бы очень слабым. А быть слабым — это неприемлемый для меня вариант, поэтому я, как только разобрался с функционалом, постоянно концентрировался на правильном формировании костной ткани и скелета, мышечных волокон и связок. Эта внутренняя система, отвечающая за построение тела, охотно подчинялась приказам, позволяя мне всего лишь задавать общее направление развития, но при этом не погружаться в химию происходящих процессов. Я посылал импульс о необходимости укрепления связок, потом мог наблюдать, как они постепенно укрепляются. Процессы эти были относительно не быстрыми, но так было даже удобнее — можно вмешаться и что-то по ходу скорректировать. В общем, не давал телу расслабляться. Есть при этом приходилось больше среднего. Самка, которую я всё чаще про себя называл «мама», не справлялась с моим аппетитом, используя всего лишь своё молоко, и подкармливала искусственным питанием, которое, впрочем, было вполне себе питательным.

В общем, всё, что я мог, это лежать, есть, спать, писать, какать и наблюдать, как самец и самка занимаются решением вопроса, который касался меня напрямую, хотя и не сказать, что был для меня принципиально важен.

Я уже немного начал понимать этот язык. Поэтому быстро вник в суть спора. Вот, например, прямо сейчас самец выслушивал очередную порцию аргументов от самки-мамы:

— Потап, ну нельзя называть близнецов Вячеслав и Дмитрий! Это вообще несерьёзно!

— Да я и не хочу их называть Вячеслав и Дмитрий! Это будут Славик и Димон. Нормальные пацанские имена.

— А чем тебе Арсений и Игнат не нравятся? Ты посмотри, что они означают! Арсений — мужчина, мужественный, а Игнат — от «огонь». Ну, классно же! Красиво.

— Галя, я как Потап очень хорошо знаю, что значит быть Игнатом. Это один хрен. Пусть парни растут с простыми именами. Если они чего-то добьются, то не из-за имени, а из-за мозгов.

— Ты не понимаешь силу имени…

— Если уж у имени есть какая-то сила, давай тогда сразу Зевсом и Гераклом назовём.

— Это вообще-то отец и сын, а у нас тут братья.

— Ну, тогда Гераклом и Конфуцием! Один будет сильный, другой умный.

— Ты правда готов назвать сына Конфуцием?

— А чего нет? Умный мужик был. Значит, Геракл нормально?

— Геракл — тоже не нормально!

— Славик и Димон!

— Арсений и Игнат!

К концу третьей недели у мамы появилось невзрачное изделие под названием «ключ от таёты», а у моих тел имена Славик и Димон. Официальная версия была, что это подарок за само наше появление на свет, но после вручения этой небольшой безделушки споры по поводу имени прекратились. Мама, правда, называла меня Димой и Славой, а вот самец, которого правильно было называть отцом или папой, всегда радовался, произнося эти два имени именно как Славик и Димон.

Надеюсь, эти имена самые обычные и внимания ко мне не привлекут.

Но это вопрос не очень актуальный. Сейчас главное как можно быстрее прийти в дееспособную форму. Я так увлёкся контролем за развитием тела, что чуть было не привлёк к себе совсем ненужного внимания. Дни проходили незаметно, я набирал вес в обоих телах. Сравнивать мне было не с кем и не с чем, но, вроде, я был полностью физически здоров. Никаких отклонений я не чувствовал ни в одном теле. Всё, на что я обращал внимание, — это то, насколько хорошо идёт развитие тела и старался учить язык, подслушивая родителей.

Я услышал, как мать с отцом стоят за дверью, но не придал этому огромного значения. Они часто заходили без всякой причины. Я проснулся, но лежал с закрытыми глазами.

— Встань возле кровати. Когда я включу свет, смотри внимательно! — прошептала мать.

— Ладно.

Интересно, что они задумали?

Отец зашёл и встал возле кровати. Сразу после этого включили свет. Я открыл глаза и посмотрел на отца. Подошла мать и достала бутылку с молоком. Я протянул руку в бутылке, показывая, что не против перекусить. Мать, вместо того чтобы дать мне бутылку, стала водить ей из стороны в сторону, потом убрала, потом показала снова. Я сначала принял манипуляции этой самки за игру, но её дальнейшие слова меня напрягли.

— Ты видишь, насколько синхронно они двигаются⁈ Глаза, руки. Я поднимаю бутылку, они поднимают правую руку абсолютно синхронно, опускаю — они тоже опускают, я показываю с другой стороны, они поднимают левую руку и тоже абсолютно синхронно. Так не бывает!

— Да, действительно необычно, — задумчиво ответил отец, — но я не думаю, что это что-то плохое. Просто они, возможно, вот такие похожие. Но реально очень необычно.

Вот паучье дерьмо! Я не должен отличаться от других хомо! А я расслабился! Я же должен показывать двух разных людей, а не одну личность в двух телах.

Я тут же стал шевелить ногами на одном теле и оставил их неподвижными в другом. Таким образом сбил эффект абсолютной синхронности.

Мама продолжила водить бутылкой, но я уже хотя и копировал свои движения, но делал это с разной амплитудой и скоростью.

— Ну, вот, больше я ничего такого не вижу.

— Ты редко за ними долго смотришь. А я, бывало, за час не могла отличий в движениях найти. Абсолютно одинаково действуют! Что сейчас они сбились, это, скорее, редкость. Обычно они вот совсем синхронные.

— Ладно, посмотрим ещё, но в любом случае не думаю, что это что-то плохое, — отец впечатлился, но не сильно.

Надо всё-таки быть осторожнее. Если я буду более тщательно смотреть за своим поведением, то больше не привлеку ненужное внимание. После этого дня я внимательно следил за тем, чтобы выглядеть как два отдельных независимо управляемых организма. Это было не сложно, когда ты грудной ребёнок, но на будущее надо тренироваться. Больше я совсем синхронных движений не допускал, и вскоре мать уже забыла об этом феномене.

Очень много информации об окружающем мире мне дало общение мамы с другими мамочками, которые выгуливали и выкатывали в колясках своих детишек в нашем дворе. Я узнал, в каком возрасте надо начинать говорить, когда надо начинать ходить, когда надо самому идти на горшок, когда надо сказать первое слово, и так далее. Это позволило мне не показывать свои сильно завышенные по сравнению с обычным ребёнком возможности, а демонстрировать хоть и быстрое, но в пределах нормы развитие.

Через восемь месяцев я начал ходить, в ожидаемые сроки порадовал маму словом «мама», сказанным Славиком, а папу словом «папа», сказанным Димоном. Я теперь уже не совершал ошибок и вёл себя очень осторожно, не допуская синхронности и всячески показывая, что оба моих тела — это два разных индивидуума. Я рос и осваивал окружающий мир. Смотрел на мир двумя парами глаз, слушал четырьмя ушами, переваривал пищу двумя желудками. Мать нас любила, отец тоже, друг друга они тоже любили. По местным меркам не такое уж частое явление, когда всё в семье настолько хорошо. Мне было не трудно быть хорошими сыновьями, уж что такое трудиться на семью, я знал очень хорошо. Я не знал, как сложатся у меня в целом отношения с этой хомо-цивилизацией, но конкретно эти люди мне нравились. Да и цивилизация эта ни моей расе, ни моей семье ничего плохого не сделала, так как находилась в искусственной изоляции, так что я не чувствовал себя врагом этим людям. Ещё выявился очень интересный факт — здесь вообще не знали о бестелесной форме существования, что очень странно. Подавляющее большинство людей так или иначе верило, что сознание — это функция тела и его часть. Оно зарождается вместе с телом и умирает вместе с ним. У нашей расы формикадо совсем не редкое явление, когда в теле оказывается существо с практически полной амнезией, но здесь, можно сказать, абсолютно все страдали полной потерей памяти, и при этом верили, что они родились вместе с телом. Странное место. Не удивлён, что другие хомо за ними наблюдают. Мне вот интересно, а как они эмоциональные стрессы улаживают, если считают, что ничего кроме тела нет? Химическими веществами? Бред. Не может же быть, что на любую фобию, депрессию или неоптимальное душевное состояние они реагируют химией. Хотя… только на этой планете такое и возможно. В общем, странностей тут хватает.

В детском саду я начал общаться с другими хомо в маленьких телах. Очевидно, что большинство из них страдали тяжёлой амнезией и ничего не помнили, что вместе с шоком, вызванным весьма болезненным входом в новое тело, делало их теми ещё психами и невротиками, но, поскольку тела у большинства были в порядке, они развивались и восстанавливались достаточно неплохо. Я тоже играл роль невротика, иногда в меру расстраивался из-за не купленных мне игрушек, немного подрался с мальчишками в своей группе. И даже был ими повержен. А чего бы и не быть; трое на двоих — расклад не в мою пользу. Вот только с самками у меня не получалось найти общий язык. Взрослых я уважал, и это было вполне привычное чувство. А с ровесницами я не знал, как себя вести. В моей семье формикадо Беты, или самки, всегда были чем-то, настолько высокостоящим, что я очень долго не мог себя заставить относиться к девочкам — маленьким самкам, — как к равным. И даже когда я это делал, я всё равно делал это через силу. Они были странные. Чем-то отличались от самцов. Найти с ними общий язык было трудно. Я и не искал. Другие малыши-мальчики часто тоже придерживались такой позиции.

Я развивался, как обычные дети, и всё было бы хорошо, если бы не один момент, который меня беспокоил. Я не знал, как дела у принца. Мы настолько спешили, что не оговорили, как будем искать друг друга. В принципе, найти принца было достаточно просто, я знал день и место его рождения, но как ребёнок, я не мог использовать эти данные для дальнейшего расследования. Поэтому оставалось надеяться, что у него всё в порядке.

В возрасте шести лет родители отправили меня в школу. Поскольку родился я в конце августа, то это тоже было абсолютно нормально. На первое сентября я двумя писклявыми детскими голосами выпросил у родителей дешёвенький смартфон, чтобы быть на связи и не теряться. Даже не один на двоих, а каждому. Поскольку отец у меня был владельцем небольшой айти компании, а изначально вообще программистом, то в силу, как он сам говорил, профдеформации не имел никаких комплексов на тему снабдить детей гаджетом. Плюс аргумент, что так безопаснее, сыграл весомую роль. С некоторых пор папа стал намного более серьёзно относиться к безопасности. До моего начала школьной жизни произошло несколько событий, которые этому весьма способствовали.

Началось всё с переезда. Мать после декрета решила не выходить на работу, а осталась домохозяйкой, так как проблем с деньгами в семье не было. Отец прекрасно зарабатывал, стабильно получая заказы из Америки и Европы. Я к своему удовольствию узнал, что мне повезло оказаться в семье с хорошим достатком. За пару месяцев до начала школы мы сняли большую квартиру в благоустроенном жилом комплексе в районе Северное Бутово, а до этого жили в Южном, или, как отец его ласково называл, Юбутово. Место мне понравилось. Красивая территория, рядом турники, брусья и прочие детские полосы препятствий. Территория огорожена. В общем, всё отлично. Кроме соседа.

На нашей лестничной площадке жил сорокавосьмилетний пенсионер. Крепкий самец, который судя по отличной спортивной форме не забрасывал тренировки. Во время переезда, когда грузчики заносили вещи, он подошёл знакомиться. Представился Николаем Сергеевичем, бывшим сотрудником. Сотрудником чего, было не понятно, но общался этот самец надменно и после третьего комплимента в адрес красоты моей матери вызывал стойкую антипатию у всей нашей семьи. Он сообщил, что живёт один и пригласил нас в гости. Причём смотрел в этот момент только на мать. Отец напрягся, но обострять не стал. Ездил этот Николай то на Порше Панамера, то на Кайене, что означало, что он совсем не простой бывший сотрудник совсем не простых служб. Эти выводы отец сделал после непродолжительных наблюдений за соседом. Со мной этот индивидуум вёл себя так, будто меня нет, на мои вежливые «здравствуйте» отвечал, только когда мама была рядом, а так не замечал. Ну, бывают особи неприятные, но если они в чужую жизнь не лезут, то и ладно. Носят они в себе мешок с кислотой — пусть носят, главное, чтобы других ею не поливал.

А этот тип всё-таки решил влезть в нашу жизнь.

Он очень быстро сообразил, что отца часто нет дома, а красивая соседка сидит одна с двумя близнецами. Стал подлавливать её на площадке, когда она выходила по делам или возвращалась. Ему-то что? Сидит дома, никто его работать не заставляет.

Мать пожаловалась отцу, что Николай слишком навязчиво и слишком часто с ней пересекается. Отец пошёл и поговорил с соседом, как он думал по-хорошему. Просто зашёл и попросил его не общаться с его женой, так как ей это неприятно. Я был в курсе, так как не отправился гулять, как озвучил родителям, а спустился на этаж вниз и, когда отец пошёл общаться, поднялся и стал подслушивать. Николай сказал, что без проблем, что ничего такого у него на уме не было, но я даже через этаж понял, что он врёт. Отец не понял, а может не подал виду, а я же со всей очевидностью осознал, что у моей новой семьи проблемы.

Когда через два дня отца избили, и он с переломом обеих рук и сотрясением мозга отправился в больницу, я понял, что проблема обострилась.

Буквально на следующий день, как это случилось, мама позвала нас в магазин. Мы стояли втроём на лестничной площадке и ждали лифта, дверь соседа открылась, и он зашёл с нами в лифт.

— Слышал, с твоим супругом несчастье случилось, Галя, — беззаботно улыбаясь проговорил сосед.

— Мы с вами на ты не переходили, Николай Сергеевич. И откуда вы знаете, что случилось?

— Да, слухи ходят. У меня же знакомые в разных службах работают. Связей много. Ты бы осторожней сама по улицам ходила. Район неблагополучный у нас, оказывается. А вообще, приходи в гости ко мне сегодня вечером, я расскажу, какие правила безопасности в нашем районе и как их соблюдать. Ведь если правила соблюдать, то ни с кем ничего не случится, ни с тобой, ни со Славиком и Димоном твоими, муж из больницы целым и невредимым выйдет.

— Вячеславом и Дмитрием, — произнёс Славик.

— Славик и Димон для друзей, — добавил Димон.

— Резкие они у тебя парни, с такими чаще всего неприятности происходят. Сегодня вечером жду.

Последнюю фразу он сказал вообще без улыбки приказным голосом.

Мать стояла в шоковом состоянии и ничего сказать не могла. Конечно, слабовата у неё психика — всего лишь от слов в такой стресс впадать. Пусть это и угроза, но времени для раздумий полно — вполне можно ситуацию решить. Но мать, видимо, настолько расклеилась, что перестала быть человеком, который может что-то решать. Отец в больнице без сознания, мы мелкие и такой резкий наезд от соседа. Всё вместе её очень сильно выбило из равновесия. Из лифта и до магазина, скорее, мы вели её за руки, чем она нас. Николай даже не стал с нами из подъезда выходить, сразу обратно на лифте поехал.

После магазина мать вообще расплакалась. Я стал на два голоса её успокаивать, при этом старательно не спрашивая, что случилось. Шестилетним сыновьям она бы такое точно не рассказала. Но что-то надо было делать. Судя по тому, что мать ничего не предпринимала, она вполне возможно рассматривает вариант реально вечером пойти к этому Николаю. А если такое произойдёт, то душевное здоровье матери ухудшится в разы. Соседу было абсолютно плевать на то, что у нас всё хорошо и мы никого не трогаем. Он ради каких-то своих интересов хотел разрушить мою семью.

Но, это он, конечно, зря с нашей семьёй стал в свои игры играть. В своей семье формикадо я по праву считался одним из лучших защитников семьи. Так что добро пожаловать на войну, соседушка! Моя семья формикадо не вела захватнических войн, не пыталась отрезать у кого-то новые территории, не старалась вступать в конфликты. Ну, последние пару тысяч лет. Так-то понятно, что новые территории сами по себе не появляются. Но так или иначе, мы давно в серьёзных войнах не участвовали. Так почему же я потерял сотни тел в боевых операциях? Почему наша каста бойцов вторая по численности после рабочих? Почему наши учёные и аналитики постоянно держат усы по ветру, и мы постоянно тратим огромные средства на закупку и разработку новейшего оружия и лучших защитных систем? Почему всегда есть вопросы, которые должны решаться силой? Ответ, как ни странно, неплохо сформулировал Льюис Кэррол, чью «Алису» я прочитал самостоятельно совсем недавно. «Нужно бежать со всех ног, чтобы только оставаться на месте, а чтобы куда-то попасть, надо бежать как минимум вдвое быстрее!» Чаще всего у меня были стычки с арахнидами, что б они своей отрыжкой подавились. Вот реально те ещё хитрые твари. На втором месте были хомо. Вроде и не воюем, но боеприпасы куда-то расходуются, тела уничтожаются. Такой вот у нас странный «мир» с окружающими расами. Чего греха таить, и между семьями формикадо конфликты бывают, но меня больше на внешних фронтах держали. Со своими у нас специальный отдел разбирался, а я больше по арахнидам специалист. Так что, прожив практически всю сознательную жизнь в армии, я совсем не удивился факту враждебного юнита в окружении. Чтобы у тебя всё было хорошо, ты должен побеждать тех, кто хочет, чтобы у тебя всё было плохо. В вакууме хорошо не бывает. Враги были, есть и будут, и, если ты хочешь выжить, их нужно уметь уничтожать. Достигая своих целей, всегда переходишь кому-то дорогу. Отец, я уверен, эту истину знал, раз неплохо выруливал достаточно сложный бизнес, но мама не была бойцом. В общем, этой семье бойцов не хватает. И сейчас особенно.

То, что я задумал, конечно, могло повредить моему инкогнито, привлечь ненужное внимание, но атака на семью, атака на самку — я не мог заставить себя сейчас относиться к происходящему, как к «странному поведению хомо». Я уже почти семь лет сам хомо. И конкретно эти хомо, мои родители, ничего плохого мне не сделали. Мало того — они меня любят. Так что правильным будет их защитить. Они уже даже не хомо для меня, они люди.

— Мам, сходи на тренировку. Ты всегда говорила, что там успокаиваешься. Тебе лучше на улицу выйти, — Славик сочувственно смотрел, а Димон увещевал мать. Мне было нужно, чтобы мама ушла из дома.

— Мам, если не знаешь, что делать, иди на тренировку, там что-то придумаешь! — присоединился Славик. — Часок побегаешь и успокоишься!

— Вы чего это меня из дома гоните? — мама отвлеклась от печальных дум. — Я к папе собиралась в больницу после обеда, может, в себя придёт.

— Мы не гоним, но мы видели, что у тебя всегда настроение поднимается, когда ты на тренировку сходишь. Если мы можем тебе настроение поднять, то оставайся. Но лучше сходи на тренировку, потом к папе иди.

Я был уверен, что, глядя на нас, мать только больше будет думать, что с нами сделает страшный сосед, так что сейчас мы ей настроение не поднимем точно.

В принципе, я предлагал нормальное решение. Пойдёт проветрится. Что-то сможет придумать. Решений куча. Можно уехать из этой квартиры, можно из города, можно даже из страны. Мы прямо сейчас можем взять и уехать, забрав отца. Если сосед реально имеет силовые ресурсы, то тактическое бегство — это абсолютно нормально. Но мать была не боец от слова совсем. Скорее, она согласится дать собой воспользоваться, чтобы защитить нас. Сосед всё правильно рассчитал. У женщины уже стресс после нападения на мужа, потом эти внезапные угрозы. Мало времени на принятие решения. Это вообще-то способ морального давления на допросе, а не в мирной жизни, но сосед вот пользуется и не стесняется. Из местной терминологии его неплохо характеризует термин «мудак». В общем, ситуацию буду решать я.

Мать быстро поняла, что дома у неё настроение лучше не становится. Она позвонила в больницу, убедилась, что отец пока так и не пришёл в себя. Так что она собралась и пошла на тренировку, вернее, на пробежку, как я ей и советовал. Благо до вечера ещё почти целый день.

Проводив её взглядом из окна, я посмотрел, как с ней увязался наш дворовый пёс Тузик, которого в своё время приютили охранники, а сейчас он был любим не только ими, но и почти всеми детишками нашего жилого комплекса. Мама ласково потрепала немаленького Тузика по холке, и они вместе скрылись за углом здания. Я же посадил Славика и Димона на диван и стал думать, не упускаю ли я чего-то. Если есть время на подумать и на подготовиться, значит, надо думать и готовиться. Но ничего нового я не придумал. Должно получиться.