Глава 5

Сбор сборной СССР начался 15 апреля в Тбилиси. Столица Грузии должна была принять товарищеский матч со сборной Швеции 18-го числа, а затем мы, футболисты Торпедо, отправятся в Москву для подготовки к ответному полуфиналу Кубка чемпионов.

И когда Эдуард Василич огласил стартовый состав я не смог сдержать улыбки

Это было черно-белое нашествие.

Из «Торпедо» вызвали девятерых игроков основного состава. Харин, Ковач, Горлукович, Добровольский, Шавло, я, Заваров, Литовченко, Протасов. Только два фланговых защитника были из других команд — Борис Поздняков из московского «Спартака» и Анатолий Демьяненко из киевского «Динамо».

Фактически сборная СССР на матч со Швецией — это «Торпедо» плюс два человека.

— Вот так вот, — усмехнулся Заваров, когда мы собрались в гостинице «Иверия». — Можно было просто всю команду вызвать и не париться.

— Ещё Савичевых не хватает, — добавил Протасов. — Тогда вообще комплект.

— Не жалуйтесь, — сказал Малофеев, услышав наш разговор. — Значит, хорошо работаете. Вот и получаете место в сборной. А теперь покажите шведам, почему вы — лучшие.

Эдуард Васильевич был прав. «Торпедо» доминировало в советском футболе. Мы были чемпионами страны, обладателями Кубка УЕФА, стояли в шаге от финала Кубка чемпионов. Логично, что костяк сборной составляли именно торпедовцы.

* * *

18 апреля. Стадион «Динамо» в Тбилиси. 70 тысяч зрителей. Солнечный весенний день, плюс двадцать градусов.


Швеция приехала в сильнейшем составе. Для них это была отличная возможность проверить себя и понять чего они стоят против лучшей команды мира.

Малофеев выпустил почти чистое «Торпедо»:

Харин в воротах. Позняков, Ковач, Горлукович, Демьяненко в обороне. Добровольский и Шавло в центре. Я на правом фланге, не на своей родной центральной позиции, но Эдуард Васильевич хотел проверить, как я играю на фланге. Заваров в центре, Литовченко в на левом фланге, Протасов на острие.

Судья дал стартовый свисток. И началась экзекуция.

* * *

Мы разорвали шведов в клочья.

Уже на 3-й минуте Протасов открыл счёт. Добровольский длинным пасом вывел Олега один на один с вратарём. Протасов хладнокровно обыграл Томаса Равелли и отправил мяч в пустые ворота. 1:0.

На 8-й минуте я получил мяч на правом фланге, обыграл защитника, и навесил в штрафную. Протасов головой переправил мяч в сетку. 2:0. Дубль Олега за пять минут.

Шведы пытались что-то противопоставить, но мы доминировали во всех компонентах игры. Контролировали мяч, создавали моменты, давили.

На 15-й минуте Заваров пошёл в сольный проход по левому флангу, обыграл двух защитников и пробил в ближний угол. 3:0.

На 22–я минута. Литовченко получил мяч в штрафной после прострела Заварова, развернулся и пробил — мяч влетел под перекладину. 4:0.

28-я, пора и мне отметиться в протоколе. Классическая атака сборной СССР и ТОрпедоЮ со скидкой на то что я на фланге, приводит к тому что Саня выводит меня на одинокого Равелли, удар под опорную ногу и вынимай.

Я забил ещё раз на 41-й минуте — получил пас от Заварова, обыграл защитника и пробил в дальний угол. Но судья отменил гол из-за офсайда. Жаль, хотелось оформить дубль.

Шесть голов за сорокпять минут. Трибуны ревели от восторга. Грузинские болельщики обожали хороший футбол, и сегодня мы им его показали.

6:0 к перерыву. Полный разгром.

* * *

В раздевалке Малофеев был доволен.

— Хорошо, — сказал он. — Очень хорошо. Но во втором тайме будут замены. Нужно дать игровое время другим ребятам.

Эдуард Васильевич заменил сразу пятерых. Вместо Протасова вышел Родионов из «Спартака». Вместо меня — Беланов из киевского «Динамо». Вместо Шавло — Алейников из минского «Динамо». Вместо Ковача — Чивадзе. Вместо Горлуковича — Брошин.

Я сел на скамейку, накинул куртку. Было немного обидно — хотелось доиграть, хотелось забить ещё. Но я понимал: товарищеский матч, можно делать сколько угодно замен. Плюс нужно беречь силы на «Порту».

Второй тайм получился более открытым. Швеция забила дважды — оба раза отличился Магнуссон, их центральный нападающий. Но и мы добавили три мяча.

Финальный счёт — 9:2 в нашу пользу.

Девять голов сборной СССР. Шикарно, настояший праздник

После матча грузинские болельщики не расходились ещё минут тридцать. Аплодировали, скандировали, требовали выхода игроков. Мы вышли, помахали рукой. Трибуны взорвались радостью.

Хорошая разминка перед «Порту». Очень хорошая.

* * *

Сразу после финального свистка и отдачи должного болельщикам, которые пришли поддержать сборную Советского Союза, мы отправились в аэропорт. Товарищеские игры главной команды страны — это, конечно, важно. Но впереди у нас стояла задача, перед которой меркло практически всё. Нужно было добивать «Порту» и выходить в финал Кубка Чемпионов.

Малофеев прекрасно это понимал и распланировал сбор национальной команды таким образом, чтобы торпедовцы были в расположении своего клуба уже на следующее утро после игры в Тбилиси. Мы заехали на базу за полночь практически в том же составе, что и выходили на поле в Грузии, за исключением Протасова и Литовченко.

Парни не могли принять участие в матче с «Порту» из-за регламента, поэтому Стрельцов решил не запирать их на базе вместе со всеми остальными. Зачем, если играть им в следующий раз только 2 мая? По иронии судьбы, это будет первый матч, в котором бывшие футболисты «Днепра» встретятся с командой, которая дала им путёвку в большую футбольную жизнь и в которой они впервые в своей карьере стали чемпионами страны.

Мы же, все остальные футболисты «Торпедо», как обычно, заперлись на базе и приступили к подготовке к ответному матчу полуфинала с «Порту».

Я никогда не жаловался на какие-то ментальные проблемы. У меня всё с душевным здоровьем всегда было очень хорошо. И настолько хорошо, что я не помню ни одного случая, чтобы перед матчем, например, у меня была бессонница. Даже перед финалами чемпионатов мира и Европы я спал как сурок. Хорошо и безмятежно. А на мой взгляд, крепкий сон перед такими событиями как раз и показатель того, что с нервами всё в порядке.

Но почему-то сейчас, перед ответным полуфиналом с «Порту», меня буквально накрыло.

Я не знаю даже, как это сказать. Не паническая атака, а что-то другое. Я буквально чувствовал, как меня трясёт от того, что я боялся не оправдать ожиданий.

Пытаясь анализировать эту ситуацию, я вдруг понял, что я действительно боюсь. Отчаянно не хотелось уходить из «Торпедо» проигравшим. Эта команда стала для меня вторым домом, второй семьёй. И подвести её вот сейчас, в момент, когда я расстаюсь с этой второй семьёй, но при этом мы стоим на пороге главной победы в истории клуба… А Кубок Чемпионов вполне можно так назвать. Это по-настоящему страшно.

И в результате я попал в такую спираль. Мысли о том, что я могу не справиться, о том, что я покидаю команду, как-то накручивали меня, накручивали. И в результате от той блестящей формы, в которой я вышел на матч против сборной Швеции несколько дней назад, остались одни руины.

Вот буквально был футболист сборной Советского Союза Сергеев — и нет футболиста Сергеева.

Мы перенесли два домашних матча. 7 апреля должны были играть с ЦСКА — перенесли. 23 апреля должны были играть с «Шахтёром» — перенесли, прямо на следующий день после полуфинала. Осенью будем добирать эти игры. Уже без меня. Уже без Заварова.

Всё ради Кубка чемпионов. Всё ради этого полуфинала. Всё ради шанса выйти в финал и выиграть главный клубный турнир Европы.

И вот теперь я психологически разваливаюсь. За три дня до матча.

Я лежал ночью в своей комнате на базе, смотрел в потолок. Заваров похрапывал на соседней кровати. А я не мог уснуть. Мысли крутились в голове, как белки в колесе.

Что, если я сыграю плохо? Что, если подведу команду? Что, если из-за меня мы проиграем?

Это последний большой матч перед моими болельщиками. Последний шанс выиграть что-то действительно великое с «Торпедо». И я боюсь облажаться.

Часы тикают. Времени мало. И я разваливаюсь на части.

20 апреля. До матча оставалось чуть больше двух суток. После вечерней тренировки Стрельцов вызвал меня к себе в кабинет.

— Присаживайся, — сказал он, кивнув на стул напротив стола.

Я сел. Эдуард Анатольевич налил два стакана чая, придвинул один мне.

— Как дела? — спросил он.

— Нормально, — ответил я автоматически.

Стрельцов посмотрел на меня внимательно. Долго молчал. Потом вздохнул.

— Слава, я тренирую достаточно давно. И вижу, когда у футболиста что-то не так. У тебя что-то не так. Что случилось?

Я хотел соврать. Сказать, что всё отлично, что я в порядке, что готов рвать и метать. Но не смог. Слова застряли в горле.

— Боюсь, — наконец выдавил я. — Боюсь облажаться.

Стрельцов кивнул. Не удивлённо, а скорее понимающе.

— Расскажи.

И я рассказал. Про то, как накручиваю себя. Про то, как боюсь подвести команду. Про то, что это последний большой матч перед своими болельщиками, и я отчаянно не хочу уходить проигравшим. Про то, что «Торпедо» стало моей второй семьёй, и предать её сейчас — непереносимо.

Говорил минут пятнадцать, не останавливаясь. Стрельцов слушал, не перебивая. Иногда кивал. Иногда делал глоток чая.

Когда я закончил, в кабинете повисла тишина.

— Понимаю, — наконец сказал Эдуард Анатольевич. — Я через это проходил.

Я посмотрел на него удивлённо.

— Вы?

Стрельцов усмехнулся.

— Да. Я. Думаешь, я не боялся? Не накручивал себя?

Он откинулся на спинку стула, посмотрел куда-то в сторону. В прошлое.

— Ты знаешь что я в своё время оказался без футбола. Надолго. Очень надолго. И это было… страшно. Я подумал тогда, что подвёл всех, не только себя свою семью и друзей, А вообще всех. Многотысячную армию болельщиков «Торпедо». Многомиллионную сборной Советского Союза. Я подвёл их, и они имели полное право ненавидеть меня.

Эдуард Анатольевич замолчал. Я не решался что-то сказать.

— Это грызло меня, — продолжил он тихо. — Каждый день. Каждую ночь. Я просыпался и думал: вот оно, моя жизнь кончена. Футбол кончен. Всё, что я любил, всё, ради чего жил — кончено. И это была моя вина.

Он посмотрел на меня.

— Но знаешь что? Я прошёл через это. Выдержал. Вернулся. И теперь сижу здесь, разговариваю с тобой. С капитаном «Торпедо», чемпионом мира, одним из лучших футболистов планеты.

Стрельцов налил ещё чаю.

— Ты боишься подвести команду. Это нормально. Это значит, что тебе не всё равно. Но знаешь, в чём твоя ошибка?

Я покачал головой.

— Ты думаешь, что всё зависит только от тебя. Что если ты сыграешь плохо, мы проиграем. Но это не так. У нас команда. Одиннадцать человек на поле. Плюс запасные. Плюс тренерский штаб. Мы все вместе. И если ты вдруг споткнёшься, мы тебя подхватим. Так же, как ты подхватывал нас десятки раз.

Эдуард Анатольевич сделал паузу.

— Ты не один, Слав. Ты никогда не был один в этой команде. И сейчас ты тоже не один. Помни об этом.

Мы говорили ещё долго. Стрельцов рассказывал о своей жизни, о том, через что прошёл, как справлялся. Он не был гением-мотиватором, который может словом зажечь сердца своих футболистов. Его мотивирующие речи я бы оценил на твёрдую четвёрку. Иногда у него получались настоящие пятёрки, но назвать его прям гением я бы не стал.

Его сильные стороны — это комбинация всех необходимых тренеру навыков, а не что-то одно.

Но сейчас разговор со Стрельцовым именно за жизнь, а не про футбол, мне очень помог. И, конечно, кощунственно так говорить, но основой того, что меня успокоило и помогло прочистить голову, был спокойный, может быть, чуть монотонный рассказ Стрельцова о том, как он в своё время оказался без футбола. Как он, с его точки зрения, подвёл болельщиков. Что, оказавшись вне футбола на очень долгое время, он испытывал душевные страдания — это грызло его, но при этом он сумел через это всё пройти.

Разговор закончился ближе к полуночи.

— Спасибо, Эдуард Анатольевич, — сказал я, вставая.

— Не за что, — ответил Стрельцов. — Иди спать. Завтра новый день.

Я вышел из кабинета и вернулся в свою комнату.

Честно сказать, я ещё часа три не мог уснуть. Ворочался в кровати. Заваров даже пару раз послал меня по матушке из-за этого. Но мысли были уже другими. Не паническими, не тревожными. Просто… размышлениями.

О том, что сказал Стрельцов. О том, что я не один. О том, что у нас команда.

Я не знаю, в какой момент уснул. Но когда проснулся на следующее утро — 21 апреля, за день до матча — я был не выспавшимся, но спокойным.

А в данной ситуации спокойствие для меня значило собранность и концентрацию.

* * *

22 апреля. День матча.

Проснулся рано, хотя будильник не ставил. Организм сам разбудил меня в семь утра. Лёгкая разминка на базе. Завтрак. Собрание с тренерским штабом.

Стрельцов был спокоен, как всегда.

— Ведём 4:2, — сказал он. — Нам достаточно не проиграть с разницей больше двух мячей. Но мы не будем обороняться. Мы будем играть в свой футбол. Мы — «Торпедо». Мы атакуем.

Эдуард Анатольевич посмотрел на каждого из нас.

— Сегодня на трибунах будут сто тысяч человек. Ваших болельщиков. Людей, которые верят в вас. Покажите им, почему вы — лучшие.

Мы кивали. Слова были не нужны. Мы всё понимали.

* * *

Днём я попытался отдохнуть. Полежал, посмотрел телевизор. Позвонил Кате.

— Как ты? — спросила она.

— Нормально, — ответил я. — Волнуюсь, конечно.


— Всё будет хорошо, — сказала Катя. — Вы выиграете. Я верю.

— Спасибо, — улыбнулся я.

— Я буду на трибуне, — добавила она. — С Олей. Будем болеть за вас.

— Увидимся после матча, — пообещал я.

— Увидимся. Люблю тебя.

— Я тебя тоже.

Положил трубку. Катя будет на трибуне. Моя жена. Мать моего будущего ребёнка. Она верит в меня. Они все верят.

Мы не можем их подвести.

* * *

До мачта полчаса, мы и порту уже на поле

Смотрю на зрителей и вижу, что свободных мест на трибунах нет вообще. Ни одного. Стадион заполнен до отказа. Люди стоят в проходах, сидят на ступенях, висят на ограждениях.

Сто тысяч человек.

«Лужники» — не самый удобный стадион для футбола. Трибуны далеко от поля. Беговая дорожка отделяет зрителей от газона. Атмосфера обычно не такая плотная, как на других стадионах.

Но сегодня это было неважно.

Сегодня «Лужники» превратились в гремящий котёл. В кипящий вулкан. В эпицентр страсти, эмоций, веры.

Сто тысяч человек. Сто тысяч голосов. Один порыв.

«Тор-пе-до! Тор-пе-до! Тор-пе-до!»

Когда мы вышли на поле, трибуны взорвались. Рёв усилился в десять раз. Барабаны загрохотали так, что земля задрожала под ногами. Десятки тысяч чёрно-белых шарфов взметнулись вверх.

Флаги. Огромные флаги «Торпедо» развевались на трибунах. Транспаранты. «Торпедо — чемпион!», «Вперёд, автозаводцы!», «Москва с вами!».

И красные советские знамёна. Море красного, перемежающееся чёрно-белым. Три цвета — чёрный, белый, красный. Цвета «Торпедо» и цвета СССР.

Я остановился посреди поля, оглядел трибуны. Сто тысяч человек смотрели на нас. Ждали от нас. Верили в нас.

Кровь забурлила в венах. Волосы встали дыбом. Всё тело наэлектризовалось.

Это наши люди. Это наш стадион. Это наш матч.

Последние приготовления перед мачтем. Соперник уже на поле. Португальцы выглядели напряжёнными. Они оглядывались на трибуны, переговаривались между собой. Атмосфера давила на них.

А мы чувствовали себя как дома. Потому что это и был наш дом.

* * *

Без пятнадцати шесть мы вернулись в раздевалку. Последние приготовления. Стрельцов собрал нас в круг.

— Вот оно, — сказал он тихо, но его голос был слышен каждому. — Вот ради чего мы работали весь сезон. Вот ради чего мы жертвовали, терпели, боролись.

Эдуард Анатольевич посмотрел на каждого из нас.

— Сейчас вы выйдете на поле. Сто тысяч человек будут кричать ваши имена. Вся Москва. Вся страна. Весь Советский Союз смотрит на вас.

Пауза.

— Покажите им. Покажите всем. Покажите миру, кто такое «Торпедо». Покажите, почему вы — лучшие.

Мы кивнули. Слова застряли в горле. Эмоции переполняли.

— А теперь идите, — сказал Стрельцов. — И выигрывайте.

Мы встали, пошли к выходу из раздевалки.

Коридор. Лестница. Выход на поле.

Рёв трибун накрыл нас, как цунами. Сто тысяч голосов слились в единый крик.

«ТОР-ПЕ-ДО! ТОР-ПЕ-ДО! ТОР-ПЕ-ДО!»

Мы вышли на поле, построились в центральном круге. Сердце в груди так и колотилось

Судья дал последние указания. Я встал на своё место. Посмотрел на трибуны. Сто тысяч человек смотрели на меня. Ждали.

Всё готово.

Судья Рональд Бриджс дал стартовый свисток.

Ответный полуфинал Кубка чемпионов начался.

Загрузка...