Глава 21

Аттон миновал черные от старости покосившиеся ворота, и обходя лужи блевотины, двинулся к входу в таверну. Со времени его прошлого визита здесь почти ничего не изменилось. Вдоль поросших синим мхом стен по прежнему стояли огромные пузатые бочки с ужасным пойлом, от одной кружки которого ноги сами приходят в пляс, от двух – руки сами лезут в драку, а если продолжать пить дальше, то через день в голове поселяется дивная тварь, при каждом движении вонзающая в мозги свои острые когти.

То там, то здесь во дворе прямо на черной истоптанной земле лежали неподвижные тела, то ли пьяных, то ли попросту мертвых. Запах стоял ужасающий.

Аттон толкнул тяжелую дверь, пропустил копанию упившихся солдат и прошел к стойке. Хозяин Воула сидел на массивном дубовом табурете и подперев могучую челюсть огромным волосатым кулаком смотрел с нескрываемым отвращением, как два еле стоящих на ногах краснорожих буяна пытаются бить друг другу морды. Получалось у них плохо. Рассевшаяся на лавках многочисленная разношерстная публика активно подбадривала бойцов криками.

Аттон грубо отпихнул подвернувшего под руку бродягу, и не давая поводов для последующей перепалки, демонстративно поправил за спиной меч. Бродяга сморщил испитое лицо, и грязно ругаясь, нырнул в толпу у стойки.

Аттон приблизился к хозяину, оперся о стойку и пробурчал.

– Меня что здесь никто не рад видеть?

Воула повернул к нему массивную бритую голову и подвигав нижней челюстью просипел:

– Прости, Птица-Лезвие, старика… Задумался вот о смысле нашей никчемной жизни…

Аттон наклонился, пошарил под стойкой и выудил кувшин. Сорвав пробку зубами, он сделал несколько глотков и посмотрел на дерущихся.

– А ты не увлекайся, хозяин ночи… А то ведь можно и по миру пойти. Как представишь себе сколько дерьма вокруг – и захочется чего-то светлого, необычного. Что бы сердце затрепетало и рванулось из груди на волю… Так и представишься господу нашему Иллару, с пеной на губах и выражением невыносимой муки в глазах…

– Вот и я о том же… О цветах подумал, о юных девах… Мясо пойти порубить, что ли?

Старик расхохотался, слез с табурета и крепко обнял Аттона.

– Каждый твой приезд сюда, Птица-Лезвие, волнует меня больше и больше! Этакая радость на старость лет – следить за тем, кому еще ты перешел дорогу в этом неспокойном мире…

Аттон поперхнулся пивом.

– Что на это раз?

Воула зашел за стойку, плеснул себе в кружку какой-то темной остропахнущей бурды, хлебнул и невесело улыбнулся.

– Да вот, опять тебя разыскивают…

– Опять аведжийцы?

– Ну, аведжийцам сейчас, пожалуй, не до тебя. На этот раз твоей персоной интересовались имперцы, брат Птица-Лезвие… И ведь знают же, куда идти, паршивые дети самой мерзкой джайлларской свиньи…

Аттон поставил кувшин на стол и осторожно спросил:

– Ну, и кто это был? Кто-то из Тихих Домов? Или из Падрука? Я давно не был в больших городах Империи, хозяин ночи, а потому не представляю, кому я мог понадобиться.

– Да нет, Тихие Дома, по-моему, позабыли о тебе. Приходил по твою душу некий аристократ. Он так и не представился. Такой себе, щеголь из столицы – белый камзол чудесного покроя, дорогие духи, и все прочее, но безоружный… Его сопровождал бородатый варвар, в полном доспехе. Вот его-то, мои ребятки и узнали…

– Ну и кто же это?

– А некий забринец, по имени Патта, по прозвищу – Москит. Настоящий убийца. Не чета всем этим пустобрехам. Пожалуй, ровня тебе будет. Москит – сын той самой забринской Семерки, которую в свое время изрубил в капусту твой покойный папаша, Ардо…

Аттон отставил кувшин и задумался.

– Что они хотели?

– Ну как же… Конечно, твою коллекцию морских камушков. Я не знаю, кого ты убил на этот раз, но мне кажется все это очень серьезно. Я не боялся аведжийцев, не боюсь имперцев, не боюсь войн и чумы. Война не затронула мои интересы нисколечко, Птица-Лезвие, лишь немного пополнила мои скромные запасы. Но я не хочу связываться с наследниками Семерки. Это могущественные воины, Птица-Лезвие, а те, на кого они работают – имеют власть, подобной власти императора. Если бы ты не пришел сам, я бы отправил на твои поиски своих людей, потому что, те, кто искал тебя, явно угрожали мне, и я почему-то склонен им верить. Вот, они просил тебе это передать, – Воула полез за пазуху, вытащил замусоленный клочок пергамента и протянул Аттону.

Аттон пробежал глазами текст, свернул пергамент в трубочку и поднес к свече. Воула напряженно следил за его действиями. Когда послание догорело, Аттон смахнул пепел на пол и жестко усмехнулся:

– Они никогда не оставят меня в покое. Никогда и нигде. – Он повернулся к старику и взял его за руку. – Я ручаюсь тебе, хозяин ночи, что это дело никоим образом не коснется тебя. Мне лишь нужно кое-то.

– Что именно?

– Две подкованные лошади. Кое-что из вещей. Хороший, дорогой лук и стрелы.

Воула с облегчением вздохнул.

– Деньги-то у тебя есть?

Аттон улыбнулся и полез в мешок.

– Ах, да… Держи! – Он кинул старику тяжелый сверток. Воула поймал на лету, вскользь оглядел содержимое и небрежно кинул сверток под стойку.

– Не буду спрашивать откуда у тебя это. Можешь просить еще столько же…

– Может ты даже знаешь, что это?

Огромный старик обиженно засопел.

– Почему бы и нет? Аведжийская вещица, из ларца какого-нибудь высшего вельможи, великого рода. Возможно, что и самого герцога. Работа Сандро Камилла, или его сына Зуи. Стоит это намного больше, чем я смогу тебе дать, и намного больше того, что дадут за эту штуку мне. Теперь бери все что тебе нужно и проваливай. Надеюсь, когда ты появишься здесь в следующий раз – я уже буду пасти свиней под ногами у Джайллара. И… Удачи, тебе, сынок – Старик улыбнулся, протянул руку и потрепал Аттона по щеке. – И помни, ты единственный воин в Лаоре, кому я наливал бесплатно!

Загрузка...