— Дмитрий Сергеевич, расскажите, как вы переносите текущий нырок? — я сидел на месте безопасника в «офисе» и смотрел на собеседника.
— Нормально переношу, — старший мичман морской пехоты Бородько пожал могучими плечами, даже не представляю, с каким весом он может подтянуться. Наверное, если все его отделение будет падать в пропасть и зацепится за него, то он сможет подтянуться с таким грузом и вытащить их всех. Да он в дверной проём боком входил!
— Никаких трудностей не испытываете? — не уходил я от темы.
— Никаких, — хмуро бросил Дмитрий Сергеевич, — я сотни раз участвовал в боевых походах и хорошо переношу нырки.
— Я смотрел ваше дело, — кивнул я, стараясь не отходить от нужной темы, но Бородько не шёл на встречу, а сам я не знал, вернее, опасался… нет, скорее, не понимал, как деликатно спросить самому. Потому тщательно подбирал слова: — мне надо понимать, что… как… — я замялся, поднеся руку к лицу, — Вы…
Горбушка на зрительском месте у стены сокрушённо покачал головой, протяжно вздохнул, и выдал:
— Митяй, ты до сих пор бухаешь или кодировка держится?
— В бубен захотел, Петруха? — старший мичман Бородько всем корпусом повернулся к унтер-лейтенанту Горбушке и потёр ладонью кулак. Выглядело это, словно он протирал шар для боулинга.
— Так ты солдат, — хмыкнул Горбушка, — ребёнка не обидишь.
— Причём здесь он? — Бородько повёл плечом в мою сторону, — ты старик, а не ребёнок.
— Тем более, — ухмылка Горбушки несколько поблекла, — я ж точно рассыплюсь, у тебя кулак с арбуз размером…
— Фильтр на варежку поставь, — грозно пробасил Бородько, — и не отсвечивай. А то разошёлся тут, разгладить некому, кожух от кресла, лимон сморщенный…
— Так, мичман, заканчивайте, — не выдержал я и хлопнул ладонями по столу, привлекая его внимание, — не надо угрожать моему подчинённому, — Бородько снова, как самоходка артиллерии, развернулся всем корпусом, и я, поймав его взгляд, продолжил: — нас волнуют ваши трудности с алкоголем. Сейчас нырок, и запрета на распитие в кают-компании нет.
Бородько нахмурил брови и тяжело посмотрел на меня исподлобья. Его глаза блестели в свете лампы, и казалось, что в пещерной тьме горят два алых уголька. От такой ассоциации по коже пробежали мурашки, я сбился и замолчал.
На мгновение повисла тишина.
— Старший мичман, — пробасил Бородько.
— Будете пить, как раньше, о приставке «старший» можете забыть, — выдохнул я, возвращая себе уверенность. Как с туром работать, ей-богу. Дашь слабину — раздавит. Так что права на ошибку нет. Тем более вопрос серьёзный.
Старший мичман не просто любил закинуть за воротник. Когда алкоголь бил в голову, он начинал приставать к сослуживцам, и уже сам бил им в голову. Учитывая его кулаки и всю фигуру в целом, доставалось не только тем, кто ниже по званию, но и некоторым обер-офицерам. Без внутренней силы с ним никто не мог справиться.
Службу же Дмитрий Сергеевич продолжал исключительно из-за старых заслуг и потому, что был первоклассным штурмовиком. Он один стоил целого отделения. Потому с ним и возились, чередуя губу с медицинским подходом. Хватало всех этих мер ненадолго.
Бородько посверлил меня взглядом и ответил:
— Я уже не пью.
— У меня есть показания, — я потянулся к мышке, и вывел для себя на монитор текст, — что вчера вечером Вы, в кают-компании, уговорили бутылку бренди…
— Уже — это с сего момента, а то было вчера, — буркнул старший мичман, перебивая меня, и покосился на монитор, но информация там, как и на старых устройствах, отображалась исключительно спереди. Только вместо пластикового корпуса он увидел заставку на воздушной проекции (я туда цветочки-ромашки поставил).
— Отлично, — я сделал вид, что не заметил его неуважительного поведения, но положительный результат решил закрепить. Чтобы у него не возникло сомнений, кто здесь старший. Как говорится, надо учить тура, пока он не решил оспорить лидерство. — Но Вам придётся дважды в день проходить проверку у доктора, утром и вечером.
Бородько сверкнул глазёнками, наклонил голову, и я добавил:
— Также, два раза в неделю, терапия от алкоголизма, — я твёрдо взглянул ему в глаза, — это приказ.
— Есть, — старший мичман поморщился, и снова посмотрел на монитор: — кто меня сдал, не скажете?
— А Вы, как думаете? — осторожно произнёс я и добавил: — Можете идти, Дмитрий Сергеевич, встретимся на следующем нырке, обсудим прогресс.
— Ладно, сам найду, — Бородько погладил арбузоподобный кулак и грузно встал со стула, — хорошего дня, Ваше благородие.
Гермодверь перед ним открылась, и он покинул кубрик безопасников. Горбушка проводил его поворотом головы, дождался, когда внешние двери в отсек закроются, и встретился со мной взглядом.
— Ну и кулачищи, — покрутил я головой.
— Потому и носит позывной Арбузер, — хмыкнул Горбушка.
— Кто у нас следующий? — вздохнул я, выкидывая из головы картину, как Бородько боком, пригнувшись, протискивается в дверной проём.
— Унтер-лейтенант от флота, Мария Николаевна Соболева, тоже зависимость.
— Тоже пьёт?
— Не, тут зависимость иного рода. Она слаба на, — Горбушка ехидно сморщился и, похлопав себя по низу живота, сжал кулак и, как заправский мачо, несколько раз накрыл его ладонью. А затем добавил: — тут же все бойцы, как на подбор, красавцы, так что ты аккуратней, лейтенант, ты в её вкусе. Может, как раз, сможешь укротить кобылку.
Поморщился от его бестактной прямолинейности и открыл личное дело Соболевой. Как раз вовремя, гермодверь открылась, и в кубрик вошла среднего роста моложавая блондинка.
Форма, явно на размер меньше, подчёркивала изгибы тела. Яркий макияж говорил о боевом настрое. Мария Николаевна, соблазнительно качнула бёдрами и шагнула к столу
— Вызывали, Ваше благородие? — с придыханием произнесла она, грациозно оседлав стул для посетителей.
Я никогда не верил в мистику и не преклонялся перед потусторонним. К фильмам и книгам на эту тему я относился скептически. Они для меня были развлечением и только.
Даже нюансы моего появления в этом мире не сподвигли меня повернуться в ту сторону. Я не обращался к бабкам-гадалкам и медиумам. Не гадал на кофейной гуще и картах таро.
Из всего, что происходило в моей жизни, к мистике можно отнести лишь жужжание пчёл в голове, и неуверенность Лиры, что свадьба состоится. Но это обычное проявление интуиции. Предчувствия, основанные на глубинной работе мозга по обработке неявных событий и фактов.
Мы не придаём им значения в обыденной жизни. Не замечаем, как и кто неловко повернулся или дёрнулся. Не обращаем внимания, на мелкую фальшь в голосе, довольствуясь тем, что хотели услышать. А мозг всё подмечает и анализирует. Зачастую мимо кассы (нашего осознания), и подаёт смутный, едва уловимый сигнал.
Вот и жужжат потом пчёлы, и переживает, казалось бы попусту, любимая.
Но в этот раз, я, будто в воду глядел. Даже «Оракул» — ИИ аналитики разведки, не смог бы сработать точнее. Все мои предчувствия подтвердились — личные встречи с экипажем давались мне тяжело. Причём с каждым днём всё труднее. Три недели назад было легче.
И дело тут не в том, что их много, или потому, что причины этих встреч вызывают удивление. Работа безопасника давно уже направлена не столько на разгребание последствий правонарушений, но и на их пресечение.
Лет триста назад никто и не подумал бы общаться с Бородько. Забрали бы его на губу после драки, а потом, если повторится, списали бы с позором на планету. Но тогда желающих служить, а, главное, подходящих для службы людей набиралось с избытком.
Сейчас же, в эру дефицита кадров, появилась необходимость сохранять личный состав. Вот и приходилось контролировать любителей выпить и подраться. Пресекать на борту азартные игры и развлечения. Работать с такими вот Соболевыми.
Подумаешь, любит девушка плотские развлечения. Тащит к себе в постель каждого, кто ей приглянется. Что тут такого? Это же не азартные игры, которые могут спровоцировать ненависть к победителям, и разложение боевого духа. Вбить клин в единство боевого братства.
Но нет, это тоже наше дело, дело СБФ. Сегодня она одарила своим вниманием одного морпеха, завтра другого, затем ещё, а послезавтра, горе любовники познают губительное пламя ревности. Отдадутся ему, и начнётся война за благосклонность дамы.
Триста лет назад таких морпехов отправляли на губу после конфликта. А потом в тюрьму, если кто-то примерил стальной макинтош в результате разборок. Сейчас же мы работали с корнем проблемы. С провокатором в «юбке».
И это нормально, как по мне. Даже правильно. Человеку, что постоянно находится на грани жизни, нужен ориентир, маяк, чтобы с этой грани не соскочить. Чтобы видеть, куда идти, как вернуться. Но, как же трудно, когда кто-то вставляет палки в колеса. Подговаривает экипаж вести себя неестественно, вызывающе. Провоцировать безопасника на конфликт. Пытаться склонить его на нарушение правил.
Только за сегодняшнее утро мне дважды предложили расписать пульку в преферанс с отличными ставками на кону. Десяток раз выпить (это учитывая, что через пять часов мы должны были выйти из нырка, и на корабле со вчерашнего вечера введён запрет на алкоголь). А сейчас, видимо, меня будут соблазнять третьим размером и пухлыми губами. И, что-то мне подсказывает, что к отказам дамочка не привыкла. Более того, по глазам вижу, она сможет и готова повернуть отказ в нужную ей сторону. Раздуть из него конфликт.
Да и не только по её глазам вижу. Вон, унтер-лейтенант Горбушка, мой спутник и свидетель всех бесед по долгу службы, аж светится азартом. Приготовился к шоу, чтобы потом с радостью и удовольствием пересказать всё начальству.
Трудно работать, когда за тобой следят сотни глаз. Когда зрители жаждут увидеть, как ты оступишься или, хотя бы, споткнёшься. Я вновь оказался в ситуации, когда кругом одни враги. Только на этот раз мне не помогут мои бойцы. Опасность здесь иного рода. И мне надо победить самому. Доказать себе, что я могу. А то сам же перед собой буду выглядеть пустословом.
— Нравлюсь? — спросила Соболева, приосаниваясь на стуле, — а то Вы смотрите и молчите. Дар речи потеряли?
— Думаю, — ответил я правду, скользя взглядом по её личному делу и списку «счастливчиков» за две недели нырка, который предоставил Горбушка.
Мария Николаевна успела одарить вниманием не только пятерых унтеров, но и двух обер-офицеров. У некоторых из них в делах стояли отметки о выговорах за драки. Одна, как раз вчера, причём из-за неё. Оба морпеха до сих пор сидят в разных камерах гауптвахты, под охраной моего отделения. Те ещё соседи.
— О чём думаете? — Соболева провела язычком по верхней губе, — мне всегда нравились умные мужчины. С ними очень интересно и горячо.
— Правда? — сказал я, чтобы беседа продолжалась, вдруг она сболтнёт что-то лишнее. Сам же думал, как провести работу так, чтобы и я остался цел, и она прекратила постельный тур.
— Истина, — сверкнула глазами Соболева, — такие фантазии начинают воплощать, — она подалась к столу и навалилась на него грудью.
Застёжка на кителе расстегнулась, и стало ясно, что нательного белья под ним нет.
— У вас есть фантазии? — Соболева горячо зашептала, как заправская жрица любви, — мы можем их воплотить в жизнь.
— Правда? — протянул я, нащупывая мысль, которая кружила в голове. Любопытный вид Горбушки, вон как уши греет, даже подался вперёд, только подстёгивал мои раздумья.
— Конечно, — прошептала Соболева, — даже офицерам надо отдыхать.
— А потом драться? — я улыбнулся уголком рта, и это её раззадорило.
— Вы о тех мичманах? — её глазки стрельнули на переборку, правда не ту, за которой находилась гауптвахта, — не думайте о них, Вам они не соперники, они же все младше по званию.
Ох, красиво, ничего не скажешь. Вилка в шахматном стиле. Пока что все её любовники младше по званию, чем она. Даже обер-офицеры, всего лишь старшие мичманы. Мне, предлагается, либо клюнуть на её «чары», довольно посредственные, если честно, либо попытаться надавить на неё через разницу в званиях. Якобы она превышает полномочия, заставляет младших по званию спать с ней.
Оба вариант долгоиграющие. Проблему в данный момент решат, и позволят мне почувствовать себя победителем. Зато потом, на берегу, когда поход закончится, моё решение оспорят, доказав, что всё было по согласию, и выговор вынесен неправильно. Либо припишут превышение полномочий уже мне, а она сыграет жертву служебного произвола.
И то и то для меня окончится плохо. Можно будет поднять вопрос о служебном несоответствии.
Нет, может, я напрасно паранойю, и всё это случайно. Просто так сложились обстоятельства. Куда не кинь, всюду клин. Даже запретить ей заигрывать с членами экипажа я не могу. Не имею права лезть в личную жизнь, но и поддерживать здоровую атмосферу на борту обязан.
Нет, всё же это не случайность. Интересно, кто придумал такую многоходовочку? Капитан или Секунд-майор Остапов?
— Лейтенант, решайтесь уже на что-нибудь, — Соболева шевельнула плечами, от чего грудь колыхнулась, — перевоспитайте меня лично, или…
— С радостью, Мария Николаевна, — я, наконец-то, поймал мысль за хвост, и широко улыбнулся. Соболева приняла эту улыбку на свой счёт, и глаза её вспыхнули триумфом. — Но не могу, я не соперник его высокоблагородию.
— Кому? — Соболева захлопала ресницами.
— Секунд-майору Остапову, — пожал я плечами. — Слышал, Вы сейчас с ним на ранней стадии отношений, и я не хочу быть третьим лишним или пятым колесом.
— Каким колесом? — глаза Соболевой округлились, а ротик приоткрылся. Глупышкой она выглядела особенно привлекательно. Такая растерянная, беззащитная. Даром, что офицер. Понимаю, почему на неё так клюют мужчины.
— Пятым, — снова улыбнулся я, слегка повышая голос, чтобы любопытный Горбушка наверняка всё расслышал, — не хочу мешать вашим с секунд-майором Остаповым отношениям.
Как оградить самку тигродава от внимания остальных самцов, если нельзя отправить её в отдельный вольер? Надо сосватать её альфе.
— Но я… что за вздор? — взмахнула руками Соболева, отчего грудь её едва не выскочила из кителя. — Я и Остапов не…
— Как скажите, Мария Николаевна, как скажите, — поспешил я и подмигнул ей, — Я вызвал Вас лишь для личного знакомства, так сказать, никаких претензий к Вам не имею, — я указал рукой на гермодверь за её спиной, — хорошего Вам дня, Мария Николаевна.
Соболева поджала губы. Посмотрела на меня хмуро. Мотнула гривой пшеничных волос и, гордо задрав голову, прошла на выход. Она покинула кубрик, но картина её бёдер, как они покачиваются, задержалась в голове на несколько мгновений.
— Ух, ну и баба, — восторженно протянул Горбушка, повернулся ко мне и, как заговорщик понизив голос, прошептал: — а это точно, что она, ну, — он кивнул головой на дверь, — с Остаповым.
Сосватать самку альфе это половина дела. После надо донести это до стаи. Будем надеяться, что Горбушка тот ещё сплетник, и разнесёт молву по кораблю.
— Угу.
— Точно? — недоверчиво переспросил Горбушка, — она, вроде, возмутилась.
— Но успокоилась, когда я ей подмигнул, что это останется между нами, — возразил я, — она защищала Остапова, сами понимаете, Пётр Ильич.
— Угу, — протянул Горбушка, задумавшись, и я решил набросать деталей к этой истории. Чтобы звучала правдивей.
— Так что точнее некуда, — устало бросил я, переводя взгляд на монитор. — Я сам вчера слышал об этом в спортзале. Только, — я посмотрел на Горбушку и приложил палец к губам, — никому, я случайно услышал, и обещал, что дальше меня не уйдёт.
— Нем, как рыба, — помотал головой Пётр Ильич.
— Это хорошо, — кивнул я, — а то не хочется подвести коллег офицеров.
Приманку, судя по блеску в глазах, Горбушка заглотил. Сдаст он меня, как есть сдаст. Всё сделает, чтобы подмочить мою репутацию. Что ж, мне только это и нужно. Слух о Соболевой и Остапове разойдётся, и никто не рискнёт поддаться на её чары. Разве, только капитан или Мангуст. Но надо ли им это? Не думаю.
Я вздохнул и потянулся. В спине приятно защемило после долгого сидения в кресле.
— На сегодня всё, Пётр Ильич, — посмотрев на часы, сообщил я Горбушке, — прошу Вас продолжить работу по подготовке материалов на личный состав, у нас остались встречи только со штаб-офицерами.
— А что делать с Соболевой? — Горбушка подскочил с места и пошёл за мной на выход из кубрика. — Какой план мероприятий по работе с ней?
— Пока не знаю, — поморщился, закрывая гермодверь, — сами понимаете, в свете её близости к начальству, надо быть крайне осторожными.
— Это да, — протянул Горбушка, наблюдая, как кодовый замок его бывшего «офиса» загорается красным. Теперь туда никто не войдёт без моего присутствия.
— Но как-нибудь мы отреагируем, Пётр Ильич, — я вышел из отсека безопасников. Дождался, когда Горбушка, кинет прощальный взгляд на двух караульных в доспехах (Чуватов с Феей сегодня дежурили), и выйдет следом за мной.
В коридоре я с ним распрощался и пошёл к медотсеку. До тренировки у Мангуста оставалось два часа. А мы с минуту на минуту должны были выйти из нырка, и оказаться в системе за пределами Российской Империи.
Так что мне предстояло заскочить к Елизавете Владимировне, которая отправилась в поход вместе с нами. Пройти по быстрому плановое обследование, и до тренировки успеть на мостик.
Система выхода из нырка, Виа Вита, хоть и за границей, но входила в зону влияния Империи. Так что считалась безопасной для судоходства. Более того, наши корабли периодически её патрулировали.
Принадлежала система, уже знакомой мне по Тау Метам, общине «Искателей свободной и счастливой жизни». Там располагалось две космических станции. Одна добывала и перерабатывала ресурсы с газового гиганта, по имени которого и была названа система. Вторая служила заправочной станцией и, одновременно, оборонительным рубежом.
Каких-то проблем я не ждал. Но и пропустить выход за границей Империи не мог. Инструкции требовали моего присутствия. Первый сеанс связи должен был определить, есть ли какие-либо проблемы в системе. И как они сочетаются с планом походных мероприятий.
Вот же, дёрнуло меня, а? Надо было найти другой способ решить конфликт с офицерами «Злого».
На повороте, перед самым медотсеком, я столкнулся с Пивоваровым. Тим, с улыбкой до ушей, топал мне навстречу и беззаботно размахивал ведром. Обычным ведром, в которое воду набирают. Где он его только взял?
— Ой, — вздрогнул Пивоваров, когда заметил меня, улыбка на его лице сменилась испугом, и он вытянулся по стойке смирно, — матрос Пивоваров… готов…
— К чему ты готов? — я прошёлся по нему взглядом. Форма опрятна, все застёжки закрыты. Штатный тесак на месте. Только ведро выбивалось из картины идеального мтароса.
— Ко всему, — пролепетал Тим.
— Ведро где взял? — прищурился я.
— Боцман дал, — тут же выпалил Тим.
— Зачем?
— Помочь просил, — заговорил Тим быстро-быстро, проглатывая слова, — сходить во второй отсек машинного отделения и набрать компрессии.
— Компрессии? — у меня от неожиданности дёрнулось веко.
— Так точно, — Тим старался смотреть мимо меня, — только мне надо крышку для ведра найти, чтобы она, не вышла. Потому я тут хожу, ищу крышку для ведра.
Ничего не понимаю, что за бред?
— Так, — я покачал головой и провёл рукой по волосам. — Боцман говоришь?
— Так точно.
— Так….
Договорить мне не дал вызов по инфопланшету. На экране гаджета выскочило сообщение от капитана корабля Растулова. Он приказывал мне срочно явиться на командный мостик.
Видимо, мой визит в медотсек отменялся. Мы вышли из нырка, и что-то случилось. Что?
В тысячный раз за эти недели у меня появилось ощущение, что зря я во всё это ввязался…
— Так, — я отбил, что команда принята, и посмотрел на Пивоварова, — дуй в кубрик и готовься к тренировке.
— А ведро?
— С собой забери, потом вернёшь, — бросил я, и повернулся в сторону горизнтального лифта.
Времени нянчиться с Тимом и розыгрышами, которые ему устраивали, у меня не было. Мостик ждал, а я гадал, что там происходит. Очередная подстава или что-то серьёзное?