— Ростислав Драгомирович, доложите, что происходит? — Виктор Маркович смотрел на меня с голограммы.
Его лицо выражало строгость, а лысина блестела в свете люстры. Это сочетание не особо настраивало на деловой лад. Даже больше, мне, вдруг, стало как-то весело. Захотелось рассмеяться.
Подавить порыв оказалось легко, стоило глянуть на жаждущего возмездия Горбушку и суровое, непроницаемое лицо капитана Растулова.
Они, эти двое, действительно хотят выяснить, что здесь происходит? Не думаю. Скорее я ошибся, и они знали о моей должности в СБФ. Знали и специально всё так провернули.
Сомнения улетучились, стоило понять, что капитан вошёл сюда «с ноги». Заранее созвонившись с Растеряшевым. Меня просчитали и решили сразу расставить все точки над «и».
Пусть меня и просчитали, но и сами просчитались. То ли перестарались с декорациями, то ли капитан не проверил состояние дел у Горбушки, а он и не мог проверить, только понадеяться на его компетентность.
Зато я теперь знаю, что не только Остапов находится у истоков этого представления. Капитан Растулов однозначно в курсе, и тоже плёл эти сети. Только вот браконьерство опасно. Можно попасть на проверяющего, или поймать рыбу намного больше, чем рассчитывал. Себя я к такой рыбе, правда, не относил, но и что сказать мне было.
Взял у капитана его гаджет и перевёл на режим изображения. Глубоко вдохнул. Очистил разум. Выстроил доводы в логической последовательности:
— Виктор Маркович, — начал я излагать линию защиты, — по прибытии на корабль, мною обнаружены нарушения в работе местного отдела безопасности флота.
Взял свой инфопланшет, в два касания подключился к сети «Злого» и отправил записи разговора с Горбушкой Растеряшеву. А теперь атака, говорят, она — лучшая защита:
— Планы мероприятий по работе с личным составом отсутствуют. Планы мероприятий по маршруту следования тоже. Системы в отсеке СБФ не запаролены, доступ свободный. При отсутствии сотрудников безопасности, на гауптвахте находятся посторонние.
— Посторонние? — вырвался у Горбушки тонкий писк возмущения, — это караул морпехов…
— Необходимость в карауле отсутствует, так как на гауптвахте нет нарушителей. Но, если он всё же выставлен, то гермодвери в «офис» в таком случае, должны блокироваться, как и служебные системы, — произнёс я, словно на эказмене, — иначе у третьих лиц, не обладающих допуском, появляется возможность доступа к секретной информации ведомства.
— Пфф, — не выдержал Горбушка, издав насмешливое фырчание, — это ж свои ребята, мы на корабле, как семья.
Капитан, в отличие от унтер-лейтенанта, не спешил веселиться. Взгляд его налился тяжестью понимания. Метнулся на морпехов караульных, которые развесили уши и ловили каждое наше слово.
— Дело не в личных отношениях, — кивнул я, принимая довод Горбушки, и продолжил отвечать: — дело в нарушении системы грифов доступа и секретности.
Я перевёл взгляд на экран инфопланшета капитана:
— Виктор Маркович, признаю, не удержался. На земле занимался работой с секретными данными, и тут не смог пройти мимо нарушений, — во рту внезапно пересохло, наступил момент истины, и я заговорил медленнее: — проверка логов показала, что никто в систему не заходил уже давно, значит, доступом никто не воспользовался, и утечки не было…
Горбушка издал булькающий звук ликования, но я не обратил внимания на этого идиота, и продолжил:
— Потому я ограничился устным замечанием за небрежность в работе, чтобы лишний раз не отвлекать Вас, да и мы уже находились в пути. Поэтому принял решение взять «офис» СБФ на корабле под свою команду. Вину свою за самовольство признаю. Готов понести заслуженное наказание.
Всё! Вроде всё по делу сказал, и умудрился не сболтнуть лишнего. Сам собой горжусь. Больше мне добавить нечего.
Растеряшев на экране прекратил хмуриться. Глаза заблестели, как и лысина, а на лице проклюнулась лёгкая улыбка.
Капитан Растулов же наоборот, утратил непроницаемое выражение лица и скривился, будто откусил половинку лимона.
Видимо, капитан сообщил Растеряшеву что-то нехорошее про меня. И теперь, когда всё разъяснилось, да еще и подкреплено записью разговора с моего инфопланшета, у Виктора Марковича появилось поле для манёвра.
А Горбушка…. А, что Горбушка? Он, только начал догадываться, что что-то не так. Кажется, я теперь понимаю, почему он до сих пор унтер-лейтенант, но как его на корабль занесло в самостоятельное плавание? Вот это вопрос.
— Ростислав Драгомирович, — Виктор Маркович Растеряшев постарался сделать строгое лицо и, сам того не зная, процитировал меня почти дословно: — на первый раз обойдёмся без взысканий, ограничимся устным замечанием.
Он прервался, как мне показалось, чтобы создать интригу.
— В остальном же, будем считать Ваши действия оправданными, заступайте на должность, пока местный офицер не будет готов работать самостоятельно, — его рука потянулась, чтобы отключиться, но замерла. — Ростислав Драгомирович, передайте, пожалуйста, инфопланшет капитану, мне надо с ним поговорить.
Сказать, что у меня будто гора с плеч свалилась, значит ничего сказать. Я протянул гаджет Растулову. Мокрая, хоть выжимай, майка под формой неприятно натянулась на спине.
Капитан взял гаджет и вышел из «офиса». Говорить с Растеряшевым при мне, он не стал.
Гермодверь не успела захлопнуться, как Горбушка подорвался следом.
— Пётр Ильич, Вы куда? — успел я окликнуть его уже у самого выхода.
— В смысле, куда? — унтер-лейтенант вжал голову в худые плечи и снова стал похожим на сухофрукт. — Вы же тут теперь за главного, а я в каюту…
— Пётр Ильич, вернитесь на место, — устало вздохнул я, сил препираться не было, они все ушли на беседу с Растеряшевым.
Я откинулся на спинку кресла и проводил взглядом безопасника. Виновато улыбаясь, он прошёл на место и сел на тот же стул.
— А вас, господа, попрошу удалиться, — повысил голос, чтобы морпехи в каптёрке меня услышали. — Дежурство я отменил в сисиеме.
Спорить и препираться они не стали. Молча покинули отсек «офиса».
— И что теперь? — Горбушка хитро поблёскивал чёрными глазками и вертелся на стуле, — Вы же сменили коды доступа, я Вам не нужен.
Теперь уважение в его голосе стало явным. Но и некая хитринка там тоже всё ещё звучала.
— Вы слышали Виктора Марковича? — начал было я, но он меня перебил.
— Вы главный, да, — закивал он, — я не против, мне же легче. Отлежусь у себя в каюте.
Либо он чемпион непосредственности, либо гений манипуляций и хитрости. Учитывая, что я снова открыл его личное дело, и просматривал его, на первый план выходил второй вариант.
Индекс развития у Горбушки не превышал восемнадцати пунктов к сорока восьми годам. Этим объяснялось всё. И его звание, которое стало потолком карьеры. И его внешность шестидесяти летнего старика, знавшего только тяжёлый труд под палящим солнцем.
Хотя, внешность определялась ещё и пристрастием к алкоголю. Отметки о взысканиях за распитие встречались чаще, чем благодарственные за службу. Двадцать две против одной, если быть точным.
Ничем иным, как жутким кадровым голодом, я не мог объяснить присутствие этого человека на борту корабля.
Академию он не заканчивал. Только курсы при военной базе морской пехоты двадцать лет назад. Больше ни стажировок, ни повышений квалификации он не проходил. Да и главным безопасником на борту он стал только сейчас, в этом рейсе. Его командира, лейтенанта Селезнёва, перевели в Гусь-Налимск на должность командира отдела безопасности.
Какая ирония. Именно я причастен к тому, что Горбушка оказался здесь главным. И мне же с этим разбираться.
— Так, я пойду? — Горбушка попытался встать со стула.
— Нет, — покачал я головой, — скажите, Пётр Ильич, почему в системе был открытый доступ? Лейтенант Селезнёв, разве, не передавал Вам инструкции и коды?
— Передавал, — пожал плечами Горбушка, — только я их всё время забывал, потому просто удалил. Так проще.
По голове словно огрели пыльным мешком. Возмущение затопило разум. Я глубоко вздохнул. Успокоился.
Кажется, зря я во всё это полез. Хотел ответить на наезды? Ну, ответил. Теперь работы непочатый край. Кажется, я тоже просчитался. В этой схватке победителя попросту нет. Ладно, поживём — увидим, к чему всё это приведёт. Я сам назвался груздем.
— Зачем я Вам, господин лейтенант? — Горбушка не оставлял попыток улизнуть.
— Вы сами слышали, я старший, пока Вы не будете готовы работать самостоятельно.
— Да я, как бы и работал…
— Нет, Пётр Ильич, — покачал я головой, — вы пройдёте видеокурсы, сдадите мне экзамен, и тогда…
— А Вы сами давно сдавали экзамен? — хмыкнул Горбушка, сложив руки на груди.
— Месяц назад, — кивнул я.
Самое интересное, что, как раз по курсу дисциплин связанных с работой на боевых кораблях. Так что, если с видеокурсами не сложится, то смогу и сам прочитать ему…
Корабль дёрнулся. Лампы в отсеке на мгновение моргнули красным.
— В нырок вошли, — растянув губы в счастливой улыбке, произнёс Горбушка, и тут же его радость стала мне ясна: — в базе корабля курсов нет, а связаться с академией мы не успели.
Из меня, словно воздух выпустили. Плечи поникли. Только не это.
Горбушка засветился восторгом как ребёнок, получивший килограмм конфет.
— Не расстраивайтесь так, господин лейтенант, — произнёс он, — в другой раз…
— Да нет, — прервал я его, — конспекты перешлю на Ваш инфопланшет. Занятия будем проводить по вечерам.
Радость с лица Горбушки исчезла. Оно вытянулось, а в глазах поселилось вселенское удивление. Ему эта идея тоже не особо понравилась. Хоть какая-то отдушина за сегодняшний день.
— Проверку на алкоголь Вы будете проходить девять раз в день, — добивал я Горбушку последними инструкциями.
— Зачем так много? — воскликнул он, весь его вид показывал возмущение изменениями в его жизни.
— Четыре приёма пищи, по одной проверке до, по одной после, — сообщил я устало. Хотелось скорее закончить этот разговор и заняться, наконец, бумажной работой.
— А девятый?
— Перед отбоем.
— По живому режите, лейтенант, — Горбушка был настолько возмущён, что забыл, уже ставшее привычным, подхалимское «господин».
— По живому будет на тренировках, — вздохнул я, — будете с нами заниматься в зале.
— С вами?
Отвечать я не стал. Гермодверь в отсек открылась и к нам стали заходить мои бойцы.
— Анджей, — я встал с места, — занимайте три камеры на гауптвахте, кто остался в кубрике?
— Щукин и Арфа с группой, — доложил Гвоздь, — снаряжение куда?
— Ещё три камеры под арсенал приспособь, — распорядился я, — и выстави здесь постоянный караул из двух бойцов в доспехах.
— Есть, — Анджей покосился на Горбушку, глазевшего во все глаза на ребят, и прошёл вглубь отсека. Бойцы потянулись за ним.
— Оппа, губа, — произнёс голос Феймахера, — это ж где мы нагрешили?
— Да ты ж первым потом хвастаться будешь, — отвечал ему Пруха.
— Вы здесь жить будете? — спросил унтер-лейтенант Горбушка, когда мои бойцы прошли мимо кубрика, — это с ними мне заниматься? С кадетами?
— Здесь, Пётр Ильич, — я вернулся на, теперь уже моё, место, и стал вносить в системы корабля данные об отряде. Необходимо было провести отделение, как приданое службе безопасности. — И это не кадеты, а отряд ОМОНа.
— Кого?
— Отряд Морской пехоты Особого Назначения.
— Спецназ? — лицо Горбушки в очередной раз за день скукожилось, — я ж не вытяну такие нагрузки.
— У вас будет личная программа тренировок, — успокоил я его. — А пока, можете быть свободны.
Пётр Ильич ушёл, бормоча что-то себе под нос и покачивая головой. Я же смог вздохнуть свободней. Его общество начало напрягать. Хотелось побыть в одиночестве.
Грамотно налаженный процесс работы в отделении позволял мне заниматься своими делами. Гвоздь и Гадел занимались распределением бойцов по комнатам. Бобёр взялся за организацию нашего арсенала, а Гусар оккупировал процедурную. Почти все вопросы по размещению решались без моего участия.
Оставался лишь один момент — питание. Но и его я решил сразу же, как провел отряд под службу безопасности. Просто уведомил систему, о новых едоках, и выделил каждому стандартную порцию. Потом подумал о повышенных нагрузках (Мангуст не просто так отправился с нами), и увеличил порции в два раза.
Система корабля приняла изменения, а я раскрыл шаблоны для планирования мероприятий по работе с личным составом.
Так, сначала надо ознакомиться с делами на каждого члена экипажа «Злого». Проверить послужной список, провести аналитику, выявить склонности.
Возмущение гигантскими объёмами работы я душил в зародыше. Сам напросился. Придётся всё это совмещать с тренировками. Возможно, буду работать по ночам.
Рутина и бумажная волокита стали меня засасывать. Окружающий мир исчез. Я ощущал себя офисным Гераклом, вычищавшим офисные же конюшни вселенской корпорации. Над Горбушкой в моей голове сгущались тучи. Так запустить служебные дела….
— Душ шикарный! — возглас Осокина вырвал меня из рабочих завалов.
— Воду дали? — с недоверием и интересом спросил из-за переборки Пруха.
— Ага, я прям зацвету сейчас, как пустыня после дождя.
— Чур, я следующий, — сразу после слов Прухи, послышался топот.
— Там две кабинки, — крикнул Осокин вдогонку.
— Да хоть двадцать, — из процедурной выглянул Гусар. Посмотрел сначала в коридор, а потом на меня: — а жрать мы что будем? Я не смогу кормить всех больше суток. Я только для себя брал.
— Ой, да больно надо кому твоё, — послышался голос Сеффа Цнаймера, — у всех есть с собой запасы.
— Да? — лицо Мишы полыхнуло возмущением и он едко поинтересовался: — так что ж ты мои котлеты лопал?
— Дают, бери, — послышался ответ.
— Так я не давал.
— Но и не запрещал…
— Командир, — прервал их перепалку Бобёр, врываясь ко мне в кубрик, — там это, Ахад… быстрее…
Он прервался, перехватил воздух ртом. Махнул руками в коридор. Я подхватился сразу, несмотря на туман в голове от работы с документами.
Гусар выскочил, на миг опередив меня. В коридоре гауптвахты я его нагнал. Он, как и остальные бойцы стояли перед входом в камеру и заглядывали туда. Ахад Ордынцев стоял тут же. Его всегда спокойное лицо полыхало гневом. Он сжимал и потирал кулаки.
— Аха, что случилось? — поинтересовался я, не дожидаясь, когда Бобёр поспеет за мной. — Чего такой злой?
— Запал, — буркнул Ахад.
— Запал? — удивился я, в голове тут же пронеслись последние из досье членов экипажа.
Среди флотских были женщины, даже несколько молодых девушек. Где он с ними успел столкнуться? В столовой? И сразу же запал? Не думал, что он такой влюбчивый. Надо уточнить, вдруг она замужем, и он уже успел нарваться. Только этого нам не хватало, служебных конфликтов!
— На кого запал? — спросил я, — Имя знаешь? Звание, должность?
Ахад посмотрел на меня пристально. В его глазах промелькнуло что-то странное, затем он отошёл в сторону и указал себе за спину:
— Он запал от гранаты потерял, — Феймахер сидя на ящике с припасами скорчил виноватую мордочку, а Ордынцев добавил: — от моей гранаты.
— Фух, всего-то? — выдохнул я, чем удивил Ахада. — Всё нормально…
— А я тебе говорил, что всё путём? — обрадованно вскинулся Фея.
— А тебе слова не давали, — оборвал я его, — где запал потерял?
— Да здесь, сейчас найду…
— Разобрались уже? — рядом возник Бобёр, — я думал, подерутся…
— Так, всем искать, — скомандовал я, — поднимаем ящики, выносим и перебираем.
— Только скобу не сковырните, — озадачился Фея, — а то рванёт.
— А тебя, — я набрал воздуха в грудь, но тут же озадачился: — тебя бы на губу, Хирш, но ты уже здесь, а селить одного — это тебя наградить.
— Да жизнь с ним в одной комнате — наказание, — буркнул Гусар, — перевести его в отдельную самое то.
— Нет, — я покачал головой, и посмотрел на Фею, — будешь дежурить всю поездку. Помывка полов, стирка, работа с арсеналом только в присутствии Бобра и Гадела.
— Да я ж ничего не сделал, — удивился Хирш, — это ж простой запал.
По сути он прав. Там рвануть может только детонирующий заряд. А он для нас не страшен. Защитная сфера уже на пятнадцати пунктах индекса развития стопроцентно оградит От взрыва. Но сам факт такого события не останется в тайне. А мне сейчас не нужны слухи и проблемы с капитаном. С предыдущими бы разобраться. Так что идея взять наш самый непредсказуемый элемент в отряде под контроль — просто отличная.
— И перемещаться по кораблю только в сопровождении Гвоздя, — добавил я и, не слушая возражений, пошёл обратно в кабинет. Осталось просмотреть ещё несколько досье, а потом личные знакомства.
Что-то подсказывало мне, что легко они не пройдут. Чувствую, этот полёт я запомню надолго. Особено беседу-знакомство с Остаповым.