Лангбэрроу

ГЛАВА 1. Кубический Париж

— Засекреченное послание службы безопасности, сэр, — объявил молодой капитан охраны канцлера[10], и вручил контейнер.

Главный секретарь Хофвинтер, ветеран, проработавший около девятисот девяноста шести лет в пространственно-временном бюро доступа[11], генерации и регенерации, зарегистрировал поставку в журнале. Контейнер загудел и раскрылся как чёрный цветок, позволяя извлечь кристалл с данными из его сердцевины.

Он взвесил устройство в руке и дыхнул на поверхность.

— Засекречено, — заметил он. Капитан в великолепной красно — белой униформе не шелохнулся.

— Спасибо, эээ…

— Джомдек, сэр.

— Да, спасибо, капитан Джомдек. Ответа не будет.

— Кастелян приказал ждать, пока информация не будет полностью передана, сэр.

— А? Интересно, почему. Всё будет доставлено. Вам вряд ли стоит ждать результата.

— Хорошая идея, сэр.

— О, всё ясно.

Старый секретарь подошел к окну, выходящему на здание Капитолия. Во внутреннем дворе несколько отрядов охраны усердно работали над парадной строевой подготовкой. Что весьма неожиданно.

— Они заставляют всех напряжённо трудиться, — сказал он. — Должно быть, чего-то ждут.

Не обращая внимания на капитана, Хофвинтер установил кристаллический куб на панель передатчика. Объект тут же стал излучать зелёный свет.

Он ждал нужного кода.

Кто-то преследовал Дороти. Она не замечала никого подозрительного среди покупателей в проходах продуктового отдела «Маркс и Спенсер», но он был там. Она инстинктивно чувствовала его. Знала, что он наблюдает за нею. Дороти подумала «он», но это могли оказаться и «она», и даже «оно».

Она встала в очередь к кассе и впилась взглядом в толстую парижанку, которая тщательно исследовала содержимое корзины. Камера видеонаблюдения на потолке повернулась, указывая прямо на неё.

Слишком очевидно. Такого не могло быть.

Она начала перебирать франки в своем бумажнике, удостоверяясь, что они — нужного года выпуска. То же самое предчувствие появлялось за два дня до этого — в кафе «Момус» в Латинском квартале. Был сочельник за столетие до этого, и она находилась там с друзьями. Как только принесли пирожные с заварным кремом (её любимые), она почувствовала слежку. Звук и освещение кафе, казалось, потускнели, когда она повернулась, чтобы отыскать наблюдателя.

Возможно, за одним из столиков, среди шумных денди из жокей-клуба или слишком ярко одетых танцовщиц, только что пришедших из оперного балета. Он мог быть кем угодно среди беспорядочно движущейся толпы за окнами. Она едва заметила проходящий мимо духовой оркестр. Она смотрела, как падает снег в свете газовых ламп.

Тогда её мысли исчезли вместе с вином под внимательным взглядом монсеньора Сера.

Но теперь это чувство возникло снова. Спустя более, чем столетие, теплым июньским утром в парижском универмаге.

Очередь двигалась медленно, поэтому она попыталась думать о других вещах. В последнее время она часто вспоминала Доктора. Она не видела его больше года, и было забавно представить его в продуктовом отделе — к примеру, таком, как этот. Она решила, что он бы вскоре заскучал, рассматривая бесчисленное количество еды, и принялся бы жонглировать авокадо. Она и не предполагала, что Макиавелли может понравиться шоппинг…

Она подошла к кассе, оплатила покупку, и вышла из магазина. Но на улице она продолжала чувствовать слежку. У него либо имелось устройство для перемещения во времени, либо оно прибыло вместе с ней.

Воспоминание о том путешествии во времени все изменило. Внезапно «он» превратился в «оно». Она быстро зашагала назад к Рю Массен и свернула в проулок.

— Чёрт! — Высокий жандарм на велосипеде приближался к ней. В 2001-м году её мотоцикл не выглядел столь высокотехнологичным, как в более ранние годы, но всё ещё мог привлечь внимание. Почему она припарковалась в переулке? Она надеялась, что доберётся прежде, чем он поднимет тревогу, и половина Парижа прибудет, чтобы вытаращить глаза от удивления.

Он присел, чтобы внимательней изучить устройство, помогающее передвижению во времени — чёрный ящик с надписью «Осторожно» на множестве языков. Коробка начала сердито жужжать.

Дороти вытащила заколку из волос и встряхнула их. Затем подняла свои пакеты «Маркс и Спенсер» и, пошатываясь, стала приближаться к нему.

— Ой, мистер, — закричала она, с нарочито преувеличенным перивальским акцентом. — Помогите мне. Эти два типа просто подскочили ко мне и стянули чёртов кошелек. Что мне теперь делать?

Жандарм посмотрел на неё, скользнув взглядом по кожаному чёрному комбинезону и лёгкой кремовой блузке.

— Ну, давайте же. Помогите мне. — Затем она добавила на французском. — Вы говорите по-английски?

Он оставался невозмутим. Возможно, он видел её прибытие.

— Cette moto, madame? (Даже не мадемуазель!) Elle est tris sophistique pour une Lambretta, n'est ce pas? — Он указал на цифры спидометра. — Qui est Monsieur Schwarzenegger? Dans la sacoche? Avez-vous un permis de conduire?[12]

Это, должно быть, шутка, подумала она. Как же мне сбежать? Теперь он следил и за её пакетами.

— Смотрите, — сказала она, высыпая содержимое на землю. — Вуаля. Это — еда и напитки, понятно? Rien du crack. Rien de la contrabande[13].

Он схватил её за руку. Она гневно высвободила её ударом, который должен был повалить его наземь. Вместо этого он просто сильнее заломил ей руку за спину и сбил с ног.

Их можно выбрасывать на свалку, подумала она о булочках, смявшихся от её падения.

Он трижды пронзительно свистнул и стал передавать инструкции по рации. У входа в переулок показались люди.

В этот раз она, без сомнения, попалась. Она сложила руки и ударила его по затылку. Он упал, растянувшись на куче продуктов.

Кажется, ситуация улучшалась.

К ней подходили несколько здоровенных рабочих. Она подняла сумки, пнула по велосипеду и ударила по гудку. Мужчины отступили, зажимая уши. Она ожидала этот громкий звук, но всё равно он причинил ей боль.

Дороти ударила по зубчатому валику, и двигатель ожил. Она проехала по переулку, распугивая отшатывающихся прохожих. Минус сто двенадцать лет за десять секунд.

Время взорвалось в золотом шаре вокруг неё. Впереди простиралась временная воронка. Она как раз поспеет к чаю, окажется дома рядом с неизменно внимательным Жоржем Сера.

Она повернула боковое зеркало, чтобы посмотреть на своё лицо. Её глаза сверкали холодом и ненавистью. Это было не тем, что она чувствовала. Волосы разметались по сторонам. Увиденное показывало, что она находилась на грани.

Двигатель сильно вибрировал, и руль дергался в её руках. Туннель быстро расширялся. Он уходил вверх. Неопределённые блестящие формы, которые всегда проносились мимо в этих поездках, стемнели и исчезли. Она сняла руки с руля, давая мотоциклу возможность самому находить дорогу.

Тонкие полосы света двигались вдоль границ тоннеля. Красный — впереди, синий — позади.

Воздух казался холодным. Они чувствовала себя падающей звездой. Она расслабилась и позволила Временному Вихрю поглотить себя.

Куб всё ещё пылал зелёным.

Матрица сегодня необычайно медлила с ответом.

В ожидании Хофвинтер продолжал просматривать инструкции куба, уверенный, что молодой капитан не сочтёт это незаконным. Раз Хофвинтер участвовал в передаче сверхсекретных посланий, он хотел узнать, что происходило.

Вся эта необычная деятельность внизу была, вероятно, связана с появлением нового кастеляна.

Хофвинтер с трудом припоминал то время, когда почтенный старый кастелян Спандрелл не отвечал за безопасность в Цитадели. Периоды двух предыдущих пенсий Спандрелла, когда старик не был при исполнении служебных обязанностей, казались несущественными промежутками в знаменитой карьере. На сей раз он настоял, что не станет возвращаться.

— Некоторые люди никогда не знают, когда остановиться, — произнес он на своей третьей и заключительной пенсионной церемонии. — Я и так стал слишком осведомлённым для этой работы, поэтому считаю нужным передать её кому-то с меньшим количеством опыта.

По слухам, Спандрелл с трудом поспевал за реформами президента Романадворатрелундар. Высший Совет по-прежнему продолжал предоставлять кров инакомыслящим, в основном, из кланов Дромиан и Аркалиан, но ничего особенного, казалось, не мешало президенту следовать собственным путём. Она даже объявила о визите нынешнего властителя Арголиса.

Хофвинтер покачал седой головой. Считалось, что Андред, новый кастелян, был сторонником традиций, но на самом деле это едва ли соответствовало истине. Супруга Андреда, по слухам, была родом не с Галлифрея, но она, конечно, пыталась избежать общественного внимания.

Скорость, с которой реформа следовала за реформой, вызывала тревогу. Говорили также, что президент Романа, как она предпочитала себя называть, была слишком несдержанной в речах.

В Агентстве по Вмешательству существовала враждебная фракция, но никто никогда не знал, что они замышляют, пока не становилось слишком поздно, чтобы остановить их. Президент также являлась номинальным главой Агентства, но, как и предыдущие президенты, знала об их действиях не больше, чем остальное население.

Куб всё ещё пылал зелёным. Хофвинтер заворчал и перевёл взгляд на своего посетителя.

— Вы знаете о содержимом этого трансдукционного послания, капитан?

— Оно засекречено, сэр. — Джомдек смотрел на блюдо с фруктами, лежащее на столе. Хофвинтер улыбнулся.

— Вы, солдаты, проводите всё время в бессмысленных церемониях, которых не понимаете.

— Это — традиция, сэр. История.

— Ну, что ж. Если Вы не хотите знать…

Джомдек пожал плечами. Хофвинтер пододвинул к нему блюдо.

— Угощайтесь, Джомдек. Они остались после очередного дипломатического приема.

— Спасибо, сэр.

— После встречи с каким-то иностранным дипломатом с восемью глазами и ногами. Мой кузен из бюро поставки отправил мне оставшееся.

Джомдек слегка помедлил. Затем снял свои белые церемониальные перчатки и красный шлем, распустив белокурые волосы, и взял один из фруктов.

— Вы получили звание недавно? — предположил Хофвинтер.

— Ну, в общем-то, да, — пробормотал юноша с набитым ртом.

— О?

— Моя семья в течение нескольких поколений состояла из одних женщин. И я, ну, в общем, я — что-то вроде изгоя.

— Конечно, нет.

— О, да. Я даже не сдавал вступительные экзамены в Академию. Так что семья купила для меня должность охранника канцлера.

— Основы Капитолия, — ответил Хофвинтер с поклоном. Он заметил, что куб наконец-то сменил свой цвет на белый. Результат получался интригующим. — Вы что-нибудь знаете о планете под названием Земля? — спросил он.

— Где она находится? — молодой капитан всмотрелся в красный диск, который появился на экране порта. — Это — она?

Хофвинтер терпеливо повернул кристаллический куб. — Нет. Это — изображение категории допуска. Разрешает нам доступ к подматрице.

— Чёрт возьми, — изумлённо произнёс Джомдек.

Хофвинтер настроил расплывчатое изображение. На экране появилась сине-белая планета.

— Земля, — сказал он.

— Выглядит не очень, не так ли? Но кто-то явно положил на неё глаз.

— Вы имеете в виду Высший Совет?

— Среди прочих… У неё, должно быть, отличное стратегическое положение, но я никогда не думал, что… — Лицо Джомдека внезапно осветилось гордостью. — Вот куда направлен луч трансдукции!

Куб на панели стал синим.

— Сейчас он начал поиск, — сказал Хофвинтер. — Мыслеидентичность по секретному посланию.

Почти как искать иголку в стоге сена, но он может вычислить один мозговой образец среди миллиардов населения.

На лице Джомдека появилось беспокойство.

— Но послание секретное…

— Оно может быть засекреченным, — ответил Хофвинтер, — но чья будет вина, если всё пойдет не так, как надо, а? Я следил за выполнением секретных поручений в бюро ещё в те времена, когда здесь управлял Мазвен. Ещё четыре года, и я получу своё тысячелетнее право на отдых. И никогда и ничто здесь не терялось.

Он поискал взглядом что-нибудь хрупкое, чтобы разбить на удачу, но видел только твёрдый углерод, кремний и слюдяную пыль.

В комнате раздался сигнал тревоги. Куб вспыхнул красным пламенем. Хофвинтер почувствовал, что у него пересохло горло. Бог Судьбы должен был соблазниться. Как рыба в ледяных реках Галлифрея, что клюёт только на самую сочную приманку.

— Что произошло? — спросил капитан. — Мы что-то нашли? Хофвинтер принялся щёлкать по кнопкам на порте.

— Исчез, — хрипло произнёс он.

— Что исчезло?

— Луч. Что-то обрезало его. Отключило. Мы потеряли объект. Джомдек выглядел испуганным.

— Но в таком случае, что мы можем сделать?

— Ничего! — тут же ответил Хофвинтер. — Мы просто следовали инструкциям. Мы ничего не делали и ничего не знаем!

Куда ты направляешься?

— Домой. Я иду домой, — подумала она.

Дороти перемещалась без осязания и других чувств. Просто её мысли разделялись. Она должна была держаться за них или отбросить прочь в темноту. Где в данный момент находились её тело и мотоцикл.

Куда?

— Земля. Англия. Нет, теперь это — Франция. Париж.

Нужно быть увереннее, не так ли?

— Париж, — заверила она.

Ты считаешь, что снова увидишь его?

Голос следователя был жестким и дразнящим. Голос другой женщины в её собственных мыслях. Это переворачивало и разбивало их. Они были её собственными.

— Что тебе нужно? — подумала она.

Скажи сама.

— Я хочу домой!

И это — Париж, не так ли?

— Да!

Лгунья!

— Никто не называет меня так.

Никто никак не называет тебя.

— Ты только что назвала меня лгуньей.

Должно быть, это твоё имя.

Трудно возражать кому-то в своих мыслях.

— Прекрасно. Можешь звать меня лгуньей. А кто ты? Что ты называешь собой?

Разве ты не знаешь?

Дороти попробовала усмехнуться. Ребяческий смех, так жестоки могут быть только дети. Это и испугало её, и в то же время было утешительно знакомо.

Я — твой злейший враг. Я нахожусь рядом с тобой, — услышала она в ответ.

— Где? Кто ты?

Скажи мне, где ты хочешь, чтобы я была?

— Что я хочу — так это оказаться дома! Всё закрутилось.

— Чёрт возьми!

Дороти сидела на низкой кровати. Белая комната была пустой и холодной. Шесть глухих стен без окон или дверей. Позади неё послышался шум. Она обернулась.

Девочка была в чёрном, простом чёрном костюме и ботинках. Она выглядела просто тенью, лицо девочки было скрыто во тьме. Оно выглядело бесформенным, незаконченным или неопределённым.

Затем тень поднялась, и лицо стало проявляться. У неё были длинные каштановые волосы и большие карие глаза, которые пристально смотрели на Дороти. Она видела этот взгляд раньше. Холодный и обвиняющий.

Она всегда считала, что во Вселенной любой мог оказаться похожим на неё. Но здесь было что-то другое.

— Возвращайся в зеркало, — сказала она.

— Зеркала не огрызаются, — ответила девочка. Она подошла ближе. — Я… Эйс.

— Вот чёрт, — сказала Дороти.

— Точно.

— Докажи.

Эйс подняла гладкий черный карабин, который был прикреплен ремнём к плечу, и выстрелила в Дороти в упор.

Парижское отделение «Маркс и Спенсер» закрылось в начале 2001 года, таким образом, мне просто сошёл с рук этот факт! Предупреждение! Если Вы пойдете в «Вулвортс» в Южной Африке, то заметите, что он немного больше, чем магазин «Вулвортс» в Великобритании.

Если бы Дороти праздновала сочельник в кафе «Момус» в Париже в 19-ого века, то могло бы оказаться, что её шумные соседи — Мими, Рудольфо и прочие герои «Богемы» Пуччини. Жорж Сера, с которым веселится Дороти — французский художник (1859–1891). Его картины составлены из тысяч цветных пятен. В пьесе Стивена Сондхейма «Воскресенье в парке с Джорджем», которую я очень люблю, любовницу Сера зовут Дот. Извините, но я не смог удержаться.

Галлифрей Роберта Холмса — это смесь между уютным джентльменским клубом и Ватиканом, и я всегда использовал его в качестве образца для изображения Капитолия. Он очень стар. Если бы общество перестало развиваться, то ритуалам потребовалось бы ещё множество веков, чтобы сойти на нет. Здесь возникает большое количество обществ и странно названных чиновников, соперничающих друг с другом. У большинства работников — аналитический склад ума, они примечают множество мелких деталей. Они изучают Вселенную, записывая и пересматривая свои наблюдения, в то время как их лидеры заняты в бесконечно изменяющемся, сложном и величественном танце власти.