Мороз в огне и кресле-качалке
Мороз в очаге, мороз в ковше
Детские голоса витают в воздухе
Ветер качает пустую колыбель.
(Среднегаллифрейская детская песенка)
— Я не хочу, чтобы ты шатался по коридорам, Оуис. Особенно после наступления темноты. Инносет собрала упавшие карты. Она упаковала их в ящик и заперла его.
Оуис, никогда не предлагавший помочь, наблюдал за нею с кресла. Он состроил гримасу.
— Потому что Дом встревожен? Поэтому часы звенели?
— Это невозможно. Часы умерли несколько столетий назад.
— Я думал, что ты знаешь всё. Это было ещё одно предзнаменование? Можно было сказать, что он издевался над ней.
— Аркхью не придёт, — резко ответила она.
Джобиска, которая, предположительно, спала в углу кресла, открыла глаза и сказала:
— Оуис поспорил с Аркхью, что знает, где спрятано завещание.
— Опять? — спросила Инносет. Оуис сердито указал на Джобиску.
— Всё это время старая кочерга скрывала это.
Джобиска сжалась в своём кресле. Она приложила к глазам серую фланель.
— Я больше не хочу уходить, дорогая. Никто не выгонит меня отсюда. Если бы Вы позволили мне уйти, я бы не услышала так много.
— Оуис, — сказала Инносет. — Тебе не надоели эти игры? Потому что большинству из нас надоели.
Оуис усмехнулся.
— Аркхью никогда не вырастет. Что же здесь ещё произошло? Она покачала головой.
— Я обвинила кузена Глоспина.
— Хорошо, — заметил он.
— И что ты на этот раз сказал Аркхью, где спрятано завещание?
— Я только предложил. Мне казалось, что никто там прежде не смотрел.
— Все искали повсюду, — ответила она. — Так где?
Оуис пожал плечами.
— Не скажу.
Инносет посмотрела на Джобиску.
— В часах, дорогая, — произнесла старая дама. — Вот, что он сказал. Снаружи раздались шаги.
К тому времени, когда дверь открылась, трое обитателей комнаты сидели возле пустого очага, в тишине созерцая друг друга.
Драдж ворвался в комнату так, как будто искал незаконную и запрещённую вечеринку. Ни один из кузенов не оглянулся. Огромный слуга недолго понаблюдал за ними. Затем он поставил тарелки с кашей на стол.
— Что-то рановато, — обратилась Инносет к Оуису, зашивая прореху в одежде. Она посмотрела на драджа с презрением, которое тот заслужил.
— Мои кузены останутся здесь, пока не закончатся беспорядки.
Драдж подошёл к зеркалу. Он снял платок, которым был задрапировано стекло. Не обращая внимания на взгляд Инносет, он медленно и сознательно разорвал платок пополам.
Инносет проигнорировала предупреждение и продолжила рукоделие.
Комод щёлкнул. Один из ящиков открылся. Драдж достал из него набор карт.
— Проклятье, — пробормотала Инносет.
Кузены наблюдали в тишине, как драдж собирает с пола упавшие карты. Он открыл в себе ящик и бросил туда пакет. Заблестев ярче от триумфа, драдж вышел из комнаты. Дверь закрылась.
Инносет распустила стежки, которые только что сделала.
— Это были мои лучшие карты, — пожаловалась она. — Последние, чёрт возьми. Они проверяли нас.
Оуис посмотрел на пустое зеркало.
— Возможно, ему сказала Саттралоп? Инносет кивнула.
— Именно поэтому они принесли еду пораньше. Но если Саттралоп бодрствует, она уже в курсе.
Так как домоправительница не покидала своё кресло в течение семидесяти одного года, а комнату с тех пор, как западное крыло было атаковано личинками сто двенадцать лет назад, вероятность того, что за ними наблюдали, была крайне низкой. Но Инносет решила закрыть зеркало. На всякий случай. Она взобралась на туалетный столик и повесила обе половины платка на зеркало так хорошо, как смогла.
— Они должны понимать, что что-то происходит, — сказала она. Оуис посмотрел на тарелку с кашей.
— По крайней мере, они не забрали еду.
— Не сейчас, — Инносет погрозила пальцем. — Тебе нужно узнать, что случилось с Аркхью.
— Что? — изумился Оуис. — Туда? В темноту? Но ты сказала… А как же ужин?
— Победа слаще после ожидания, — ответила Инносет.
— А вдруг случится что-то непредвиденное? Это подождёт.
— Не спорь. Тебе шестьсот семьдесят пять, и уже пора взять на себя некоторую ответственность.
— Но… — Он с тоской посмотрел на тарелку с кашей. Она снова подняла иглу.
— Тем более, что это — полностью твоя вина.
Кухня была пустой пещерой рядом с чердаком Дома. Крис спустился по темной чердачной лестнице, привлечённый светом двух бледных ламп, висевших над рядом каменных духовок. Когда-то это было кухней гигантов из его сна, но дни, когда здесь готовили, давно прошли. Паутина покрыла кастрюли и неглубокие сковороды. Ряд ржавых ножей лежал на решётке. Крис подумал, что здесь разделывались и поджаривались туши животных, иногда целиком.
Даже спустя столько лет здесь чувствовался запах кухни. В дальнем конце находились доказательства, что место по-прежнему использовалось. Связки высушенных грибов свисали с потолка. К своему отвращению Крис заметил, что одна связка состоит из небольших коричневых грызунов, подвешенных за хвосты.
Горшок, достаточно большой, чтобы называться котлом, стоял в очаге. Жирное серое мясо шевелилось в горшке, как будто до сих пор было живо. От него исходил запах, словно Дом был всё ещё обитаем.
На столе стояла тарелка с несколькими бледными грибами. От них тоже пахло.
Когда Крис прошёл через центр кухни, ряд ковшей начал звенеть, словно призывая к тревоге. Он нырнул в самый близкий дверной проём и почти услышал шаги гигантов.
Ковши замолчали, как только он исчез. Крис продолжил спускаться по лестнице.
Белые стволы дерева были повсюду, выравнивая проходы и создавая арки, между которыми находились твёрдые стены. Иногда здесь мерцали лампы, которые наполняли коридоры Дома призрачным светом.
Подойдя к подножию лестницы, Крис услышал отдаленный свист. Что-то вроде уии-ху. Он медленно сделал шаг вперёд.
Уии-ху.
Он посмотрел на галерею. Одна сторона была открытой как балкон. Крис предположил, что это большой зал.
Доктор стоял в сводчатом проходе на полпути к галерее, сверкая во мраке балюстрады. Уии-ху.
Он свистел в темноту, повторив несколько раз.
Крис хотел присоединиться к нему, но сдержался. Он должен был увидеть, что произойдёт дальше. Под ним скрипнула половица. Доктор напрягся и стал осматриваться.
Крис вернулся назад. Чтобы его не заметили, он поднялся вверх по лестнице в кухню. Он должен был разобраться с этим местом прежде, чем Доктор начнёт навязывать свою точку зрения, как делал каждый раз.
Он осторожно прошёл по кухне, боясь, что ковши начнут звенеть, когда услышал шаги. Он быстро нырнул в тайник за дверью.
Здесь было прохладно, хотя запах напоминал прогорклый сыр. Дверной проем был перекрыт двумя металлическими распорками. Крис прижался к двери. Поверхность была удивительно холодной на ощупь.
Шум дыхания выдавал его.
Что-то царапнулось с другой стороны двери. Затем последовал удар, будто что-то стало таранить барьер собой.
Зловоние сыра чувствовалось сильнее. Крис посмотрел в глазок в двери.
В темноте с другой стороны раздалось шипение. Глазное яблоко с серыми венами и косым чёрным разрезом внезапно посмотрело из отверстия на него.
Крис вздрогнул. Он слышал движение в кухне. Ему больше негде скрыться. Он почувствовал, как напряглась дверь, поскольку что-то изнутри продвигалось наружу. В дюймах от него, глазное яблоко начало извиваться в глазке. Оно вертелось в своём новом гнезде, и, не мигая, смотрело на него.
Он хлопнул по глазку. Раздался шипящий гневный визг и давление ослабло. Доктор вытер руку о брюки и посмотрел на Криса. Его лицо ничего не выражало.
— Что это было? — спросил Крис.
— Откуда мне знать? — лаконично ответил Доктор. — Видимо, его привлёк запах.
— Извини, — сказал Крис.
— Неважно, — Доктор оглянулся на кухню. — Ты просто увидел что-то противное в кладовой, вот и всё.
Крис продолжал дрожать.
— По-моему, оно тоже видело меня. — Он протянул джемпер Доктора. — Я принёс тебе это. Доктор взял джемпер, вытер им руки и положил на стол.
— Мы должны найти ТАРДИС. Она провалилась под пол.
— Я так и подумал, — ответил Крис. — Насколько глубоко он уходит вниз?
— Очень глубоко.
С главной части кухни послышался чавкающий звук. Доктор нервно оглянулся.
— Просто мясо тухнет, — сказал он.
— Мы должны найти ТАРДИС, — ответил Крис, выходя в коридор. — Эта кухня пугает меня.
— Фи-фи-фо-фам[30], — произнёс Доктор. Он задержался в дверном проёме.
— Тебе знакомо это место? — спросил Крис.
Доктор покачал головой.
— Ничуть.
— Или на какой мы планете?
— Понятия не имею. ТАРДИС, должно быть, отклонилась от курса.
— Кажется, ты говорил, что кто-то изменил модуль векторного генератора.
— Ах, ты помнишь об этом, — Доктор неубедительно улыбнулся. — Почему бы тебе просто не спуститься вниз и не начать поиск?
— Мне?
— Да. Это место выглядит огромным, и есть в нём что-то, что… в чём мне нужно разобраться. Я просто взгляну, Крис. А ты пока иди и постарайся найти ТАРДИС.
— Предположим, что я столкнусь с кем-то?
— С крупным судьёй вроде тебя? — ответил Доктор. — Здесь темно. Оставайся в тени.
— Хорошо, — сказал Крис. — И если покроюсь пятнами, то, по крайней мере, они не узнают меня. Внезапно в глазах Доктора вспыхнула ярость.
— Почему? С кем ты говорил?
— Ни с кем, — беспечно ответил Крис. Чёрт, подумал он. Чуть не проговорился.
Кузен Аркхью цеплялся за край станка. Две тусклых масляных лампы, которые стояли на резном каменном катафалке, ничуть не рассеивали тени Большого Зала.
Он дрожал. Он переполз весь Зал, начиная с того места, где он упал с часов. Токсины в пыли, должно быть, расслабили его, потому что, не считая нескольких ушибов, он был невредим.
Единственные шрамы были внутри. Двойная боль от страдания и отчаяния. Близость к живительным энергиям сердца дома должна была утешить, но каменная стена была холодной и безразличной. Бесплодной, подумал он.
В своём уме он слышал шепчущие голоса давно потерянных кузенов, зовущих его, чтобы присоединиться к ним. Чего он ждёт здесь? Почему один? Отзывающиеся эхом голоса стали руками, которые протянулись к нему. Он хотел уступить их объятьям и уйти в темноту. Ту темноту, где он больше ничего не сможет помнить.
Но он не мог забыть то, что видел. Он подтянулся к постаменту Станка и вытер пыльный стеклянный гроб, который лежал на вершине. Фигура, лежащая внутри, выглядела спокойной и безмятежной. Букет свежих цветов лежал на древней груди Квинца. Цветов, всё ещё свежих спустя шесть с половиной веков. Не было никаких признаков колотой раны на его груди.
— Это — ложь, — сказал Аркхью голосам. — Мы все жили в ужасной лжи.
— Мы знаем, — ответили они.
— Убийца… убийца, — громко повторил он.
Ужасное преступление, за которое он должен ответить. Это имя нельзя произносить. Оно запрещено в Доме. Сквозь бормотание голосов он услышал приближающиеся шаги. Он оглянулся. Скоро начнутся сумерки. Он спустился в темноту.
— Я так думаю, — пробормотала себе Инносет. — Как я могла забыть дату? Вот дура.
Она сидела на своей кровати, переворачивая страницы альманаха. Это была одна из нескольких естественных книг в Доме — журнал, который она вела каждый день до наступления темноты. Так же, как она ежедневно заплетала волосы и работала, чтобы закончить изложение классических текстов Старого Времени — все по памяти. Единственный истинный выпуск в Доме хранился в ядре информации, и не было никакой возможности прочитать его.
Она вздохнула. Её рукописный подлинник ужасно ухудшился в последнюю сотню лет или около того. Были места, где стояли лишь непонятные каракули. В других импровизированные чернила, сделанные из сока сапрофитов или даже, в момент отчаяния, из её собственной крови, исчезли. Сухая бумага выпила их полностью.
Всё же она надеялась, что сможет завершить. Сначала предзнаменование, и теперь это открытие. Это не имело смысла, конечно. Конец? Она даже не была уверена, что это означало. Больше не будет темноты? Не будет усталости? Починки дыр их рваной одежды? Полная чушь.
Она перевернула страницы альманаха, чтобы проверить ошибки.
Когда домоправительница Саттралоп стала более придирчивой и менее доступной, чем когда-либо, Инносет принялась самостоятельно поддерживать порядок в Доме. Она пыталась сохранять моральные устои, даже если польза от этого была только кузену Оуису. Но, несмотря на её усилия, Оуис легко отступал под влиянием кузена Глоспина. Что она могла предпринять в сложившейся ситуации? Как научить Оуиса? Несчастное существо никогда не покидало Дом.
Глоспин был почти в три раза старше Оуиса, но эти двое вели себя как студенты-новички. Это было не тем образованием, о котором мечтала Инносет. Она предвидела, что когда-нибудь ей придётся сражаться с Глоспином за душу Оуиса.
Так она проводила своё время. Это была её ноша. Рутина, которая спасала от безумия. Задача, которую ни один другой кузен и не мечтал осуществить. Она не была готова поручиться за здравомыслие любого из них. У неё также были свои тайны, но в то время, как другие нашли собственные способы выжить или, в конечном счете, уйти, она делала то, что могла, чтобы облегчить их жизнь.
Она проверила вычисления три раза с тем же самым результатом. Полная предчувствия, она закрыла книгу и поспешила вернуться в комнату.
Джобиска снова дремала, рядом стояла тарелка с нетронутой кашей. Инносет принялась надевать плащ и шляпу. Старая дама тут же проснулась.
— Отведите меня домой, дорогая, — принялась умолять она. — Я хочу пойти домой.
— Мне нужно выйти, — сказала Инносет. — Вы останетесь здесь. Джобиска начала хныкать, поэтому Инносет пожала её худую руку.
— Вы знаете, какой день сегодня? Это — сочельник Дня Другого. Сегодня шестьсот семьдесят три года с тех пор, как всё это началось.
— Мне три тысячи четыреста шестьдесят два, — сказала Джобиска. — Шестая инкарнация. Я хочу пойти домой.
— Хорошо. Сперва съешьте кашу, — устало ответила Инносет. Она подошла, чтобы посмотреть на содержимое второй тарелки. Та была пуста.
— Он вернулся, — сказала Джобиска. Инносет внезапно занервничала.
— Кто вернулся?
— Оуис вернулся, пока ты отсутствовала. Он думал, что я сплю, и съел всю кашу. Инносет начала скреплять пряжкой свою шляпу.
— Не оставляй меня здесь, — с надеждой сказала Джобиска.
— Оставайтесь. Я скоро вернусь. — Инносет подошла, чтобы открыть дверь.
Не считая обычной спящей мебели, коридор был пуст. Лампы еле мерцали, затерянные в молчаливых снах Дома. Инносет запахнула плащ и отправилась по темным коридорам длинного Лангбэрроу в ночную мглу.
Детские стишки галлифрейцев выглядят мрачной вещью, в которой оплакивается утрата детей. Всё сводится к вине. Дети были так давно, что стали сюжетом сказок и легенд.
Драджи, кажется, забыли своё место в иерархии. Они, как предполагается, служат семье, но так как Дом взял вещи в свои собственные «руки», они ведут себя скорее как тюремные надзиратели. Дом решил, что знает всё лучше всех, как ведущие банки, которые забывают, что они — слуги общества.
После шести лет работы в столовой в 1970-х, можно было подумать, что я забыл о кухнях, но мне они по-прежнему нравятся. Они — сердце любого дома. Замечательные и странные вещи происходят на кухнях. Повара следят за юными поварами. Кухонные сотрудники в постоянной войне с официантами. Официанты живут за счет кражи устриц и копчёного лосося. И я не могу сказать Вам, что однажды видел в продовольственном магазине на набережной Саутси. «Fawlty Towers»[31] показывают их лишь поверхностно, поверьте мне.
Вещи, которые люди хранят в кладовых, столь же захватывающи, как их книжные полки. Кладовая Лангбэрроу непохожа на другие, как бы Вы могли сперва подумать.
Мне нравится, что Доктор уклоняется от ответа, знает ли, где он. Это вносит напряжение в его дружбу с Крисом, который достаточно честен. Но они давно знают друг друга, пройдя все те мучительные ситуации, которые укрепляют отношения. Я люблю, когда Барбара называет Первого Доктора глупым стариком; когда Второй Доктор сознательно спорит с Джейми о спасении Виктории от далеков; или когда Нисса не говорит Пятому Доктору, что они обсуждали с Адриком на Кастровальве. Можно написать целую книгу о паранойе Тиган, и у Седьмого Доктора есть небольшие разногласия с Эйс в «Ghost Light» и «The Curse of Fenric». Крис Кведж — действительно хороший парень, но его доверие Доктору входит в разногласия с его судейским образованием, что означает, что он способен подозревать любого, даже Доктора.
Инносет настолько верна традициям, что надевает шляпу и плащ, чтобы выйти в коридор. Люди обычно стремятся избавиться от прошлого. Но она вполне буквально берёт на себя всю вину в Доме. Если она не поостережётся, то превратится в невоспетую мученицу.