Курсант: Назад в СССР 14

Глава 21

Игорь сидел на стуле посреди кабинета, с наручниками на запястьях. Спина прямая, подбородок чуть поднят. Взгляд наглый, тяжёлый, будто хотел показать, что он не сломлен и совсем не боится нас.

Горохов стоял у окна, сложив руки на груди. Светлана была тут же — сидела за соседним столом, с блокнотом, готовая фиксировать каждое слово.

Я сел напротив Игоря, положил ладони на стол — открыто, располагая к диалогу, но уже сейчас видел, что такого нахрапом не возьмешь.

— Ну что, Игорь Леонтьевич, — сказал я спокойно. — Начнём?

Он усмехнулся. Медленно, даже немного едко.

— Начинайте, — бросил. — Ваш цирк, ваши клоуны.

Горохов чуть прищурился. Света не отреагировала, только чиркнула ручкой в блокноте.

— Кто помогал тебе? — спросил я прямо.

Игорь молчал. Только пальцы сжались в замок, звякнули наручники.

— Один ты не мог такое провернуть, — продолжал я, не спрашивая он ли убивал. Пусть видит, я вынес вердикт, что он. — Тебе было лет двадцать примерно, когда пропал первый человек. Так что?.. Сам справился?

Игорь наклонился вперёд, улыбнулся.

— Может, и сам, а может, и нет? — сказал он тихо. — А может, и вообще не убивал….

На мгновение в кабинете повисла тишина.

Света подняла голову от блокнота. Горохов переступил с ноги на ногу.

— Вот, — я швырнул перед ним тетрадь, которую выдал его отец. — Узнаешь? Здесь список тех, кто пропал. Сведения о них интересные даже зафиксированы. Адреса, места работы. И почерк, я уверен, твой. Экспертиза покажет.

— Ну и что? — хмыкнул Игорь. — Может, я дневник вёл… Про тех, кто пропадал.

— Хм… Прямо-таки натуралист, значит. Наблюдатель… — я кивнул, будто соглашаясь. — Слушай сюда, Игорь Леонтьевич Лазовский, из Москвы уже на подходе бригада судмедэкспертов. Как только личности тех, кого мы со дна озера подняли, установят — твои рассказы нам и даром не нужны будут. Понимаешь? Пока что у тебя есть шанс всё рассказать, показать и хоть что-то исправить. А потом… — я поднял тетрадь и помахал ею в воздухе, как веером. — Потом эти твои дневнички лягут в основу обвинения железной доказухой. И тебе кранты, братец.

— Мне и так кранты, — буркнул Игорь. — Чего заливать-то?

— Не скажи… — Я усмехнулся. — С теми, кто идёт навстречу, мы аккуратней. В СИЗО тебе камеру отдельную можем выбить. А если упрёшься — в общую каталажку пойдёшь. Там такие, как ты, долго не живут. Урки душегубов за людей не считают. Синие под себя прогнут, мигом объяснят тебе, кто ты такой на самом деле… Бокс твой там не поможет, как не помог сегодня. Там другие порядки. Хочешь по-плохому — получишь.

— Да пошли вы… — зло процедил задержанный, и подбородок его напрягся. — Ничего я вам не скажу. Веди в камеру.

Я медленно наклонился к нему, почти уткнувшись лбом в лоб. Воздух между нами натянулся, как струна.

— Слушай внимательно, Лазовский, — сказал я негромко, но так, чтобы в каждом звуке сквозил холод. — У тебя ночь. До утра. Потом пойдёшь в СИЗО. И там тебя быстро научат петь, если будешь и дальше дурковать.

Игорь замер. Усмешка медленно сошла с лица.

Я смотрел на него почти в упор. Потом выпрямился, медленно откинулся на спинку стула, давая ему время всё осознать.

— Сейчас у тебя один шанс, — сказал я спокойно. — Говори. Сам. По-хорошему.

Горохов подошёл ближе, глядя на Игоря тяжёлым взглядом человека, который видел, как ломаются и покруче ребята.

Игорь ещё секунду держал паузу. Потом, чуть прищурившись, сказал:

— Ни хрена я вам не скажу….

Я усмехнулся и распорядился:

— Всё. Ведите его в КПЗ. Пока в отдельную камеру. Без соседей. Пусть привыкнет к хорошему, а завтра… Завтра будет по-другому.

Федя кивнул, подошёл к задержанному, поднял его с места, грубо взяв под локоть. Игорь поднялся. Спина до сих пор прямая, вид надменный и гордый, как будто не его сейчас в КПЗ ведут, а он сам раскрыл какой-то заговор.

Я не спеша вышел следом. Шёл на расстоянии, молча, как тень, наблюдая, как дежурный и Федя вели Лазовского по коридору, потом свернули — вниз по лестнице в подвал.

Помещения КПЗ встретили нас тусклым, мутным светом грязных плафонов под потолком и тяжёлым запахом сырости, старой штукатурки и чего-то тухлого, въевшегося в бетонные стены. Окон здесь не было, а глухие, низкие потолки давили. Металлические двери камер с глазками-кормушками облуплены, местами до ржавчины. Пол покрывала затертая плитка, кое-где сбитая до пыльной цементной основы. Шаги отдавались таким гулом, будто весь этот коридор был выдолблен где-то в толще земли, откуда выбраться не получится, даже если сильно захотеть.

Постовой был незнакомый, но видно, что бывалый и немолодой. Рыжие усы с проседью, лет сорок на вид, сержантские лычки на плечах. Я подозвал его и дежурного к себе жестом.

— Слушайте сюда, — сказал я тихо, вполголоса. — Сейчас этого кадра в отдельную камеру сунете. А через пару минут, когда мы с Федей уйдём, — подсадите к нему братца. Дурачка. Ясно?

Дежурный кивнул, без лишних вопросов, потому как ему были абсолютно неинтересны наши оперативные игры. Он человек-регистратор, поступил звонок — зарегистрировал, группу следственную отправил на место происшествия — и совесть чистая.

А вот сержант заморгал, нахмурился, пытаясь вникнуть в суть.

— А зачем? Они же по одному преступлению? Разве…

— Надо так, но вопрос хороший. Короче, скажешь, что, мол, мест нет, не напасёшься на всех камер отдельных, получай к себе на побывку братца, а то его урки затюкали, издеваются. Только окно-кормушку открой и не закрывай. Встань рядом, не светись и слушай, о чём они говорить будут. Но в окошко сам не суйся. Этот гад — хитрый и опасный, не ровён час, чего учудит. Все ясно?

— Понял, — кивнул сержант.

— Всё, что услышишь, потом мне доложишь. Чётко. Без отсебятины. И стой до последнего, пока разговор откровенный между ними не случится.

— Так точно, — кивнул рыжеусый.

Игоря втолкнули в камеру. Дверь хлопнула, щелкнул замок.

Мы с Федей пошли на выход.

— Это что получается, Андрюха? — Погодин потирал нос. — Наш тугодумный не при делах? Не виноват? Отпускать его надо.

— Не торопись, Федя, — тихо проговорил я. — Скоро всё узнаем…

В камере повис полумрак. Игорь сидел на шконке, теперь уже не с таким бравым видом. Сгорбился, прижался к шершавой стене спиной, подбородок опущен. Он насторожился, услышав скрип замка. Поднял голову, прищурился.

В камеру втащили Гришу. Сержант с рыжими усами и пузач-дежурный с погонами старшего лейтенанта. Лазовский встрепенулся, хотел рвануть вперед. Уже даже примеривался, как вырубить одного, потом второго, но — рано… Там, за их спинами, маячил еще кто-то. Не время сейчас, нужно чуть-чуть подождать, ведь он подготовился. У него план.

Гриша увидев брата, сразу ожил, засиял, как ребёнок, которому разрешили купить эскимо.

— Братик! Братик! — необычно быстро затараторил он, подскакивая к нему. — Я тут ждал… тебя… Ты где был?.. Я кушать хотел… Потом спать хотел… А потом опять кушать…

Дверь захлопнулся, лязгнул запор, откинулось окошко-кормушка, через которое Игорь разглядел, что милиционеры ушли. Но зачем оставили открытое окошко? Подслушивать будут?

Игорь поднялся, шагнул к Грише, положил руку на его плечо. Погладил медленно, убаюкивающе.

— Тише, Гришенька… Тише… Всё будет хорошо. Терпи, немного, недолго. Скоро всё закончится.

Говорил он мягко, почти ласково. Будто совсем другой человек. Но глаза боксера при этом оставались холодными, сосредоточенными, словно мысли заняты совсем другим. Он еще раз покосился на окошко — там никого не было видно и слышно, а затем наклонился и, обняв брата за плечи, шепнул ему на ухо:

— Я пришёл за тобой, брат. Будешь делать всё, как я скажу, и мы выберемся. Скоро мы будем вместе. Вся семья. Понял? Кивни, если понял, только ничего не говори. Нас могут подслушивать.

Игорь даже показал жестом на свои уши и на дверь, для пущей убедительности.

Гриша захлопал глазами, рот у него открылся в восторге, но понимания в этом восторге не было заметно. Он подумал, похмурился, а после истово закивал. Игорь доверил ему план!

Игорь аккуратно отстранился, присел на корточки. Стянул с ноги кроссовок — снялось легко, шнурков там, как положено, не было. Их забрали, помещая его в камеру.

Рванул зубами за потрёпанную подошву, сильно, как голодный волк. С трудом разорвал — под ней оказался аккуратно спрятанный тонкий металлический предмет.

Тонкая стальная полоска, остро заточенная по краям и на конце. С виду — ничего особенного, а в камере — это оружие.

Сплюнув, Игорь ловко сунул заточку за пояс.

Потом снова приблизился к Грише и прошептал:

— Слушай… Помнишь, как тебе было плохо? Как ты катался по полу, когда живот болел? Вспомни!

Гриша нахмурился, почесал затылок, посмотрел на брата непонимающе.

Игорь, не теряя спокойствия, легонько щелкнул его по затылку:

— Делай как тогда, делай, я сказал. Ну… Падай! Будто тебе плохо. Так надо!

Гриша, привыкший слушаться брата безоговорочно, рухнул на пол и начал кататься, стонать, хвататься за живот, корчась и бормоча обрывки фраз.

Игорь тут же задвигался, подскочил к двери и загремел кулаками по металлу:

— Эй! Там! Тут человеку плохо! Открывайте, быстрее! Чего вы там, уснули⁈

Постовой у окошка вздрогнул от этого крика — только что он прислушивался к шёпоту боксёра и бормотаниям дурачка. Отошел вглубь коридора, а потом уже с громкими шагами приблизился к двери камеры.

— Чего орешь? — недовольно проговорил он, заглядывая в окошко-кормушку издалека, осторожничая, потому что помнил слова молодого, но матерого майора из Москвы.

Сержант стоял чуть поодаль, в освещении коридора, выжидал, смотрел, что происходит в камере. Он решил не подходить сразу близко и не заглядывать — прикидывал, что предпринять. Но не торопился с решением, опытный был и почуял подвох.

За дверью Гриша катался по полу, дёргался будто в судорогах, стонал и лепетал что-то бессвязное, иногда срываясь на крик. Над ним навис Игорь, сам красный, голос хриплый.

— Уроды! Зови врача! Умрёт же! — надрывался он, брызжа слюной.

Постовой скривил губы, подошёл ближе, тяжело вздохнул и сквозь окошко буркнул недоверчиво:

— Какой, к чёрту, врач? А? У нас тут фельдшер только в соседнем здании в вытрезвителе сидит, тут тебе не госпиталь. Ладно… если надо — скорую вызовем. Эпилептик, что ль? Держи его, чтоб башку об пол не расшиб. И за языком смотри, чтобы не проглотил. Отойдет, ты, главное, держи…

— Да ты смотри на него! — заорал Игорь, заглушая мычание Гриши. — Он синий весь! Это не эпилепсия! Звони старшему! Камеру открывай, он же сдохнет тут у тебя!

— Синий? — постовой поморгал, приглядываясь, нервно оглянулся на пустой коридор, будто надеялся, что кто-то подстрахует, но никого не было. Потом мрачно буркнул, чуть отступая: — Не открою. Здесь всяких видывали. Подергается — и отпустит.

Но он слышал, как Гриша скулил, и морщился.

— Он умирает, сука ты рыжая! — надсадно закричал Игорь, голос его сорвался на пронзительный хрип.

Постовой замялся. Мгновение он колебался. Потом всё-таки подошёл ближе, сунул лицо к окошку, чтобы получше разглядеть, что там творится и действительно ли «эпилептик» синеет.

И в этот самый миг Игорь, с точностью хирурга, одним коротким, почти без замаха движением всадил сержанту заточку прямо в глаз.

Металл со странным влажным хлюпаньем пробил глазницу и вошёл глубоко в мозг. Милиционер замер, не успев даже выдохнуть. Остался стоять, схватившись руками за железо двери, будто пытался удержаться за жизнь.

Игорь перехватил его за грудки через окошко, подтянул к себе, с силой прижал к стальному полотну, одну руку отпустил и ею ловко обшарил пояс, сорвал связку ключей.

Если бы кто-то это видел, то точно определил бы — он действовал спокойно и точно, без всякой суеты, как будто сто раз уже проделывал такое.

Отпустил тело, и оно брякнулось на кафель с глухим стуком. Швы грязной плитки стали напитываться кровью.

Игорь, не теряя времени, просунул руку через окошко, пошарил в нужном месте — он заранее, когда его вели в камеру, запомнил, где расположена задвижка с замком. Нащупал скважину и вставил ключ. Повернул — не тот, не хрустнуло. Спешно вставил другой. Опять не тот.

А, чтоб тебя!

Руки уже начали подергиваться от напряжения. Третий ключ — и… щёлк. Он провернулся.

Щёлк, щёлк!

Задвижка свободна, вот она со скрипом отъехала в сторону. Толчок. Дверь камеры нехотя ухнула усталым металлом и открылась. Игорь тут же вернулся к брату, помог ему подняться.

— Пошли, Григорий. Да всё уже. Хорош валяться, — приказал он. — Пошли, скорее…

Увидев труп с растекающейся лужей крови под ним, Гриша улыбнулся и кивнул, а потом пошел за братом, послушно, как щенок. Но в глазах его уже был не щенячий восторг, а нечто холодное, совсем как у Игоря.

Они скользнули в бытовку КПЗ — крошечную комнатушку с облупленными стенами и старым чёрным телефоном прямой связи на железной, приваренной к стене стойке.

Игорь без промедления снял трубку, прижал к уху.

Голос его изменился, стал сиплым, прокуренным, как будто он пытался скопировать интонацию рыжего сержанта.

— Там это… придурку плохо. Врач нужен… — пробубнил он в трубку.

На другом конце что-то, будто и не человек, ворчливо проскрежетало:

— Ждите… Скорая будет.

Игорь аккуратно повесил трубку — он не спешил и не дёргался, как будто у него было море времени.

Потом развернулся к брату, коротко кивнул в сторону выхода.

— Пошли. Пора.

Братья не могли выбраться сразу, ведь подвал КПЗ был заперт снаружи, а ключ — у дежурного. Игорь знал, что это такая мера предосторожности. Поэтому они притаились и стали ждать.

Прошло несколько томительных минут. Наконец, за дверью раздался скрежет проворачиваемого ключа и лязг засова, а тяжёлая створка отъехала, пропуская внутрь свежий воздух из коридора ГОВД. Окна там были открыты настежь. На пороге возник пузатый дежурный — китель нараспашку, жарко, лицо раскраснелось, лоб блестел, как начищенный медный таз. За его спиной переминался с ноги на ногу тщедушный врач в чуть измятом белом халате. В руках у медика — облезлый чемоданчик. Позади всех шагал ещё один — молодой помощник дежурного. Ворот форменной рубашки расстегнут, галстук снят с шеи и болтается на латунном зажиме-прищепке.

Они втроём шагнули внутрь, беспечно и без особого рвения, как люди, привыкшие к подобной рутине.

В этот момент, когда дверь за их спинами гулко захлопнулась, дежурный, кряхтя, шагнул на несколько шагов вперёд, а врач нерешительно потянулся к пуговице на халате, из-за угла, словно вырванный из самой стены, стремительным рывком метнулся на них Игорь.

Он действовал молниеносно: одним движением перехватил врача за воротник, дернул к себе, а заточку приставил к шее. Так быстро, точно и дерзко, что на коже врача сразу же проступила кровь. Тонкая алая дорожка потекла по шее и вороту халата, оставляя на ткани тёмные пятна.

Доктор глухо ахнул.

— Стоять, суки! — хрипло, срываясь на крик, заорал Игорь, наваливаясь на врача всей массой и выставляя его перед собой живым щитом. — Убью к чёртовой матери! Только рыпнитесь!

Дежурный, действуя на рефлексах, дёрнул руку к кобуре, но Игорь мгновенно усилил нажим заточкой, и врач охнул, задрожал, пытаясь отшатнуться от мучителя, но тот держал его цепко.

— Ещё одно движение — и он труп! — прорычал Игорь, глядя дежурному прямо в глаза и не моргая.

Пузач еще больше покраснел — и замер, рука его застыла на полпути к кобуре.

— В камеру! — коротко скомандовал Игорь, потянув за собой врача, как собаку на поводке, и кивнул на распахнутые двери, из которых они недавно выбрались с братом. — Все! Живо!

Дежурный, молодой помощник и полумёртвый от страха врач послушно семенили вглубь коридора.

Игорь загнал милиционеров в камеру, обойдя раскинувшего руки постового, прихлопнул ногой за ними дверь, а Гриша на ходу дёрнул за тяжёлый железный засов. Запер. Вроде, и дурачок, а легко сообразил, как дверь запирается.

— Пистолеты сюда, — не отпуская медика и прикрываясь им, бросил из коридора через окошко Игорь.

Но голосом уже спокойным, этаким ледяным тоном, который звучал страшнее, чем крик.

Врач держался за шею, всхлипывал, а милиционеры за железной дверью замерли, переглянулись.

— Пистолеты на базу, я сказал! Из кобуры не вынимать, вместе с ремнями сюда! — Игорь пнул ногой по распахнутой «кормушке».

— Пожалуйста, — застонал медик. — Сделайте, как он велит!..

Милиционеры подчинились и без лишних слов стали снимать ремни с кобурами, не открывая их, медленно, осторожно, как в замедленной съёмке. Один за другим они, потея, передали оружие через узкое окошко в двери.

Игорь ловко перехватил добычу и тут же захлопнул смотровую заслонку.

Не теряя ни секунды, он вытащил один из пистолетов, щёлкнул предохранителем, загнал патрон в патронник быстрым, привычным рывком и спрятал оружие за пояс, прикрыв его выправленной рубахой. Второй пистолет, не раздумывая, сунул в бытовку, закопав под ворох старого, грязного тряпья.

— А… что со мной будет? — проблеял медик.

Он все это время сидел в коридоре под присмотром Гриши, вжавшись в угол. Сам Гриша на него не смотрел, но и шелохнуться не давал, тут же выставляя худую руку.

— Разберись с ним, брат, — швырнул заточку Игорь.

Та звякнула о кафель и остановилась возле ноги Гриши, поблёскивая хищным острием.