Курсант: Назад в СССР 14

Глава 10

Я упал на спину, ударившись плечом о торчащий корень. В голове зазвенело, но сознание не ушло, а в голове мелькнуло какое-то удивление:

«Не вырубился!»

Тут же, на автомате, я втянул голову в плечи, защищая лицо. Перекатился в сторону, но в ту же секунду на грудь навалилось что-то тяжёлое, мощное. Придавило к земле.

Темно, ни черта не видно. Только сиплое дыхание и чужие пальцы, стискивающие мое горло.

Душит, сука!

Противник рассчитывал, что я отключусь после первого удара. А теперь пытался добить, задушить. Искры в моих глазах ещё плясали, но адреналин быстро пришёл на выручку — мышцы собрались, дыхание прорезалось сквозь спазм. Перед глазами все плывет, но я уже готов к схватке и вцепился в ответ. Борьба, попытка скинуть тело с себя.

Я вслепую нащупал его правую руку и резко вывернул запястье. Должен был быть щелчок, хруст и крик боли — но нет. Противник успел податься за рукой, не дал взять сустав на излом. Сработал грамотно. Боец, не уличный.

Следом — короткий прямой удар мне в лицо. Я подставил плечо, и удар скользнул. Сам же вцепился в его одежду.

Пиджак?

Твою мать! Кто здесь носит пиджак по ночам? Неважно. Главное — не дать ему выйти на дистанцию удара, с которой он меня забьет сверху. Так что я прижал врага к себе, сблизил корпуса и борол.

Он был тяжелее, и позиция выгоднее — выше. Давил, дышал через нос, коротко, с рыком. Челюсти стиснуты. От него несло потом, лесом и… одеколоном? Почему запах мне знаком? Эти мысли пронеслись в голове со скоростью звука, время будто замедлилось. Мы барахтались на земле. Он пытался меня придушить или ударить, я же вязал его руки, бил в ответ. И даже пару раз знатно зарядил по скуле.

Выждал момент. И вот — сместил ногу, поворот, толчок, рывком повёл корпус вбок — и скинул его. Он глухо грохнулся о землю. В этот момент я стал лихорадочно шарить по земле, там, куда упал пистолет.

Пальцы скользили по колючему дёрну, но через секунду нащупали сталь, и вот я уже почти встал, но ухватить рукоятку не не успел — он лягнул, врезал мне в живот. Я отлетел, ударился о дерево. Воздух вышибло из лёгких. Пока я пытался вдохнуть, он уже поднялся.

Свет луны, перечеркнутый навесом веток, давал слабое пятно, вычерчивал разве что силуэт врага. Крепкий гад, широк в плечах. Я увидел, как противник нагнулся, поднял что-то с земли. Камень? Удерживал он его двумя руками. Тяжёлый.

Замахнулся.

— Брось, сука! Стрелять буду! — рявкнул я, выставив вперёд руку, будто держал оружие, но на самом деле направил лишь палец, надеясь, что он не умеет видеть в темноте.

Человек замер. Стоял пару секунд. Потом камень с глухим стуком выпал из его рук.

— Петров?.. — выдохнул он. Голос хриплый, будто после десятикилометровой пробежки, знакомый. — Это ты?..

Я молчал. Дышал тяжело, выравнивал пульс.

— Кто ты такой, твою мать? — выдохнул я, наконец.

Тот шагнул ближе. Вышел из-под тени огромного дерева. Небесный ночной свет скользнул по его лицу — усталому, искажённому удивлением. Лоб в грязи, под глазом свежий синяк. Успел я его потрепать знатно.

— Не бей… — проговорил тот. — Не узнал. Я… я свой…

Пользуясь его замешательством, я быстро подхватил с земли пистолет, навёл точно в грудь уже по-настоящему.

— Стоять. Какой-такой свой? — спокойно, но жёстко осадил его я. — Руки вверх. Дернешься — стреляю.

— Андрей Григорьевич, погоди… — голос был знакомый, но я не мог понять, чей. — Майор госбезопасности Орлов я.

— Борислав Гордеевич? — и тут уже я удивился, но не убрал оружия. — Какого чёрта ты на меня налетел? Ещё чуть-чуть — и всё, прибил бы я тебя в темноте. И правильно бы сделал.

Не ожидал я такого от конторских.

— Не поверишь, Андрей Григорьевич. Ошибся… — вздохнул он. — Темно, на нервах… Не признал тебя.

— Ошибся? — процедил я. — Нихрена себе ошибочка. Ты что здесь прячешься по кустам? На милиционеров кидаешься…

Я уже поднял фонарь и посветил. Да, точно он — КГБшник Орлов. Тот самый, которого я официально отправил «на паузу», потому что его приставили к нашей группе, но я сказал, что группы нема, а я здесь, как проверяющее лицо. Но он, судя по всему, тот еще «вольный художник» — не ушёл, не отступился, следил, копал. Ещё и к Марфе захаживал, если верить её рассказу. Ну кто еще мог к ней заявиться с корочками? и по описаниям Гречихиной — похож.

А теперь вдруг тут нарисовался. Ну, красавец. Прямо возле лагеря пропавшего учёного.

— Опусти пистолет, Григорьевич, — осторожно проговорил Орлов.

— Не указывай, — я по-прежнему держал ствол нацеленным на КГБшника. — Объясни-ка лучше, товарищ начальник отделения… какого рожна ты здесь забыл? И на кого ты напал? Ну если не признал меня, то думал — кто?

Он откашлялся, вытер лоб, облизал пересохшие губы.

— Долгая история.

— А я не тороплюсь… И тебе не советую. Давай, выкладывай.

— Я стал наводить справки… С Марфы Петровны начал. Все нити к ней вели. Озеро, пропавшие… Ну и плюс — с Москвы сообщили: Мельников здесь. Геохимик известный. Светило, мать его в коромысло… А для меня он — потерпевшая ученая голова, блин. Полез со своими исследования сюда совсем не вовремя. Здесь люди пропадают, а он… Ну в общем, стал я за ним наблюдать. Но исчез он как-то быстро. Фьюить, и нет. Понимаешь? С гостиницы смылся бесследно. Сначала подумал, что просто ушёл погулять, а потом понял — нет. Что-то не так. Узнал через Краснову — оказывается, здесь, на берегу его лагерь. Ну, я и пришёл. Она место описала. Палатку увидел, оборудование — а человека нет. Кровь на суку там, разрез брезента, сам же наверняка всё видел. Ясно — бежать пришлось интеллигенту. Ну, или утащили его, или пришибли. Думаю: убийца где-то рядом. «Волга» моя там, за пригорком, а я сел, подождал. Потом — ты вдруг нарисовался. В темноте я и не разобрал…

— И решил сразу вломить, — отозвался я. — Без предупреждения. Без попытки установить, кто перед тобой?

— Ну а как еще? Сам посуди, Григорич… ночь, лес, пропавший геолог, кровь на дереве.

— Геохимик, — уточнил я.

— Все одно, я в ученых степенях и специальностях сильно не разбираюсь. Но факт налицо — хана, скорее всего, командировочному. А я без оружия, решил тебя вырубить кулаком, — ответил он похлопывая себя по карманам и показывая, что кобуры на нём нет. — Приказ у нас — работаем под «гражданских», не светимся, без табельного то бишь. Озвучили — «не тревожить, не пугать население». Сбор информации, анализ, в общем, только оперативными методами, не силовыми… Вот такие дела.

Я не ответил. Такое запросто могло быть. Особенно с учётом характера дел, которыми занимался Орлов. Да и подход у конторских иной — тихий, без лишнего шума.

— Ну и? — спросил я. — Дальше что думаешь делать?

Он глянул в сторону озера.

— Надо искать Мельникова. Пока не поздно. Живого или нет — всё равно надо найти.

— Где искать? Есть мысли? — я не опускал пистолет.

— Я не враг тебе, Петров, — спокойно сказал он. — Если б хотел — давно бы копал под тебя. Общее дело делаем, надо нам объединяться. Что скажешь?

Я молчал. Что-то не сходилось. А майор пошевелился.

— Один шаг в сторону — и стреляю, — сказал я негромко. — Ты же помнишь?

Орлов кивнул. Без слов. И сразу было видно: понял, что не шучу.

— Ладно, допустим, — сказал я, не опуская пистолета и раздумывая. — Допустим, я тебе поверил, Борислав Гордеевич. И, допустим, ты действительно не узнал меня… Но скажи мне честно: ты видел, как озеро чернело? Только что…

Орлов прищурился.

— Ха! В каком смысле — чернело?

— В прямом, бляха-муха! Почернело. Как в байках городских местные судачили.

Он повернулся, посмотрел на воду.

— Сейчас темно. Обычная вода. Да, густая, тёмная — но ведь ночь же.

Я тоже повернулся к озеру. И похолодел.

Сейчас оно было обычным. Тёмная, будто маслянистая гладь, как и должна быть в такую ночь. Никакой черноты, никакой потусторонней глубины, никакого провала в ад. Просто вода и вода, какая и может быть в ночном лесу.

— Твою мать, — пробормотал я. — Этого не может быть…

Орлов посмотрел на меня с непониманием.

— Что не так, Петров? — спросил он. — Показалось? Бывает… Ты же только что по голове получил.

— Я точно видел, — отрезал я. — Оно было чёрное. Как мазут. Я это видел, как сейчас вижу тебя. Оно прямо на глазах темнело, как будто кто-то тушь в него вылил.

Он молчал. Потом, неуверенно и с некоторой иронией, добавил:

— Не в обиду, Григорич, но знаешь… э-э… психи, говорят, тоже всегда уверены, что они нормальные.

Я усмехнулся без веселья.

— Ну да, есть такое… Но не про меня. У меня жена — криминальный психолог. Уж она бы давно раскусила, если бы я поехал крышей.

— Тогда, может, и правда… — Орлов глянул на воду. — Что-то было.

Сказал это, будто просто хотел подбодрить меня, а не потому, что вдруг поверил.

— Не «что-то». Оно чернело, сука, на моих глазах. Я видел. А теперь — ничего. Как будто не со мной было. Странно…

Я смотрел на озеро, но внутри уже клокотало другое: злость. Смешанная с непонятной тревогой от неизвестности. Если это был не бред, то что тогда?

Орлов полез во внутренний карман пиджака, достал сложенный вчетверо лист.

— Вот, смотри, — протянул. — То, что успел собрать. Пока местные дурака валяли. Может, пригодится.

Я развернул лист. Обычная писчая бумага, записи шариковой ручкой. Несколько дат, фамилии, какие-то пометки, стрелки.

— Это что?

— Записи. Периоды, когда озеро якобы чернело. Совпадают с пропажами людей. Свидетели есть, но не по всем эпизодам. Я с ними говорил.

Я вчитался.

— Угу. Почти то же всё, что у меня. Только у меня есть и третья колонка. Материалы, по которым так и не были заведены дела.

Орлов проникновенно кивнул.

— Вот видишь! Одно дело делаем, а ты не доверяешь мне, Григорич. А нас обоих ведёт одно и то же. Одна ниточка. Только местные этого не хотят. Ни милиция, ни прокуратура. В чем-то замазаны.

— А ты? Ты-то тоже местный, — усмехнулся, вспомнив, что майор — руководитель подразделения КГБ, дислоцированного в Нижнем Лессовске.

— Я — другое… Наша организация всегда особняком держалась, всегда за правду была.

— Прям уж всегда? — может, в темноте и не видно было, как я вздернул бровь, но по тону всё должно быть вполне понятно.

Он посмотрел прямо.

— Я по закону всё делаю… Как и ты…

Я ещё раз внимательно окинул взглядом коллегу. Тот стоял спокойно, не ёрзал, не отводил глаза. Усталый, потный, с веткой в волосах — выглядел так, как и должен был выглядеть человек, который шёл по бурелому, а не сидел в засаде с чётким планом. И всё же напряжение между нами пока никуда не делось. Не привык я вот так сразу менять свое мнение. Присмотрюсь к майору, а дальше видно будет.

— Ладно, — проговорил я. — Проверим твою версию насчет местных. Признаться, она у меня тоже вырисовывается уже с самого первого дня пребывания в вашем мутном городке. Но пока ты — под моим контролем. И будем делать то, что я скажу. Если что, я и пальнуть могу, так что без глупостей.

— Никогда чекист не выполнял приказы МВД-шников, — хмыкнул он, но без злобы, а как бы раздумывая.

— Значит, ты будешь первым.

Он кивнул, будто этого и ждал, но тут же добавил:

— Договорились… Но если я что-то накопаю вперед тебя… что-то важное для нашего общего дела, то я буду старший. По рукам?

— А давай! — прищурился я и с размахом хлопнул его по ладони, мы пожали друг другу руки, скрепили спор-договор. — А теперь надо осмотреть место происшествия более детально.

Мы подошли к палатке. Я приподнял полог, посветил внутрь. Спальник смят, будто исследователь выскакивал в панике. Рюкзак — распахнут, содержимое вывалено частично наружу: консервы, коробка со стеклянными пробирками, какие-то мешочки с пористой породой. Мельников работал здесь не для проформы. Он копал, искал, собирал.

— Помоги, — сказал я Орлову и сам начал разгребать.

Возле рюкзака валялась толстая записная книжка. Потёртая, крашеная под кожу, на пружине. Блокнот в модной обложке. Явно импортный.

Я развернул фонарь, подсел, раскрыл. Пошли записи. Мелкий, частый почерк — без полей, как у человека, который привык работать в полевых условиях. Несколько страниц — схемы, цифры, химические формулы.

— Геохимия, — произнёс я, почесывая затылок. — Он по аномалиям работал. Я в этих формулах не копенгаген. Вот что всё это значит, скажи? У вас там есть в области выход на химиков — или кто такое умеет читать?

— Я — немного, — ответил Орлов.

— Чего? — мои брови встали домиком, ведь совсем недавно, он утверждал, что не разбирается ученых и их степенях.

— Тут не формулы, тут расчёты концентраций, — хмурился новоявленный напарник. — Кремний, бор, фтор… Тут он фиксировал, что в воде превышены показатели по отдельным химическим элементам. Вот, смотри — «Si — 6.1 мг/л, Fe — нестабильно, выбросы неравномерные, фон колеблется». А здесь — «РН провален в сторону кислотности. Органика? Нет, не может быть».

— Я все равно нихрена не понял… А ты откуда в химии разбираешься? А? Вас этому учат в школе КГБ? Хе.

— Не все комитетчики одинаковые, — улыбнулся Орлов с хитринкой в глазах. — Я ведь по образованию… а впрочем, неважно. Давай, листай, что там дальше…

Мы перелистнули ещё пару страниц. Все исписаны, по полям — каракули, стрелки, вопросы.

— Он что-то нашёл, — сказал я, ощущая, как внутри снова поднимается то чувство, которое накатывает на сыщика, когда он в шаге от ответа.

И тут — последняя страница.

Посреди листа — жирные, давленные строчки:

«Кажется, я разгадал тайну Чёрного озера»

Ниже:

«Все подробности — в моём диктофоне»

Мы с Орловым переглянулись.

— Видел здесь где-нибудь диктофон? — спросил он.

— Нет, — покачал я головой. — Ни в спальнике, ни в рюкзаке. Может, выпал?

— Или забрали. Те, кто его пугал… или кто за ним пришёл.

— Твою маковку, Гордеич, ищи диктофон, чую, в нем вся разгадка… Это шутка такая маленькая с динамиком, как радиоприемник, только маленький и с кассетой.

— Думаешь, я не знаю, что такое диктофон? — проворчал Борислав.

— Ну а вдруг? — пожал я плечами. — Позарез нужна кассета учёного. Эх… куда же она завалилась?

Я поднялся и выбрался наружу. Осветил пространство вокруг палатки. Земля кое-где примята, явно ногами, но четких следов не отпечаталось. Сломанная ветка, пустая консервная банка, обрывок обожженной газеты. Но диктофона нигде не было.

— Придётся искать, — сказал Орлов. — Эта запись может быть ключом ко всему.

— И к тому, почему он сбежал, — добавил я. — Или куда его утащили. И теперь геохимика придется добавить в наш список потеряшек. Не люблю, когда список жертв растет, а ты не можешь ничего с этим поделать. Обычно так маньяки работают. Ну, серийники которые…

— Думаешь я не знаю, кто такие маньяки? — снова фыркнул Орлов.

— Слушай… вы же только… ну, чем там занимаетесь? Безопасность государства и всё такое, контрразведка, борьба со шпионами и скрытыми врагами, пресечение идеологических диверсий. Маньяки — никак не ваш профиль.

— Это так… — задумчиво жевал губу Орлов, — но по факту — мы занимаемся всем, что власть считает угрозой.

— Ага, ясно… сегодня — инакомыслие, завтра — религиозные кружки, послезавтра — твой сосед, что слушает «Голос Америки» по ночам. Мы везде, где начинается шорох. Где система чувствует, что почва под ней двинулась. Работа тихая, без оркестра. Досье, прослушки, вербовки, подковёрные игры. Иногда — в открытую. Но чаще — в тени. Нам не нужно, чтобы нас любили. Достаточно, чтобы боялись. Так?

— Не ёрничай, Андрей Григорьевич, у каждой службы свои недостатки. Можно подумать, МВД — без греха… Ангелочки с крылышками…

— Ладно, забудь… Я пошутил. Обстановку разрядил, так сказать. Нам теперь с тобой в одной связке все это дерьмо разгребать. Так что давай уже привыкать — на шутки друг друга не обижаться.

Ветер слегка тронул деревья. Где-то вдалеке хлопнула сухая ветка. Мы оба насторожились. Я сунул блокнот во внутренний карман и проверил пистолет. Теперь мы искали не только Мельникова. Мы искали его открытие, его правду. И кто-то точно не хотел, чтобы мы её нашли.