Телефон на тумбочке настойчиво завибрировал. Сквозь полусон я не хотел тянуть руку, но экран загорелся, и я увидел новое входящее сообщение.
Потянулся, разблокировал телефон. На экране высветилось приглашение на ужин.
Сон как рукой сняло. Как если бы на меня вылили ушат холодной воды.
Я прочитал сообщение ещё раз. Адрес указан чётко, даже с координатами для тех, кто заплутает. Внизу добавлено: «Дресс-код — костюм. Количество персон — четыре. Просим в кратчайший срок прислать имена гостей».
Я сел на кровати, чувствуя, как сердце забилось быстрее. Вот оно… момент, которого я ждал.
Я уставился в экран, перечитывая сообщение снова и снова, будто опасался, что слова вдруг исчезнут. Четыре персоны. Это значит, что рядом со мной могут быть те, кто должен быть там.
Время на самом деле было позднее — начало десятого утра. Выходит, я проспал целых девять часов без задних ног. Причём, помимо сообщения с приглашением, на телефоне была целая куча пропущенных и прочих сообщений. Знакомые, у кого был мой номер, хотели поздравить меня с победой. Надо потом выделить время и отписаться всем.
В этот момент в дверь раздался короткий, слабый стук. Я поднял голову от телефона, где по-прежнему светилось приглашение.
— Заходите.
Дверь приоткрылась, и в комнату вошёл Саша Козлов. Лицо его было сосредоточенным, в глазах застыла решимость. Он прикрыл за собой дверь и без лишних слов сел на край кровати.
— Ну что, завтра всё в силе? — спросил он тихо, но уверенно.
Я кивнул и протянул ему телефон с экраном, где всё ещё горели строки приглашения.
— Будь готов.
Саша внимательно посмотрел на экран, потом поднял взгляд на меня.
— А как мать пройдёт?
— У меня четыре пригласительных. Светлана умеет конспирироваться лучше многих из нас. Так что всё будет. А пока скажи, под какими именами вас записать.
— Моё имя ты знаешь, а матери укажи… — он назвал чужое, давно заготовленное имя.
Я записал всё в ответном сообщении и нажал «отправить». Мы оба замолчали, слушая тиканье часов. Через пару минут пришёл новый сигнал.
— Бронь подтверждена, — сказал я и положил телефон на тумбочку.
В глазах младшего Козлова мелькнуло облегчение. Он поднялся с кровати.
— Тогда до вечера, — сказал младший Козлов.
— До вечера, — подтвердил я.
Казалось, он уже собирался уйти, но взгляд его зацепился за меня, и он остановился. В его глазах было столько всего сразу… и благодарность, и решимость, и что-то вроде тревоги, которую он всё это время скрывал.
— Спасибо тебе за всё.
Я усмехнулся, чувствуя, как губы снова болезненно растянулись из-за рассечённой брови. Но моя улыбка была искренней.
— Ты только о костюме позаботься, — сказал я, кивая на телефон. — Там дресс-код. Не хотелось бы, чтобы нас приняли за случайных гостей.
Мы пожали руки крепко, словно закрепляя не только договорённость о костюме, но и саму идею, что завтра мы пойдём туда вместе и уже никто нас не остановит.
Он вышел, дверь закрылась, и я снова остался один. Наконец прислушался к ощущениям своего тела. Боль была. Не острая, скорее всеобъемлющая. Каждая клетка тела ныла, как будто меня ночью переехала фура. Голова была тяжёлой, мышцы тянуло…
После боя никогда не бывает легко, но сегодня было особенно паршиво. Каждое ребро отзывалось тупой болью, грудь будто стянута ремнём, а ноги ломило так, что я вспомнил все пробежки по лестницам в восьмидесятых, когда тренеры гоняли до рвоты.
После боя с Карателем состояние всё-таки было получше. Правда, тогда я и не выступал целый раунд в качестве груши для битья. Но что я усвоил хорошо — терпеть такое состояние было не обязательно. Обезболивающие в 2025-м были куда сильнее тех, к которым я привык по прошлой жизни.
Потому, оставшись один, я первым делом развёл себе в стакане порошок. Выпил, закрыл глаза, понимая, что через каких-то пятнадцать минут боль начнёт ослабевать и отходить на второй план.
Прошёл в ванную. Холодная плитка под босыми ступнями чуть отрезвила. Я включил свет и, облокотившись о раковину, взглянул в зеркало.
Картина была удручающая. Всё лицо опухло: одна щека вся синяя, под глазом огромный фиолетовый мешок. Губа рассечена, шов на брови свежий и красный. Так-то после увиденного сравнение с грузовиком уже не казалось преувеличением.
Вот оно, лицо победителя… Теперь ближайшие несколько недель займёт восстановление. Синяки сойдут, швы снимут, кости перестанут ныть, но до этого времени зеркала лучше обходить стороной.
И всё же сегодня вечером меня ждал ужин у Козлова. И я должен быть там.
Я снова посмотрел на себя, выдохнул.
Организаторы, конечно, озадачили, выставив в качестве требования наличие костюма. Я закрыл глаза, представляя, как в зале будут сидеть люди в дорогих смокингах, с идеальными причёсками, с бокалами вина… и как среди них появлюсь я — весь опухший, с зашитой бровью.
Но идти придётся.
Я услышал, как в дверь моего номера снова постучали. Дверь приоткрылась, и на пороге появился Игнат. Он вошёл уверенной походкой, в руках у него был чехол. По тому, как он его держал, я сразу понял, что это был костюм.
— Саня, — сказал он с усмешкой. — Краем уха услышал, что на сегодняшнее мероприятие тебе будет нужен костюм. И вот я, и вот я его тебе принёс.
Он развернул чехол, и я увидел тёмно-серый костюм, идеально выглаженный. На ощупь ткань была плотная, дорогая. Видно, Игнат заморочился — явно купил не в первом попавшемся магазине.
— Спасибо. Ты меня реально выручаешь.
— Да ладно, — отмахнулся он. — После того, что ты сделал, тебе хоть в халате можно явиться. Но дресс-код есть дресс-код. А костюм я тебе как раз привёз с багажем — подумал, что на церемонии может пригодиться. Не будешь же ты в спортивках чилить.
Он уселся на стул у стены, оглядел меня внимательно.
— Ну и как самочувствие?
Я пожал плечами.
— Пойдёт.
Игнат поднялся. Подошёл ближе, приобнял меня.
— Ну давай, удачно тебе сходить.
Игнат улыбнулся и направился к выходу.
Я разложил костюм на кровати и долго смотрел на него. Такой костюм можно было надеть и на деловую встречу в мэрии, и на фотосессию для модного журнала. Игнат выбрал именно то, что нужно.
Приняв душ, я начал одеваться. Сначала белая рубашка — свежая, хрустящая, пахнущая чистотой. Я застёгивал пуговицы одну за другой, чувствуя, как руки дрожат после вчерашнего боя.
Потом натянул брюки. Они сели ровно по фигуре, будто их шили под заказ. Пиджак лёг на плечи также идеально — нигде не тянул, не приспускал.
Одевшись, я подошёл к зеркалу.
В отражении стоял другой человек. Костюм сидел безупречно. Если убрать опухшие глаза, синяки, рассечённую губу и свежий шов на брови, можно было бы подумать, что это фото для обложки.
Но… настоящий победитель не всегда выглядит как картинка из рекламы.
День пролетел незаметно. Ужин был назначен на шесть вечера, и в четыре ко мне снова зашёл Саша.
Но был он уже не один.
За его плечом стояла женщина в парике с аккуратно уложенными каштановыми волосами. Строгий макияж, простое, но элегантное платье. Я пригляделся и узнал Свету.
Если бы не знал, не узнал бы. За эти без малого тридцать лет она научилась скрываться так, что даже родной сын едва бы догадался.
— Какие люди в Голливуде, — хмыкнул я.
В глазах Светик буквально сквозила привычка жить в тени, уходить от чужого взгляда и менять лица. Жизнь у неё была тяжёлой, наполненной постоянной тревогой и бегством…
Ничего, теперь час расплаты Козловым был ближе, чем когда-либо.
Они вошли в комнату. Саша закрыл дверь, и на секунду повисла тишина. Света посмотрела на меня внимательно, оценивающе, словно хотела убедиться, что я в состоянии выдержать ещё и то, что ждёт нас впереди.
— Ну что, всё готово? — спросил Саша, садясь на стул у стены.
— Готово, — ответил я.
Саша был одет в костюм, строгий, но не такой изысканный, как у меня.
Света подошла ближе. Её взгляд смягчился, и в голосе прозвучала искренняя теплота:
— Поздравляю тебя с победой. Знаешь… я боялась смотреть. Не смогла. Но всё равно переживала так, будто сама там стояла.
Я почувствовал, как внутри стало теплее. Тридцать лет назад Светка тоже боялась, вживую так и не посмотрела ни одного моего боя.
Мы уже собирались вызывать такси по адресу из пригласительной. Но делать этого не пришлось. У меня завибрировал мобильник. Звонил водитель… выяснилось, что за мной и моими гостями прислали отдельный автомобиль.
— Спускаемся, пять минут, — заверил я водителя.
Я выглянул в окно и увидел у ворот чёрный автомобиль с водителем в костюме, стоявшим у дверцы спереди.
Мы втроём спустились вниз. Света шла чуть впереди, молчаливая и собранная, Саша шагал рядом со мной, плечо к плечу.
Увидев нас, водитель шагнул вперёд и распахнул дверь.
Я пропустил Свету первой. Она скользнула внутрь молча, почти не глядя по сторонам. Всё её внимание было сосредоточено на предстоящем вечере. Я знал, что для неё это был самый важный день за десятилетия. Встретить лицом к лицу того, кто перевернул её жизнь.
Мы с Сашей залезли следом, и автомобиль тронулся.
— Неплохо, — пробормотал Саша, откинувшись на сиденье. — Это тебе не эконом-класс в такси.
Света всё так же сидела молча, сложив руки на коленях, и смотрела в окно.
Мы ехали молча. Каждый из нас думал о своём. И за всю поездку никто так и не сказал ни слова.
Впрочем, поездка была недолгой. Минут пятнадцать — и машина уже сворачивала к освещённым воротам огромного загородного дома. Водитель плавно затормозил у парадного входа. Вышел, тут же открыл двери, и мы один за другим выбрались наружу.
Перед нами возвышался огромный загородный дом — даже больше того особняка, где проходило шоу. Здесь всё буквально дышало показной роскошью. Фонтаны, подсвеченные мягким голубым светом, били ввысь. На аллеях переливались фонари, за тропинками следили камеры наблюдения.
Я оглядел всё это и краем глаза заметил, как Света ёжится. Для неё это место было символом чужой жизни, в которой не осталось ни крупицы её. Пока она ютилась в съёмных квартирах, скрывалась, выживала изо дня в день, её бывший муж копил капитал и строил вот такие дворцы. Она знала цену этим колоннам и фонтанам — цену её собственных слёз и страха.
Я смотрел на эту роскошь и понимал: всё, что сияло здесь мрамором и позолотой, досталось Козлову нечестным трудом. Это богатство было выжато из людей, из чужой боли, чужих жизней. Если бы раскрыть правду, то вода в этих фонтанах могла бы окраситься в кровь — столько судеб он переломал, чтобы оказаться здесь, в этом дворце.
Охрана встретила нас ещё у машины. Высокие фигуры в чёрных костюмах, настороженные взгляды, скрытые под ухом гарнитуры. Один из них шагнул вперёд, кивнул водителю и жестом указал нам дорогу.
Перед нами раскинулась красная ковровая дорожка. Она вела прямо к массивным дверям особняка. У массивных дверей особняка нас встретили двое мужчин в строгих костюмах. Ещё двое держали список гостей и переносной металлоискатель. Лица у них были каменные, движения отточенные.
— К металлоискателю, — кивнул один из них.
Я прошёл первым. За мной — Саша. Его осмотрели придирчивее, но тоже ничего не нашли. Света вошла последней. Её обыскали, провели детектором — и она лишь кивнула охраннику, будто всё это для неё было привычно.
Мужчина со списком гостей провёл пальцем по бумаге, отыскал наши фамилии и добавленные мной два имени.
— Проходите.
Мы шагнули вперёд, и в этот момент над головой раздался гул. Ветер сорвал листья с деревьев, красная ковровая дорожка колыхнулась. Я поднял взгляд и увидел, как к площадке перед особняком снижается вертолёт. Прожекторы внутреннего освещения подсвечивали его винты.
Из вертолёта вышел Виктор Козлов. В дорогом костюме, с гордо выпрямленной спиной и уверенной походкой. Его волосы трепал ветер, но он шёл так, словно сам был хозяином не только этого дома, но и всей жизни.
Света рядом чуть дёрнулась, напряглась. Саша стоял с каменным лицом, но я чувствовал, как внутри его рвёт от ненависти.
Мы вошли в особняк. Вперёд потянулся коридор — длинный, высокий, освещённый люстрами из хрусталя. Под ногами мягко пружинил ковёр, так что шаги почти не слышались. Стены украшали картины в золочёных рамах. Не репродукции, а настоящая коллекция — пейзажи, портреты, натюрморты. Чувствовалось, что их сюда вешали лишь для того, чтобы каждый гость с порога понимал, что хозяин дома купается в роскоши.
Дальше начинался мрамор. Белый, холодный, с прожилками, так что казалось — идёшь по льду. Колонны поддерживали потолки, и всё это напоминало музей, а не жилой дом.
Мы вышли к арке, над которой висел огромный портрет Виктора Козлова. Во весь рост, в дорогом костюме, с холодным взглядом и надменной улыбкой.
— Сука самовлюблённая, — прошептала Света, в её голосе зазвенела сталь.
Я уловил в её глазах решимость. Для Светки этот вечер был вечером расплаты.
У самого входа в зал нас встретила пара администраторов. С улыбкой и вежливыми поклонами они спросили фамилии и сверились со списками.
— Ваш стол номер шестнадцать, — сказал один из них и жестом указал направление. — Приятного вечера.
Из глубины зала доносилась живая музыка. Там играл целый оркестр — скрипки, виолончели… Витька буквально во всём демонстрировал своё мнимое превосходство. Музыка звучала как будто подчёркивая, что мы пришли на парад тщеславия.
Мы вошли в зал. В глаза ударил свет люстр и звон бокалов. Мы медленно двинулись вдоль рядов. На каждом столе стояли карточки с цифрами, и я искал наш. Наш, шестнадцатый столик, оказался ближе к сцене, чем я ожидал.
Мы расселись. Света сидела тихо, почти не двигаясь, и лишь иногда поправляла парик, чтобы ни одна прядь не сбилась.
Вокруг были другие столы с гостями. Мужчины в идеально сидящих костюмах, женщины в вечерних платьях, с бриллиантами на шее. Я почти никого не узнавал. Для меня это были чужие лица. Причём лица, которые не вызывали ничего, кроме отвращения. Даже сидеть в одном пространстве с такими людьми и то не хотелось. Но ясно было, что закрытая тусовка, куда не попадёшь случайно. Здесь собрались только те, у кого есть деньги, связи и власть.
Здесь все играли свои роли — кто хозяина жизни, кто верного партнёра, кто просто «своего человека».
Я посмотрел на своих спутников и понял, что в этой роскоши мы выглядели чужаками.
Я скользил взглядом по залу, стараясь разглядеть хоть кого-то знакомого среди этих самодовольных лиц.
Заметил Марину. Она сидела за столом, куда, видимо, должен был сесть сам Витька. Она посмотрела в сторону нашего стола и приветственно вскинула руку. Конечно, приветствовала она меня, как победителя своего реалити-шоу. Знала бы эта девчонка, что за столом вместе со мной сидят её отец и мать…
Я перевёл взгляд на Свету. Она смотрела на Марину так, что у меня сжалось сердце. В её взгляде было всё сразу: и гордость, и боль, и надежда, и отчаяние. Почти тридцать лет они были разлучены, и вот сейчас мать впервые видела свою дочь живьём…
Я представил, что творилось у неё внутри. Как сердце стучало, как дрожали пальцы под столом, хотя снаружи она оставалась спокойной. Для Светки этот момент был самым тяжёлым и самым важным за все годы.
Я знал, что сейчас она готова была бы отдать всё, лишь бы Марина узнала её, взглянула и сказала одно слово — «мама».
Но момент ещё не настал…
В этом ожидании, в этой мучительной паузе, я почувствовал, что приближается развязка истории моей новой жизни. По спине пробежал холодок предвкушения. Я понимал, что совсем скоро встречусь с Виктором Козловым лицом к лицу.