Глава пятидесятая. Улан-Удэ

(в которой Четвертый и Псих встречаются с коллегами)


г. Улан-Удэ,

столица Бурятской локации.

51°50′ с. ш. 107°37′ в. д.

На подходе к городу Псих поинтересовался:

– Ну и что твой Пепка пишет про Улан-Удэ, Босс?

– Да ничего особенно интересного, – покраснел Четвертый.

Псих опять каким-то непостижимым образом догадался, что покачивающийся в потертом седле командир не сутрами «Святость» качает, а путеводитель читает.

– Но все-таки? – не унимался обезьян.

– Обычные энциклопедические сведения. Столица Бурятской локации город Улан-Удэ, третий по величине город Дальневосточной суперлокации после Владивостока и Хабаровска. Раньше назывался Верхнеудинском, а еще раньше – Удинским острогом. Занятно, что Верхнеудинском назывался не потому, что в верхнем течении реки стоит – он как раз в устье Уды располагается. Просто название «Нижнеудинск» к тому времени уже было занято, причем городом, стоящим совсем на другой реке Уде, в другой области. А «Улан-Удэ» переводится как «Красная Уда».

– Да, как-то не жжет твой тревел-блогер, – зевнул Псих. – Скажи честно, пиво он здесь пил?

– Пил, – потупился монах.

– И как?

– Не понравилось.

– И почему я не удивлен? – пожал плечами обезьян. – А про памятники что? Какой Пепка без памятников…

– Памятник Ленину, говорит, очень прикольный. Огромная голова на маленьком постаменте.

– Ну, памятник ты увидишь только если он возле мэрии, где мы подорожную отмечать будем. Потому что после мэрии мы совсем в другое место отправимся.

– Это в какое? – подозрительно поинтересовался Четвертый.

– В самую лучшую достопримечательность Улан-Удэ. Твой Пепка не написал самого главного – здесь есть монастырь! А что это значит? Это значит, что там мы переночуем бесплатно. А, может быть, еще и поужинаем на халяву. Монахи должны есть, пить и спать в монастыре, если им предоставляется такая возможность и только скажи мне, что я неправ.

– Прав, Псих, прав, – успокоил его Четвертый.

* * *

Монастырь оказался довольно большим, но расположен был на самой окраине. Добрались туда паломники поздно, промокнув под начавшимся холодным ливнем и измазавшись в грязи по дороге.

– Кто пойдет проситься на ночлег? – мрачно поинтересовался Псих.

– Я пойду, – сказал Четвертый. – Больно уж вы все трое сейчас мрачно смотритесь. Я бы сам испугался, если бы не был с вами знаком. Да и не любят демонов в городах.

– Иди, – согласился Псих. – Только ты это… Парадную рясу не надевай. С недавних пор я нервничаю, когда монахи видят твою парадку. Иди в рабочей одежде.

– Конечно, – улыбнулся Четвертый, вспомнив их приключения в Еврейской локации.

– И постарайся недолго, – вставил свои две копейки Жир. – Нам холодно и голодно.

– Постараюсь, – сказал Четвертый и толкнул калитку.

Внутри монастырь оказался довольно богатым – только статуй Будды и разных бодхисатв во дворе было установлено несколько десятков. Четвертый, разумеется, тут же принялся им кланяться, причем усердствовал так, что даже не заметил подошедшего монаха.

– Приветствую тебя, брат! – сказал местный. – Судя по своей одежде, ты идешь издалека?

– Да, брат! – поклонился Четверка. – Из Владивостока.

– Ничего себе! – удивился монах. – Это ты практически всю дальневосточную суперлокацию насквозь прошел, с востока на запад.

– Вроде того, – улыбнулся юноша. – Только я не один, нас четверо и еще верховой лось. И это… Мои спутники – демоны. Мы бы хотели попроситься к вам на ночлег. Это возможно?

– Брат, я простой подметальщик, – сказал монах. – Как я могу решать такие вопросы? Я сейчас схожу к настоятелю, расскажу про вас, а там – как он решит.

– Спасибо, брат! – сложил ладони Четвертый. – А я пока помолюсь.

Пока глава паломников отбивал поклоны перед громадной статуей, подметальщик опасливо заглянул в кабинет настоятеля.

– Там к нам это… Целая делегация пожаловала.

– Что за делегация, откуда? – всполошился игумен.

– Из Владивостока, говорят, – почесал затылок дворник.

– О, боже! Хоть бы сообщил кто! Как снег на голову… – настоятель метнулся к шкафу, извлек оттуда парадную рясу и с быстротой новобранца облачился в нее. Быстро повертевшись перед зеркалом, он счел свой внешний вид удовлетворительным. – Веди!

Когда они шли через комнаты, настоятель еще успел поинтересоваться:

– А сколько их?

– Их старший сказал: четверо, – просветил его дворник, выходя во двор. – Старший, кстати, молодой еще совсем, и уровень четвертый только. Первый раз такое вижу. А вот и он, кстати, видите – поклоны бьет.

Настоятель страдал дальнозоркостью, поэтому прекрасно разглядел попу Четвертого, обтянутую довольно потрепанной и не очень чистой походной рясой. Увидел и пару ботинок ниже. Стертых, промокших и грязных ботинок.

Увидев все это, настоятель остановился как вкопанный.

– Ты что – издеваешься надо мной? – спросил он дворника. – Какая это, нахрен, делегация? Прости меня, Господи, на грубом слове. Сказал бы сразу – осень настала, дождик льет, бомжи пришли, пожить просятся. А я, блин, еще одевался ради них, как дебил. Переживал… Тьфу!

И он действительно сплюнул на пол. Дворник профессионально помрачнел.

– Вот что, – распорядился настоятель. – Если хотят – пускай в беседке ночуют, так и скажи этому «главе делегации» сраной, прости, Господи. Там, конечно, стенок нет, зато крыша есть, сверху капать не будет. А без стенок переживут, бомжи – народ закаленный. Им же лучше – запах проветриваться будет. Потому что если их в помещение запустить – так там через минуту не продохнуть будет, вонь глаза резать начнет! Так что беседка. Бе-сед-ка!

После чего повернулся и ушел к себе.

Подметальщик вздохнул и подошел к Четвертому.

– Брат, – сказал он, трогая молящегося парня за плечо. – Брат, мне очень жаль, но…

– Не надо, я все слышал. – не поворачиваясь, сказал монах. – Спасибо тебе, брат, но ты иди, я просто хочу помолиться.

На самом деле Четвертому хотелось не молиться, а плакать. Давно уже его так не унижали.

«Здешний настоятель – невероятный э-э-э… чудак. – думал он, читая сутру. – Вот откуда такие люди берутся? Ну не хочешь ты нас видеть – ну просто откажи и все. Зачем все эти гадости говорить – про бомжей, про запахи, про беседку? Психу бы он, небось, такого не сказал. Плохо все-таки быть „стекляшкой“».

И действительно, Четвертому в этом плане не позавидуешь. Дело в том, что, получив «Святость», по сути, можно было качать только эту характеристику. Считалось, что подвижник должен сосредоточится исключительно на ней. Нет, теоретически Четвертый мог вложиться и в другие параметры, но вот только кинув, допустим, 10 очков в Силу, он тут же получал минус 30 очков в Святости. Очень просто, один к трем. Просто обычно Святость получали только хаи на уровнях за 200, которым это условие не доставляло непреодолимых хлопот – они просто останавливались в своем развитии по всем параметрам. Совсем иное дело – Четверка, получивший Святость на начальных уровнях. Он действительно был «стеклянным» и без помощи своих спутников в этих локациях не выжил бы и дня.

Четвертый еще немного помолился, успокоился и решил, что зря дал гневу овладеть собой. «Может быть, настоятель и не поганец. Может, у него просто день был плохой, вот он, перенервничав, и не разобрался в ситуации. Он ведь даже не видел меня толком. Надо мне самому сходить к нему и все объяснить».

Юный монах просто был еще слишком юным и не избавился от подростковых иллюзий. Ему было невдомек, что если человек похож на говнюка, разговаривает как говнюк и ведет себя как говнюк, то наверняка это и есть говнюк.

Найдя дорогу с помощью встречных монахов, Четвертый робко заглянул в келью настоятеля. Настоятель кушал, обстоятельно изучая и результативно забрасывая внутрь себя содержимое множества тарелок и мисочек, стоящих перед ним.

– Чё надо? – чавкая, поприветствовал посетителя он.

Посчитав это за приглашение, Четвертый переступил порог.

– Приятного аппетита, – пожелал он, на что настоятель только покивал, промычав что-то невразумительное.

– У меня вот какой вопрос, – начал Четвертый. – Видите ли, я глава группы монахов, мы идем в паломничество в Москву. И мы бы хотели переночевать у вас в монастыре.

– А, это ты, бомжара, – сытно рыгнул настоятель. – Не узнал, богатым будешь!

И первым заржал над своей немудреной шуткой. Отсмеявшись, он продолжил:

– Ну я же уже сказал – беседка. Какие еще вопросы? Тебе что – дворник не передал мое указание?

– Нет, он все передал, – не стал спорить Четвертый. – Просто… Просто шел дождь, мы промокли, и хотелось бы хотя бы просушиться. И мы не бомжи, я могу подорожную по паломничеству показать, мы ее в каждом городе отмечали.

Настоятель поморщился.

– Ты правда думаешь, что оттого, что вы где-то сперли чью-то подорожную, что-то изменится? Бьют не по паспорту, а по роже, слышал такой анекдот? Ты мне хоть двести документов принеси, я только на твою рожу гляну – и сразу скажу: бомжи приперлись! А глаз у меня наметан, потому что честно скажу – не люблю я бродячих монахов. Не-люб-лю! С молодости не люблю. Я когда только настоятелем стал, молодой был и наивный – и пустил однажды компанию типа вашей. Тоже бродячие монахи были, на Байкал в паломничество шли. На недельку пожить попросились. А я дурак и пустил.

– И что? – заинтересовался Четвертый.

Настоятель, в паузу набивший рот квашенной капустой, только рукой махнул, погоди, мол. Прожевав, пояснил:

– Всю зиму эти гниды у меня на шее просидели, только весной с горем пополам вытолкать их сумели. Пошли куда-то дальше, наверное, других лохов искать. А как эти козлы себя вели – вспомнить страшно! Брат Нилус даже стихи про это сочинил:

Вдоль стен они слонялись от безделья,

Камнями разбивали черепицу

И, сняв ворота, путь перекрывали,

Чтоб грабежом удобней поживиться.

Из стен они выдергивали гвозди,

Зимой, ломая двери и решетки,

Их для костров своих они рубили,

Хоругви наши рвали на портянки.

Елей в коптилки лили из лампады,

И, выменяв на редьку благовонья,

Они азартным играм предавались,

Воруя и с похмелья и спросонья!

Дальше не помню, там еще много куплетов. В общем, второй раз я на эти грабли наступать не собираюсь. Беседка – вот что вам поможет. Там лавочки есть, можете под лавкой спать лечь. А теперь пошел вон, пока я братьев не позвал. Хотя тебя, доходягу, я и сам выкину, если скандалить начнешь. Иди, убогий, иди подобру-поздорову.

* * *

– Ну как? – спросил вернувшегося Четвертого Псих.

– Ну… – замялся монах. – Как-то не показался мне этот монастырь. Может, какой постоялый двор подешевле поищем? Город-то большой.

– Понятно, – кивнул Псих. – Скажи мне только одно – побить тебя здешние монахи успели?

– Нет, никто меня не бил, – яростно запротестовал Четвертый.

– Сто пудов насовали ему, – влез со своим мнением Жир. – Ты на лицо его посмотри. Он же вот-вот заплачет.

– Ну тогда они как-то аккуратно насовали, с опаской – с сомнением ответил Псих, внимательно оглядев Босса. – Синяков нигде не оставили.

– Нас, небось, боятся, – весело хрюкнул Жир. – Боятся, значит, уважают!

– Босс, может быть, они тебя обзывали плохими словами? – с искренней заботой поинтересовался Псих. – Дохлой рыбой там назвали или земляным червяком?

– Нет, – упрямо помотал головой Четвертый. – Никто меня не обзывал.

– Почему же у тебя такой расстроенный вид? – продолжал допытываться Псих. – Уж не соскучился ли ты по родине?

– Друзья мои, – вместо ответа сказал Четвертый, – нам здесь будет неудобно.

Псих поднялся и подтянул штаны.

– Пойду я посмотрю на этот неудобный монастырь, – пояснил он.

– С тобой сходить? – поинтересовался свин.

– Зачем? – искренне удивился обезьян. – Меня и одного-то много.

Зайдя в калитку, он обвел глазами двор и уперся взглядом в дворника, снимавшего нагар с лампад перед статуями.

Псих бесшумно подкрался сзади и громко гаркнул:

– Вечер в хату, брат!

Дворник вздрогнул, вскрикнул и чуть не упал, но Псих ловко поймал его за шиворот.

– Мне бы с паханом побазлать, – негромко и даже несколько интимно сказал он. – Давай, брат, метнись к старшему, обскажи – Псих, мол, пришел, разговор у него до тебя есть. Понял?

Дворник, похоже, впал в прострацию, поскольку «завис» и на вопросы не реагировал. Психу пришлось даже потрясти его за шиворот с минуту, прежде чем тот разморозился и быстро и часто закивал.

– Ну раз понял, то давай, братан, давай. Шевели поршнями!

Дворник, так и не сказав ни слова, кинулся в келью к настоятелю.

– Там пришел монах! – заорал он, влетая в келью без стука. – Хочет с вами поговорить.

– Ну я же уже сказал… – барственно протянул настоятель, откидываясь в кресле. – В беседку! Не отвлекайте меня, пожалуйста, у меня куча дел.

– Это не тот монах!!! – отчаянно замотал головой дворник. – Это другой монах. Демон. Страшный – просто описаться можно. Сам волосатый, глаза огненные.

– Хм… – недоверчиво хмыкнул настоятель. – С каких это пор демоны идут в монахи? Ну пойдем, посмотрим на этого твоего демона…

Толкнув входную дверь, настоятель понял, что никуда уже идти не надо – Псих сам шел к нему. И на лице его было явственно написано желание уничтожить все человечество, причем в страшных муках.

Идущий к двери демон, казалось, был сделан и прессованного ужаса, и Смерть весело выглядывала наружу через его огненные глаза.

Настоятель побледнел как стенка, быстро захлопнул дверь и задвинул засов. И тут же, на всякий случай – второй.


– Я его помню! Ему пятьсот лет дали. Пятьсот!!! Знаешь что, – сказал он дворнику. – а скажи-ка ты ему, что меня нет. Я это… в мэрию срочно вызвали. Срочное совещание городского руководства.

Дворник отчаянно замотал головой:

– Не, я к нему не пойду. Можете из монастыря выгнать – не пойду!

Но дебатам не суждено было затянуться – дошагавший до двери Псих выбил ее одним ударом посоха.

Перешагнув порог, он огляделся и сказал:

– А вот эти комнаты ничего так. Бедненько, конечно. Но чистенько. И пространства много. Воздух. Воздух это важно – Босс не любит захламленных помещений. Надо посмотреть, может и подойдут.

И Псих подмигнул настоятелю.

Тут нервы настоятеля не выдержали и, по-заячьи вскрикнув, он бросился во внутренние комнаты дома. Дворник рванул за ним.

– Страх господний! – выдавил из себя настоятель, остановившись, чтобы отдышаться. – Слушай, иди скажи ему…

– Учитель, – прервал его окончательно взбунтовавшийся прислужник. – Я храбростью не отличаюсь. Уж лучше вы сами разговаривайте с ним.

– Эй, почтеннейшие, я что-то не понял, – раздался в соседней комнате голос Психа. – Вы вообще где? Что за дела, что за нездоровая активность, что за прыжки в ширину?

– Почтенный монах, – дрожащим голосом сказал настоятель. – Вы же сами сказали – у нас бедненько. В нашем бедном монастыре вам будет неудобно, и мы не смеем задерживать вас здесь. Вы лучше поищите для себя ночлег где-нибудь в другом месте. В двух кварталах есть прекрасная гостиница, уровень сервиса ранга «бог». Брат дворник с удовольствием отведет вас туда!

– Я рад за постояльцев этой гостиницы, – покачал логовой Псих, – но Босс хотел остановится в монастыре. Ладно, я посмотрел комнаты, думаю – сойдет. От некоторых людей нельзя требовать слишком многого. Переночуем здесь. А вы что застыли? Давайте, давайте, быстрее, Босс ждать не любит.

– Извините, быстрее что? – поинтересовался настоятель.

– Ну как что? – удивился Псих, который развлекался, то уменьшая, то увеличивая свой посох – пока тот не становился с человека толщиной и не упирался в потолочные балки. – Выметайтесь, разумеется. Сейчас Босс прибудет, чем вы вообще слушаете? Думаете, ему интересно будет смотреть на ваши не отягощенные интеллектом рожи?

– Что значит «выметайтесь»? – настоятель так сильно возмутился, что на время даже перестал бояться. – Я здесь живу!!!

– Жил, – сухо поправил Псих. – Ты какой-то странный, мужик. Я тебе говорю – Босс сюда заедет, а ты тупишь и якаешь. Да кому это интересно, где ты жил? Где ты, а где Босс? Тебе что – посохом элементарные понятия о субординации вбить надо? Я могу.

И он крутанул посохом «мельницу», будто бы случайно ударив по мраморной статуе льва, придавившего лапой шар. Никакого религиозного значения скульптура не имела, настоятель поставил ее здесь чисто для красоты – она была без пары и досталась ему за копейки.

Соприкоснувшись с посохом Психа, мрамор разлетелся щебенкой.

Настоятель гулко сглотнул и твердо сказал:

– Не надо. Не надо вбивать. Был неправ. Осознал. Я уже исчезаю. Меня практически уже нет.

– Куда исчезаешь? – удивился Псих. – Погоди. Ты же здесь этот… Ну главный, в общем. Сколько монахов в монастыре?

– Пятьсот семнадцать человек, – отвечал дрожащим голосом настоятель, – а помещений всего двести восемьдесят пять. Ютимся, можно сказать.

– Ага. Ну нормально, пятьсот – это нормально. Пятьсот – это не позорная жалкая кучка. Тогда вот что, – продолжал Псих. – Сейчас же соберите их всех: пусть приведут себя в порядок, обязательно наденут парадное платье и выйдут встретить Босса. Цветы, фейерверки в наличии у вас имеются?

Настоятель с отчаянием в глазах молча покачал головой.

– Ну это уже никуда не годится, – расстроился Псих. – Вы вообще о чем думали?

– Нас не предупредили, – пискнул настоятель.

– Беда с вами, – вздохнул Псих. – Если сорвете мероприятие, придется наказывать. Пусть хоть кричат погромче, ликуют, жестикулируют и вообще бурно выражают свою радость. Босса трогают искренние эмоции простых людей. Но только искренние. Он чует фальшь, имейте в виду.

– Можно его на руках в монастырь занести, – рискнул вставить реплику настоятель.

Псих остановился и удивленно посмотрел на настоятеля – как на бегущего по столу таракана, который вдруг сделал переднее сальто.

– На руках – это хорошо. На руках можно. Ну вот видите! – улыбнулся он настоятелю. От этой улыбки тому захотелось самому прыгнуть в жерло вулкана. – Не боги горшки обжигают. Даже вы способны выдвигать разумные инициативы. Давай, давайте, включайте креативность. Почему я должен выполнять вашу работу? Поверьте – это прежде всего в ваших интересах, чтобы мероприятие прошло без накладок и на достойном уровне. В ваших, не в моих. Иначе мне придется развлекать Босса другими зрелищами.

Он остановился и в раздумье побарабанил пальцами по столу.

– Ладно, дадим вам шанс, – наконец решил он. – Тогда я к Боссу, вы готовьте встречу. Мероприятие начинаем ровно через тридцать минут, у северных ворот. Все, давайте. Действуйте-злодействуйте.

После этих слов Псих взлетел в воздух и исчез за стенами монастыря.

– Бего-о-ом! – страшным свистящим шепотом скомандовал дворнику игумен. – Поднимай всех. А я за ключами от кладовой.

И оба монаха сорвались с места как гончие, спущенные на зайца.

Загрузка...