Куда идем мы… - 2

Глава сорок девятая. Старая Брянь. Новая Брянь. Верхние Планы

(в которой мы знакомимся и почти сразу прощаемся с четвертым лисьим хаем, а длинная «лисья» арка наконец-то заканчивается)

п. Старая Брянь,

Заиграевский сектор

Бурятской локации.

51°34′ с. ш. 108°06′ в. д.

В поселке Новая Брянь победившие паломники в прекрасном расположении духа разыскали на кухне рис, муку, овощи, разожгли очаг, приготовили себе постной пищи и наелись досыта, после чего улеглись спать.

А в поселке Старая Брянь в это время встречали главу клана – именно туда, в логово мамы, бежал потерпевший поражение Алтан Унэгэн. Он рассказал тамошним лисам, а, точнее, лисицам обо всем, что произошло – о прохиндействе и переодеваниях Психа, завершившихся гибелью Мамы и бесславной кончиной Мунгэн Унэгэна.

Лисицы возмущались, громко кричали и требовали мести, в результате чего разбитое войско Золотого лиса изрядно приросло женщинами-воительницами, ранее подчинявшимися Маме. Вот только было их в Старой Бряни не особенно много, да и артефактов никаких там не осталось. Идти с таким войском на Психа – значило заранее расписаться в поражении.

Вот только старший брат был самураем по сути своей, и вопроса – идти или не идти мстить, перед ним не стояло. Он собирался рискнуть всем – а там уже или победить, или проиграть окончательно, без возможности реванша. Но при этом Золотой оставался хорошим управленцем и неплохим военачальником, а потому старался максимально повысить шансы, и не упускал возможности усилиться там, где это возможно.

Поэтому он сразу вспомнил о четвертом хае лисьего клана – младшем брате мамы по имени Яшмовый лис. Тот был самым слабым из высокоуровневых бойцов, и у него даже не было артефактов – но он все-таки был хаем. И дядина помощь могла оказаться той самой соломинкой, которая сломает спину верблюда. Дядина база была немного на отшибе, в поселке Усть-Брянь, что на реке Уде. По счастью, Яшмовый лис был, наверное, единственным человеком на Земле, который не только мог вытерпеть Маму больше пяти минут, но и сохранял с ней дружеские отношения уже много лет. По такому случаю в Старой Бряни и Яшмовый лис стояли парные артефакты, работавшие как телефон, и брат с сестрой по вечерам периодически болтали.

Золотой лис сразу же связался с дядей с весьма эмоционально пересказал ему новости. Яшмовый лис пришел в ярость, сообщил, что он прямо сейчас собирает войско и назначил племеннику на завтра рандеву, на котором оба войска должны были слиться в одно.

– Мы дойдем до вас где-то к обеду, там соединимся, нагнем этих козлин и вернем доброе имя нашему клану! – пообещал дядя и отключился. Убежал готовиться к выступлению.

Утром еще даже не расцвело, а войско многохвостых амазонок и недобитых лисов уже выступило по направлению к своей захваченной штаб-квартире.

п. Новая Брянь,

Заиграевский сектор

Бурятской локации.

51°43′ с. ш. 108°16′ в. д.

Паломники уже собирались продолжить свое движение на запад, как вдруг прибежал стоявший в дозоре Жир.

– Лисы, – лаконично объявил он. – Много. Кажись, матч-реванш играть собрались.

Псих удовлетворенно кивнул, как будто только того и ждал.

– Вот сто раз убеждался уже, – посетовал он. – Все разумные существа называются разумными только из лести. За всю мою долгую жизнь не идиоты мне попадались чрезвычайно редко, что на Земле, что в Верхних планах. Пожалеешь идиота, дашь ты ему шанс живым остаться и возродить поломанное – вы думаете, хоть кто-нибудь этим шансом воспользуется? Хрен там. Назавтра же прибежит все доломать до конца. Вот что бы этому Золотому лису не подождать денек и не дать нам спокойно уйти на запад? А потом спокойно возродить клан, добыть новые артефакты, дать своим людям возможность не помереть, а пожить, расплодиться и размножиться? Ну нет! Мы под метелочку соберем все остатки, поставим под ружье детей, стариков, хромых и одноглазых, блистательно всех положим в землю, сами героически погибнем, и дурковатые барды еще стопицот лет будут превозносить этот великий подвиг в своих балладах, воспитывая на примере дурака новые поколения идиотов. Умрешь – опять начнешь сначала и повторится все как встарь.

Обезьян встал и махнул рукой свиноиду:

– Пошли, Жир, разгоним эту богадельню. Тот, вы вместе с Драко охраняете Босса. И не дай бог, если кто приблизится к нашей «стекляшке».

Сом с лосем синхронно кивнули. Лосемот, кстати, в последнее время каждую свободную минуту тренировал бой в зверином облике и делал определенные успехи. От пары-тройки низкоуровневых демонов лось уже с гарантией мог отбиться и самостоятельно, рогами и копытами, не перекидываясь в человеческий облик.

Выйдя за ворота, обезьян и свин увидели средних размеров войско, которое возглавляли два хая – уже знакомый им Алтан Унэгэн и неизвестный лис средних лет.

Именно этот лис и начал разговор:

– Эй вы, педерасты… – прокричал он, и эти три слова были первыми и последними сравнительно цензурными в его речи. Вспыльчивый Псих, разумеется, дослуживать не стал и побежал к матершиннику, держа железный посох тем же хватом, что деревенские парни держат оторванный от забора штакетник.

Незнакомый лис вызов принял и побежал ему навстречу с алебардой наперевес.

Зазвенела сталь.

Увы, но дрался Яшмовый лис много хуже, чем матерился. Быстро поняв, что если не сейчас, то через пять минут Псих его просто прибьет, дядюшка бежал с поля боя. Обезьян погнался было за ним, но ему заступил дорогу Алтан Унэгэн.

– Решим нас спор раз и навсегда! – пафосно крикнул он, обнажая Семизвездный меч.

– Блин, да только вчера же решали, – сбил пафос Псих, парируя удар. – Вот уж точно люди говорят – битому неймется.

И начался матч-реванш. Справедливости ради нужно сказать, что сегодняшний поединок сильно отличался от вчерашнего. Может быть, вчера Алтан Унэгэн был сильно пьян, возможно, дело в том, что сегодня он бился с мужеством отчаяния, но так или иначе – сегодня поединок был абсолютно равным. Противники схватывались вновь и вновь, но никто не мог сказать – кто из них сильнее.

Те временем удравший дядюшка, сделав круг, прибежал с другой стороны, и попытался было вмешаться в схватку, чтобы помочь племяннику вырвать победу. Но это ему не удалось – на полпути на нарушителя принципа «один на один» набросился свин, свирепо хрюкая и размахивая граблями. И вскоре перед войском лисов звенели сталью уже две пары поединщиков.

Достаточно быстро выяснилось, что четвертый лисий хай уступает в воинском искусстве не только Психу, но и Жиру. Пропустив пару ударов и попятившись под натиском свиноида, Яшмовый лис не придумал ничего лучше, чем позвать на помощь своих воинов. Лисы, пришедшие из Усть-Бряни, с воплями кинулись на свинью. Секунду назад уверенно побеждавший Жир вынужден был уйти в глухую оборону, отбежать к забору и прижаться к нему спиной.

На его счастье, в это самое время их калитки вышел Тот. Дело в том, что сидевший во дворце Четвертый изнемогал от любопытства и, не выдержав, отправил перерожденную рыбу на разведку. Случилось это как нельзя кстати – выйдя из ворот, Тот сразу же оценил обстановку и, размахивая своей легендарной лопатой, ринулся в схватку. Под ударами его диковинного посоха лисы разлетались, как кегли в боулинге и ветреная дама Победа вновь начала склоняться на сторону монахов. Сыгранность этой пары проявила себя в полной мере, и грабли с лопатой выкашивали противников как траву.

Яшмовый лис, чье здоровье было уже в красной зоне, понял, что против этих двоих ему не устоять, и вновь попытался было сбежать. Но не успел. Жир скастовал свой коронный удар, и девять стальных зубьев пробили дядюшку насквозь, приколов его к земле как булавка бабочку. Из пробитых свином отверстий вылетела грешная дядюшкина душа и отправилась на перерождение. А тело… Тело ожидаемо обернулось мертвым девятихвостым лисом.

Увидев смерть своего вожака, уцелевшие обитатели Усть-Бряни порскнули в разные стороны, как тараканы при включившемся свете. Хмыкнув им вслед, свин и сом поспешили на помощь обезьяну.

Едва бой продолжился в формате «трое на одного», опытный Алтан Унэгэн сразу понял, что против троих у него нет даже теоретических шансов, а низкоуровневые воины ему не помогут. Лис скрестил руки, останавливая поединок, потом развел их в стороны и разжал пальцы. Семизвездный меч устремился вниз и воткнулся в землю.

– У меня будет просьба, – сказал оставшийся безоружным лис. – Вы выиграли. Мы проиграли. Позвольте мне отпустить людей моего клана. В убийстве этих низкоуровневых воинов нет доблести для вас.

– Я не против, – разрешил Псих, а Жир и Тот согласно кивнули.

– Воины мои, – сказал тогда Золотой лис, повернувшись к уцелевшим обитателям трех Бряней. – Все кончено. Мы проиграли эту войну. Идите домой. Прощайте. Может быть, вам повезет, и ваши новые вожди будут удачливее нас.

После этого старший брат повернулся к Психу и сказал:

– Все, я готов. Если это возможно, я хотел бы умереть той же смертью, что и мой брат. У тебя должен еще остаться графин.

Псих помедлил секунду, потом кивнул:

– Хорошо, лис, я выполню твою просьбу.

Обезьян вытащил из пространственного кармана артефакт, выдернул стеклянную пробку и перевернул сосуд горлышком вниз:

– Иди, Алтан Унэгэн, и умри!

– Я иду, – просто сказал лис и исчез, втянувшись дымом в графин.

К чести лисов – никто из них не убежал сразу. Все дождались смерти своего лидера и только после исчезновения Золотого лиса начали потихоньку расходиться.

Псих неспешно подошел и выдернул из земли меч Семи звезд – последний лисий артефакт.

– Комплект. – сказал он. – Вот теперь действительно все. Кончилось кино.

Победители вернулись во дворец, и начали собирать вещи. Приключение закончилось, а Москва ждать не будет.

– Есть еще одно дело, – неожиданно сказал Псих. – Подождите меня здесь, я постараюсь недолго.

– А что случилось? – встревожился Четвертый.

– Да пока ничего, но дожидаться, пока случиться, почему-то не хочется. Кипящие чайники надо убивать, пока они маленькие. – путано объяснил обезьян.

– Да ты не мути, ты толком скажи, – влез в разговор свин. – А еще лучше – пальцем покажи, мне, дураку, понятнее будет, кого бить.

– Да там все мутно пока, я потому и не хотел говорить, – признался Псих. – В общем, если коротко, в разговоре братьев-лисов однажды всплыло имя Гуа. Причем не просто так, а в очень интересном контексте – вроде как именно она подогнала им артефакты. Поэтому имею я теперь подозрение, что нас, уважаемые товарищи, используют втемную. Причем в то самое место и пользуют. В общем, хочу я к одной старой приятельнице сходить и несколько неприятных вопросов ей задать. И очень мне интересно, какие такие откровения я от нее в ответ услышу.

Псих посмотрел на встревоженные лица товарищей и ухмыльнулся:

– На самом деле вы пока себя особо не накручивайте. Это пока только подозрения. Подозрения к делу не пришьешь. Думать, что нам делать мы будем тогда, когда подозрения подтвердятся.

– Все равно, – поежился Четвертый. – Неприятно как-то.

– А ты, малой, как думал? Родной, мы в поле, причем с очень серьезным заданием, – неожиданно встрял свин. – А в поле надо бояться не только чужих, но и своих тоже. Слив со стороны куратора – самое поганое, что только может случиться с агентом. К сожалению, такое бывает, и бывает нередко. У штабных всегда есть серьезные резоны и высшие интересы, а у тех, кто «в поле» всегда есть риск, что их продадут. Или ими откупятся. Или назначат их «меньшим злом». Так было, так есть и так будет всегда. Никогда не верь тем, кто наверху. Никогда не верь тем, кто ниже. Верить можно только тем, кто рядом. Потому что с ними ты в одной лодке и топить вас, если что, будут всех вместе. Как котят в мешке.

– Ладно, хватит вам! – оборвал разговоры Псих. – Пока это все гадалки и придумки. Когда вернусь – тогда и будут отгадки.

Обезьян подвесил фиолетовый портал и с места прыгнул в него.

Где-то в Верхних Планах

На сей раз появление Психа в берлоге Гуа больше всего напоминало визит к начальству. Красавица сидела за рабочим столом и с большим интересом изучала информацию на мониторе.

Когда обезьян мягко спрыгнул на ковер, она достаточно миролюбиво произнесла:

– Ну наконец-то. А то я уже была близка к кощунственному предположению, что в тебе проснулось чувство такта, и ты больше не будешь врываться в квартиру одинокой женщины без предупреждения.

Но Псих не ответил. Он вообще не произнес ни слова, даже не поздоровался.

Он молча выложил на богатый стол красного дерева, за которым сидела куратор проекта, несколько предметов. Это были: старая алюминиевая фляжка, помутневший от времени стеклянный графин, шнурок от шторы с кисточкой, цельный грошовый веер из бананового листа. Поверх всего лег длинный меч-полуторник и обезьян, так и не произнеся ни слова, отступил на шаг от стола. Он посмотрел прямо в глаза Гуа, и взгляд его был каким угодно, только не добрым.

Гуа тоже стала серьезной. Привстав, она сгребла мелкие предметы в ящик стола, поставила меч рядом с собой и кивнула:

– Спасибо.

После этой короткой реплики ответно уставилась на обезьяна, и во взгляде ее было что угодно, кроме раскаянья.

Они смотрели в глаза друг другу, не говоря ни слова, и пауза все тянулась и тянулась.

Эту нечаянную игру проиграла Гуа – не отводя взгляда, она открыла рот и произнесла:

– И долго мы так будем друг друга взглядом давить? Псих, давай без сценических эффектов. Я тоже умею играть и в молчанку, и в гляделки, и ты это прекрасно знаешь. Если у тебя есть претензии – выкладывай. Если у тебя нет ничего, кроме неясных подозрений – выметывайся!

Псих пару секунд подумал, а потом все-таки открыл рот:

– Это ты науськала лис на нас.

Это был не вопрос, а утверждение.

– Вон оно что, – помрачнела Гуа и вскинулась обиженно. – Псих, сколько лет ты меня знаешь?

– Я тебя знал пару столетий, пока не сел. Потом не знал пару столетий, пока сидел. Люди меняются, Гуа, – мрачно ответил Псих и повторил. – Это ты науськала лис на нас.

– Я, – не стала отказываться куратор.

– Зачем? – вопрос обезьяна был очень лаконичен.

– Псих, не строй из себя дурака или ребенка, – поморщилась Гуа. – Этот вопрос мог бы задать Четвертый, но не ты. Зачем бы я стала делать это тайно, если бы у меня была возможность все вам рассказать? Все, что я могу тебе сказать – я ничего не делаю во вред вам. Все мои действия вызваны заботой об успехе проекта и ничем другим.

Псих поморщился:

– Когда кураторы начинают темнить, все они говорят одно и то же: «Я пекусь только о твоем благе и нашем успехе. Я не могу тебе ничего рассказать, но ты просто поверь мне. Просто поверь!». Иногда эта вера действительно заканчивается хорошо. Кроме тех случаев, когда она заканчивается плохо. В этой драке с лисами мы дважды были на волосок от того, чтобы проиграть.

– Но не проиграли же, – спокойно сказала Гуа. – Псих, хорошие вещи не могут стоить дешево. Серьезную прибавку к шансам на победу нельзя получить без серьезного риска.

– То есть в случае победы мы должны были получить какой-то глобальный добряк? – приподнял брови Псих. – Тогда я вынужден тебя расстроить – мы его не получили.

– Без комментариев, – отрезала Гуа. – Псих, не заставляй меня подозревать тебя в том, что ты поглупел. Мы отправляем паломничество практически без шансов на успех, отправляем в расчете на то, что вытянем вас по дороге, мы, в конце концов, играем в глобальную игру против Системы, а ты являешься ко мне и строишь из себя какую-то целочку, не подозревающую о том, какие методы используются для обмана Системы!

– Я знаю, что некоторые квесты от Системы можно получить, только если ты не подозреваешь об их существовании, – медленно проговорил Псих, размышляя вслух. – Предположим, ты выводишь нас именно на такой квест, о котором откуда-то прослышали твои яйцеголовые аналитики. А раз ты упрямо не желаешь говорить на эту тему, значит, шансы получить этот квест еще сохраняются. Звучит логично. Если конечно, ты это не придумала только что, чтобы отмазаться от подозрений в сливе.

– Да пошел ты, – с искренней обидой сказала красавица. – Тупая макака.

Но Псих как будто не слышал ее, и продолжал размышлять:

– Ладно, предположим, я готов поверить в твое темнилово, но вот поверят ли остальные – большой вопрос. А неверие в руководство и подозрения, что тебя сливают – это самое страшное, что может случиться с группой агентов. Инстинкт самосохранения-то не отключишь. В итоге из-за мощнейшего психологического давления все пересрутся, передерутся и разбегутся. Мне нужны доказательства, что, стравив нас с лисами, ты не хотела избавиться от нас.

– Псих, милый, – очень устало и очень горько сказала Гуа. – Пожалуйста, не переваливай все на меня. На мне столько всего висит, что однажды этот груз просто раздавит меня, как слон – коровью лепешку на дороге. Я понятия не имею, что ты там раскопал, а что – нет. Поэтому я не могу тебя расспрашивать и не могу рассказывать тебе сама. А одно единственное нечаянное слово может перечеркнуть всю мою работу. Давай ты сам немного поработаешь? Давай ты сам подумаешь, проанализируешь имеющуюся у тебя информацию, вычленишь странности, поймешь, можно ли из этого получить доказательства моей незлонамеренности и потом скажешь мне несколько слов, на которые я смогу ответить. А я пока кофе сварю.

Пока Гуа гремела на кухне джезвой и жестяными коробками, Псих сосредоточенно размышлял. И понял, что его смущает – Гуа зачем-то дала лисам два совершенно одинаковых по своему действию артефакта – фляжку и графин. И при этом, как проболтался старший брат, запретила выливать жидкость, если с помощью артефактов убьют кого-нибудь из паломников.

Обезьян со всей ясностью понял, что именно об этом и хочет спросить.

Или сказать.

Когда Гуа появилась с подносом, на котором стояли две чашки, сахарница и молочник костяного фарфора, Псих помог угнездить поднос на столе, и они принялись пить кофе, болтая о разных безобидных пустяках.

– Кстати, – между делом заметил Псих. – Я тебя забыл предупредить – почти все артефакты юзанные и битые. Во фляжке водичка от младшего брата, в графине – от старшего. На шнуре кольцо сломано. А веер разряжен полностью. Но это уже не я.

– Фигня вопрос, – отмахнулась Гуа. – Веер зарядим, шнур починим, братанов воскресим. За них, кстати, отдельное спасибо.

– В смысле? – переспросил Псих. – Что значит «воскресим»?

– Ты не разобрался, что ли? – удивилась Гуа. – Жидкость, остающаяся в сосуде, сохраняет всю информацию о личности, поэтому погибшего можно воскресить. Это, конечно, стоит совсем-совсем не дешево, но мне сейчас хаи позарез нужны. А братья – хорошие бойцы, особенно младший. Будут у меня лет пять свое воскрешение в земном филиале клана отрабатывать. Я тебе говорила, что Штаны на меня «академку» повесил?

– Да, говорила, – рассеяно подтвердил Псих, но Гуа как будто не услышала и принялась жаловаться на перегруз на работе.

Псих, вытянув губы трубочкой, допил кофе и отставил чашку.

– Мне пора, – сказал он. – Не волнуйся, народ я успокою.

– Вали уже, – отмахнулась Гуа.