ИНТЕРЛЮДИЯ
Токио. Муниципальная досудебная тюрьма. Помещение камерного типа для одиночного содержания.
Прозрачный сегмент двери, выполненный из особопрочного пластика, открылся:
— Миёси-сан, к вам посетители. Прошу прощения.
Мая изрядно удивился такому вступлению, не вписывающемуся ни в рамки, ни в законодательство, ни в распорядок:
— Как мне стать по этому поводу? — разумеется, в японской тюрьме даже ему таким образом лучше бы себя не вести.
Однако и нестандартный выход из-за печки не пойми кого логическому анализу не поддавался. Что здесь ещё скажешь?
— Открывайте, — с той стороны раздался уже знакомый голос, без затей раздающий команды тюремному персоналу и принадлежащий никому иному, как Мацуи Хироюки собственной персоной. Министру внутренних дел.
Оябун озадаченно кивнул самому себе, отложил под подушку телефон и сел на кровати: если бы его пребывание здесь регулировалось режимом на общих основаниях, о нынешней фривольности не шло бы и речи. Однако чего нет, того нет, слава богам.
Бывший спортсмен аккуратно подгадал момент, когда разблокированный с той стороны замок щёлкнул и дверь начала распахиваться:
— Добрый день, министр-сан. Неожиданно, — он поднялся на ноги и поприветствовал высокого гостя, как полагается.
Посетитель отзеркалил поклон едва ли не быстрее.
— Вы не один? — оябун мазнул взглядом по безликому человеку, тоже в костюме, который проскользнул внутрь следом.
— Это и есть причина моего визита, Миёси-сан. Где мы с вашего разрешения можем расположиться?
Мая, не чинясь, расправил на кровати покрывало:
— Прошу. — Сам же он, чуть подумав, занял табурет, поджав под себя ноги и оперев локоть о правое колено, — если вы не возражаете. Потому что теоретически режим запрещает, — он доверительно наклонился вперёд.
Они с Мацуи, не сговариваясь, заржали. Третий остался бесстрастным.
— Как вам здесь? Всё ли в порядке?
— Более чем, — старший Миёси вскинул вверх обе ладони. — Всё даже лучше, чем я рассчитывал в оптимальном сценарии. Благодарю, без вашего участия наверняка пришлось бы грустнее.
Бывший полицейский и борёкудан опять хохотнули.
— Я вам благодарен не меньше, — высокий гость устроился на чужой кровати. — Благодаря вашим готовности к компромиссу и конструктиву кризис начал было постепенно успокаиваться.
— Начал было? — якудза изогнул бровь. — Ультраправые? — вопрос сорвался на автомате.
Одновременно от глаз бывшего спортсмена не ускользнуло, что третий вздрогнул. Это было занятно и кое-что говорило об организации, которую незнакомец мог представлять — явно из другого ведомства.
Ладно, всему своё время. Раз пришли сюда, сейчас всё объяснится.
— По счастью, не они. — Министр помахал ладонью перед глазами, изображая облегчение.
Оябун тоже выдохнул. Если бы дровишек в огонь подбросили люди Кэна, союзника по уличному противостоянию, текущий разговор стартовал бы иначе.
— … Но и ненамного лучше, — несколько картинно вздохнул чиновник. — Ваша родная дочь, Миёси-сан. Именно поэтому я пришёл за вашей поддержкой.
Мая добросовестно поднял брови на затылок, отвесил челюсть до пола, потёр висок:
— Подробности?
Да, Моэко осталась на хозяйстве на то время, пока он отправился сюда, но оябун отлично знал своего ребёнка. Никаких революций вопреки его генеральному курсу по доброй воле она бы не затеяла — во-первых, на дочь можно положиться. Во-вторых, между ними в вопросах стратегии Эдогава-кай никогда не было разногласий.
Да и свои бы уже на этот телефон звякнули, если б что. Братья и без сэмпая неплохо представляли, куда в каких условиях двигаться — если бы команды химэ противоречили идеологии главы, дали б знать.
Там же, через четверть часа.
— … таким образом, лицензированный адвокат окружной палаты выдвинул уголовное обвинение. Сотрудники министерства обороны переданы в полицию под надзором прокуратуры вместе с набором доказательств. Того, что ваша дочь в их качестве представила, — поправился Мацуи. — Дело открыто и не зарегистрировано в едином реестре лишь потому, что я взял ответственность на себя, — перевёл дух министр и поднял на собеседника взгляд, полный тоски. — Решил перед тем, как устраивать ядерный взрыв — образно — попытаться с вами договориться. Уже в новых рамках, на более высоком уровне и по новому поводу.
— Вы сейчас выступаете от имени Канцелярии Премьера? — спортсмен Миёси в некоторых вопросах предпочитал полную ясность, над главой МВД в голову приходит только одна персона выше рандом. — И я пока не понимаю, в чём моя дочь неправа, — вежливо, но непреклонно качнул подбородком обитатель камеры.
— По второму пункту Мацуи-сан не совсем точно сформулировал, прошу извинить, что вмешиваясь, — незнакомец наконец разлепил губы. — Он так поступил в качестве поддержки мне лично. Кстати, искренне извиняюсь за недостойное поведение моих сотрудников.
Когда перед «извиняюсь» кто-то ставит «искренне», такими извинениями обычно можно подтереться, отстранённо подумал Мая:
— Прошу прощения за резкость, могу спросить, с кем разговариваю? — он легко выдержал отсутствующий стеклянный взгляд с короткой дистанции и ответил таким же. — Вы кто? Что не из полиции и даже не из министерства, я уже понял. Даже не из юстиции.
— Разрешите вас познакомить. Миёси-сан, вы сейчас разговариваете с начальником Штаба разведки Управления государственной обороны. Его зовут…
— Не нужно! — оябун перебил. — Я вижу, что уважаемый начальник штаба не хочет представляться по имени. По мне, в этом действительно нет необходимости, если только на противоположном не настаиваете вы, Мацуи-сан.
— Не в моём положении ставить условия, — достаточно откровенно обозначил военный.
— Слушаю внимательно. — Оябун поёрзал на табурете и переменил руку, поставив левый локоть на колено.
К чести незнакомца, случившееся он начал описывать без приказ, искажений либо недоговорок. На первый взгляд.
На второй тоже — обитатель камеры сопоставил за секунду. Телефон под подушкой, Министр в курсе. Достать и позвонить дочери — секунда дела.
Через пару минут армеец забросил ногу на ногу и накрыл колено скрещенными ладонями:
— Доклад окончил.
Занятная манипуляция. Я ведь ни о каком докладе не просил, ухмыльнулся про себя Миёси-старший. Вслух он ответил:
— Так и тянет поступить по западному образцу, — смотрел якудза при этом на министра. — Что-нибудь типа такого: наивно захлопать глазами и осведомиться, а зачем вы это всё мне рассказываете?
— Стереотипно может показаться, что я пришёл просить вас отозвать ваших людей. — Мацуи резко поднялся с кровати и заходил от стенки к стенке по крайне небольшому помещению.
— А это не так?
— Возможно, я бы поступил подобным образом до личного знакомства с вами. Сейчас же попрошу иначе: Миёси-сан, давайте вместе придумаем, как быть?
А вот после этих слов Мая озадачился по-настоящему.
Там же. Ещё через некоторое время.
— … потому что вы напрасно считаете, что несгибаемость и принципиальность — монополия исключительно Эдогава-кай. — Не размениваясь на вежливость, не играя словами, армейский тоже резал правду в лоб. — Я полностью согласен, что мои люди неправы. Скажу больше, наказание в нашем исполнении будет таким, что полицейское следствие они бы посчитали за амнистию. Но если кто-то не нажмёт на тормоза, уже мои люди могут, из соображений чести мундира, объявить вашей организации вендетту в частном порядке.
— Дайте подумать, — борёкудан поднял ладонь. — Попутно, в качестве комментария. Вы же понимаете, что мы этого не боимся? Как и наши союзники на площади? — ультраправые в такой беседе — сильный козырь.
Сперва помрачнел министр, потом что-то дошло и до вояки.
— Вы сейчас разговариваете со мной, как с простым обывателем, — ровно продолжил якудза. — Да, теоретически предполагается, что угроза физического устранения со стороны крепких профессионалов вашего плана, ещё и взявшихся за дело неформального — серьёзный сдерживающий фактор. Вы же так думаете?
— Да. — Армейский не отвёл взгляда.
— Вы заточены для работы за границей, — заключил борёкудан задумчиво. — Наше внутреннее болото проходит мимо вас. Вы же даже нашего девиза не знаете, не так ли?
— У вас и девиз есть? — удивлённо встрепенулся военный.
Министр сморщился сильнее.
— «Защищай слабых, борись с сильными». ¹ Да, мы в ряде моментов — не лучшая часть общества Японии. Но мы и не беспринципные твари, которым нажива застит глаза и единственной, главной мотивацией которых являются деньги.
— Это правда? — армеец повернулся к министру.
Он действительно не владеет оперативной обстановкой на родине, убедился борёкудан.
Чиновник коротко кивнул.
— Если бы я в первую очередь хотел денег, власти, я бы никогда не оказался в переулке против полицейского спецотряда. — Спокойно пояснил оябун. — Я бы просто продал доказательства министру-сан, — уважительный кивок. — Не за деньги. За гарантии, договорённости, особое место в негласной иерархии отношений с полицией, много чего.
— Не учёл, — вояка закусил губу.
— Мы не планировали вернуться с той улицы в любом сценарии. Никто из Эдогава-кай, вставший тогда в пикет, не исключал, что это его последний выход. И если вы вопрос ставите так, что нам ради справедливости опять нужно упираться — мы уже делали это раз, сделаем и второй.
Какое-то время все помолчали.
— Армейская разведка — серьёзный противник, — продолжил борёкудан. — Но как ваш отдалённый коллега или смежник я отлично понимаю роль Театра Военных Действий в успехе любой компании.
Штабной встрепенулся.
— Сейчас речь о нашем поле, где мы ориентируемся с закрытыми глазами, а вы чужаки. При всём уважении к уровню вашего персонала, — оябун с серьёзным лицом качнулся вперёд-назад.
Разумеется, соблюдая этикет, он не стал сейчас напоминать, кто вышел победителем из последней стычки, когда коллеги визитёра в итоге не то что не спеленали Неприкасаемого, а и вовсе… оказались в полиции.
— Любая закрытая клановая структура — а армейская разведка тот же клан — зиждется, в том числе, на репутации. — После некоторой паузы уронил армейский. — Я могу быть физически не в состоянии остановить своих людей, если они воспримут конфронтацию слишком лично. В нашей структуре тоже крутятся неплохие деньги и мы просто вынуждены отстаивать реноме — хотя бы потому, чтобы нас не расформировали, не сократили, не срезали финансирование. Мы не можем проиграть вам, гангстерам, ещё и настолько прилюдно. В такой гротестной ситуации.
— Я по-прежнему не понимаю, что вы хотите от меня. Тем более не могу обещать, что вам стоит на это рассчитывать. — И оябун умел стоять на своих позициях твёрдо. — Ваши люди один раз уже влезли в чужой огород, в результате сцепились мы с полицией. Хорошо, обошлось без жертв!
— Я…
— Сделанные после той ситуации выводы, думали мы, однозначны и их разделяют все, — Мая повысил голос, поднял ладонь и не дал себя перебить. — Не успели мы отвернуться, — он повёл рукой, намекая на своё нынешнее пристанище, — как вы не просто взялись за своё, а попытались отвесить мне прилюдную унизительную пощёчину. И сейчас предлагаете считать, что так и надо.
Министр вздохнул, уселся поглубже на кровать и облокотился спиной о стенку камеры.
Армейский удивился:
— В каком это месте? Что я опять упустил?
— Факт процессуальной защиты Неприкасаемого моей дочерью, Миёси Моэко, достаточно прозрачно намекает на позицию Эдогава-кай.
— Какую позицию? Кто такой неприкасаемый?
— Ту позицию, которую мы займём столько раз, сколько понадобится, чтобы напомнить вам: закон один для всех. Неприкасаемый — Решетников Такидзиро.
— Хафу вроде как меченый, — перевёл бывший первый полицейский смежнику понятным языком, поскольку последний на чужом поле не ориентировался в принципе. — Организацией уважаемого Миёси-сан. Взяв его под юридическую защиту, они вроде как демонстрируют…
— Понял, — вояка с досадой поморщился.
— Самое смешное, что это никакая не демонстрация, — неожиданно для самого себя вздохнул Мая.
— Ещё скажите, экспромт, — хохотнул вояка.
— Вы — никто, чтобы я вам что-то объяснял или доказывал, — вежливо парировал борёкудан. — Но из уважения к Мацуи-сан поясню. У Решетникова Такидзиро свои отношения с Миёси Моэко, моей родной дочерью. Они далеки от близких, насколько я знаю — в том смысле, о котором мы все подумали — но тесными и дружескими являются однозначно. Моэко-тян — тоже часть Эдогава-кай. Ну что делать, так исторически сложилось… — якудза сменил тон на неформальный и по домашнему развёл руками. — Он ей похудеть помог, у неё это долго не получалось, а мечтала больше половины жизни.
— Продолжайте, понятно.
— Хочу я или нет, но любая агрессия в адрес Решетникова равна агрессии в адрес Эдогава-кай.
Теперь с кровати поднялся военный, чтобы нервно заходить по камере:
— В наши ряды ваш неприкасаемый попал значительно раньше, чем в ваше поле зрения.
— Вы же его уволили? Контракт закрыт? — Мая мысленно похвалил себя за то, что всегда учитывал мелочи и выяснил биографию полукровки. — Мы ушли в сторону, — оябун решительно хлопнул себя по коленям. — Мацуи-сан, если подопечному моей дочери ничего не угрожает физически… — он поднял вопросительный взгляд.
— Не угрожает.
— … на все прочие моменты я готов посмотреть сквозь пальцы, — неожиданно выдал старший Миёси. — В последний раз. С последним предупреждением. В серьёзности которого, надеюсь, вы не сомневаетесь.
— В следующий раз я к вам не приду и буду жёстко действовать по закону, — припечатал министр, не глядя на коллегу, но имея в виду явно его. — Люди, нарушившие закон на улицах Токио, будут строго наказаны в рамках юстиции без оглядки на их ведомственную принадлежность.
— Следующего раза не будет, — чуть напряжённо кивнул армейский. — Мы неправы, больше не повторится. Сейчас бы этот момент как-то устаканить.
Под какой-то проект в их структуру влиты огромные и государственные, и частные инвестиции, понял Мая. Их лодка переполнена грузом и тип просит любым способом уменьшить качку снаружи. Потом, когда проект к чему-то придёт, и правила в их конторе изменятся.
— Если вы пришли ко мне за компромиссом и советом, вы его получили, — твёрдо зафиксировал оябун. — Но проблема никуда не делась, военный-сан. Вы очень плохо ориентируетесь в реалиях моей Семьи.
—???
Министр тяжело вздохнул.
— Адвокат Миёси Моэко — процессуально независимое лицо, раз. Снаружи не очевидно, но в семье тоже так, и это два: я категорически не вмешиваюсь в дела дочери — если они не вредят прямо Эдогава-кай.
Армейский растерянно повернулся к министру.
— Я сейчас скажу вещь, которую никогда никому не говорил. — Якудза опустил взгляд. — Моя дочь всё для себя решает самостоятельно и самостоятельно отвечает за свои решения лет примерно с четырнадцати. Особенности нашего фамильного воспитания. Вы же военный, должны знать мою фамилию.
— Знаю, но ведь сколько лет прошло?
— Пока и в третьем поколении без изменений, — пожал плечами оябун. — Я надеюсь, так останется и впредь. Мы очень консервативные люди.
— Дела-а, — присвистнул министр, тоскливо косясь в сторону окна.
— Я не хочу, а самое главное — не могу влиять на неё в вопросах её отношений с Решетниковым. Как бы сам лично к нему ни относился, это к слову.
— Получается, договариваться нужно не с вами? — военный наконец сообразил.
— Именно. Вы пришли апеллировать не к тому человеку: конкретно в этом вопросе я ничего не решаю, как бы оно ни смотрелось со стороны. Ради вас я не буду ломать сложившиеся отношения в моей семье, прошу извинить. Как и систему воспитания и подготовки дочери.
— И в мыслях не было просить о таком, — Мацуи о чём-то напряжённо размышлял.
— Я всё же закончу, для ясности. Моэко решает и отвечает сама с подросткового возраста потому, что это — единственный способ научить ребёнка жить самостоятельно. Точка, как говорит одна её подруга. Даже если бы я хотел сказать ей, чтоб сделала что-то по вашему, на её позицию ключевого влияния оно не окажет — у моего ребёнка совсем другие рефлексы.
— М-м-м?
— У неё давно выработана и закреплёна привычка решать и действовать без меня, а в вашей неприятной ситуации она уже решила. Сейчас лишь действует.
И опять все помолчали.
— Военный-сан, могу попросить об услуге? — раскачивающийся на табурете вперед-назад, якудза выглядел обманчиво расслабленным.
— Да.
— Чего вы мне сейчас недосказали? Что такого моя дочь успела сделать, что кресло зашаталось не просто под вами, а и под всем вашим руководством, включая военного министра?
— Откуда вы знаете⁈ Вы же уже были в тюрьме⁈
Вместо ответа борёкудан многозначительно ухмыльнулся.
— Ваша дочь, Миёси-сан, сделала так, что Мицубиси-банк ополчился против Министерства Обороны и, оставаясь в рамках закона, всеми доступными путями создаёт неудобства армейскому ведомству. Точнее, его сотрудникам, — за военного ответил полицейский. — Банк — лишь верхушка айсберга. Есть основания полагать, что он олицетворяет отношение крупных промышленников, какой-то их части.
— Но это категорически не мой уровень! — Борёкудан искренне распахнул глаза. — Господа, мне льстит ваша уверенность, но если бы я… вы поняли. Теми структурами заруливают никак не из наших штаб-квартир!
«А из вашего кабинета министров» вслух не прозвучало.
— Если она это сама провернула, пока я здесь, тем более не понимаю, зачем вы пришли ко мне и что могу сделать я.
Чиновники переглянулись.
— Миёси-сан, вы действительно не в курсе? — вопрос озвучил министр.
— Клянусь. Кстати, Мацуи-сан, вы не в курсе, а кто ей в банке такую протекцию составил? Должно же быть какое-то должностное лицо, которое её поддержало? Как называется должность?
— Председатель правления.
Пару секунд оябун переваривал, его красноречивая мимика явно не укрылась от собеседников — их лица стали более кислыми.
— А попросить вашу дочь вы можете?
— Попросить могу, но не гарантирую результат. Уже объяснял, почему.
— Звоните, — Мацуи нервно поднялся. — Пожалуйста. Если возможно, просто попросите её встретиться с нами двоими, хоть какой-то шанс.
— Когда поедете, что ей сказать? Куда ей прибыть?
— Прямо сейчас. Если позволите, мы в вашу штаб-квартиру, самое удобное место.
Изумлённый взгляд армейского, устремлённый на старшего Миёси в тот момент, когда оябун доставал из-под подушки телефон, стал для оябуна самым приятным моментом за весь необычный визит.
Вояка, несмотря на громкое название должности (и теоретическую крутизну своей конторы), в прикладных реальностях собственной родины ориентировался даже меньше, чем казалось в первой половине разговора.
— … диагноз налицо. — Врач что-то заполнял в планшете, кроме них двоих в кабинете никого не было.
Хину, дьявольское отродье, разработала и провернула план ничуть не хуже его собственного. Или это не Хину, а Йоко, внучка сестры?
Без разницы. Хироя старательно изображал потерянного и убитого жизнью с того самого момента, как его отделили от вырубленной охраны Мацусита и банальным образом под руки унесли, куда хотели.
К сожалению, старческое тело уже не то, чтобы раскидать мордоворотов из физзащиты. О том, что он бы с этими ребятами и в молодости не справился, старик не подумал.
Телефон врача зазвонил.
— Да… нет, на приёме… Нет, уже закончил, потом в банк…
Следующую половину минуты медик ухитрялся делать сразу два дела — разговаривать и строчить в планшете.
На второй или третьей фразе Хироя сделал стойку — его, похоже, всерьёз не принимали.
Зря. Даже если та болезнь есть, ресурсов в его руках всё равно несоизмеримо больше, чем у сидящего напротив человека в зелёном халате.
— Какой размер кредита? — жёстко потребовал патриарх, когда доктор закончил разговаривать.
— Зачем вам? — врач удивился.
— Неважно, я случайно услышал, — динамик чужого смартфона был действительно громким. — Я же могу сделать пару звонков?
— Тут не тюрьма! — возмутился медик. — Вас привезли для оказания помощи близкие люди!
— Позвонить могу?
— Да звоните кому угодно! — зелёный халат вернулся обратно в планшет.
— Мой телефон забрали, могу с вашего?
Собственные гаджеты у Хироя зачем-то аккуратно изъяли ещё в небоскрёбе.
Хозяин кабинета без слов разблокировал экран и толкнул смартфон по столу.
Хироя, недолго думая, открыл банковское приложение владельца — было заблокировано на биометрию.
Взяв руку психиатра, старик мазнул большим пальцем по сканеру:
— Не переживайте, мне только номер счёта. На ваши деньги я не покушаюсь.
На столе, по счастью, лежали блокнот и карандаш, которыми старший Хьюга и переписал злосчастный IBAN. Ещё через секунду он без затей набрал номер, который всегда помнил напамять:
— Привет, старая развалина.
— …
— Я по делу, времени мало. Пожалуйста, переведи на следующий счёт пятнадцать миллионов… Да, йен… — он продиктовал цифры. — Верну как смогу, спасибо, что ты есть.
— Что это было? — слегка ошалевший врач, не отрываясь, наблюдал, как его банковское приложение высвечивается цифрой с шестью нулями.
— Это ровно в четыре раза больше, чем кредит, о котором вы просили. Возвращать не надо. Если измените диагноз, получите ровно столько же — я только что показал, что являюсь серьёзным человеком и ради своей свободы готов на всё. — Хироя требовательно сверлил глазами собеседника.
Да, риск, но денег не жалко. Именно с этим старым другом любые суммы давно не имели смысла — отношения дороже. Он бы, кстати, окажись на месте товарища детства, тоже отдал бы что есть в случае аналогичной просьбы.
— Вам это не поможет, — задумчиво протянул доктор. — Будет созвана комиссия, мой вердикт пересмотрят.
В медицинские процедуры патриарх вникать не собирался, лишь уточнил:
— Сколько времени нужно на созыв этой комиссии?
— Случай не острый, опасности не представляете. Неделя, две.
— Если свой диагноз сейчас измените вы, этот срок я продолжу оставаться дееспособным?
— Да.
— Делайте! Меня устраивает. Вы же не сильно пострадаете? — не то чтобы старика волновал реальный ответ, но иногда изобразить любезность стоит.
— Вообще не пострадаю, — медик ушёл в себя. — В нашей сфере мнения порой различаются радикально. Другое дело что вам в стратегической перспективе это не поможет.
— В моём возрасте в стратегической перспективе уже вообще ничто не поможет, — сварливо проворчал Хироя. — Неделя — чертовски большой срок. Меняйте диагноз и получите столько же.
— Всего доброго. — Мы с Моэко готовимся покинуть полицейский участок, где завершали кое-какие формальности.
— Решетников-сан, извините! — уже на выходе меня догоняет офицер. — Прошу прощения, придётся вернуться.
— В чём дело? — моя адвокат решительно становится между мной и полицейским.
— Только что прогрузилось по базе, против вас выдвинуты другие обвинения. Комиссия по ценным бумагам. Решетников-сан, прошу извинить, но вы задерживаетесь полицией Токио… В соответствии с… Вы имеете право хранить молчание… Если у вас нет денег на адвоката…
Моэко сбоку саркастически хмыкает.
¹ реальный девиз якудза. Вопрос, конечно, насколько декларации в нашем мире соответствуют внутреннему содержанию. Но тем не менее, лозунг есть