Экзамен для чародея: Кровавая ассамблея

Глава 4 «Тайная тропа» и как ею пользоваться

Обо всем этом я вспоминал, пока мы с Фальцем спускались с холма к маленькой речушке, тихо журчащей под высоким берегом. Эта была та сама речка, через которую я перебирался, когда бежал в деревню к Фальцу, только в этом месте она была еще уже. И не речка даже, а так, ручей.

Фальц задерживаться на берегу не стал — так прямо и прыгнул прямо в воду, подняв тучу брызг. Глубина здесь была небольшой, едва ли до колена. Нисколько не задумываясь, я поступил точно так же, как и старый чародей. Вода оказалась очень холодной, почти ледяной. Так и обожгла мгновенно онемевшие ноги. Но пару мгновений спустя я уже был на противоположном берегу и побежал следом за Фальцем, который оказался весьма резвым для полуторавекового старика.

Впереди, на расстоянии в треть версты, темнела иззубренная лесная полоса. Звезды над ней редкими искорками просвечивали сквозь прорехи в пелене облаков. Несколько минут спустя мы выбежали на укатанную дорогу, кривой серой полоской идущую вдоль опушки. Здесь Фальц на некоторое время остановился и принялся озираться, близоруко щурясь.

— Ничего не вижу… — сообщил он сквозь зубы. — Темнота, хоть глаз выколи.

Вдруг он замер, вытянулся и неподвижно уставился в сторону леса. В глазах его я заметил желтые всполохи, которые полностью закрывали собой все их содержимое. Не было видно в них ни светлого ободка белков, ни кляксы радужки, ни черного пятнышка зрачков — ничего, кроме колыхающихся языков желтого пламени.

Я знал, что это означает, но вживую видел подобное впервые. «Ночное зрение», оно же «глаз грайи». Говорят, те, кто им владеет, одинаково хорошо видят что ясным днем, что в кромешной тьме ночи, и к тому же способны приближать удаленные предметы, как это делает зрительная труба у моряков. И еще говорят, что его тяжело удерживать слишком долго, к тому же после этого у некоторых страшно болит голова, поэтому использовать его рекомендуют лишь кратковременно. Не то есть риск и вовсе остаться без зрения.

Фальц пялился в сторону леса не больше минуты. Потом пламя в его глазах потухло, и он сразу расслабился, плечи его облегченно опустились.

— Терпеть не могу делать это, — сообщил он, до скрипа растирая глазные яблоки. — Уже лет десять не использовал «глаз грайи». И еще бы столько же обошелся, если бы не возникла такая необходимость… Тропа нынче откроется вон там… — он указал рукой во тьму куда-то вправо. — Поле там истончилось до нитей, заклинание способно его легко разорвать. Но следует поторопиться — оно почему-то слишком быстро мигрирует. Должно быть в Запределье происходят какие-то процессы, способные влиять на поле нашего пространства…

Я еще не полноценный маг, всего лишь аспирант магистра Амосова, углубленно изучающий магию Синей Линии. И пусть звучит это на первый взгляд достаточно нежно, и даже как-то женственно, но на самом деле чародей, целиком познавший силу Синей Линии, получает статус магистра и способен на многое. Он может даже противостоять тьме, что наползает порой из самых мрачных закоулков Запределья.

Мировая магия не ограничивается одной лишь Синей Линией. Она особо развита в пределах Российской империи и ряда других государств. Но есть еще магия Желтой Линии, Красной Линии, Фиолетовой… Это зависит от того, в какую сторону отклоняется линия спектра объектов магического поля. При этом магия Синей Линии будет неустойчиво работать на территориях, где преобладает желтый спектр, или красный, или какой-то иной, отличный от синего.

Например, в Сагаре, где имеется явное преобладание красного спектра, магия Синей Линии будет бессильна.

Этот закон справедлив и в обратном действии. Ни одна магия, отличная от Синей, не сможет быть предсказуемой и стабильной на территории синей линии спектра. А потому и сагарские маги не смогут разгуляться на просторах России-матушки. Порой это весьма полезно для государственной безопасности.

Да и в районах Приграничья, где соседствуют магии разных цветов спектра, они обе ведут себя крайне неустойчиво. Даже магистры не могут уверенно использовать свои способности вне территории родного спектра. Это чревато большими проблемами. А при неудачном стечении обстоятельств даже может стоить жизни.

И это я говорю о магистрах. Мне же, начинающему магу Синей Линии, чтобы подняться до подобного уровня, придется пройти весь цикл обучения и сдать несколько весьма непростых экзаменов. Впрочем, пока что я не сдал и первого…

Пару минут мы шли по дороге быстрым шагом. Сначала пробовали бежать, но Фальц быстро выдохся. Все-таки стоит делать скидку на возраст, не мальчик чай уже. А потом он вдруг и подавно остановился, схватив меня за рукав.

— Вы устали, Фальц? Может обопретесь на мою руку?

— Тш-ш-ш! — зашипел на меня старый чародей, прижав к губам палец.

Прислушался. Потом неожиданно рухнул на колени и прижался ухом к земле.

— Что случилось? — спросил я громким шепотом. — Вы что-то услышали?

— Тш-ш-ш! — снова зашипел Фальц с раздражением.

Я поторопился поднять руки и отступить.

— Лошади… — прошептал Фальц. — Пока еще далеко, но они приближаются…

— Гвардейцы? — резко спросил я.

— С большой вероятностью. Они возвращаются. Подозреваю, что ваш «молчаливый кустодий» перед тем как замолчать навеки послал сигнал о своем уничтожении. Некоторые заклинания способны это делать.

— Это плохо, — заметил я.

— Это хуже, чем вам кажется, аспирант! Впрочем, печать была совсем небольшой, такие неспособны точно указывать свое расположение, лишь направление… Я открою для вас «тропу» и сразу вернусь.

Мне стало как-то тревожно. Если гвардейцам вдруг станет известно, что все это время Фальц просто водил их за нос, они могут в запале изрубить его в капусту. Ну или во что там еще можно изрубить старого чародея…

— Послушайте, Фальц… Может будет разумнее, если вы отправитесь вместе со мной в Петербург? Я уверен, что магистры смогут вам найти подходящее место для дальнейшей службы.

Фальц поднялся с земли, сначала отряхнул колени, затем принялся отряхивать ладони. Подумав немного, помотал головой:

— Мое внезапное исчезновение может вызвать ненужные подозрения. А так вряд ли кто-то заподозрит старика в том, что он напал на гонца и забрал у него письмо.

Это звучало логично.

— Возможно, вы правы, Фальц…

— Нет, аспирант — я прав абсолютно точно! Идемте дальше, у нас нет времени на досужие разговоры.

Мы двинулись дальше. Сначала прошли по дороге еще сотню саженей, потом Фальц снова прислушался, покачал головой и знаком дал команду идти к опушке.

Едва мы протиснулись сквозь густой подлесок, как позади уже совершенно отчетливо послышался стук копыт. Он быстро надвинулся, и в ночной тишине показался просто оглушительным. Присев в траву и раздвинув кусты, я увидел, как пронеслась мимо нас по дороге вереница всадников в шлемах с остроконечными «шишаками».

Кавалергарды светлейшего возвращались в деревню. Да уж, покрутил я их, помотал по округе. Ох, и злые они сейчас, наверное! Поймают — порвут. Хотя, сначала пускай поймают…

Фальц тронул меня за плечо: пора. Я кивнул, и мы направились куда-то вглубь леса, в место, известное одному лишь Фальцу. Продирались сквозь какие-то колючие сучья, уворачивались от хлестких ветвей, прыгали по каким-то кочкам, рискуя провалиться в болото. Под ногами чавкало и хлюпало, а порой и завывало утробно, отчего становилось жутковато. И еще я подумал, что даже если бы шляпу свою с шикарным павлиньим пером не потерял давеча где-то по дороге в деревню к Фальцу, то сейчас все равно лишился бы ее в этих дебрях.

Эх, хорошая была шляпа. Хорошо, что у меня таких две…

Не знаю сколько прошло времени. Когда бредешь в полной темноте незнамо куда, за временем сложно уследить. Когда закончилось болото, мы снова врезались в какой-то колючий кустарник — тут уж Фальц принялся ругаться сквозь зубы, да сочно так, по-деревенски. Я вторил ему на витиеватом столичном жаргоне…

А потом внезапно стало светло. Мы вышли на круглую поляну, окруженную длинными прямыми соснами с чернеющими на фоне неба макушками. Облака расползлись куда-то по сторонам, и над головами у нас светил месяц. Немного в стороне расположилось и пристально взирало на нас яркое пятно Венеры.

— Пришли, — сообщил Фальц, тяжело дыша. — Вы можете отдохнуть, Алексей, а я пока подготовлю «тропу»…

Молча кивнув, я отошел в сторонку, чтобы не мешаться. Последнее это дело — мешать чародею за работой. Можешь и не заметить, как сам станешь частью заклинания. А потом начнутся глупые вопросы, вроде: откуда у меня хвост взялся? Почему только одна рука, ведь всегда было две?..

В общем, смысл такой, что под руку чародею лучше не лезть. Мало ли что…

Фальц тем временем вышел на середину поляны и остановился, раскинув руки в стороны. Замер. Затем начал медленно поворачиваться, что-то при этом негромко бормоча себе под нос.

Наверняка это было заклинание, но я его не слышал. Да и не хотел этого. Память человеческая устроена таким образом, что однажды услышанное может вдруг всплыть в голове в самый неподходящий для этого момент. И хуже того — ты даже не в силах будешь вспомнить, что означают эти странные слова, и где ты мог их слышать прежде. И тогда пиши пропало. Ты можешь случайно воспроизвести эти слова, даже не подозревая о возможных последствиях.

А последствия не замедлят проявиться. Да такие, что ты будешь сильно удивлен.

Но самое неприятное, если заклинание приходит во сне. И ты даже знаешь, что его ни в коем случае нельзя произносить, но ничего с этим поделать не можешь. Нечто более сильное, нежели твоя собственная воля, руководит тобой, управляет твоими руками, ногами и желаниями. И ты, замирая от ужаса, произносишь те самые слова. И наблюдаешь, как заклинание стремительно и неотвратимо вступает в силу.

Именно поэтому начинающих магов с первых дней обучают контролировать заклинания даже во сне. Ибо бесконтрольная магия способна стать источником очень больших неприятностей…

Я наблюдал, как Фальц обходит поляну по самой ее кромке. Его руки все также были раскинуты в стороны, и одной из них он даже касался стволов сосен, а из растопыренной ладони второй плавно сыпались в траву мелкие голубые искры. Они не гасли — так и оставались лежать на траве, слабо мерцая, и постепенно из них прочертилась на поляне почти идеальная окружность.

Когда концы ее замкнулись, Фальц остановился. Неторопливо осмотрел дело рук своих, а затем направился прямиком ко мне.

— Когда появится «тропа»? — поинтересовался я.

— С минуты на минуту. Но вам стоило бы выйти за пределы круга, аспирант, пока это не случилось.

Глянув под ноги, я обнаружил, что незаметно для самого себя оказался внутри очерченной Фальцем окружности, и поторопился отскочить прочь. Не хотелось бы очутиться вне пространства и времени, когда возникнет «тропа»…

Она появилась через пару минут. Голубые искры по периметру поляны внезапно дрогнули, как от порыва ветра, тихо зазвенели, а поляна вдруг превратилась в идеально черное и столь же идеально круглое пятно. Никаких бликов не было видно на его поверхности, никакой ряби или отблеска — сплошная чернота, способная поглощать весь свет, попадающий на нее.

А потом в самом центре этого пятна засверкала звездочка. Сначала она была тусклой, почти незаметной, но продолжала быстро расти, пока не стала размером с тарелку. И тогда из нее вырвался язык желтого пламени, стремительно прокатился через всю поляну и остановился, когда уперся в очерченную голубыми искрами границу.

Это и была «тайная тропа». Она казалась пылающей, пышущей жаром, но на деле была холодна как лед. Я знал это, поскольку уже несколько раз пользовался подобными «тропами». Они не отличаются особой долговечностью, поэтому использовать их рекомендуется сразу же по появлению.

Был случай, когда один чародей открыл такую «тропу», собираясь переместиться из одной точки империи в другую по служебным делам. Но вдруг замешкался — что-то отвлекло его в тот момент, какой-то пустяк. Кажется, он хотел еще раз поцеловать на прощание свою дражайшую супругу. Уж больно любили они оба пафосные прощания. Поцеловал ее, а потом шагнул на «тропу». И в то же мгновение она закрылась. Хлоп — и только короткий порыв всколыхнувшегося воздуха напомнил о том, что когда-то здесь была «тайная тропа». И еще осталась половина мага. Одна нога, одна рука, часть спины и половина головы.

Этот кусок человека еще некоторое время даже сохранял вертикальное положение, неуверенно покачиваясь, словно и сам не мог понять, жив ли он еще, или уже нет. А потом испуганная супруга закричала, дернула его за руку, и тогда он упал, разбросав по траве обрывки внутренностей.

Никто так и не узнал, что сталось с его другой половиной. «Тропу» он не прошел, и на точке выхода, естественно, не появился. Вероятно, где-нибудь в Запределье до сих пор лежит половина его тела с очень удивленным лицом…

Впрочем, ни о чем таком я сейчас не думал. Едва «тропа» подкатилась к светящемуся краю поляны, я хлопнул Фальца по плечу и сразу же ступил на нее, провалившись в холодное мягкое покрытие почти по щиколотку. И быстро пошел к центру поляны.

Собственно, никакой поляны здесь уже не было. Стоило мне переступить искрящуюся границу, как все за ее пределами тут же исчезло. Не стало леса, не стало неба, не стало Фальца — лишь кромешная тьма была вокруг, и прорезала ее пылающая «тропа», которая теперь казалась очень длинной, уходящей куда-то в бесконечность.

И я пошел по «тропе» вперед, точно зная, что бесконечности этой хватит ненадолго, и что закончится она в тот же самый момент, когда откроется выход в точке назначения.

К слову, выход не открывается произвольно. Опытный «тропун» тщательно подбирает место для него, учитывая огромное количество факторов. Основными из них являются такие, как: объем пустого пространства, наличие диких зверей, удаленность от водоема, плотность населения вокруг точки выхода.

Любой их этих факторов может оказаться фатальным. Представьте себе, что вы ступили на «тропу» где-то на лесной полянке, как в моем случае, а вышли где-нибудь посреди Финского залива, на глубине пяти саженей, как это случилось однажды с одним недотепой. Ему еще крупно повезло, что дело было летом, он умел неплохо плавать, и к тому же неподалеку проходил рыбацкий баркас. В противном случае, все могло бы закончиться очень печально. И для рыбаков, кстати, тоже…

Я сразу увидел, как открылся выход. Впереди вспыхнул продолговатый голубой проем, и до него было рукой подать, я даже видел внутри него какие-то тени, которые наверняка принадлежали уже нашему миру. Потому что в Запределье не бывает теней.

Ноги у меня порядком подмерзли, и я ускорил шаг. И практически моментально очутился у выхода. Задерживаться здесь я не стал. Понятно желание некоторых новичков остановиться у самого порога, осторожно высунуть голову наружу и осмотреться, прежде, чем переступить за грань. Но поверьте мне: какая бы опасность не подстерегала вас снаружи, какие бы ужасы в себе не таила, но выйти и встретиться с ними лицом к лицу вам все-таки придется. Потому что остаться на «тропе», когда выход закроется — то еще удовольствие. И наверняка оно будет последним в вашей жизни.

Я шагнул в проем, а уже через мгновение почувствовал, как за спиной у меня заколыхался воздух. Это закрылся проход. «Тропа» исчезла, как будто ее никогда и не было.

Я сразу понял, где нахожусь. Теоретически открыть выход «тропун» может в любом подходящем для этого месте, где линии поля истончились и их легко разорвать. Но на практике для выхода всегда использовалось некое определенное место, где миграция поля незначительна.

Это гораздо удобнее. В таком случае в городах можно подготовить специальное помещение в уединенном месте, где никто не обратит внимания на внезапно появившегося словно из ниоткуда человека. А если такое постоянное место будет находиться где-то в лесу, то там всегда можно быстро сориентироваться на местности и двигаться в нужном направлении, без всяких плутаний и задержек в пути…

Помещение, в котором я сейчас очутился, было мне знакомо и находилось на окраине Санкт-Петербурга. Путь отсюда до дома магистра Петра Андреевича Амосова, моего куратора, был не близким, но если ускорить шаг, то вскорости можно добраться до трактира «Утка и покой», где всегда дежурит несколько конных экипажей.

Вокруг было темно, только слева над головой слабо светилось небольшое окошко, забранное железной решеткой. Снаружи окошко это располагалось на уровне тротуара, а комната находилась в подвале заброшенного дома, имеющего среди местного населения весьма дурную славу. И я не удивлюсь, если окажется, что славу эту в свое время пустил кто-то из «тропунов»…

Слепо шаря перед собой руками, я сделал несколько шагов вперед, пока не наткнулся на стоящий у стены стол. Поднял руку раскрытой ладонью вверх, и прошептал короткое заклинание, которое вызубрил еще на первой неделе обучения в Академии, к тому моменту уже ставшей вне закона. «Потаенная Академия» — так ее теперь порой называли.

Ладонь у меня защекотало, послышался сухой треск, а затем на кончиках пальцев вспыхнул белый огненный шар, кажущийся живым от пляшущих на его поверхности протуберанцев. «Лунный маяк». Он не был горячим, как пламя факела, но и холодным как «тропа» тоже не был — от него исходило мягкое тепло, и оно казалось даже приятным, особенно после прогулки по ледяной «тропе».

В комнате сразу стало светло. Не так как днем, конечно, но вполне достаточно для того, чтобы увидеть стоящую на столе початую бутылку вина, наспех заткнутую пробкой. Вина в ней, правда, осталось менее чем на четверть. Но тоже кое-что…

Я взял бутылку, зубами выдернул пробку и выплюнул ее в сторону. В один присест допил остатки вина, крякнул и отставил бутылку в сторону. Осмотрелся. Собственно, больше в комнате ничего и не было, если не считать плотно прикрытой двери на противоположной стене.

Я вдруг понял, что жутко проголодался. В последний раз я ел еще утром, и с той поры у меня маковой росинки во рту не было. Все как-то не до того. Выдвинув ящик стола, я обнаружил там промасленный листок «Санкт-Петербургских ведомостей», в который было завернуто что-то очень твердое. Развернув его, я обнаружил там к своей великой радости несколько больших сухарей. Взяв один, остальные вернул на место, и направился к выходу, оглушительно хрустя сухарем.

«Нужно принести сюда вина и еды», — подумал я, выходя из комнаты.