Экзамен для чародея: Кровавая ассамблея

Глава 23 Экзамен по эфирной магии и подсадные сущности

Петр Андреевич лениво махнул в мою сторону ладошкой, и я едва успел пригнуться, когда над головой у меня пронесся огненный шар. Обдав жаром, он врезался в землю и тут же пропал. Осталось после него только черное пятно на траве, да струйки дыма, уходящие вверх.

Недовольно поморщившись, Амосов дунул в сторону этого дыма, и тот сразу исчез. Как и пятно на траве.

— Плохо, аспирант, очень плохо! — строго сказал куратор. — Это экзамен по эфирной магии, а не занятия гимнастикой! Ты должен был устранить направленное против тебя магическое воздействие, а не спрятаться от него. Вспоминай живо, чему я тебя учил!

— Вас понял, Петр Андреевич! — Я выпрямился и потер руки. — Растерялся слегка, извиняйте. Уж больно Монблан красиво смотрится. Или Фудзияма… У меня вообще чрезвычайно развито чувство прекрасного!

С этим словами я, щелкнув пальцами, послал в сторону куратора огненную дугу. Это был отвлекающий маневр, и я знал, что Амосову потребуется пара мгновений, чтобы развеять ее, и потому одновременно с этим метнул ему прямо в лицо «лунный маяк».

«Лунный маяк» не имеет плазменного происхождения, и нанести вред человеку, врезавшись в него, не может. Во всяком случае, не в той мере, чтобы этому следовало придавать значение. Но все же крайне малоприятно, когда тебе в голову впечатывается светящаяся аморфная масса с кислым запахом и стекает шипящими потеками.

Именно такую картину я и рассчитывал увидеть секунду спустя. Но Амосов такой возможности мне не дал. Вот что значит магистр! Он даже не стал разделять направленные против него атаки на две составляющие — основную и отвлекающую — а простым движением пальцев избавился от их обеих одновременно.

Огненная дуга, не пролетев и половину пути, из потока превратилась сначала в струйку, потом стала тоньше тлеющей нити, а затем и вовсе исчезла, оставив после себя лишь дымную полоску.

А вот «лунный маяк» не развеялся. Однако он изменил траекторию своего полета, свечкой взвился в высоту и быстро пропал из вида.

— Ты допустил две ошибки, — объявил Амосов, снова взялся за бокал и сделал небольшой глоток. — Вступив со мной в беседу ты не использовал ментальное воздействие, хотя на занятиях показывал заметные успехи в этом направлении. Ты просто отвлекал меня словами, как самый обычный человек. Это тоже имеет свое влияние, но вкладывать эти слова ты должен был не в уши, а прямо в мозг!

Постучав пальцем себе по лбу, он глотнул еще немного вина. И продолжил:

— Вторая твоя ошибка заключалась в ошибочном определении статуса противника. Твоя атака могла оказаться действенной против обычного человека, или даже начинающего мага, но только не против магистра. И мне даже немного обидно от того, что ты использовал так мало атакующих воздействий! В твоем арсенале с десяток средств, каждое из которых может быть либо смертельным, либо сильно травмирующим. Однако ты почему-то решил использовать против меня только два, причем низкоэффективных. «Огненная дуга», аспирант, хороша в веерном исполнении, чтобы напугать или поджечь противника, который стремится тебя окружить. Бить же «огненной дугой» лоб в лоб, все равно что… с помощью косы рубить дрова! А «лунный маяк» вообще не предназначен для атаки. Разве ты этого не знал, аспирант?

Я обратил внимание, что, задав мне вопрос, он неприметно начертил пальцем в воздухе крест. И понял, что ушедший в высоту «лунный маяк» в это момент изменил свою траекторию где-то в небесах и устремился прямиком на меня. Он пока еще не появился в поле зрения, но его присутствие я уже чувствовал.

А потому спрятал руки за спину, незаметно повторил тот же самый жест и негромко щелкнул пальцами.

— Мне это известно, Петр Андреевич! — ответил я нарочито громко. — Но используя «лунный маяк» для атаки, я преследовал две цели.

— Две? — рассмеялся Амосов. — И какие же, если не секрет⁈

— Не секрет. Во-первых, тем самым я показал вам, что даже самое безвредное заклинание, которое обычно применяют для освещения пожароопасных помещений, в умелых руках может превратиться в оружие.

— Ну-у, допустим… — скривился Петр Андреевич. — А во-вторых?

— А во-вторых, я продемонстрировал, что порой даже магистры, сбитые с основной темы отвлеченными разговорами, могут угодить на свой же собственный крючок!

Куратор склонил голову и, набычившись, глянул на меня исподлобья.

— Ты это о чем? — спросил он. — Я порой совсем тебя не понимаю, Алешка!

— Сейчас вы все поймете, Петр Андреевич, — пообещал я. — Дайте мне пару мгновений… — Я поднял вверх два пальца. — Одно… — Я загнул один палец. — Начали!

Когда я загнул второй палец, в воздухе коротко свистнуло, и Амосову на голову, прямо на шикарный белоснежный парик, обрушился «лунный маяк». Могло бы все получиться гораздо эффективнее, но Петр Андреевич в последний момент почуял неладное и успел слегка уклониться. Поэтому «лунный маяк» угодил ему не в макушку, а по большей части по затылку. Но и этого было достаточно, чтобы во все стороны полетели сильно пахнущие брызги. Густые капли потеки по плечам и парику, налипли на щеки, зашипели в бокале с недопитым вином.

Сам же Петр Андреевич от такого удара едва не выпал со своего кресла-качалки, но все-таки не выпал и лишь закачался в нем, глядя на меня растерянным взглядом.

— Сумароков! — взвизгнул он. — Как ты это сделал⁈

— Все, как вы учили, Петр Андреевич, — ответил я, ухмыльнувшись. — Безупречное владение заклинаниями, контроль над силовыми линиями и творческий подход к своему ремеслу!

Амосов неуклюже поднялся с качающегося кресла и принялся отряхивать с себя остатки «лунного маяка». Потом стянул с головы парик, встряхнул его, сплюнул в сердцах и швырнул его на кресло. Хотел допить из бокала вино, но увидел, как там скачут и шипят белые капли, и попросту выплеснул его на траву.

— Пес хитрожопый, такое вино испортил! — выругался куратор. Потом глянул на меня и расхохотался. — Ладно, Алешка, считай, что на это раз переиграл ты меня! Получаешь зачет по эфирной магии. Только не сильно там задавайся! «Эфирка» — самое простое, что может освоить чародей. А с этого дня я начинаю тебя обучать настоящей, тяжелой «гибридной магии». И только освоив ее полностью, ты начнешь свой путь к настоящему мастерству!

Он подкинул бокал с вином в воздух, сделал едва уловимый пасс обеими руками, и бокал растаял без следа. Вместе с ним исчезли потеки «лунного маяка» на камзоле и лице.

— Понял? — грозно спросил Амосов.

— Точно так, Петр Андреевич, понял! — отрапортовал я.

— То-то же! — куратор погрозил мне пальцем. — Кстати, у меня для тебя есть новость. Учитывая, что ты успешно сдал экзамен по эфирной магии, к тебе закрепляется собственный ученик. Так сказать, неофит, которого ты будешь обучать «эфирке». Я представлю вас немного позднее. А пока перейдем к новой теме, аспирант!

Небрежным взмахом руки Амосов изничтожил свое кресло-качалку вместе с великолепным столиком и прошелся передо мной по лужайке, стараясь не наступать на нежные розовые цветочки, проглядывающие среди сочной травы.

— Что тебе известно о гибридной магии? — спросил он, взглянув на меня строго.

Я неопределенно пожал плечами. Представление об этом я и в самом деле имел весьма расплывчатое, четко понимая лишь одно: «гибридка» — и есть та самая настоящая магия, владение которой и делает из обычного аспиранта полноправного чародея. Волшебника в полном смысле этого слова.

— Гибридная магия — это большой раздел магии Синей Линии, всеобъемлющая наука о свойствах магического поля и об управлении им, — ответил я, старательно припоминая все, что ранее слышал о гибридной магии.

— Об управлении⁈ — воскликнул Амосов. — Это весьма распространенная ошибка! Ни один маг, будь он хоть самый растреклятый магистр, не способен управлять магическим полем, которое также принято называть Великим. Возможно лишь использование некоторых его свойств, но даже эта способность не делает мага повелителем Великого поля. Потому как на основе этого поля и создан весь наш мир. А, значит, научиться повелевать Великим полем — означает стать равным Богу. Но я ничего не слышал о магах, равных Богу.

— Я понял вас, Петр Андреевич, — отозвался я со смиренным видом. — Не управлять, а использовать.

— Откровенно говоря, — продолжил куратор, — «эфирка» тоже является частью гибридной магии. Ее поверхностным слоем столь высоких энергий, что они сами готовы выплеснуться в наш мир в виде плазменных шаровых сгустков, огненных дуг и прочих зрелищных забав, которыми так любят бросаться друг в друга молодые маги… Ты ведь тоже не прочь побаловаться этим? А, аспирант?

— Не особо, — не согласился я. — В наше время, когда чародейство находится под сильнейшим государевым давлением, открыто демонстрировать свои магические умения довольно опасно для здоровья. Порой я позволяю себе использовать некоторые психотропные элементы эфирной магии, но только в тех случаях, когда при этом отсутствуют нежелательные свидетели.

— Похвально, похвально… — покивал Амосов. Вид у него стал довольный, как у сытого кота. — Растешь в моих глазах, аспирант! Однако вернемся к гибридной магии, ведь именно о ней сегодня наше занятие… Не стоит считать Великое поле чем-то отдельным от нашего мира. Оно не находится где-то далеко в космосе, оно пронизывает все и вся прямо здесь и сейчас, и все живое на Земле является в каком смысле его порождением. Плодом некоторых его свойств, так сказать. В этом контексте можно считать, что все мы дети Великого поля, которое по праву считается правой рукой Бога. Но лишь только магам позволено испить из его вод той живительной влаги, которую мы называем гибридной магией. И даже наше сознание — это не просто порождение нашего тела, предназначенное для наилучшего изучения окружающего мира. Это суть есть канал, через который личность человека связана с Великим полем! Любого человека, причем, не обязательно мага. Но только маг способен эту связь ощущать.

Подобное утверждение меня слегка покоробило. Нет, моя вера во всемогущество магического поля нисколько не уменьшилась, но все же мнение о том, что мой собственный разум принадлежит вовсе не мне, а Великому полю, мне показалось излишне смелым.

— Я вижу, аспирант, ты сомневаешься в моих словах, — задумчиво произнес куратор. — Хорошо, попробую привести доказательства. Рассмотрим один показательный пример… — Он перестал расхаживать по лужайке и остановился в нескольких шагах от меня, обратившись ко мне лицом. — Что ты думаешь по поводу подсадных сущностей?

Я немного растерялся.

— Подсадных сущностей? Э-э-э… Честно сказать, я вообще ничего не думаю по этому поводу, Петр Андреевич. Как-то никогда не доводилось встречаться. Я, конечно, слышал об одержимых и всяких прочих лярвах, что могут вселяться в девиц, и тогда те принимаются распутничать и гулять с мужчинами почем зря… Но на этом мои познания и заканчиваются! Знаете, обычно мне все это представлялось в эдаком шутливом свете.

Амосов приставил ко рту кулак и негромко в него кашлянул.

— Шутливом… — повторил он, качая головой. — Ничего веселого в том не вижу! И сейчас попробую в этом тебя убедить, аспирант.

Он внезапно замолчал и задрал голову вверх, да так сильно, что лицо почти исчезло из поля зрения, но зато его крепкая шея с мощным округлым кадыком, наоборот, стала отлично видна. Кадык этот двинулся вверх-вниз пару раз и замер. Петр Андреевич вдруг стал похож на статую в саду князя Бахметьева, разве что был одет.

— С вами все хорошо? — обеспокоенно уточнил я, когда понял, что мой куратор пребывает в неподвижности уже некоторое время. И это не было неподвижностью человека, вдруг впавшего в задумчивость, а скорее она была какая-то трупная, словно окоченевшая.

Амосов мне не ответил. Я встревоженно протянул руку, собираясь коснуться его плеча, но меня остановил короткий смешок, раздавшийся где-то совсем рядом. Словно прямо у меня за спиной.

Я поторопился развернуться, но никого не обнаружил.

«Показалось», — подумал я и вновь подался к своему куратору, но и на этот раз прикоснуться к нему у меня не вышло.

«Тебе не показалось, Алешка, — раздался голос Амосова. — Это действительно я говорю с тобой, дурень ты эдакий!»

Я уставился на него, пока еще ничего не понимая в происходящем. Голос бесспорно принадлежал Петру Андреевичу, но недоумение вызывал не сам голос, а его источник. Исходил звук вовсе не со стороны замершего в неподвижности тела куратора, а из некой точки, расположенной где-то рядом со мной, но я никак не мог понять откуда именно.

— Петр Андреевич! — окликнул я с беспокойством. — Поясните, что здесь происходит. Я не совсем понимаю…

Я снова потянулся и на этот раз коснулся плеча своего куратора. Он даже не пошелохнулся, и головы не опустил. Создавалось впечатление, что он и в самом деле превратился в гипсовую статую. Тогда я толкнул его сильнее, и сразу услышал недовольное:

— Да хватит уже пихать мое несчастное тело, аспирант! Ты очень туго соображаешь для человека, который только что сдал экзамен по эфирной магии… Я ведь предупредил тебя, что изучать сегодня мы будем явление «подсадных сущностей». Так неужели ты полагал, что я рискну подсадить в собственного ученика какого-нибудь бесстыжего демона?

Я опешил.

— Постойте… Вы хотите сказать, что находитесь сейчас в моей голове?

— Ну, слава Богу, догадался! — с облегчением рассмеялся Амосов. — Хорошо хоть шпагой в меня тыкать не начал! А ведь было такое желание, а, Алешка? Было же?

— Что вы, Петр Андреевич! — смутился я. — Как можно⁈

— Да можно, можно, — заверил меня Амосов. — Я же в свое время тыкал… Но я чувствую, что у тебя появился вопрос.

— И даже не один! — воскликнул я.

— Ты хочешь знать, могу ли я сейчас, подселившись в твое тело, как-то на него влиять? Так вот: могу.

— Как, например?

— Вот так, — ответил Амосов.

И я вдруг, сам не понимая, как это произошло, поднял руку с раскрытой ладонью и довольно чувствительно шлепнул себя по щеке.

— И еще раз, — приказал Амосов.

Я поднял другую руку и шлепнул по другой щеке.

— Да как же так⁈ — вскричал я в сердцах и спрятал руки за спину, сцепив пальцы замком. — Я уверен, что не собирался делать этого!

— Само собой не собирался, — со смешком согласился куратор. — Зато собирался я! И заметь: ты был осведомлен, что я был в тебя подсажен, но тем не менее все равно не смог ничего с этим поделать. А теперь представь себе, что чувствует человек, который не знает о том, что в него подселилась другая сущность. Эта сущность не станет с ним общаться, как я сейчас общаюсь с тобой. Она не произнесет ни единого слова, но тем не менее будет приказывать исполнять свои желания.

— И какого же рода могут быть эти желания?

— Тут все зависит от подселившейся сущности. Как правило, это развоплотившиеся демоны, утратившие свой облик при переходе в наш мир из Запределья, и выбор нового тела зависит от той цели, которую демон преследует. Но бывает и случайный выбор. И жертва долгое время не может понять, что с ней происходит. Странные мысли, странные желания, странные поступки, совершенные помимо воли… Человеку кажется, что он сходит с ума! Он начинает метаться, ходить в церковь, к бабкам-травницам, к докторам. Но они ничем не могут ему помочь.

— Очень неприятно, — заметил я. — Такой демон может принудить человека совершить какой-то фатальный поступок? Самоубийство, например?

— Самоубийство? Почему бы и нет? Он вполне способен на подобное, вот только происходит оно крайне редко.

— И почему же?

— Для такой сущности новое тело, в которое оно подселилось — весьма ценное приобретение. Не стоит думать, что это настолько просто — вселиться в чужое тело. Для того должны сойтись воедино сразу несколько факторов. Собственно, удачное подселение — это крайне редкое событие, и сущность будет всеми силами держаться за вновь обретенное тело. Но вот прежняя душа… Она для новой сущности не интересна, и быстро начинает ей мешать и раздражать. Постепенно новая сущность уничтожает ее, гасит ее сознание, затмевает его своим собственным. И некоторое время спустя душа теряет контроль над телом. Угасает, становится просто узником в тесной темнице.

— Я ничего не знал об этом… — пробормотал я. — Но все же как быть с самоубийством? Вы сказали, они происходят крайне редко… Но это означает, что иногда они все-таки случаются?

Амосов вынудил меня почесать затылок. Я даже не заметил, когда успел расцепить пальцы за спиной.

— Бывает и такое, — не стал спорить он. — Это самый крайний случай, и я на своем веку с такими не сталкивался.

— А может сущность самостоятельно покинуть захваченное тело? — продолжал интересоваться я.

— Случается, — ответил Петр Андреевич и хохотнул. — Я вот собираюсь вскоре покинуть тебя и вернуться в собственное тело. Оно хотя и не такое молодое и здоровое, но все-таки мое. И мне оно нравится. Да и привык я к нему. Хорошо знаю, чего от него можно ждать.

— Вы — это понятно! — сказал я с плохо прикрытым нетерпением. — Но как быть с посторонними сущностями? Демонами, к примеру?

Задав этот вопрос, я тут же вздохнул, понимая при этом, что вздох этот на самом деле принадлежит Петру Андреевичу.

— Как правило, демоны покидают захваченное тело только после его гибели, — пояснил он. — Но в это время тело уже бывает сложно узнать даже самому близкому человеку. Сознание к тому моменту уже полностью изменено. Манеры и стиль поведения тоже меняются до неузнаваемости. Одежда, прическа, речь, способ преподносить себя в обществе — все становится абсолютно иным… Однако гибель тела не означает гибели подсаженной сущности. Спустя некоторое время после остановки всех жизненных процессов сущность покидает тело, и может оставаться в таком подвешенном срединном состоянии довольно продолжительное время.

— Месяцы? — уточнил я. — Годы?

— Порой и столетия! Это кому как повезет. Для бесплотной сущности не так-то легко самостоятельно вселиться в чужое тело. Но в награду оно наделено терпением ждать этого момента сколько угодно долго. Хоть тысячу лет.

— А на теле после ухода сущности могут оставаться какие-то следы его пребывания?

В ответ на свой же вопрос я сам и пожал плечами. От имени Петра Андреевича, разумеется.

— Подсаженная сущность — по сути чужой бесплотный дух, напрямую он не может оставить на теле никаких следов. Конечно, он может сделать это опосредованно — приказать нанести сам себе увечья, например, но это никак не сможет доказать наличие посторонней сущности… Когда сущность покидает тело — а, как правило, это уже мертвое тело! — от него остается лишь струйка пара да не очень приятный запах, который быстро выветривается. Впрочем, ты и сам сейчас все увидишь…

Я почувствовал легкий укол в груди, а потом увидел, как тело Петра Андреевича пошатнулось. Он резко опустил голову и часто задышал, глядя на меня немного потерянным взглядом. Я тут же подскочил к нему и придержал под локоть, чтобы не дать ему упасть.

— С вами все хорошо, Петр Андреевич?

— Да-да, Алешка, со мной все отлично. После перехода всегда голова немного кружится. Резкая смена угла зрения, потеря ориентации… Случается…

В этот момент я громко икнул, и изо рта у меня вылетела струйка пара. Слегка пахнуло тиной, и я, наморщившись, помахал перед лицом ладошкой.

— Извините, Петр Андреевич…

— Ничего страшного, — усмехнулся куратор. — Это просто следы присутствия в тебе чужой сущности. А теперь продолжим наш урок, аспирант!