Экзамен для чародея: Кровавая ассамблея

Глава 18 Жареные колбаски и гвардейские казармы

Трактир «Сытый баловень» в этот утренний час встретил нас почти пустым залом и запахом жареного мяса.

Кристоф не совсем точно описал внешность хозяина Фрица — на колбаску он похож не был. Скорее он весь состоял из таких колбасок. Лоснящаяся голова-колбаска, раздутые руки-колбаски, растопыренные пальцы-колбаски. Даже нос у него был как колбаска и свисал книзу изогнутым хоботком.

Не спрашивая наших предпочтений, Фриц-Федор выставил на стол огромную тарелку, наполненную румяными колбасками, возлежащими на подушке из тушеной квашеной капусты. Обжаренный в масле хлеб был натерт чесноком и жутко возбуждал и без того разыгравшийся аппетит.

Изголодавшиеся и усталые, мы накинулись на еду и первое время поглощали ее практически в полном молчании. Спутники мои налегали и на вино, которое приносила нам в глиняном кувшине Марта, жена хозяина. В отличие от Фрица-Федора, по-нашему она говорила с сильным акцентом, который, впрочем, только прибавлял ей милоты. И несмотря на то, что в своих габаритах она старалась не отставать от мужа, выглядела она при этом несравнимо приятнее, чему немало способствовали выставленные на всеобщий обзор огромные груди, каждая из которых была размером почти с мою голову. А из-под корсета игриво выглядывали самые краешки розовых сосков.

Вином в этот час я старался не злоупотреблять, потому как понимал, что дел мне сегодня еще предстоит переделать предостаточно. Для начала следовало отыскать Шепелева и предоставить ему свой рапорт о произошедшем ночью на ассамблее. Затем необходимо было навестить раненого князя Бахметьева и в конце концов опросить его о произошедшем. Возможно, он сможет пролить свет на тайну ночных выстрелов. Почему-то мне кажется, что он не может не знать, по какой причине граф Румянцев произвел ему в грудь выстрел, а затем пустил пулю и в самого себя.

Подобные вещи не происходят без причины. И причина должна быть очень веской! Я даже представить себе не могу, насколько именно веской. Если Румянцев имел обиду на князя, то почему попросту не вызвал его на дуэль, чтобы решить этот вопрос привычным для всех образом? Боялся поединка? Сомнительно. К тому же при этом он не испугался выстрелить себе в голову. Значит, если он чего-то и боялся, то вовсе не собственной смерти.

Но чего тогда мог бояться граф Румянцев? Сложно представить…

Несмотря на обильную и жирную пищу, вино Фрица-Федора в конце концов сделало свое дело, и мои приятели разговорились. Раскрасневшийся до такой степени, что даже очки у него запотели, Вяземский расспрашивал Кристофа о его сестре, и был при этом столь настойчив, что тому пришлось пообещать Петруше представить его.

— Но должен вас предупредить заранее, уважаемый граф: у Софи уже есть воздыхатель! Никаких предложений, правда, он пока не делал, но навещает наш дом с завидной настойчивостью. И всякий раз является с каким-нибудь забавным подарком. То канарейку в клетке принесет, то цветок необычный… Если дело так пойдет и дальше, то уже скоро он будет просить ее руки.

— Вот как⁈ — Вяземский снял очки, чтобы протереть стекла и сразу стал выглядеть очень непривычно и даже глупо. — И как же зовут этого негодяя?

— А зовут этого негодяя лейб-гвардии майор Архаров, но ссориться с ним я бы вам не советовал. У него очень длинная шпага, как и список тех, кто хотел посостязаться с ним в фехтовальном умении.

Вяземский потеребил подбородок.

— Да, это в корне меняет дело… — вздохнул он. — А скажите мне, Кристоф: у вас только одна сестра?

В общем, наш завтрак постепенно превращался в доброе застолье. Вскоре в трактир вошла компания гвардейцев в форме Преображенского полка. Среди них я признал Сашку Климова, с которым мы неоднократно сходились за карточным столом. Я сразу подошел к этой компании, поприветствовал всех и справился у Климова о здоровье Ваньки Ботова. В ответ тот грустно покачал головой.

— Дела у него не очень, — честно ответил он. — Доктор дважды приходил, делал какие-то примочки, да вот только не помогают они ему совсем. Рана не заживает, да и пахнет от нее уже погано. Мне кажется, что еще немного — и преставится наш Ванька.

— Да-а, плохи у него дела, — печально подтвердил другой гвардеец, с которым я знаком не был. — Вот тебе и побаловались с приятелем, потыкали шпагами друг в друга! И рана-то совсем плевая, в другой раз и внимания на нее не обратил бы… А тут вон оно как вышло!

С испорченным настроением я отошел от них и вернулся за свой стол. Есть мне уже не хотелось, пить — тем более. Глядя, как мои приятели постепенно входят в кураж, Потемкин начинает зачитывать вслух свои вирши, а карапуз Лисин, оказавшийся настоящим графом, уже начинает хватать Марту за задницу, я вдруг совершенно отчетливо понял, что мне пора возвращаться домой и поговорить с Катериной. Прежде, чем отправляться к Шепелеву, было просто необходимо обсудить с ней один вопрос.

Я откланялся. Приятели не хотели меня отпускать и дружно принялись возмущаться, но я сослался на неотложные дела, что, честно говоря, вполне соответствовало реальности. Со мной прощались так, словно расставались навеки. Потемкин расцеловал меня троекратно, а Кристоф даже пустил слезу и сообщил, что само проведение свело нас вместе. И отныне он мой самый преданный друг. Затем они затеяли спор с Вяземским, кто из них на самом деле мой самый преданный друг, и я, не желая дослушивать этот спор до конца, поторопился их покинуть.

Домой я приехал, когда солнце уже во всю жарило, разогревая булыжник на дороге. Парашка по дворе с деловитым видом выбивала ковры, а Гаврила сидел на крыльце и дымил трубкой, то и дело поглядывая наверх — не смотрит ли Катерина?

Спать хотелось жутко. Я приказал Гавриле сварить кофей, да покрепче, чтобы до мозга костей проняло, а сам отправился наверх, в комнату Катерины.

Она сидела за столом и сосредоточенно обрезала гусиное перо. Увидев меня, обрадованно заулыбалась. Потрясла пером в воздухе.

— Я наконец научилась делать это! — радостно провозгласила она. — Должна заметить, что хотя у вас отвратительные письменные принадлежности, но зато очень острые ножи! Я таких острых ножей никогда не встречала.

— Ножи и должны быть острыми, — заметил я, проходя в комнату. — На то они и ножи. А что касается письменных принадлежностей, то я купил самое дорогое, что было в лавке. Вряд ли ты найдешь что-то лучше.

Подумав мгновение, Катерина махнула на меня рукой.

— Я не об этом, а в принципе… Ты где был, Алешка? Неужто на дуэли?

Я кивнул.

— Надеюсь, ты не стал убивать этого мальчишку? Это же не грабитель дорожный, а просто глупый сопляк.

— Теперь этот глупый сопляк считает меня своим лучшим другом, — ответил я. — В это самое время они с Потемкиным, Вяземским и еще парой человек пьют за мое здоровье в трактире «Сытый баловень».

Судя по лицу Катерины, она осталась довольна таким ответом. Но видя, что я хочу ей сказать что-то еще, сразу приняла серьезный вид.

— Что-то еще, Сумароков? Да говори уже, не тяни!

Я присел на стул и пальцем толкнул пресс-папье, глядя как оно качается, словно лодка на волнах.

— Я тут подумал, Като… Ты здорово помогла князю Бахметьеву, да и доктор Сарычев хорошо отзывался о твоей работе. Но мне кажется, что знания твои куда как больше, чем у Сарычева, или даже у лейб-медика Монсея Якова Фомича. И ты просто не знаешь, как правильно их применить.

— Ты это к чему? — прищурившись, спросила Катерина с подозрительностью. Мой немного извиняющийся тон ей явно не нравился.

— Я хочу попросить тебя осмотреть моего товарища, Ваньку Ботова. Рану он получил на дуэли. Там и рана-то пустяковая совсем! Да только не заживет никак, а Ванька весь в поту мечется… Боюсь, помрет он. Может ты осмотришь его, а? Като… Пожалуйста…

Катерина явно сомневалась. Потеребив перо, она бросила его на стол и вздохнула.

— Видишь ли в чем дело, Алешка… Ты совершенно прав: знаний в области медицины у меня действительно больше, чем у доктора Сарычева, или даже лейб-медика Монсея. Но я понятия не имею, как их у вас правильно применить! У меня нет самых элементарных лекарств, нет инструмента, я не могу сделать даже несчастный анализ крови!

Я поморщился.

— Като, ты очень умно говоришь. Так умно, что я мало чего понимаю из твоих слов. Но я вижу, что ты сомневаешься в себе… А ты не сомневайся! Просто делай, что считаешь нужным, а господь уж сам решит оставить Ваньку в живых или же прибрать его. А если понадобятся инструменты врачебные — ты только скажи, и я куплю тебе любой инструмент! Деньги не вопрос, Като!

Катерина хмыкнула.

— Анализатор крови ты тоже купишь? — спросила она с кривой усмешкой.

— Куплю! — заверил я ее, хотя понятия не имел, что такое «анализатор крови».

Катерина глянула на меня, приподняв брови, а затем почему-то рассмеялась. Толкнула меня в плечо.

— Трепло ты, Сумароков!

Каким-то образом она умудрялась оскорблять так, что от этого становилось только теплее на душе. «Трепло ты, Сумароков»… Если бы эту фразу мне сказал кто-то другой, я убил бы его на месте. Но из уст Катерины это прозвучало так приятельски, так по-свойски, так нежно, что мне захотелось обнять ее сильно-сильно, чтобы снова почувствовать, как ее хрупкое тельце полностью прижимается ко мне. Как это было там, по дороге из лазарета.

Пошли только вторые сутки после этого, а мне уже казалось, что случилось это давным-давно, много недель назад…

— Прекрати! — Катерина больше не смеялась, и даже не улыбалась. Взирала на меня в упор, словно шомпол в дуло вогнала. — Не смотри на меня так! Эй, Алешка! Ты слышишь меня вообще⁈

Я встрепенулся.

— Слышу, знамо дело! Да как же мне смотреть-то, Като?

— Просто смотри! Без всяких там этих… — она покрутила пальцами в воздухе. — Томлений нежных… Не люблю я этого, понял?

— Да понял, понял!

— Тогда давай, рассказывай, что там с твоим Васькой Бочкиным случилось.

— С Ванькой Ботовым, — поправил я ее машинально.

— Да какая разница⁈ Ты просто рассказывай!

— Рассказываю… — я торопливо соображал с чего бы мне начать. — Дружок у меня есть, Ванька Ботов. Да еще Мишка Гогенфельзен. Гвардейцы оба, Преображенского полка. Повздорили они как-то из-за пустяка, спор у них политический вышел.

— Политический — это плохо, — покачала головой Катерина. — Из-за политически споров и глотки друг другу грызут.

— Наверное, — согласился я. — Только глотки они грызть не стали, лишь шпагами помахали, да успокоились. А Мишка Ваньке шпагу свою вот сюда воткнул… — Я показал место под левой ключицей, куда Ваньке вонзился Мишкин клинок. — Рана, кажись, не сильная была, мы думали, что скоро оправится Ванька. Но ему только хуже становилось. Сейчас уже и не встает совсем, весь в поту лежит.

— Черт! — ругнулась Катерина. — И давно это было?

— Да пятый день уже пошел.

— Черт! — снова ругнулась она. — Значит так, слушай меня, Алешка… Если начался сепсис, то друг твой уже не выкарабкается, и уже скоро на одного гвардейца станет меньше. Но если самое плохое еще не случилось, то мне понадобится острый нож небольшого размера. Легкий желательно. Еще пинцет, только нормальный, а не тот, который я из столовых ножей сделала… Водки еще возьми на всякий случай, только хорошей. И чистую простыню, какую не жалко будет пустить на бинты.

— Понял! — тут же кивнул я, подскакивая со стула. — Все сделаю, все достану! — Тут я почесал затылок. — А что такое сепсис? Ты так умно порой говоришь, что мне трудно бывает понять…

— Шпаги мыть надо, когда тычете ими друг в друга! — прикрикнула Катерина. — Тогда и заражения крови не будет. И водки пить меньше, когда в карты режетесь!

— Вообще-то мы вино пили, — несмело возразил я.

— Да какая разница⁈ Я в принципе говорю!

Собирались мы недолго. Я достаточно быстро нашел все, что просила Катерина, кроме пинцета. Его в доме не было, поэтому я просто решил заехать в аптеку Иосифа Фрида, что находилась как раз по пути к казармам.

Отправив Гаврилу готовить экипаж, я буквально за минуту выпил чашку горького кофея, и отправился следом за ним. Вскоре к нам присоединилась и Катерина, и мы втроем покатили в казармы.

Здесь ничего особо не поменялось. Ванька так и лежал на своей койке, бледный и мокрый. На соседней койке сидел Мишка Гогенфельзен и читал вслух ему по-французски какой-то роман, про то, как некий рыцарь отправился убивать дракона. В другой раз я и сам не отказался бы послушать о таких-то сказочных приключениях, но сейчас нам было не до них.

Увидев Катерину, Мишка немедленно подскочил с койки и принялся смущенно оправляться.

— Вольно, — скомандовала ему Катерина.

Мишка засмущался еще сильнее.

— Как он? — хмуро спросил я, кивнув на Ваньку.

Поморщившись, Мишка помотал головой:

— Все так же. Лучше не становится.

Я указал на Катерину:

— Это Романова Катерина Алексеевна, моя кузина из Новгорода. Она обучена врачебной науке и давеча весьма успешно оказывала помощь князю Бахметьеву.

— В самом деле? — Мишка глянул на девушку с изрядной долей изумления. — Я уже слышал эту историю… Да что там — весь Петербург уже об этом судачит! А вы вот, значит, какая, сударыня… Вы и Ваньку нам на ноги поставите?

— Если не помрет, то на ноги встанет, — резко ответила ему Катерина. — Давайте уже глянем, что там у нас с ним плохого случилось…

Она подошла к Ваньке, спустила с него одеяло и приложила ко лбу руку. Ванька немедленно открыл глаза и уставился на Катерину туманным взглядом.

— Ангел… — пробормотал он. — Миш, ко мне ангел явился. Красивая такая, сил нет… Наверное, пора мне, Мишка… Ты уж прости меня, если что не так вышло…

— Помолчите, больной! — прервала его Катерина.

Зачем-то прижала два пальца ему к шее, что-то тихонько зашептала, сама себе в такт качая головой.

— Ладно, сгодится, — наконец сказала она. Повернулась ко мне. — Жар у него, не меньше тридцати восьми. Но это даже хорошо, значит организм борется. Лишь бы температура выше не поднималась, иначе может не выдержать. И пульс высокий, за сотню.

— Ангел… — снова прошептал Ванька и, протянув руку, взял Катерину за грудь.

Она шлепнула ему по пальцам.

— Брысь! Ты смотри: того и гляди богу душу отдаст, а сам туда же!

— Он у нас такой, — с гордостью подтвердил Мишка.

— Все вы такие, — ответила ему Катерина.

Склонившись над Ванькой, он срезала с него серую с пятнами крови повязку и бросила ее на пол.

— Грязища у вас тут! — сказала она недовольно. — Как можно в такой грязище жить?

— Да чисто, кажись, — ответил Гогенфельзен, недоуменно озираясь.

— «Кажись»… — передразнила его Катерина. — Ну-ка живо открыли здесь все окна, пусть проветрится!

— Ну так ведь… — начал было Мишка, но я его пихнул локтем в бок: мол, не спорь с ней, хуже будет.

Пока мы открывали окна, Катерина осматривала рану с весьма критическим видом.

— Кто у вас доктор в полку? — спросила она у Ваньки, который не отводил от нее глаз столь откровенно, что у меня даже ревность слегка взыграла.

— Врачует нас штаб-лекарь Петров, сударыня.

— А почему бы вам было сначала этого Петрова не зарезать, а потом уже друг на друга кидаться? — спросила она.

— Не положено штаб-лекарей резать, — усмехнулся Ванька. — Их у нас не так много.

— Не так много — это хорошо, — покивала Катерина. — Вреда меньше будет.

Тут к ним и мы с Мишкой подошли, встали почтительно неподалеку. Катерина на нас внимания не обращала — она кончиками пальцев надавливала на грудь вокруг раны. Ванька болезненно морщился, но терпел.

— Рана не очень глубокая, но видны следы нагноения, — говорила Катерина, скорее сама себе, нежели кому-то еще. — Больной находится в сознании, но у него сильный жар. Пот обильный, но не липкий, и это хорошо. Сердцебиение наполненное, кровяное давление скорее повышенное, чем пониженное. Это тоже хорошо. Явных признаков сепсиса нет… По краям раны кровь высохла, но из-под корки сочится гной. Вокруг раны видно покраснение и опухлость — вероятнее всего воспалительный процесс пока локальный и внутрь не ушел… Я бы рекомендовала глубокую чистку раны с обрезанием загнивших краев и курс антибиотиков.

На этом месте Катерина подняла на меня глаза и почему-то очень глубоко воздохнула.

— А я предлагаю прижечь рану порохом! — объявил Мишка.

Катерина посмотрела на него очень долгим взглядом, а потом ткнула ему пальцем прямо в лоб.

— Жопу себе порохом прижги, Михаил, — сказала она, и Мишка надолго остался стоять в неподвижности с раскрытым ртом.

А Катерина повернулась ко мне.

— Алешка, неси мне теплую прокипяченную воду, — потребовала она. — Я видела в углу на входе самовар… Михаил, вот тебе простыня, нарви ее на полосы.

Она выставила на стол графин с водкой, который я захватил из дома. Подумав, протянула его Мишке.

— Глотни, а то вид у тебя совсем уж ошалелый.

Мишка послушно глотнул прямо из графина, закашлялся.

— Крепкая? — спросила Катерина.

— Очень, — просипел Мишка в ответ.

— Это хорошо. А теперь смочи тряпку водкой и тщательно протри стол и Ванькину кровать. И вот этот стул! — она придвинула к изголовью койки стул с высокой спинкой.