Парашка оказалась весьма смышленой. Катерина тоже осталась девкой довольна, но услышав ее имя, почему-то наморщилась.
— Что за имя у тебя дурье — Парашка? Нельзя так людей называть!
— Отчего же? — удивилась Парашка. — Имя как имя. Меня все так кличут.
Но Катерина несогласно помотала головой.
— Я тебя буду называть Прасковья, и никак иначе.
— Так я и есть Прасковья, — удивилась Парашка.
— Ой, всё! — Катерина махнула на нее рукой. — Помоги мне с платьем лучше, чем болтать по пустякам. Нам с Алешкой скоро на ассамблею ехать!
Похоже было, что ей и самой не терпится посетить ассамблею. На этом я покинул комнату Катерины, плотно прикрыв за собой дверь. Пора было и себя привести в порядок по такому случаю.
Долго с выбором я не страдал. Оделся в черный с серебром костюм, выбрал широкополую шляпу с павлиньим пером (точно такую же я потерял, когда добирался в деревню к Фальцу) и спустился в гостиную — дожидаться Катерины. Проходя мимо ее комнаты, я услышал крики, стоны и писки. Затягивание корсета — дело хитрое, чисто женское, и мужчинам в него лучше не соваться. Целее будешь.
В гостиной я просидел еще около половины часа, читая старый листок «Петербургских ведомостей», когда на лестнице наконец появилась Катерина. В подогнанном Лизином платье и той самой шляпке с цветами, что якобы привезли из самой Франции. Хотя, может быть и впрямь из Франции, почем мне знать? Судя по той сумме, которую пришлось оставить у портнихи, ее смело могли привезти и из Америки.
Катерина остановилась на верхней ступеньке, убедилась, что я на нее смотрю, и покрутилась, демонстрируя наряд. С губ ее не сходила улыбка.
— А? — спросила она. — Каково? Что молчишь, Алёшка? Или язык отнялся?
Язык у меня и в самом деле отнялся — до того она великолепно выглядела, но признать этого напрямую я не мог. Опасался быть осмеянным.
— Лизавета Федоровна — моя сестрица — покупала для себя только лучшие наряды, — заметил я сдержанно. — А шляпка действительно к этому платью весьма подходит.
Катерина сразу наморщилась и показала мне язык.
— Ты такой скучный, Сумароков! — заявила она, спускаясь вниз. — Мог бы и выразить свое восхищение.
Я потер себе шею. «Выразить восхищение»… А где я слова для этого найду? Таких слов-то, наверное, еще и не придумали! Признаюсь честно: более желанных женщин я в своей жизни не встречал. Все в ней было идеально, даже платье с чужого плеча. И даже манеры ее, которые многим показались бы странными, вызывали у меня не отторжение, а странное томление в груди.
Знать бы только, что всё это значит. Была бы матушка рядом, она смогла бы мне всё объяснить. Но матушка сейчас далеко.
— Выражаю свое восхищение, — ответил я весьма холодно.
Катерина махнула на меня рукой:
— Расслабься, Сумароков. Ты весь пятнами пошел.
Я торопливо растер щеки и, чтобы скрыть смущение, спросил:
— А Парашка где же?
Катерина уже спустилась вниз и подошла ко мне, натягивая на руки очень узкие голубые перчатки.
— Убила я ее, — сказала она. — И в землю закопала. Вот этими самыми руками.
Я опешил. Тут уж было отчего.
— Как же так⁈ Нормальная же девка была, вроде…
Катерина глянула на меня и прыснула в ладошку.
— Видел бы ты себя, Алёшка! Ты что — и правда поверил? Да в комнате она у меня, порядок наводит! Я решила её себе оставить. Жалование ей определим. И столоваться у нас будет. Девка смышленая! Только отмыть её нужно. Ссаными тряпками воняет.
Второй раз за день я почувствовал себя отцом огромного семейства. Только жены у меня теперь было две. Одна пьяница, другая сумасшедшая.
Выходит, Катерина уже сама всё решила. И даже жалование Парашке пообещала. Хотя я мог бы из деревни привезти двух таких же крепостных девок, горничному делу обученных. И на жалование не пришлось бы тратиться.
Наверху хлопнула дверь, появилась Парашка и, торопливо перебирая ногами, спустилась вниз. Остановилась перед нами с видом обманчиво покорным.
— Что ещё делать прикажешь, барин?
Вздохнув, я развязал кошелек, достал монету и положил ее на стол.
— В доме приберись начисто. Воды натаскай — в дом да в баню. Продуктов купи, но когда уходить будешь, дверь запереть не забудь. Вот ключ! — Я потряс ключом и положил его на стол рядом с монетой. — Комнату я тебе определяю внизу, рядом с кладовой. Это вон там, по коридору за лестницей. А ежели уворуешь чего, барышня сама тебя зарежет и в землю закопает. Ясно?
Глядя на девку в упор, Катерина провела себе пальцем по горлу и затрясла головой, изображая умирающую. Парашка испуганно вскинулась, даже глаза вытаращила.
— Ясно, барин, ясно! Всё сделаю, ничего не уворую, никого в дом не пущу!
— Вот и отлично! — объявила Катерина и довольно сильно хлопнула Парашку по плечу. — Весело тебе провести время, Прасковья…
И мы наконец отправились на ассамблею. Было ещё, конечно, несколько рановато, но я хотел перед началом проверить, как были исполнены наши с генерал-полицмейстером рекомендации.
Когда подъехали к имению князя Бахметьева, я сошел с экипажа и подал Катерине руку, помогая ей спуститься. Потом оповестил Гаврилу:
— Освобожусь не ранее полуночи, а то и позднее. Сейчас отправляйся домой, да за девкой там проследи. Мы ее у себя пока оставили, барышне прислуживать… А уже ближе к ночи возвращайся за нами. Понял меня, Гаврила?
— Понял, барин, как же не понять. Только не Гаврила я теперь, а Гавр! Коль не веришь — у барышни своей спроси.
Гаврила весело подмигнул Катерине и всколыхнул поводья. Экипаж с цоканьем и стуком покатился по дороге. Катерина смутно улыбалась вслед удаляющейся повозке.
— Замечательный у тебя слуга, Алёшка, — сказала она, когда экипаж скрылся из вида. — Забавный такой дядька. Безобидный совсем.
— Безобидный? — усмехнулся я.
Она меньше суток знакома с Гаврилой, потому он и кажется ей безобидным. Ничего она не знает пока ни о войне со шведом, ни о турецком походе. И как «безобидно» он там себя проявил. Хотя и не обязан был вовсе — ведь не солдат он был, а просто дворянский слуга.
Да и не это главное. В военных походах он лютовал за Русь-матушку, за царя-батюшку, да за барина своего — и тут его можно понять. Но что она скажет, когда узнает, что до того, как пойти к батюшке моему в услужение, Гаврила был лихим человеком? Разбойной шайкой наш Гаврила командовал и людишек разных грабил да резал. И даже прозвище у него было тогда соответствующим: Гаврила-лиходей.
Такой вот он у меня «безобидный»! И даже кофий теперь не пьет, чтобы, не дай бог, какой сосуд не лопнул. О здоровье своем беспокоиться начал.
— Гаврила безобидным кажется оттого, что тот, кто его обидел, недолго на этом свете задержался, — пояснил я. — И ничего поведать не может.
Приподняв брови, Катерина понимающе покивала.
Мы прошли в ворота мимо двух гвардейцев в мундирах Семеновского полка, при шпагах и ружьях, в белых напудренных париках. Мне вспомнилось отчего-то, что брат генерал-полицмейстера Шепелева, Семен Петрович, командовал как раз Семеновским полком. Уж не испросил ли Яков Петрович у брата своего помощи, дабы усилить охрану предстоящей ассамблеи?
Весьма может быть. Я слышал, они в весьма тесных отношениях, и часто наносят визиты друг к другу.
За воротами нас встретил дворецкий Силантий, одетый все в ту же шикарную шитую золотом ливрею, и испросил наши пригласительные. Я протянул ему билет, и дворецкий некоторое время изучал его, беззвучно шевеля губами. Вероятно, грамоте он был обучен, но высокой скоростью чтения не отличался. Пришлось ему помочь.
— Билет выписан на имя генерал-полицмейстера Шепелева, — пояснил я. — К сожалению, Яков Петрович не может явиться лично, а потому интерес сыскного приказу на ассамблее буду представлять я.
Силантий кивнул и сунул билет себе за спину, откуда вдруг вынырнул лохматый карлик, разодетый по-петушиному броско. Странно даже, что я его сразу и не приметил. Схватив билет, карлик бросил его в высокий ящик, который прижимал к груди, и вновь спрятался за спиной Силантия. Тот в свою очередь низко поклонился и обеими руками указал вдоль дорожки, ведущей к особняку.
— Милости просим, Алексей Федорович! Вас и барышню вашу. Желаем приятно провести время на нашей ассамблее!
Я хотел уже было направиться вперед, но Катерина придержала меня за рукав.
— Время не проведешь! — заявила она неожиданно.
Силантий был явно озадачен подобным заявлением. На лице у него застыло выражение полного отупения.
— Что, простите, сударыня? — пробормотал он. — Не могу взять в толк, о чем вы?
Катерина поправила ему воротник на ливрее и свойски шлепнула по щеке.
— Скажи-ка мне, мил человек, а будут ли сегодня подавать утиную грудь под брусничным соусом? — поинтересовалась она.
— Э-э-э… — протянул Силантий. А потом вдруг просиял. — Сделаем! Никаких препятствий для этого не вижу, сударыня! Немедленно отдам соответствующие распоряжения!
— Отдай, голубчик, отдай, — с улыбкой сказала Катерина. — Давно утиной грудкой не баловалась.
При этом она строго взглянула на меня. Я только коротко развел руками. И потянул Катерину вперед по дорожке.
Мы шли неспеша, Катерина при этом критически рассматривала статуи с изображениями библейских сюжетов и греческих мифов.
— Нравится? — полюбопытствовал я.
Катерина пожала плечами.
— Неплохо, но уж больно похоже на подделку.
— А это и есть подделка, — пояснил я. — Если ты пытаешься отыскать здесь следы высокого искусства, то напрасно. У князя Бахметьева есть специальный скульптор, которого он выписал из Италии. Так он по заказу князя лепит такие статуи десятками. Сейчас я кое-что тебе покажу…
Мы уже дошли по конца широкой дорожки и свернули на боковую, узкую. И сразу наткнулись на еще одного Семеновского гвардейца с ружьем на плече. Он медленно маршировал вдоль дорожки, при этом нас с Катериной он словно бы не замечал.
Я с удовлетворением отметил, что на обочинах теперь торчали недавно вкопанные столбы с крючками, на которых висели масляные лампы, закрытые стеклянными колпаками. Конечно, сейчас они не светились, но зажечь их можно было в любой момент.
Что ж, рекомендации сыскного приказа здесь исполнялись с совершенной точностью. И это не могло не радовать.
Потянув Катерину за руку, я свернул в узкий боковой проход, и мы очутились на одной из потайных полянок со скамейками под срамными статуями. Катерина пришла в неописуемый восторг.
— Вау! — воскликнула она. — Как удобно придумано! И скамейки-то какие широкие! При необходимости на них и прилечь можно, тебе не кажется?
Мне казалось.
— Вдвоем! — добавила Катерина.
Я только кашлянул в кулак, покашиваясь на статую голой девицы с огромной грудью. Катерина умудрилась заметить мое мимолетное внимание к формам статуи и со смешком пихнула меня в плечо.
— Что, Алёшка — понравилась девка? Да, такие-то титьки кому угодно понравятся!
Я снова хотел кашлянуть в кулак, но подавился собственной слюной и раскашлялся не на шутку. Катерине даже пришлось по спине меня похлопать, чтобы приступ прошел.
— Ты живой, Сумароков?
— Живой, живой… — морщась, я потер кадык.
— Это хорошо. А то я испугалась, что ты сейчас помрешь, и ассамблею я уже не увижу.
— Да увидишь ты ассамблею! — огрызнулся я. — Никуда она не денется. Только ничего интересного на ней не предвидится. Просто толпа знати будет есть, пить да разговоры разговаривать. В карты ещё играть будут. Вот ты умеешь в карты играть?
Катерина помотала головой.
— Не любительница.
— Я тоже не охоч. Изредка лишь с приятелями своими по маленькой ставки сдаем, с Ботовым да с Гогефельзеным…
Вспомнив про Ботова, я подумал, что надобно наведаться в казармы да спросить про его здоровье. Может спасла его царица небесная, и не помер он от раны, полученной на дуэли? Хотя, чаще бывает наоборот. Бывает и дуэль шуточная — чисто бахвальства ради шпагами помахают, потычут, и крови-то совсем чуть-чуть пустят. А рана потом как гноем покроется, жар во все тело даст, а через неделю, глядишь — и богу душу отдал, любезный.
Вот и пошутили… Завтра же навещу Ваньку Ботова! А то ведь всякое может случиться, и послезавтра уже некого навещать будет.
Мы с Катериной вернулись на дорожку и направились к дому, встретив по пути еще одного гвардейца. Около искусственного пруда Катерина остановилась и с восхищением осмотрелась. В пруду плескались рыбы, журчала вода в фонтанах, а струи их складывались во множество маленьких радуг.
— Лепота! — объявила Катерина. — Версаль, не иначе!
— Ты была в Версале? — удивился я.
Она помотала головой.
— Нет, не была. Только… э-э-э… на картинках видела. Мне кажется, этот князь Бахметьев хотел сделать себе маленькую копию французского Версаля.
— И как ты полагаешь: у него это получилось?т
Катерина задумчиво выпятила губки — даже маленький пузырек надулся и лопнул между ними.
— Да как тебе сказать, Сумароков… Вот представь, что тебе подадут на обед пирожок с луком и будут уверять, что это настоящий мясной пирог. Ты в это поверишь?
— Не очень.
— То-то и оно, Алешка. То-то и оно… Ну давай, веди меня дальше, мой рыцарь! Показывай, что тут есть еще интересного.
Заходить в дом мы не торопились. Я хотел еще обойти особняк, чтобы проверить как там обстоят дела с моими рекомендациями. Обогнув дом, мы оказались на огромном заднем дворе. Здесь на зеленой лужайке, окруженной высоким кудрявым кустарником, несколько девушек и молодых людей, громко смеясь, играли в серсо. Молодые люди держали в руках обнаженные шпаги, а девушки бросали деревянные кольца. Задачей молодых людей было все эти кольца поймать.
Я слышал, что игра эта появилась благодаря одному забавному случаю. Некая благородная дама прослышала об измене своего муженька и прогнала его из дома. Когда же он стал умолять впустить его обратно, то швырнула обручальное кольцо в раскрытое окно. А он, не будь дураком, вскинул шпагу и поймал это кольцо на самый кончик клинка. И вернул кольцо женушке. Так и помирились.
Я полагаю, что у него это получилось случайно. Просто поднял шпагу, а кольцо на него само прилетело. Или же он был весьма сильным магом со способностью замедлять течение времени, и ему не составило особого труда поднести свой клинок к медленно приближающемуся к нему кольцу и просто вставить его в отверстие.
Впрочем, игроки в серсо сейчас меня не особо интересовали. Я уделял внимание окнам и убедился, что и здесь Силантий исполнил мои предписания в точности: все они на первом этаже были закрыты. И даже тенистые кусты, разросшиеся под некоторыми из окон, были спилены совсем недавно, и ветви от них аккуратными охапками лежали вдоль стены, дожидаясь пока их отсюда вынесут.
— Я тоже хочу поиграть в серсо! — объявила вдруг Катерина. — Никогда раньше не играла в серсо.
— Обязательно поиграем, — пообещал я, осматривая окна второго этажа. — Немного позже. Мне нужно закончить осмотр.
— Зато я сейчас совершенно свободен! — услышал я у себя за спиной. — Могу составить вам компанию!
Я развернулся. В нескольких шагах от нас стоял молодой дворянин лет двадцати, разодетый в щегольский бело-синий камзол. Белая с опушкой треуголка смотрела своим передним углом на Катерину, ровно как и пара синих глаз этого незнакомца. Тонкие усики у него на верхней губе выглядели словно нарисованными, а бородка вообще казалась лишь полоской сажи. На боку у него болталась солидных размеров шпага.
В нескольких шагах от этого молодого человека стояла девушка лет восемнадцати-девятнадцати в персиковом платье и с какими-то лисьими чертами лица. Я уже давно обратил внимание, что многие люди напоминают мне тех или иных животных. Ванька Ботов, к примеру, весьма схож с котом, который был у меня в детстве. Такая же наглая круглая морда, усы топорщатся, как щетка, а волосы на голове отчего-то дыбом стоят.
А вот куратор Амосов здорово похож на медведя. И походкой, и лицом. Да что уж там — сам государь-император напоминает мне, извините за выражение, ежа! Да, да, того самого ежа, что жил у нас в поместье и даже в дом порой захаживал!
Так вот, девица, которая стояла неподалеку от щеголеватого молодого человека, напомнила мне лисицу. Рыжеватые волосы, виднеющиеся из-под шляпки, темные глаза, острый вздернутый носик. Рот ее был чуть приоткрыт, и я увидел ряд некрупных белых зубов. В другое время я счел бы ее весьма привлекательной, но сейчас почему-то ни одна из девушек не могла оставить у меня в сердце столь же яркого следа, как Катерина. Уж не знаю отчего так. Неплохо бы посоветоваться с маменькой по этому вопросу — уж она точно знает ответ.
Ну, а пока…