Экзамен для чародея: Кровавая ассамблея

Глава 10 Генерал-полицмейстер сыскного приказу и его помощник

К усадьбе сиятельного князя Бахметьева, где нынче должна была состояться очередная великосветская ассамблея, я прибыл всего за несколько минут до того, как к воротам подъехала карета генерал-полицмейстера Шепелева.

Эту карету я не мог спутать ни с какой другой. Во-первых, она была большой. И даже о-о-очень большой! Черная, лаковая, с огромными и тоже черными колесами и двумя лакеями в белых ливреях, стоящими на запятках. Лошадей перед ней было шестеро, и все вороные, косматые! В общем — одно загляденье.

Ну, а во-вторых, на широкой дверце кареты красовался красочный герб, изображающий двух львов, держащих в лапах разноцветный щит, над которым возвышалась царская корона и рука с занесенной саблей. Этот герб нельзя было спутать ни с каким другим.

Подбежавший слуга принял у меня моего коня, а я же еще некоторое время стоял, ожидая, пока карета генерал-полицмейстера подкатит к воротам. Громыхая колесами по булыжнику, она подъехала и остановилась. Лошади зафыркали, замотали мордами, взвивая длинные расчесанные гривы. Со шлепками шмякнулись на дорогу россыпи навоза. Лакеи немедленно соскочили с запяток, дружно подбежали к дверце и слаженно приступили к работе. То есть, один из них почтительно распахнул дверцу, а второй откинул короткую лесенку, по которой пассажир мог без усилий и всяческих прыжков выйти наружу.

В широком проеме показалась похожая на бочонок фигура генерал-полицмейстера Шепелева Якова Петровича. Ему было уже изрядно за пятьдесят. Был он практически лыс, волосы имелись лишь на висках, и потому везде и всегда носил парик с белыми буклями. Подбородков у него было три, и каждый из них мнил себя главным. А вот шея у Якова Петровича отсутствовала вовсе, и потому пухлые налитые румянцем щеки лежали прямо на широченных плечах.

Завидев меня, он расплылся в улыбке, махнул рукой и сошел по лесенке на дорогу. Один из лакеев хотел любезно придержать его под локоть, но Яков Петрович неприязненно сморщился, положил ему на лицо огромную ладонь и оттолкнул прочь.

— Кыш, лебезяка!

И направился прямиком ко мне.

— Сумароков, рад тебя видеть, голубчик! Давно дожидаешься?

— Токма прибыл, Яков Петрович. Лошадку мою вона повели.

— Ну пошли глянем, что у них тут накручено…

Мы прошли в ворота и неторопливо направились по широкой дорожке вглубь усадьбы. Что тут скажешь — она была великолепна! Сиятельный князь Бахметьев денег на благоустройство не жалел. В отдалении, над зеленеющими аккуратно постриженными деревьями, возвышался настоящий дворец, но отсюда, с белой дорожки у ворот, были видны только купола на крыше, золоченые шпили и прямоугольные трубы дымоходов. В окнах верхнего этажа ярко отсвечивало солнце, отчего казалось, что оно рассыпает по округе золотые монеты.

Сначала дорожка вела прямо, удивляя великолепными статуями по обочинам, каждая из которых изображала какой-то фрагмент из Библии или древнегреческих мифов. То полуголая нимфа с мужской головой в руке, то голый юнец с копьем, а то и пухлый младенец с крылышками за спиной и луком в руках.

Затем дорожка уперлась в зеленую стену, вдоль которой расположились несколько садовников и, уверено орудуя ножницами, состригали лишние ветки. Здесь дорожка разделялась на правую и левую, и я в нерешительности остановился, не зная какую из них выбрать. Шепелев же, который бывал здесь не раз, задерживаться не стал и сразу свернул направо.

— Что ж ты, Алешенька, растерялся? На большой дорожке нам смотреть нечего. Там вся местность на версту проглядывается, охрана у ворот каждого воробья увидит… А вот здеся места потайные начинаются…

Боковая дорожка оказалась значительно уже, стриженные кусты сблизились. Через каждые двадцать шагов в кустах имелись узкие проходы. В один из них я заглянул и, пройдя несколько шагов, обнаружил круглую тенистую полянку со скамейкой под статуей голой девицы с весьма объемными формами. Вероятно, точно такие же полянки имелись и в других проходах.

Вернувшись на дорогу, я обнаружил, что Шепелев снисходительно улыбается.

— Ну что, голубчик, полюбовался на толстомясую? — полюбопытствовал он. — Его сиятельство князь Бахметьев таких десятка два мастеру заказал, и все в разных позициях. Смотреть не пересмотреть!

— Да я и глянул-то лишь краем глаза… — невольно огрызнулся я. Должен признать, что формы Катерины, без умысла мною подсмотренные, мне понравились куда как больше.

— Да ладно тебе, дело молодое! — Шепелев хлопнул меня по спине. — Должен заметить, что таких полянок здесь великое множество, и для нас это не очень хорошо. Князь планировал их для удобства всяких любовных дел, но что хорошо любовникам, то и ворам на руку. Никто их на этих полянках не различит, а в темноте особливо. Ножик к горлу приставит, серьги из ушей сорвет, браслеты снимет — и в кусты. А там и до ограды недалеко. Прыг — и был таков. И разыскивай его потом по всему граду столичному!

— Следует охрану с карабинами вдоль дорожек поставить, — предложил я. — Двоих, думаю, будет достаточно. Пусть шагают туда-сюда, да слушают, не кричит ли кто.

— Молодец, соображаешь! — похвалил Яков Петрович. — Двоих вдоль дорожки и еще по одному на поворотах. Итого четверо. Дорожки здесь две штуки, а значит восемь стражей нам понадобится.

— И еще светильники на постах установить надо бы, — заметил я. — Это сейчас здесь светло, а как солнце сядет, так и не увидишь ничего. Ночь нынче почти безлунная будет.

— Это верно, — согласился Шепелев. — Светильники не помешают. Соображаешь, Сумароков…

Мы дошли до поворота и очутились перед большим искусственным прудом, обложенным белым мрамором. Вода в нем казалась синее синего, а здоровенные рыбины плавали в нем без всякого страха, неторопливо и даже вальяжно. Фонтаны на берегу уже работали почти все, несмотря на ранний час и полное отсутствие народа. Их мелодичное журчание ласкало слух. Лишь один был выключен, и крепкий детина с сачком в руках вылавливал из воды мусор.

Завидев нас, он сразу вытащил из воды сачок, снял шапку и молча поклонился.

— Здесь охрана не понадобится, — сказал Яков Петрович, кивнув на слугу. — У князя вся прислуга навроде вот этого… Отбор у него, как в лейб-гвардию. Такой вот детина мою карету с запряженной шестеркой удержать сможет. Не веришь? Вот те крест, Сумароков!

Он быстро перекрестился. Впрочем, я и без того верил. Такого детину и впрямь хоть сейчас в Преображенский полк зачисляй. Был бы дворянских кровей, с руками оторвали бы…

— Вечером, когда начнется ассамблея, здесь будет полным-полно прислуги, — продолжал Шепелев, ведя меня вдоль пруда прямиком к особняку, оказавшимся самым настоящим дворцом. — Это будет самым безопасным местом во всей усадьбе. Но позже, когда беседы о политике подойдут к концу, карточные игры прискучат, а вино ударит в голову, вот тогда гости и начнут разделяться на парочки. Это я тебе точно говорю, сам не раз на таких ассамблеях бывал. Вот тут и следует ухо держать востро!

Мы наконец подошли у дому и остановились у одной из двух каменных лестниц, уходящих высоко к широченной площадке крыльца с белокаменной оградой.

— А скажи-ка мне, голубчик Сумароков, — продолжал Шепелев, — чем ты сегодня вечером намерен заняться?

— Да вот и не знаю теперь, — неуверенно ответил я. — Логично было бы посетить ассамблею и проверить, как исполняются наши распоряжения. Но вы же сами знаете: на такие встречи вход только по пригласительному билету, а мне такого выдано не было. Боюсь, ежели нынче вечером я попытаюсь сюда пройти, то такой вот детина, — я мотнул головой в сторону фонтана, — намнет мне бока.

— А шпага тебе на что? — хмуро поинтересовался Яков Петрович.

— Так ежели я тут шпагой размахивать начну и колоть слуг направо и налево, так сам же в острог и попаду, вместо разбойничков наших!

— И то верно… — вздохнул генерал-полицмейстер. — Но ты знаешь что, голубчик? Есть у меня для тебя один подарок… — он сунул руку в широченный карман своего камзола и вытащил оттуда сложенный в несколько раз лист бумаги. Видимо, когда-то он был перевязан нитью и запечатан сургучом, но сейчас печать уже была сломана.

Взяв мою руку, Шепелев вложил в нее бумагу.

— Вот, пользуйся!

— Что это? — поинтересовался я с некоторым недоумением.

— В отличие от тебя, я приглашение от князя Бахметьева получил. На две персоны, как это обычно и принято… К сожалению, присутствовать нынче вечером на ассамблее у меня никак не получится. Есть на то ряд причин, озвучивать которые я тебе не стану. Так что на ассамблею вместо меня отправишься ты. И лично проконтролируешь выполнение наших поручений.

— Но как же… — начал было я, однако, заметив, как Яков Петрович недовольно морщит свой круглый нос, сразу же осекся.

— Тебе что-то не нравится, подлец ты эдакий? — подозрительно спросил Шепелев.

— Да нет, что вы! — воскликнул я. — Горжусь оказанным мне доверием!

Генерал-полицмейстер погрозил мне пальцем.

— То-то же! Как я уже сказал, приглашение выдано на две персоны, так что можешь прихватить с собой кого-то из приятелей. Ты ведь у нас пока еще холостяк, как я помню? Так что супружницы у тебя нет.

— Точно так, Яков Петрович, супружницей пока обзавестись не успел! Однако ко мне родня из Новгорода в гости пожаловали, в свете петербуржском никогда прежде не бывавшие. Могу ли я взять с собой свою кузину?

— Кузину? — с сомнением проговорил генерал-полицмейстер. — И сколько ж лет этой девице?

— Около двадцать, — ответил я, подумав несколько мгновений. А что — и не соврал почти, получается.

— Около двадцати… — повторил Шепелев. — И в свете никогда прежде не бывала. Ну-ну… Она и впрямь тебе кузина, Сумароков?

В голосе его слышалось сомнение.

— Обижаете, Яков Петрович! — я развел руками и откинул голову назад, желая как бы показать, что подобное недоверие совсем неуместно. — Катерина Романова, прибыла из Новгороду только вчера и страстно желает ознакомиться с Петербургом!

— Желает страстно… — шепотом проговорил Шепелев. — Эх, молодость, молодость! Знаешь голубчик, лет тридцать назад была у меня тоже одна кузина. И даже две… Хотя, нет, тебе об этом знать не обязательно. Ладно! — решил он. — Приводи с собой кого хочешь, но чтобы шуры-муры твои не в ущерб делу были! Понял меня, подлец эдакий⁈

— Понял, Яков Петрович! — я так и вытянулся в струнку. — Не в ущерб делу!

— И на полянках под статуями срамными не обжиматься, ясно тебе⁈

— Яснее ясного, Яков Петрович!

Генерал-полицмейстер показал мне свой пухлый как свиная колбаска палец и потряс им, да так что тот заколыхался наподобие веера.

— Смотри мне.

— Смотрю!

Шепелев вздохнул и направился по лестнице наверх, придерживаясь за каменные перила. Я следовал за ним на ступеньку ниже. Поднявшись на большую овальной формы площадку крыльца, мы вновь остановились, чтобы Яков Петрович смог перевести дух. Сдернув с себя парик, он утер им пот с лица и снова натянул на лысину.

— Чего зыришь⁈ — сорвался она на мне. — Хорошо быть поджарым, словно гончая! Я тоже когда-то таким был, и по ступеням скакал, как кролик! Вот будешь в моих годах, туловище твое превратится в бочонок — тогда посмотрим, кто из нас проворнее!

— Буду стараться, — сдержанно пообещал я.

— Что ты будешь стараться, дурень⁈

— Не превратиться в бочонок!

— Вот подлец, — покачал головой Яков Петрович. — Палец ему в рот не клади. Наш человек.

Мы подошли к дверям, столь высоким, что видом своим они больше напоминали ворота старинного замка. Лакей у входа немедленно раскрыл их перед нами, и мы, шагнув за порог, очутились в колоссальной зале, вид которой мог поразить воображение любого. Конечно, если он еще не бывал в императорском дворце.

Сиятельный князь Бахметьев явно не желал ударить в грязь лицом. Белые стены были украшены золотыми изразцами, старинные статуи, в коих чувствовалась рука все того же мастера, что ваял статуи в саду, стояли здесь повсюду. На стенах висели картины в тяжелых позолоченных рамах, и на полотнах этих были изображены какие-то явно европейские виды. Должно быть приобретены князем сии картины были где-то за границей. Или же привезены ему оттуда по особому заказу.

В отдалении были расставлены круглые столы для игры в карты и ведения светских бесед. Невиданных размеров люстра была спущена с потолка на длинной цепи, и два лакея меняли в ней сгоревшие свечи на новые. Рядом с ними стоял и непрерывно давал какие-то указания долговязый мужчина лет сорока, немного сутулый и с каким-то землистым цветом лица. Глаза у него были вытаращены, словно однажды он чему-то сильно удивился да так и остался пребывать в таком состоянии. Вел он себя при этом несколько нервно, двигаясь отрывистыми короткими движениями.

Это и был сиятельный князь Бахметьев, собственной персоной. Заприметив нас с Шепелевым, он сразу же вскинулся и ринулся навстречу, широко размахивая руками, как будто собирался отмутузить нас обоих без долгих разбирательств. Впрочем, как только он к нам приблизился, его напряженное лицо растянулось в улыбке, а руки раскинулись в стороны, словно он собирался обнять нас обоих зараз.

— Кого я вижу! — провозгласил Бахметьев. — Шепелев, старый плут! Ты чего в такую рань пожаловал? У меня еще и не готово ничего к ассамблее! Или же ты решил лично оказать мне помощь в подготовке?

Яков Петрович низко поклонился ему со смутной улыбкой. Подумав, я проделал то же самое, хотя можно было и ограничиться и простым наклоном головы.

— По служебным делам я к тебе в столь ранний час явился, Афанасий Иванович, — ответил ему Шепелев. — Ты же знаешь указ государя: все развлекательные сборища, куда приглашены более сотни народа, должны обеспечиваться специальной охраной по согласованию с сыскным приказом. Дабы не провоцировать подлый люд на всякие разбойные действия. Времена нынче неспокойные, Афанасий Иванович, сам понимаешь!

— Понимаю… — вздохнул Бахметьев. — На службе ты, значит, здесь у меня. Но к вечеру на ассамблею явишься?

Шепелев помотал головой, а поскольку шеи почти не имел, то и плечи его помотались вместе с нею.

— Дела у меня неотложные, так что вечером явиться никак не смогу. Но заместо меня придет помощник мой, сыщик Сумароков, — Яков Петрович похлопал меня по плечу. — Алексей, Федора Сумарокова сынок. Помнишь Федора, Афанасий Иванович?

Глядя на меня круглыми рыбьими глазами, сиятельный князь согласно покивал: да, мол, помню.

— Как же не помнить, — сказал он задумчиво. — Славно мы покутили! А со шведом как вместе рубились — вспомнить приятно! Жух-жух! — он махнул рукой, изображая удары палашом. — В капусту ведь рубили, никого не жалели! Отец твой герой был, Алешка, настоящий герой!

— Мне это известно, ваше сиятельство, — я снова поклонился, на этот раз уже одной головой. — И его палаш теперь висит на стене в моем доме, остро наточенный и всегда готовый к бою. В случае надобности имени батюшки своего не посрамлю.

— Славно сказано! — довольно отметил Бахметьев. — А ты, значит, в сыскном приказе теперь служишь?

— Служу, ваша светлость.

— Похвально! Успехи уже какие-то имеет? — это князь спросил у Шепелева.

— И не малые! — заверил тот. — Уже пара громких дела на него счету. Об отравлении княжича Власова слышал чай? — Бахметьев удивленно приподнял бровь. — Так это Алешка то дело раскрутил и вывел младшего братца на чистую воду.

— Ай, молодца! — восхищенно проговорил Бахметьев. — Ай, Сумароков! Ай, сукин ты сын! Голова! Весь Петербург про то дело судачил, все старшего княжича жалели да младшего проклинали. А это, оказывается, Алешка Сумароков преступление раскрыл. Горжусь, горжусь. Честное слово!

Мне было приятно слышать такие слова, но из скромности я старался не показывать вида. Шепелев заметил это, и сразу перевел разговор на другую тему.

— Ты не возражаешь, Афанасий Иванович, если мы с Алексеем, здесь у тебя все осмотрим и дадим пару рекомендаций?

— Да за ради бога! — отмахнулся сиятельный князь. — Осматривайте сколько захотите. Я вам в помощники дворецкого дам, ему можете и оставить свои рекомендации… Силантий! — заорал он неожиданно громко, отчего я едва не вздрогнул. Яков Иванович при этом и бровью не повел. — Силантий, что б тебя!

Сразу зацокали торопливые шаги, из-за угла залы вывернул человек в белой ливрее с золотой окантовкой, подбежал к нам и остановился, испуганно глядя на хозяина.

— Слушаю, ваше сиятельство!

Сказано это было с такой скоростью, что получилось: «Слуш, вашсиясть!» Но все его поняли.

— Это господа из сыскного приказу, — Бахметьев кивнул в нашу сторону. — Они здесь все осмотрят и дадут рекомендации, которые надлежит исполнять. Понял меня, дуралей?

— Пон, вашсиясть!

И в сопровождении дворецкого мы отправились осматривать дом, хотя и без того было ясно, что ни один преступник не сможет проникнуть сюда незамеченным.