Кремль 2222. Юго-Восток

3 АСФАЛЬТ

Их было девять. Тех, кого я видел. Все верхом, в тяжелой броне. У одного, на упоре, — картечный самопал. Серьезная пушка, не хуже Гавриной пищали, если вблизях стрелять. Вдаль, конечно, не пальнешь, разброс большой. Зато оба дула такие, что мой кулак пролезет. Я еще подумать успел — вот ежели с двух стволов пальнет, так его ж отдачей вместе с конякой взад откинет.

— Вот так встреча, ядрить твою, — просипел Дырка. — Сильно спешишь, Твердосраль?

Дырку встретить я не ожидал. Он приказчиком к торговцам нанимался, потом сгинул месяца на три, со сломанной ногой лежал. Злой он, бешеный, и дырка в горле. Про «твердосраля» я сделал вид, что не услышал. Дырка умнее ничего сочинить не может. Я еще мелким был, когда ихние пацаны меня скопом лупили. Били и хохотали, мол, я кирпичами сру. Потому что твердый. Что тут сделаешь, твердых они не любят.

Хорошее время было. Мы тогда с Асфальтом не воевали.

— Слава, дай я ему руку сломаю, — предложил Бык.

У Быка с асфальтовыми свои делишки. Особливо с Дыркой, они уже дрались раза три на пустоши.

— Дырка, у меня двое раненых и убитый, — сказал я.

— А у меня приказ. Без пошлины никого не пропускать.

— На нас вонючки напали.

— Мне плевать. Факел нас тоже не пропускает.

— Сколько ты хочешь?

Мои мужики заерзали. Знамо дело, асфальтовым только раз дай — уже не отстанут.

— А что везешь, твердый? Чем поживились?

— Песок для химиков.

Я с ним лялякал, а сам думку думал. Было их девять против нас семерых, да двоих раненых долой. Псов спускать глупо, пристрелят. У них такие же самопалы, не хуже наших.

— Полрубля серебром гони, — ухмыльнулся Дырка. Зубы у него торчали вкось, это Бык ему в прошлой драке пару штук удалил.

— И еще полушку за то, что без спроса к нам влезли, — добавил бородатый мужик с двухствольным самопалом. Банку с углями он держал у фитиля.

— Голова, ты понял, — сквозь зубы прошептал я.

— Ну, — рыжий за моей спиной тихо-тихо поднял аркебуз.

Я не сомневался, что он успеет. Вгонит оба подшипника бородатому в харю до того, как тот подожжет порох.

— Нет у меня серебра, Дырка, — мирно сказал я. — Откуда у меня? Я охотник, а не маркитант. Хочешь, забери свинью. Просто так, дарю.

Мои мужики успокоились. Подарить — это хорошо, пошлину платить всяким дурням — это стыдоба.

— Сам свою падаль жри, твердосраль, — Дырка тронул коня, нахально подъехал ближе. Своим бойцам удаль показывал, что ли. Брагой от него на пять метров несло. — И чего, скажи, химики вас нанимают? Мы что, хуже охотимся?

Не сдержался, вон его что ломало. Обида его жрала, что мы зарабатываем, а его молодцы картоху тощую грызут да уток стреляют.

— Давай, я тебе, Дырка, все понятно объясню, — предложил я. — Смотри-ка хорошенько. Мои держат семь да семь, сколько стволов будет? Ага, да еще огнеметы. Твои тоже не лапу сосут, но мои в телегах, за коваными бортами… Погоди, не галди. Вдруг ежели кто случайно огонь пустит, так чо, от твоей армии полтора уха останется? А скоро нас хватятся, дьякон Назар сюда сотню с огнеметами пригонит.

Насчет сотни я загнул.

— И механики тоже, — пообещал Голова.

— Вы чего-о, слизняки, на моей земле мне грозить вздумали? — раздулся Дырка.

— Не, куды мне грозить, — я показал ему пустые ладони. — Давай вот чо, без пушек на дорожку спустимся, и я тебе подробно растолкую, как много серебра заработать. Готов полялякать, что ли? Или в нужник приспичило?

— Драться будем? — обрадовался бородатый. Поперек он был шире, чем в длину.

— Ой, нехорошо-о, — протянул Степан. — Нельзя тут биться. Надо бы на пустошь да судилу честного…

Дядя Степан их ни капли не боялся. Просто он такой, жалостливый, что ли. Не любит он людей зазря убивать.

— Кудря, собак привязать, — приказал я.

— А ну слазий! — Дырка спрыгнул на рассыпчатую бетонку, отстегнул ремень с самопалами, потянул с загривка меч. — Все слазийте, коли такие смелые!

Момент был плохой. Я готовился упасть ничком, прямо в кучу серы, если хоть один огонек в сумраке дрогнет. Но асфальтовые потянулись за вожаком, спешились.

Я ждать не стал, пока Дырка своим мечом налюбуется. Толкнулся и сверху на него полетел. Разом сшиб с ног, кулаком по морде добавил и сразу в сторону перекатился. Дырка в железе упал, тяжелый, аж бетонка загудела. Его дружки на меня гурьбой кинулись. Сразу видать — никто их толком воевать не учил. На одного кинулись, а про парней моих забыли.

Ну ничего, те им живо напомнили. Бык с двух рук крест-накрест рубил, словно по воде плыл. Против него двое наладились. Бились молча, чтоб патруль не слыхал, дык все едино звон стоял по округе.

Леха не ждал, от бедра нож кинул, бородатому тому в морду попал. Хрен его свалишь, громилу. Нож выдернул, как щепку, и давай кулаками молотить. Ивана свалил, ешкин медь, Леху свалил, я уж напужался, что сейчас всех моих заломает…

Молодец Леха! Даром что молодой, а смекалистый! Сам упал под кулаком, но едва бородатый шагнул, так снизу ему промеж ног меч вставил. Тому стало не до патруля, заревел медведем, кровища хлещет, приседает, а меч-то выдернуть — никак. Ну и вояк набрал Дырка!

Я в сторону от Дырки откатился, на меня разом Хобот с дружком его скаканули. Хобот — не то чтоб сильный, а подлюга еще та. Он меня в детстве чуть глаз не лишил, ага, склянкой с ядом кинул. Матушка потом глаза мне неделю промывала, спасла-таки и заставила побожиться, что к асфальтовым драться не пойду. Ну я слово сдержал. До Рождества святого. А как праздник справили, тут уж, как водится, прежние клятвы позабыты. Нашел я Хобота, ага. Ну с тех пор его Хоботом и зовут, не смогли ему взад нос разогнуть.

Хобот пока мечом замахивался, я ему ступню ножом к дороге прибил. Ох, как он задрыгался, точно жук, а ногу-то выдернуть не может! Дружок его, чернявый, легко так на меня попер, с двух рук наяривает, я аж загляделся. Одним клинком достал в плечо таки, паскуда такая! Тут мне всерьез за меч взяться пришлось, потому что Дырка на ноги вскочил. Вдвоем они крепко на меня навалились. Отступать я стал назад, все дальше от телег наших, меч подставляю, а они знай себе молотят, аж искры летят! А мне тяжко драться, нога болит и башку почти не повернуть.

Смотрю — все ж девять их против нас пяти, не годится друг друга убивать-то! Бык, как обещал, одному асфальтовому руку сломал, с другим обнялся, по траве катаются. Бык вообще-то добрый, просто нравится ему, когда кости хрустят. Он еще мелким был, помню, все на кухню бегал, кости грыз.

— Дырка, — кричу, — слышь, Дырка, может, хватит, что ли?

А он не слышит, зубьями скрипит, в одной руке меч, в другой — вилы. Ну чтоб для перехвату. И чернявый этот, антиресный такой, в первый раз его вижу, может приблудный, скалится и то наскочит, то отскочит, никак не могу его достать. У меня ж один клинок, ешкин медь, хотя длиньше ихних будет. Я и не дерусь толком, так, отбиваюсь, щит-то на телеге остался.

— Славка, ты где?! Ваньке палец отрубили! — Это Кудря с телеги.

— Славка, дай я их огоньком, сволочей!

Дырка услыхал, испугался.

— За огонь договору не было! — кричит, а сам норовит мне вилами в глаза ткнуть.

— Да у меня с тобой, сука такая, вообще договоров нету!

И тут завопил Голова. Он даже вопли Хобота перекрыл. Подельники Дырки прижали рыжего к борту телеги и давай месить. Голова за самопал схватился, не выдержал, да и кто выдержит, когда два лба здоровых тебе харю чистят? Но зажечь спичку ему не дали, из рук выбили, по башке сзади топором огрели, хорошо хоть обушком, а не лезвием.

— Твердый, ты куда, кирпичей в штаны наложил? — заревел Дырка.

Я когда рванулся, рыжий уже на коленки падал. Один из этих гадов ему ногой в харю метил. Другой — тоже ногой, в живот бил да в пах попасть норовил.

Ванька Голове помочь не мог, отрубленный палец ниткой стягивал. Молодой наш, Леха, с двумя рубился. Пока что отбивался, но я видел — полный замах у него не выходит, спину-то ему вонючки порвали! А Бык со Степаном давно мечи побросали, на кулачках с асфальтовыми дрались. Там в куче пыхтели, не разобрать, где чужие, где свои!

— Десятник, к ним еще двое на выручку прибежали! — Кудря с телеги матерится, огнемет за ствол держит, но подсветить без моего приказа, ясное дело, не решается.

Псы стервенели, лаяли дико, но я сказал — не отвязывать.

Наши с ихними как махались, так на коняку чужого кучей налетели, он со страху всех подряд кусать стал. Ну, ясное дело, нельзя так животинку пугать! Они хоть и зверюги, а все ж ласки требуют. Толкнешь раз — потом всех грызть начнет, куда уж с им на сечу идти?

— Твердый, стой, мы не договорили! — Дырка совсем сдурел, вилы в меня метнул.

Я хотел ему сказать, мол, погодь маленько, братков твоих угомоню, а то они трое на одном сапогами топчутся… да не успел. Вилы мне сбоку в плечо и голову стукнули, а голова-то, без шлема! Больно очень, ага. Ой, как больно!

— Ну, гниды, — говорю, — серебра вам захотелось? Я вам сейчас устрою серебро!

А сам присел и с корточек на чернявого прыгнул. Ладно тот махался, с двух рук, и близко к себе не подпускал. Но я ему один клинок пополам разрубил, второй из рук вышиб, только пальцы хрустнули.

Побежал парень, через ржавые ежи быстро так запрыгал, пальцы сломанные на груди зажимая. Коняку своего свистнул, тот в ответ заржал и затопал следом.

— Стой, куда?! — заорал своему служивому Дырка.

Тут я ему плашмя мечом промеж ушей врезал. Ой, как славно врезал, будто в било где зазвонили, красиво так!

Дырка плюхнулся на жопу и замолчал. Вроде как задумался. Я спохватился — и на выручку к своим. Того удальца, что Голову сапожищем промеж ног бил, я позади за шейку-то ухватил и покрутил маленько. И отпустил его с миром, чего держать-то? У него морда теперь антиресно так, там где зад оказалась.

— Патруль! Дырка, патруль!

Второму гаду, что на Голову с топором кидался, я нос в щеки забил. За волосья уцепил левой, а с правой настучал. Ага, и Бурому под телегу его кинул. Бурый обрадовался, хвостом замахал, вкусное чует. Тут и Степан кого-то под телегу закинул.

— Собаку убери! Ааа! Собак уберите, сволочи!

— Хобот, где Дырка? Коней уводите!

Вдруг светло стало, я аж зажмурился. Факелы с горюн-травы заполыхали.

— Всем стоять, пушки на землю!

— Патруль, смываемся!

Ну хвала Спасителю, я крест поцеловал. Хоть и славно мои мужики отбивались, а все же здесь граница с Асфальтом. Напрыгнут толпой — затопчут. Теперь не затопчут, с нашей патрульной ротой никто в Чагино вязаться не станет. Нету таких дурачков, ага.

Асфальтовые, ясное дело, не послушались, по углам, как крысы кинулись. Бык в горячке не услыхал, вдогонку ломанулся, мы его еле поймали. Из асфальтовых трое раненых сбежать не успели и сам Дырка. Он что-то крепко задумался, посреди дороги сидючи. Головой набок тряс да слюни пускал. Может, я его слишком сильно в лоб-то приложил?

— Все, все уже, не стреляйте! — Я задрал руки вверх, первый шагнул навстречу патрулю.

С патрульными шутки не шутят. Даже если свои. Даже если их всего трое. Зато у них калаш и ружье. Коняки ихние в сумраке чуть светились. Это у них броня, в Поле Смерти прожженная, она завсегда чуток светится. Заметно, конечно, зато попробуй такую пробей, и гибкая, что дубленая кожа, хоть и сталь. Фенакодус — он животинка умная, не станет под толстой ржавой сталью бегать, спину обтирать.

— Доложись, кто таков! — приказал старший. Ружье он держал на локте. Рожи из-под забрала не видать, да я по голосу узнал — дядя Гаврила, десятник.

— Назаров сын, Твердислав, с охоты идем.

— Какого беса вас через Асфальт понесло?

Рассказал я, как было, Дырку им слюнявого показал.

— Назаров, разворачивай оглобли! — приказал дядька Гаврила. — В обход пойдете, мы вас проводим.

Я своим скомандовал, а сам к Дырке вернулся. Надо же было ему объяснить.

— Вот смотри, — говорю, — поросенка нашего падалью обозвал, рубля требовал, и вообще — человек ты некультурный.

Этому словечку меня тоже Любаха научила. Хорошее такое слово. Это когда Бык с Кудрей ягод на Пасеке обожрались, а потом, дома уже, брюхо-то скрутило, ну и не успели до нужника добежать. Вот это самое — некультурные и есть.

— А живете вы на Асфальте бедно, потому что картоху прополоть ленитесь, — сказал я, — да уток давно бы уже прикормили, вместо чтоб стрелять. Только и любите, что в охрану наниматься либо на охоту ходить. Земли-то у вас полно, свиней бы развели, что ли!

Поглядел я на него, чую — зря говорю. Глазья у Дырки чего-то к носу сошлись, не размыкаются.

— Назаров сын, как ты мне надоел! — Дядька Гаврила сдвинул шлем, поймал кого-то в бороде. — Грузитесь живо, да псов заткни. Проводим вас до Химиков, а то, я чую, ты не уймешься! До трех считаю и ногу отстрелю!

Ну я и побег к своим. Против ружья не поспоришь.