10 МОГИЛЬЩИКИ

Первый био пер напролом. Валил деревья, рвал куски крыш, уцелевшие стены проламывал с одного удара. Громыхал сильно, ешкин медь, как ножом, резал наискось владения Асфальта. За ним позади дымилась просека. Здоровенный, сволочь, и клешни такие, что корову в один раз перекусит. Я еще сразу подумал — чо он так топает, глухой, что ли?

— Старый знакомый! — Дядька Степан протянул мне полбинокля. — Смотри, десятник, правая лапа у него латана-перелатана, и бок правый обгорел. Он уже к нам лазил, по морде получал!

Я посмотрел. Да, тот же гад, обугленный. Тот, да не тот. Он теперь тоже трясся, будто лихорадило. Трясло его и маленько набок при ходьбе загибало. Броня на боку вспучилась, словно дерево на ем изнутри росло. И позади на плече раскроилась, даже порвалась, но никто не чинил!

Где ж его пауки, подумал я. Неужто всех растерял?

— Запасные мортиры выкатить! Детей в укрытие!

Это батя командовал. Через рупор — трубу такую с широкой дыркой.

Я вспомнил, как Голова про био рассказывал. Голова умный, он одного серва разбирал, ага, когда тот гад в плен к нам попался. Ну чо, неделю они его пилили, прям умаялись. Так оказалось, спаси нас Факел, — тот внутрях живой! Мозги живые, серые, ага. И в мозги проводки всюду воткнуты. И от пушки проводки, и от лап евонных. Больше механики ничего не поняли, а тулово поганое даже пилить не стали. Дык можно всю жизнь до старости его разбирать!

Большой био лупил клешнями, застрял в щели, доламывал угол пятиэтажного дома. Осталось три окна, кусок лестницы и ржавая коробка лифта. Я глядел на ящера через стекляшку и чувствовал — что-то важное упускаю, ешкин медь! А что — так и не понял. Может, если б дали на травке полежать, подумать, я бы сообразил. И многое повернулось бы иначе.

— Десяткам — занять места по номерам! — проорал Федор Большой.

Ну чо, мы дальше побежали. Бык и Ваня на себе помпу к большому огнемету тащили. Наш номер «два» намалеван на толстой такой бочке из бетона и кирпича. Это место моей десятки на случай осады, вдоль теплоцентрали. То есть это не бочка, а фундамент от печи. Трудное слово, но такая уж у нас на Факеле доля — трудные слова учить, иначе как инженером стать?

— Подносящим — получить порох!

— Мужики, ставь на ребро! Степан, открывай бочку! Иван, к насосу!

Сама печь на бок завалилась, да мало что от нее осталось. И на печь не похоже — длинная, как колодец, с боковыми отводами, с переборками, с дырками всякими. Впереди нас — ров с мутной водой, здесь во время войны рвануло здорово.

Собрали мы мортирки, распоры укрепили. Залегли позади, задышали тяжело, устали носиться. Ну, первую мортиру-то и тащить не надо, она тут навсегда в кирпич замурована. И ствол заранее под таким углом поднят, чтоб проселок между нами и Асфальтом перекрыть.

Слева подтянулся третий десяток, к нам вдоль рва пристроился. Еще дальше — мужики с кузнечного цеха катили запасные пушки, разворачивали, втаскивали на огрызки башен. Худо, что солнышко в тучах скрылось, потемнело сильно.

— Слесарка, качай бензин! — Батин голос снова. Молодец, дьякон, разрешил прямо в баки трубы насосов запустить, чтобы с бочками не возиться.

— И раз, и два! Качай, мужики!

— Подносящим — получить бомбы!

Ротный пробежался впереди строя, проверил, кто как укрылся. Хотя чо тут укрываться? Если сволочь эта ров перейдет, всяко всем удирать придется. Лишь бы люков в жилые бункера не нашел!

— Расчеты, доложись!

— Первый готов, второй готов…

Мои быстро доложились. Дык нынче вся надежда на огнеметы да на бомбы. Самопалы против био — одна смехота. Если честно, то и бомбы мортирные против них не помогают. Но под сильным огнем, ешкин медь, могут гады и отступить!

— Братцы, вон и второй!

Федор Большой отобрал у меня бинокль. Но и без стекол было видно, как крадется второй могильщик. Трясло серого красавца еще сильнее, чем прежде. Пушка на левом плече вывихнулась набок, под левой лапой дыру видать. Там, где рифленая решетка, понизу, гадость какая-то стекала. Это совсем уж странно, что они себя латать прекратили. Одну лапу био держал впереди себя, точно от бомб укрывался. Но нас, ешкин медь, не надуришь! Значит, имелось у него чем пальнуть! Снаряды-то навряд ли. А вот железякой какой запустить может запросто!

— Пушки — к бою! — протяжно пропел ротный. — Цель на три белых!

К нам шустро приползли тетки, за собой на салазках тащили две бочки пороха. Я поглядел, нет ли моей сеструхи. Не, Любаха где-то в другом месте.

— Расчет, пушки к бою! — повторил я. — Цель на три белых!

Целиться легко. Поднять ствол на шесть делений. Деления на стволе сбоку нарисованы, там где ствол цапфами на лафете лежит. Давно промерили дальность и покрасили белой краской заметные камни на той стороне рва. «На три белых» значит — упадет бомба за триста метров. Почти предельная дальность для маленьких наших пушек.

— Заряжай!

Стволы у мортир широкие, башку просунуть можно. Внутрь полведра пороха засыпаешь, банником плотно заколачиваешь, затем бомбу крепко забиваешь — и готово! Осталось к запальной дырке огонь поднести, а самим — в стороны попрятаться.

Этот второй био, серый, мне совсем не нравился. Неправильно шел, что ли. Первый могильщик все еще ломился сквозь корпуса асфальтового завода, похоже, он там надолго застрял, ага, увлекся. Зато второй, антиресный такой, пер прямо по просеке. Видать, до войны там между цехами проезд широкий был. Био запутался в колючке, волок за собой целый ком. Канаву с огнем, что против скорлопендр и прочей гадости, био даже не заметил.

— Готовься!

Стихли все разом. Только слыхать, как насосы скрипят да Леха молодой икает. Глянул я на его рожу потную, у самого внутрях зачесалось чо-то. Не то чтоб от страха, но все же маленько заробел. Да как тут не заробеть?

— Огонь!

Гавкнуло как надо. Истукан поганый только границу трех белых камней пересек, разом в него три бомбы попало! Молодцы химики, ага, такую кашу из нефти с бензином да дегтем да еще черт знает с чем намешали! Бомбы на тулове био взорвались, каша потекла по нему, разгораясь жарко.

— Заряжай!

Горячую пушку развернули, поливать водой принялись. Заместо нее разервную заряжают. Я сам к мортире кинулся, бабы не успевали. Банником дунул, гарь вылезла, порох засыпали… стой, стой, хватит!

— Бомбу давай! Сыпь затравку!

Дымом черным заволокло, горло дерет, многие кашляли.

— Готовься!

Трясущийся био влез ногами в ежи, собранные из труб и рельсов. Еще там было накручено колючки высотой метра на три, но колючка такую гору не удержит.

— Огонь!

Вжжжжау — бах! Ох как по ушам врезало! Я даже не понял сперва. Только когда налево в стекло поглядел, обрадовался. Автобаза к нам на помощь подоспела, где-то там и Голова крутился. Они разом с нами из пушек пальнули. Несколько бомб к большому био улетело, но не попали, в развалинах грохнули. А на просеке пожар начался, кусты заполыхали, трава. Вот, ешкин медь, и накосили сена на зиму!

Большой био обиделся. Кран цеховой перевернул, стал отрывать от него колеса и в механиков кидать. Это похуже ихних бомб будет, ага. У меня аж слюна во рту кончилась, когда чугунное колесо наполовину в кирпичной стенке застряло. Стенка стала валиться, механики из-под нее, как мураши, полезли.

— Закрыть люки! Скотину — в бункер! Огнеметы к бою! — снова батин голос. — Лука, уводи своих к полимерному!

Мои мужики все черные от дыма, одни зубы да глаза видать. Девки тоже вовсю стараются. Рядом тур со страху ревет, притащил на соседнюю башню большой огнемет. С телеги снимать уже некогда, развернули мордой к дороге.

— Закачивай! Антон, Петро — качай!

Засвистел насос, завоняло бензином.

— Заряжай! Цель на два белых!

— Дьякон, химики подошли!

— Передай — пусть лупят по тому, горелому!

Большой био покидал все колеса от крана, разломал сам кран внутри ангара, развалил пустой ангар на краю Асфальта и неспешно затопал к нам. Я теперь видел — с ним точно не в порядке. У него броня вспучилась как бы на жопе, потрескалась, и оттуда словно веревки волочились. Но это ни фига не веревки были, корни сквозь него проросли.

— Никак отдыхал долго, землей оброс, — удивился Степан. — Гниет заживо, тварюга!

Я дядьку Степана скорее по губам понял, так в ушах звенело.

— Огонь! Огонь! Огонь!

Мужики на телеге развернули хобот огнемета. Наш могильщик, тот, что трясся, одной ногой влез в ров, стал крениться на сторону. В него попали еще три бомбы, горел как следует. Когда он боком повернулся, стало видать, как из него труха сыплется. Позади в боках у него дырки такие, тоже в решетках. Рыжий говорит — это для охлаждения котла. Дык из дырок прямо земля и песок летели!

— Ротный, давление набрали! Разреши полить гада!

— Рано еще, далеко!

С левого фланга сильно загрохотало. Но звук не такой, как у мортир. Я вспомнил — Голова собирался новую пушку многоствольную испробовать. Вот и испробовал, толку никакого!

Большой био одной лапой стал гнуть и раскидывать ежи. Пару штук кинул в нас. Бабы заорали хором, когда тонна стали покореженной над головами пронеслась. Никого вроде не задело, но кинул по-умному, сшиб мостки, нарочно спущенные с клепаной стены. Теперь если отступать — в обход бежать придется.

Я смотрел в бинокль, не шибко веря глазам. Потом отдал Федору. Не стал своим говорить, что видел. Не стоило раньше времени всех пугать.

Голова был прав, ешкин медь! Эти заморские железяки изменялись. Горящая каша текла по ногам серого био, но он не подозвал серва и не стал сам тушить пламя. Я такого еще не видел. Похоже, ему на себя было наплевать. Могильщик проложил тропу среди наших заграждений и двумя ногами влез в ров. Во рву вода испокон зеленая, ряской заросла, а тут едва не вскипела. Тут био опять маленько качнуло, видать, на скользкое дно угодил.

— Ложись! Всем лежать! — батя снова. Я-то, дурилка, тогда не понял, чо он всех укладает. Как мортиру-то заряжать, коли носом в земли зарылся?

— Огнеметы — пли!

Точно два белых плевка полетели, ага. Сперва по воде угодили, но скоро поправились. На минуту серого окутало облако огня, вокруг светло стало, будто солнышко взад взошло, ага. И тут гад стрельнул.

— Ложись! Ложись!

— Ах, сука, ааа-а!

Ешкин медь, вбить бы его в землю по пятки! Лапой мотнул, точно брызги полетели. Только ни хрена не вода, ага. Железяки такие тонкие, будто кружки плоские, я уж потом разглядел. А вначале никто не понял, не особо прятались даже. А чо, разогрелись, осмелели. Эх, прав был дьякон Назар, что всех жопами кверху укладывал.

Засвистело страшно, стали эти фрезы плоские всюду втыкаться. Гаврюхе с соседней десятки прямо в грудь железка ткнулась, так и помер. Девке рядом руку оторвало. С вышки кто-то из стрелков завалился. Справа тоже заорали. Я как глянул — храни нас Факел! — там кровищи, раненых куча!

— Заряжай! Берегини — забрать раненых!

Тут большой био выволок откуда-то из развалин бочку на колесах. Бочка от бензовоза, длинная, метров десять. Могильщик ее швырнул на позиции механиков. С ней кусок заднего моста с колесами полетел. Гляжу — людишки в разные стороны кинулись, да куда там убежишь! Хорошо, что бочка насквозь ржавая, на лету еще развалилась, а то бы многих поубивало. Загремело сильно, зад гнилой, оторвался, в ров скатился. Все равно позицию механиков разворотило, все, что мы целый год строили! Пушка их, многостволка, стволы-то к небу задрала.

— Огонь! Эй, братва, а ну назад!

Показалось мне, что голос Головы слышу. Дык особо не разобрать, такой рев от пушек стоял. Серый био по пояс в ров зашел и к нам все ближе. Снова лапу поднял, но застрял маленько. Ему в корпус три бомбы попало, огонь поверху потек. Все же он сквозь горящую нефть нас не видел, пес вонючий!

— Ложись, все ложись! Огнеметы — пли!

Какой там, некому из огнемета поливать. Я туда глянул, аж ухи зачесались. Оба бойца с расчета лежат, фрезами посеченные, и баб двух убило, так на ручках насоса и повисли.

— Огнеметы, пли! — Командир патрульной роты охрип вконец. А тут, мало того что дым, дык еще туча на солнце накатила, вообще в потемках все.

Серый до берега нашего добрался. Два бетонных столба теплотрассы вырвал, за столбами и трубы толстые потянулись. Ох, ешкин медь, какой скрип да вой пошел, трубы-то по метру толщиной, гвозди да скобы во все стороны полетели!

— Наводи! Цель на один белый!

Ясно, что на один. Можно уже и напрямки стрелять, скоро весь, сволочь такая, из воды вылезет.

— Бомбу давай! — Я два ствола прочистил, от дыма отхаркался, головой кручу. Порох девки забили, черные сами, как черти, охрипли. Раненая орет, уносить некому.

— Бомбы! Бомбы где?! — перескочил я через гнутую сваю, подносящего нашего увидел. Убило паренька, насквозь фрезой пробило, маленько до нас телегу с бомбами не дотащил.

Ну чо, впрягся я, мигом зарядили две последние холодные пушки, пальнули. Снова залили роботу поганому смотровое стекло, он задергался, завертелся. Стволы у мортир горячие, плюнешь — шипит, мы все пальцы пообжигали, а чо толку — все равно броню евонную не пробить!

Дядька Степан оглох совсем, орет мне что-то, на уши показывает, а я не пойму. Справа огнемет плюнул славно, био вроде как застрял. Завыл тонко, точно волчонок, это моторы в ем надрывались. Стал пламя сбивать, а оно, ешкин медь, не сбивается. Уже весь ров, вся вода вокруг него горит, а он, гад, все вверх на колья лезет и трубу на себя тянет. Вывернул еще три столба, труба двойная оторвалась, на него упала.

— Огнеметы, целься ему в дыры! А ну, дай я сам!

— По стеклам ему бейте! Там глаза у них!

— Подносящим — воду! Охлаждать!

— Ногу, ногу не чувствую! Нога моя где, мужикииии…

— Тетка Ольга, всех старух сюда — раненых в старый бункер относить!

Смотрю, Федор Большой убитых мужиков с телеги столкнул, сам за ручки огнемета взялся. Девки и парни вчетвером насос качают, пот с них льет, еле успевают. Справа на позиции третьей десятки раненый ползает, кишки в кучу сгребает. А мне к нему даже послать некого. У Быка вся грудь от крови мокрая и рука, зубами скрипит, но знай заряжает, затравки пороховые сыплет.

— Дьякон, где дьякон? Не видно ни хрена!

— Передайте дьякону, Автобаза людей просит!

— Ты сдурел? Где мы им возьмем?

— Отходи! Слесарный, кузнечный, отходи к стене!

Серый швырнул в нас бетонным столбом. Уж не знаю, что за напасть с ним приключилась, мертвяков переел или поганок, но кидался все равно метко. Голова — умный, он говорит, в каждом био, ешкин медь, такой прибор есть. Чтобы любую хрень метать точно в цель. Уже когда в лапу берет, взвешивает и, как полетит, уже знает. Щас… целе-нави-денье. Во, выговорил! Такая сволочная заморская машина, повбивал бы их по пятки в землю!

— Ложись! Всем под щиты!

Мог бы и не орать. Где свой щит кинул — сам не знаю. Едва успел, как лягуха, под угол кирпичный запрыгнуть. Сверху — как даст! Угол отвалился, кирпичи крошкой в рожу полетели. Столб надо мной подпрыгнул, телегу разбил, дальше покатился. Я с закрытыми глазами, ешкин медь, ползу. А куда ползу — сам не пойму. Ткнулся башкой в мягкое — одна из берегинь, мертвая, ей столбом хребтину перебило.

— Берегись, он опять кидает!

Кое-как отплевался, своих пересчитал. Кровь текет, у всех царапины, но с десятки моей пока все живы. У мортир стволы аж красные. Био второй столб правее зашвырнул, там патрульная рота за лежащей вышкой оборону держала. Мужиков вместе с пушками от удара раскидало. Тут слышу — пыхтят, еще три пушки волокут.

— Заряжай, ешкин медь. Живее!

Я у Ивана бомбы принимал, в стволы пихал, потом вместе наводили.

— Есть! В глаз ему, гаду, в глаз!

— Помогите… эй, братва, вытащите меняя-ааа!

— Огнемет! Почему огнемет молчит?!

Серый могильщик взад качнулся. Точно заплутал посреди рва, ни туды и не сюды, ага. Мы ему один прожектор выбили, решетку внизу загнули, ту, что промеж ног. Две бомбы попали в пузо, а сверху, где толстое стекло у него, там все черное от сажи стало. Однако ж снова на берег лез и к третьему столбу примеривался. Выл и лязгал жутко, особенно когда левую ногу задирал. Чо-то там у него искрило, лохмотья в щели вылазили.

— Иван, подавай, не спи! Ты слышишь?!

— А? Чего? Слава, так нету больше!

— Как нету?

Я глянул — ешкин медь, все отстреляли! Чем теперь воевать — своими огнеметами только.

— Он уходит! Уходит, тварюга!

Все разом башки повысовывали, не поймут, откуда крик. Оказалось, механики орут, ага. Ихний-то био, большой, что бочку кинул, — взад попер. На попятную, ага. Механики в него жидко так стреляют, батарея ихняя разбита, и стену у теплотрассы, гад, порвал… странно, чего он отступил. Испугался или в темноте заробел, что ли? Хотя Голова вон говорит — они в темноте лучше нас видят, псы поганые.

Мы тогда все удивились, чего этот обожженный взад затопал.

Кто ж знал, что гады нам пакость готовили…

— Назаров сын, десятник! Почему не стреляете?!

Я Федора Большого не узнал даже. В грязи весь, цементом засыпанный, в руках — пищаль с распорками, с караульной башни, видать, снял. Здоров мой командир, пищали с башен пудов по пять весят.

— Ротный, так бомб же нету! — показал я ему на тележки пустые.

— Давай тогда назад, отходим!

— Чо, как отходим? — У меня аж в животе заухало, забродило. Думал — может, Федору кирпичом в башку попало, поглупел, может, маленько. От кирпича такое бывает, по себе знаю, ага. Мы когда малыми были, с асфальтовыми махались, мне два раза кирпичом в башку били. Ну сломали, конечно. То есть кирпичи поломали, это и так ясно. Но я апосля того дня на два точно поглупел.

Гляжу — и точно, всех назад собирают. Дьякона не видать, только слышно, как в рупор кричит. Берегини набежали по мосткам, старые даже совсем. Помогают раненых тащить, на себе волокут.

— Ложись! Киданет щас!

Сей раз он не столб швырнул, а угол трубы с вентилем таким здоровым. И прямиком — в телегу с огнеметом, ага. Хорошо, хоть туров за стену отвели! Труба оба дышла перебила, телега на бок, насос тоже, кто-то верещит хуже порося.

— Вот, сволочь, умный!

Это худо, подумал я. Я уж было решил, что у трясуна мозги давно расквасились, но он соображал, что всего опаснее.

— Эй, у кого бомбы остались? По ногам ему бейте!

Большой био на Асфальте скрылся, за собой крышу ангара обвалил, клубы пыли до неба поднял. Зато серый из рва выбрался и на нас прет. Близко уже совсем, метров, может, тридцать до него. Как стал из грязи вылезать — ешкин медь, здоровый-то какой, хоть и трясется! Перед ним каша была, по-другому не скажешь. Куски этих… фунда-ментов, столбы дыбом, колючка, ямы. Он раз шагнул — и провалился. И вот, пока он ногу с дыры тянул, я понял, чо делать надо.

— Славка, ты куда?

— Десятник, стой, приказано же назад!

Робот клешню задрал, зажужжало там что-то, захлюпало, но ни одна фреза не вылетела. Наши все отступали к клепаной стене, бежали по мосткам, по трубам, по тропинкам. Волокли мортиры, тащили на себе тех, кто сам идти не мог. Со стороны Асфальта, кажись, палили могильщику в спину из самопалов, да что ему пульки?

— Иван, бери Быка на закорки, уходите! Степан, девок забери! Леха, мортиру тащи! Уходите за стену, живо! Я догоню…

А сам побег я к большому огнемету. У нас три таких на башнях, дык, ежели щас начнут палить — всех своих пожгут. На башнях — это уже последняя оборона, считай. Если этот трясун до клепаной стены в упор дойдет, его там, конечно, встретят… но лучше б он туды не добрался!

Подсел я под телегу, напрягся, кое-как на колеса перевернул. Влез наверх, едва в грязь не жахнулся, скользкое все, ага, повсюду кровища. Сверху глянул — ешкин медь, считай, вся первая десятка в патрульной роте тут полегла!

Мужиков на куски порезало, я такое лишь в забойном цехе у нас видал, ага. Ваську Демьянову ногу отрезало, так он, видать, сам себе обрубок ремнем затянул и до последнего насос качал. Так на насосе мертвый и повис, бедняга.

— Твердислав, уходи!

— Назаров, кому сказано?

Я потрогал баллоны, дернул клапан, ага — засвистело. Это здорово, ешкин медь. Это значит — есть воздух сжатый, не порвало шлангов-то. Окошки, где стрелочки, — оба разбиты, бензином воняет, где-то течь. Развернул я ствол, глянь — а гад из ямы ногу выудил и прямиком к бункерам прет. На меня он и не глянул, а может, не шибко ему антиресно со мной беседы вести.

— Щас я те устрою! — Мне маленько еще надо было подождать, чтоб наверняка. Может, бензина на один плевок осталось…

Вблизях био совсем страшный оказался. Пушка на его плече висела дулом вниз, из казенника торчали куски проводов. Кто-то хорошо врезал до нас. Еще в боку у него, похоже, был пулемет на четыре ствола, да только все стволы давно забило грязью. Воняло от могильщика некультурно, я аж ротом стал дышать. Самое обидное, что от бомб наших — ну никакого ему вреда, ешкин медь! Броня погнулась маленько, да и все. Тот, кто ему когда-то кусок лапы вместе с пилой отстрелил, — явно не из мортиры бил.

— Давай, давай, повернись маленько, что ли… — Я вел за ним стволом, все ждал, пока он бок откроет.

Позади забили часто в колокол. Могильщик завизжал своими моторами и задрал ногу, чтобы перелезть через нашу оборону, через печь и завалы кирпичные. И тут я ему врезал.

Прямо в дыру под лапой. Дык а чо, больше некуда бить, не горит он, сволочь такая! Я жал и жал на ручку, пока струя не ослабла. Могильщик сперва не понял, он место искал, куда ногу поставить. А когда понял — уже внутрях горел, ешкин медь! Из дыр решетчатых дым повалил, заискрило.

— Что, сука, получил?!

Эээ… кажись, зря я его позвал. Могильщик чуток нагнулся и выдернул из нашего завала кусок стены с оконными дырами.

— Славка, дай ему!

Ешкин медь, то-то я чую, огнемет в руках дрожит, горючка пошла! Оглянулся — дык на насосе дядька Степан и Леха. Качают со всех сил, аж ногами дрыгают, когда один другого вверх задирает. Ну чо, обрадовался я, молодцы мужики, не бросили меня.

— На тебе, трупоед сраный!

Я жал и жал на ручку, пока опять струя не ослабла, и старался бить ему в дыру. Хотя ничего толком не видел, пламя красными пузырями вспучилось, а дальше дымом черным заволокло. Парни качали со всех сил, мы почти в упор поливали. Бежать надо было, храни нас Факел, давно надо было бежать, ведь если швырнет — не промахнется! Как лягух нас тут размажет на фиг…

И вдруг могильщик отступил. Взад повернул. Чо случилось, я сперва даже не поверил. Такое чудо, чтобы био напугать, — это даже старики по пальцам перечислят.

Я все лил на него огнем, а он все ж таки кинул в нас железякой, но метра три промазал. А Степан с рыжим даже качать перестали, глазья выпучили, ага, да кто ж такое видел. Я поверил, когда с клепаной стены все наши хором заорали. Он топал назад и трясся еще сильнее, чем прежде, аж звенел весь, и искры отовсюду сыпались. Он свалился верхушкой в ров и стал там ворочаться и скрипеть, а огонь уже лез из него наружу.

— Славка, ты его подбил! Подбил же! — завопил Леха и кинулся к Степану. Они оба завопили и полезли ко мне обниматься. И другие прибежали — и тоже давай скакать и меня тискать.

А чо я-то? Я ж не кулаком его побил. Могильщик и так давно менялся, точно изнутри гнил. Я мужиков тоже обнял, хотя антиреснее было, когда девки обниматься прибежали, ага. Потом отец с охраной пришел, долго вместе глядели, как могильщик уходит, и сбоку у него рвется пламя.

— Молодец, — сказал дьякон. Большего от него не дождаться, ага, такой уж он у меня — как железный гвоздь.

— Чо грустишь, батя? — спросил я. — Много наших погибло?

— Пока девять насчитали, — глухо сказал он. — И столько же в лазарете. Это моя вина. Незнакомый могильщик. Я должен был предвидеть, что у него остался боезапас. Нельзя было выводить людей на теплотрассу.

— Батя, да ты чо? Разве ты виноват, что они на нас полезли?!

— Твердислав, а зачем они полезли?

Тут я зачесал в затылке:

— Как зачем? Пожрать нас.

— Нет, — сказал дьякон. — Твердислав, ты не смог бы его победить.

— Так я и не победил. Батя, его что-то изнутри порвало. Вот такая в боку дыра, с метр. Сталь по шву разошлась!

— Не в дырах дело. Его же чинить должны. Био не нападают без поддержки. Где его слуги? Где пауки, где ящер?

— Может, того… подохли где? — предположил я. — Ну там… поганок на Лужах обожрались…

Но батя, как всегда, оказался прав.

ЧУЖАК

Коренастый, гибкий человечек, больше похожий на ловкого зверька, неподвижно лежал на козырьке крыши. Кровля ангара заросла травой, половина здания давно рухнула, крыша обвалилась вовнутрь. Поэтому чужак мог не опасаться нападения сзади. Горящий био прошел совсем близко от замершего наблюдателя, так близко, что его обдало жаром. Дозорные Факела, дежурившие на внешней стене укреплений, тоже не заметили чужака. Незнакомец проводил взглядом трясущегося робота и стал неторопливо спускаться вниз, все время держась в тени. Между третьим и четвертым этажом он повис на одной руке, уцепившись за перила гнутой железной лестницы. Прямо под ним остановилась патрульная тройка с собаками. Бойцы преследовали поврежденного био, псы повизгивали, рвались с поводков. Один из патрульных выглянул за угол ангара, ведь дальше им предстояло бежать по открытому пространству. Псы почуяли присутствие чужого, стали подпрыгивать, крутиться на месте. Под ноги патрульным посыпалась бетонная крошка. Мужики резко задрали лица, один выставил ружье. Но… наверху никого не оказалось. Лишь покачивались обломки лестницы среди гнутых швеллеров, балок и корней ползучих растений. Патрульные утихомирили собак и ринулись по следу могильщика. Спустя несколько секунд, от узкого карниза, незаметного снизу, отлепился удивительно ловкий гость. Несколько секунд он опять провисел на одной руке, затем мягко и беззвучно спрыгнул на землю. Он стряхнул грязь с короткой шерсти и снова замер. Проследил, как защитники нефтебазы выносят раненых, как группа парней хохочет возле огнемета. Затем чужак повернулся и припустил невесомой рысью. Туда, куда убежали патрульные с собаками.

По следам раненого могильщика.

Загрузка...