Кремль 2222. Юго-Восток

26 ЩИТОВАЯ

Место это батя называет «кабинет». Умное слово, ничего не скажешь. До того здесь прежний дьякон жил, и до него еще один, и так далее. Так уж повелось. Я только издалека из коридора видал, чо внутри. Так что маленько коленки у меня тряслись. Голова тоже напужался, все облизывался. Он когда губы лижет, значит — трусит.

Внутри оказались целых три комнаты. В узкой до потолка торчали полки, на всех полках — такие штуки вроде книг, но не книги. Я светил, а рыжий стал брать и читать. Страницы там были из бумаги, но снаружи одеты в жеваное стекло, похожее на то, что дал Хасан.

— Правила безо-пас-ности… — стал читать Голова. — Техни-ческое обоснование… Рег-ла-мент очистки… Славка, ты глянь! Тут нарисовано, как воздух сверху приходит!

Тут я ему маленько шею сдавил. Потому что нечего орать, когда за дверью патрульный топчется. Патрульный был, конечно, наружи, дверь толстая, и слушать нас не мог, но лучше не рисковать. Я и так весь вспотел, хотя тут вовсе жарко не было.

В большой комнате мы оба рты разинули. Такой умной машины даже Голова нигде в промзоне не видал. Он стал ходить вокруг машины, гладить и трогать. Спереди от машины стояли два стула с облезлыми спинками. Антиресные такие, на колесиках, только колесики стерлись. Я принюхался — ни соляркой, ни маслом не пахло. Непонятно, как машина работала.

— Голова, это чо такое? — Я заглянул в дыру, потянул на себя какую-то ручку. Там внутрях были узкие полочки со всякими мелкими железными штуковинами, но сильно забитые пылью.

— Ну, это эти… — Рыжий поскреб в затылке. — Мекри-схемы. Я про них в журналах Автобазы читал. До войны всюду были микре-схемы. А когда поползла зараза, они погибли.

— Ясное дело, погибли, — согласился я. — А стекляшки зачем?

— Видишь… это вроде окошки стеклянные. Когда везде было ликтричество, в окошки можно было увидать, что по всему Факелу делается.

— Ты ври, да не завирайся, — посоветовал я.

— Ты глянь, это же пульт… это такая штука… — Рыжий заметался между кнопок, про меня он почти забыл. — Глянь, вот тута датчики давления, вот тута насосы всех ре-зер-варов, вот тута… не, тут не понимаю… тута аварийный запуск дизелей… а тут, ты глянь, схема закрытия всех ворот. Раньше, выходит, с этого пульта все управлялось!

Света от керосинки не хватало, я фитилек выкрутил и повыше поднял. Комната оказалась просто громадной. Темные окошки, про которые врал Голова, они были на стене. Под ними торчали всякие мертвые кнопки и ручки. Я подошел и стал читать надписи. Не понял ничего, но рыжий как-то разобрался.

— Эта машина управляла всеми системами, — сказал рыжий. — Воздух гнала, воду чистила, грязь в реку сливала, ликтричество давала, тепло… потом, видать, спортилась.

— Сколько помню, воду насосами вручную качали, — сказал я. — И грязь вручную наружу таскали, всегда так было. И ворота наружу впятером с ломами двигали.

Перелопатили мы с рыжим все бумаги, что в узком кабинете лежали. Нет нужной карты. Я ж ее у отца видал, здоровые листы такие, вместе сложены. В третьей комнате тоже не нашли. Там всякие механизмы пылились, книг было штук двадцать и еще один пульт, поменьше. Я стал перебирать книги, удивился сильно — многие были на вражьем языке. Но на русском больше, все шибко умные.

«Устройство магистральных нефтепроводов».

«Теория цепей».

«Организация гражданской обороны на объектах…»

— Ты глянь, — позвал Голова, — тут журнала, в нее каждый день писали, что случилось, что сломалось…

Стали мы смотреть. Журнала была здоровенная, желтая вся, бумага по краям осыпалась. Видать, батя в первые страницы годами не заглядывал. Вначале буквы были печатные и листочки одинаковые, затем стали от руки корябать. Чем писали, не знаю, но половину записей уже было не разобрать.

«…16.05.2077. Отказала… аварийная заслонка. Звено Млынского бросает жребий, кому идти в тамбур. Уровень радиации снижается. За рекой замечены два био… Родилось трое здоровых мальчиков. Завтра начинаем занятия в новой школе…»

«…22.11.2091. Пять двадцать утра. Подняла смену по тревоге. Засор в системе отопления гидропонной фермы. Дала команду отключить отопление, спустить воду… Дети замерзают. Разрешила жечь костры на мосту у старого бункера…»

«…07.01.2098. Отпраздновали Рождество. Детям до 14 лет на подарки выделено по тубе джема и пакету сухарей. Эпидемия не стихает. Приказал отдать под изолятор вторую бойлерную…»

«…Звено Карпа потеряло двоих убитыми. На границе леса подверглись нападению крылатых тварей, похожих на огромных летающих мышей… Патронов много, но порох не горит. Принято предложение Галкина. На слесарном участке начинаем производство холодного оружия…»

«…нынче святая Пасха. Три пары Божьей милостью обвенчал. Бунтовщики наказаны, всех семерых, прими Спаситель их души, мне пришлось повесить. Инженеры повинились. Постановили создать орден берегинь Огня из бездетных баб и девок, крепких в вере. Нарочно для охраны порядка и законной власти помазанника… Записано со слов беспалого дьякона Игната».

— Глянь, Славка, вот здесь интересно! — Рыжий перевернул сразу кучу страниц.

«…Март две тысячи сто тридцать девятый. Точную дату пытаемся восстановить. Бортовой журнал нового бункера перешел к дьякону Алексию. Дьякон Борис, пусть примет его в воинство свое Спаситель наш, умер на третий день от ран. Черви до сих пор в третьем и четвертом радиальных тоннелях минус третьего уровня. Выше удалось их выжечь огнем, заслонки опущены. Погибли семеро, их имена…»

— Ты глянь, какой год написан! — Голова потыкал в циферки. — Они тогда выходить вообще боялись. Вот так книга…

— Отец никогда не показывал… — Тут я посмотрел на рыжего и понял, что мы тут так и застрянем, до могилы будем журналу читать.

— Пошли, что ли, — сказал я и поволок его за собой.

Первую лестницу вниз одолели мы легко, никого не встретили. На второй лестнице снова никого не встретили, вот тут я внутри напрягся. Внизу как-то нехорошо было. Непонятно пока, но я обычно такие места в промзоне обхожу. А тут обойти негде, ешкин медь! Стали мы с рыжим метры считать, насколько глубоко залезли. После четвертой лестницы Голова замерзать стал, я его в ватник завернул. Ну чо, холодно, аж пар изо рта полез. У меня-то кожа твердая, и то чую, а на перилах стальных лед везде налип.

После шестой лестницы мы нашли запертый круглый люк. На люке было написано непонятное, но рыжий как-то прочел. Он сказал, что надо ниже, здесь попадем внутрь насосов. Потом стал трогать сталь. Я сперва не понял. Люк был здоровый, поменьше меня ростом, но железо, видать, толстое, с нашей стороны — вогнутое, что ли. И кое-где были вмятины. Будто лупили тяжелым.

— Слышь, Славка, а вдруг это правда?

— Чо правда?

Рыжий вдруг застрял, ни туды ни сюды, да и харю от факела отвернул.

— Ну эта… насчет червей. Что люки там задраены, где дрянь всякая под землей пролезала. Не, я не то что боюсь, но у нас с тобой даже самопалов нету…

— Голова, я сам хуже самопала. Топай давай.

После седьмой лестницы я сам прочитал: «Резервная щитовая…» И табличка грязная — «График регламентных работ», еще цифры какие-то. У меня аж в животе зачесалось, сам, видать, не шибко верил, что мы эту щитовую найдем. Дык ясное дело, Хасану бы я ни за что признаваться не стал, что про запасную лестницу знаю. Тихо тут было, только вода где-то журчала и пахло кисло. Я с огнем по ступенькам полазил маленько — нашел след отцовский, недельный. Ежели мы тут схему не найдем, уж и не знаю, ешкин медь, где еще искать.

Влево и вправо от лестницы расходились узкие коридоры. Обе стенки коридоров были снизу доверху в крючьях, на крючьях висели толстые кабеля. У меня аж дух захватило от такого богатства. Пластик на кабелях, правда, рассохся, кое-где стало видать металл, но все равно тут можно было наторговать на год вперед. И коров купить, и коняшек, и одежки крепкой, чего угодно. В коридорах было темно, мы туда не полезли. Еще я подумал, какой все же батя умный. Про такое богатство знает, но бережет, не дает распродать.

Голова заранее маслицем запасся, но справились без масла. Обрубок трубы нашли, нарочно тут лежал, чтобы винт сдернуть. Отвалили люк в сторону, выбрались на стальной мостик, весь в дырках, зашатался маленько, за перилами ничего не видать.

— Это тамбур. Дальше второй люк.

— Трубу давай, без нее я рычаг не сверну. Голова, кончай трястись, ешкин медь, лучше посвети!

— Я не трясусь… ты что, не чуешь, как воняет?

Тут я впервые учуял запах. Неприятная вонь такая, никак не мог припомнить, что напоминало.

Второй люк хуже поддавался, еле справились. Внутрях зато две лампы нашли, полные масла. Стало коридор видать, потолок в трубах, в коробах воздушных, по стенам — ящики до потолка, картинки висят блеклые, плесенью поеденные. Воздух тут худо менялся, в лампе фитиль еле разгорелся.

— Голова, как думаешь, где мы?

— Должно быть, уже в старом бункере. Только не пойму, с какой стороны.

— Тсс… ты слыхал?

— Не… а чего я должен слышать? Вроде каплет где-то.

— А ну зажги факел, живее! — Я нож вытащил.

Вроде тихо мы лялякали, а все равно казалось, что орем. Орать мне вовсе не хотелось, потому что здесь кроме нас кто-то был. Не зря же я охотник.

Голова факел запалил, ярко полыхнуло, ага. Прищурились мы, ешкин медь, после мрака аж глазья заслезились. От факела по стенам железным сполохи побежали, ржавое наверху, вода капает, пол здесь такой дырчатый, что ли. А по сторонам шкафы разные, широкие и узкие. В каждом почти шкафу — лампочки цветные торчат и окошки внутри со стрелками, а то и без стрелок. Где пылищи с палец, а где, напротив, дырявые шкафы от воды, ткни — развалится.

— Резервная щитовая… отсюда ликтричество включали.

Первым Голова сообразил:

— Славка, ты глянь вон туда, вверх! Видишь, кабеля цветные приходят?

Наверху была дыра. Здоровая такая дыра, между кабелей. Я, как ее увидел, сразу вспомнил, откуда запах такой знакомый.

Черви зубастые. Из той поганой породы, что за мясом из воды прыгают. Дык они запросто такие дыры выгрызают, а слизь ихняя смердит хуже чем портянки у Кудри.

— Славка, ты глянь, выходит — все же черви? Ты чо молчишь, вернуться хотишь?

— Нет, — сказал я, — не хочу. Не галди, дай послушать маленько.

Дык ясное дело, пугать рыжего я не хотел, и без того страшно. Не то чтоб червяка напужался, а все же неприятно. Нет у меня к ним симпатии, ага. Хотя они на человека нечасто кидаются, но дело-то в другом.

На Факеле делать им было нечего. Если только…

Ну чо, даже думать о таком не хотелось. Хотя слыхал не раз побасенку, что, мол, берегини Огня под землей червей на мясо мутов прикармливают и в колодцах сливных селят, чтобы те нижние входы в Факел охраняли. Или еще хуже сказка, про Девятый тоннель. Вроде как там патрулируют вечные берегини, слепые старухи со щупальцами вместо глаз. На привязи у них — ручные черви, ешкин медь, у каждого зубы как у волка. А когда дьякон велит трубить самую последнюю тревогу, когда уже сил у бойцов не останется, отъедет тогда стена в сторону, выйдут старухи и всех врагов поубивают, ага. Но взад их уже не загонишь. На Факеле мальцы вечно стены простукивают, ищут Девятый тоннель, и я, когда пацаном был, его искал.

Сто раз я себе повторил, что это сказки. Не шибко-то помогло. Особенно после того, как мы вторую дыру заме тили. Эта была в железном дырчатом полу, возле сливной трубы. Теперь я точно не сомневался — следы зубов, аккуратно так подровняли, гады.

Я все равно не мог поверить!

Пожалел только, что Иголку в наши дела впутал. Дык если на родном Факеле такая гадость, то как же мы на Пепле справимся? Но тут же вспомнил, что я самый умный и сильный… и взад обрадовался. Все фигня, кроме пчел, ешкин медь!

— Давай за мной, факел выстави!

Помаленьку двинулись. В щитовой повсюду были нарисованы молнии и написаны всякие слова, чтобы дурни вроде нас граблями глупыми не лазили. За коридором была широкая комната с резиной на полу, только резина расползлась вся, когда-то водой залило. Посреди комнаты — столы с инструментами, инструменты лежали красиво, обернутые, каждый в своем ящичке или мешке. Я чуть не забыл, зачем мы пришли. Видать, здесь главные богатства Факела хранились. Ясное дело, не считая нефти.

— Славка, ты глянь, это ж микроскоп. Да химики за такой микроскоп удавятся. Чего ж дьякон не продаст?

— Тсс, не галди.

— А тут глянь… станок сверлильный, наборы фрез какие! А там еще… Славка, там дальше дверь, товаров набито под самый потолок.

— Не отходи никуда.

Еще сильнее мне почудилось, что в подвале мы не одни. Я таким своим ощущениям очень даже верю, ежели не верить, быстро сгинешь, ага. Хотел я пройтись по кругу да шкафы поотворять, но маленько не успел.

— Славка, ты глянь, тама сундук поверху…

— Лезь, я тебя подсажу.

Сцепил я руки, Голова на шкаф подпрыгнул, сундук ухватил. Внутрях лежали бумаги, плоские и скрученные, а еще блестящие такие плоские кругляши с надписями.

Я обрадовался и про себя молитву сотворил. Потому что мы нашли, что искали.

— Это чо такое? — Я потрогал кругляши, пока рыжий рылся в схемах. — Смотри, блестит как зеркало. И написано вражьими буквами.

— Му-кра-софт-офис… — по слогам прочитал Голова. — Па-кет бухгал-тер-ских программ… Я такое видал, Славка. Тута на каждом кругляше целые книги записаны, только нам их не прочесть.

— Ты чо, поганок переел? — Я посветил на кругляшок, потрогал языком, повертел на свету. — Нет тут никакой книги, пусто.

— Ну не хотишь — не верь… Ох, зараза, вот, кажись, она! Славка, помоги!

Это была она. Точнее сказать — карт было много, нам все без надобности. Я стал светить, а рыжий шустро так смотрел и в сторону откидывал.

— Схема водоснабжения… компрессоры высокого давления… нет, не то… техническое обоснование проекта… во, глянь, нашел! Мы нашли, Славка!

— Ну чего там, покажь?

— Тут все насосные станции, а вот эта черточка — это трубопровод на Пепел, и вот опять насосная, а здеся, видишь, развилка — за реку…

И тут на нас прыгнул червяк.

— Голова, вниз! — Я успел его за ногу сдернуть, факелом как мечом отмахнул, дык сразу без факела и остался. Это ж не меч, гадина разом прокусила и не поперхнулась. То есть, конечно, поперхнулась, рыжего он не достал, на пол с размаху плюхнулся. Паклю горящую выплюнул и шустро так за шкаф пополз. Уж больно шустро для водяного червя.

— Слава, там еще один!

Развернулся я, поймал эту сволочь на кулак. Нож уже из сапога выдернул, распорол ему пасть, в два раза шире стала. Зубы острые, зараза, едва мне кожу с пальцев не содрал. Хорошо, что я твердый.

— Они вон с той дыры лезут, с вентиляции! — Голова лихо поймал на нож мелкого червяка, брюхо пополам развалил.

Тут внизу заплюхало. Я смекнул — под полом водица, иначе гниды жить бы тут в сухости не смогли. И не черви еще взрослые, а ихние личинки. Факел горел на полу, лампа еле чадила, свету мне не хватало. Но я заметил: еще две штуки из квадратной трубы выпали, эти некрупные, может, с локоть. Выпали, об пол шлепнулись — и сразу к нам. На лбах у них вроде древесной коры, а еще по бокам плавнички. Только ни фига не рыбьи плавнички, а такие тонкие, крученые, они ими как ножками толкались. А свет им, видать, ешкин медь, без надобности, они на запах лезли!

— Голова, забери карту! — Я навалился на стол, опрокинул его на бок. Инструменты загремели, попадали, покатились. Пока рыжий вынимал листы и за пазуху прятал, я столом дыру в стенке привалил, с той стороны сразу грызть начали. Этих мелких личинок ногами подавил, потом спиной стол прижал, сволочи его почти отпихнули.

— Бежим, бежим отсюда!

Легко сказать — бежим. Лампу подхватили, в коридор выскочили — я едва на потолок не полез. Два шкафа по бокам, что прежде стояли закрытые, теперь отворились. Личинки перли на нас, не меньше десятка, и все толстые, по метру длиной, голодные, пасти нараспашку. Я привык, что они прыгают, а эти понизу ползли. На плавниках уродских своих подтягивались. Эх, как же я пожалел, что меч наверху оставил!

— Голова, держись за мной!

Хорошо, что у меня второй нож завсегда в сапоге. Это не от трусости, а привычка с детства такая, что ли. Хорошо еще, что у этих тварей ног нету да силенок на один прыжок хватает. После того как плюхнутся, полежать маленько любят, молодость вспоминают, что ли. Но вообще, они промахиваются редко, ага. Я в Лужах видал, как такие зубастики свинок у воды караулили. На что свинки дикие хитрые да осторожные, хрен к ним подберешься. А эта сволочь из зеленой воды — прыг, метра два точно летит, и точно в горло, зараз вены рвет. Никогда не мажут, дык им промазать-то нельзя. Мигом на сухом бережку порося затопчут и сожрут!

Эти тоже не промазали. Один черный мне в плечо вцепился, повис, слизью обтекает, хвостом бьет. Другой в горло целил, этого я кулаком встретил. К стенке качнулся — Голова — за мной, молодец. Вовремя качнулись, не то нечем бы мне жениться, ага. Двумя руками пошел отмахивать, штук шесть порезал, смердеть стало жутко. Стоим, прямо как на бойне, всюду ихние селезенки серые дрожат, из больших червей мелкие глисты наружу лезут, те, что у них в кишках живут. Я разбуянился, разогрелся, хорошо, меня Голова в спину стал пихать:

— Пошли, бежим, пока их мало!

Рыжий по пути дверцу железную от щитка отодрал, удобная штука, как квадратный щит.

— Ноги береги!

— Вон еще один. Дави его!

— Ты глянь, у него спина светится!

— Ага, светится. Иди, погладь его!

За первый люк выскочили, давай его за собой закрывать. А из-под пола дырявого еще ползут и ползут, спаси нас Факел. Вот они морды задрали, ножками мокрыми толкаются, и всей толпой — к нам…

— Живей, навались!

Уфф, ешкин медь, сердце чуть не выскочило. У меня оба ножа и руки по локоть в ихней слизи и крови холодной, Голова внаклонку стоит, за яйца держится и ржет.

— Ты чего такой счастливый? Порвали что ли, а ну покажь!

— Кабы порвали, не радовался бы. Но штанов кусок отхватили, дырка теперь.

За второй люк пролезли, и бегом — наверх.

— Славка, ты видел там внизу, в шкафу? Ну в щите ликтрическом?

— Чо я там должен увидеть? Я смотрел, чтоб тебе горло не прокусили.

— Там вроде кормушки было и куча костей трухлявых.

— Кто ж их кормит? Не дьякон же… — Я бежал вверх через три ступеньки и все пытался представить, как мой отец кормит крысами болотных червей. Чо-то не получалось у меня такое представить, ни в какую!

Это хорошо, что я ножи в кулаках так и сжимал. Дык пальцы-то, как сжались с перепугу, так и не растопырились пока. Берегинь было двое. Одна кинулась сбоку, из тесного тоннельчика, где висели пучками кабеля. Другая прыгнула сверху, с лестницы, целя ногами в харю.

Напали молча, одеты как мужики, в штаны и длинные легкие кольчуги. У каждой — по два клинка полуметровых, ешкин медь. Ну чо, против них я со своими ножиками смешными, как воробей против рукокрыла.

— Эй, девки, обознались, что ли? Это ж я, Твердислав, Назаров сын!

Удачно Голова дверку железную внизу оторвал. Как щитком, прикрыл меня сбоку, клинки по металлу шваркнули, аж искры полетели. Пока берегиня по новой целилась, я отмахнул ножами крест-накрест, порезал ноги той, что сверху падала. С трудом порезал, ага, успела мне промеж глаз пяткой засветить. С левой руки нож вырвался, сломался, не удержал я его. Хотел бабу шальную маленько раскрутить и об стенку, чтоб, значит, дурные мысли повышибить. Обычно неплохо помогает, ага. Но эту раскрутить не вышло, чисто змеюка, извернулась и взад отскочила. И шипит как змеюка.

— Голова, дай нож!

Та, что слева на щит напоролась, отпрыгнула — и снова молча к нам. Клинки у ней, прямо как когти сатанинские, не к ночи помянуть, ежели рыжего зацепит — все, хана ему! Я рыжего за спину себе засунул, дверцу удобнее перехватил и сбоку девке по башке как врежу! Пузо открыть пришлось, так и знал, что не удержится, на замахе в ноги мне кинется.

Порезала, сука такая, кровь из меня пошла. Но до кишок не достала, локтем маленько прикрылся. Зато какая музыка из ейной башки полилась — ну прямо райская сифония. Это Голова потом так рассказывал, мол, райская сифония полилась. Никакая не музыка, а кровища у берегини из носа и ушей хлынула, когда я ее углом железным дверным в маковку отоварил.

На бок завалилась, клинки уронила, пол ногтями скребет! Мне бы в харю ей заглянуть, кто такая. Вроде всех берегинь на Факеле знаю, хоть они особо бесед ни с кем не ведут. Дык заведено у них так, только Ольга, старшая ихняя, на Советы к дьякону ходит, а прочие на людях молчат и лица прячут. Такой уж у них постриг — хранить нефть и прочие богатства Факела, хранить сам факел, главные бумаги и власть дьяконов. Если какой бунт случится, берегини Огня своими клинками всех порежут, лишь бы дьякону угодить. Никто из парней к ним не цепляется, и малину собирать не зовут. Нельзя им с мужиками жомкаться, можно только молиться и целыми днями кинжалом махать.

Короче, не успела эта свалиться, как товарка ее вновь на меня скакнула. Я махнул ножом — мимо. Вот так бабы, не зря их дьякон в охране держит! Руку обожгло, бок обожгло другой, рубаха мокрая стала. Пока кожу до конца не пробила, но все к тому идет.

— Голова, давай беги, карту уноси, — говорю. — Ты тут мне все равно не помощник. Беги, пока я ее держу.

— Не брошу тебя, — уперся рыжий. Выдрал из руки упавшей девки клинок, мне сунул.

Забавная штука, кинжал называется. Охотникам такие вовсе ни к чему, мы с тяжелым железом ходим. Эх, мне бы меч, я б ее живо на два метра отодвинул!

Берегиня опять напала молча. Ну чо, сколько драться приходилось, не встречал еще такой скорости. Ну не мог я ухватить миг, когда она начинала бросок. Так умеют змеи, твари всякие хищные, но даже кио так быстро не дерутся.

Хорошо, теперь у меня кинжал тоже длинный. Впереди себя выставил, да зря. Девка пополам сложилась, сбоку извернулась, одним клинком мне снизу в подмышку метит, другой — по кругу полетел. И выбора не оставила — либо позади шею насквость проколет, ешкин медь, либо спереди артерию вскроет. Это я уж после додумывал и трижды Спасителю помолился, что жив, чудо да и только! А в тот миг не до мыслей стало, ага.

Башку наклонил, лезвие позади по затылку скользнуло. Левую руку ее отбил, локтем в харю двинул, зуб ей точно выбил. Зуб выплюнула и снова шипит. Оказалось, снова порезала. Уже в трех местах меня порезала, сука, но пока несильно лило.

— Рыжий, беги!

Голова второй раз ждать не стал. Рванул вверх по ступенькам. Ну чо, ежели с умом побегет, так не через главный выход, а сквозь столярку, потом по отхожим ямам — и под стеной, где ров новый роют. Там патрульные добрые, стрелять не станут, только сегодня хвалили же…

— Эй, как тебя там? Хватит уже, я Твердислав, из охотников!

Платок у ней низко на лбу был надвинут, а харя темным выкрашена, хрен узнаешь. В третий раз в лоб прыгать не стала, по кругу заходит, а кинжалы так и пляшут, так и пляшут в руках. Тут меня осенило, что ли, девка эта от меня тоже вся в изумительных ощущениях. Почти как я от нее, ага. Видать, никак поверить не может, что после ее кинжалов человек на ногах стоит.

Берегиня прыгнула, перекрутилась вся, кинжалы вокруг меня свистнули. А я товарку ее оглушенную за шкирку поднял, ею прикрылся. До конца прикрыться не успел, в боку кинжал застрял. Ну чо, смутил я ее, кинул в нее подружкой, сам с правой как врежу! Лезвие убрал, кулаком бил, думал, оглушу — и ладно. Куда там! Извернулась, едва глазья мне не порезала. А вторая-то вновь повалилась, как мешок прямо.

Тесно нам было на железной площадке. Я подумал — она все равно быстрее, сбежать не даст, доконает. Дождется момента и всадит нож снизу в горло. Или промеж ног. Один вариант ее победить — обе руки схватить и ломать, ломать об стену, о колено, как медведь ломает. Иначе хана мне…

Вдруг наверху светлее стало, и до нас свет долетел. Я сперва решил — рыжий совсем дурной, лампу запалил и взад спускается. Но там был не Голова, трое или четверо мужиков по железным листам сапогами бухали.

Берегиня лучше меня видела в темноте. Дык ясное дело, ежели годами во мраке червей разводить, начнешь вообще без глаз обходиться. Она поймала момент, когда я взглянул наверх. Дык я коротко глянул, но ей хватило. Скакнула — один кинжал в горло, еще острое что-то — промеж ног. Ту руку, что внизу подбиралась, я схватил и поломал маленько. Кольнуть в шею она меня успела. Но тут я ей вторую руку перехватил. И сам ее за горло схватил. Так друг друга и держим.

— Не успеешь, — говорю. — Пока пилить мне шкуру будешь, шейку оторву.

Стоим, пыхтим. Все же я ей не один зуб локтем выбил, а больше. Кровь у ней с губ текет, до самого пуза размазалась. Сердце долбит, чует смерть, но не сдается.

— Зоря, отпусти его. Это мой сын.

Острие убралось с горла. Ну чо, кое-как я вдохнул. Еще разок вдохнул. Под ребром сильно болело, вдыхать больно, ага. Промеж лестниц, на площадке, стоял отец, с ним двое патрульных, бородачи с ружьями.

— Где Голова? — спросил дьякон.

— Нет его здесь, — быстро сказал я. — Я тут один.

Тут же вспомнил, что зря вру. Ясное дело, берегиня молчать не станет, она рыжего видела. Но девка ничего не сказала, дышала тяжко, хуже загнанной кобылы, все же помял я ее прилично. Согнулась, села, стала ногу рваную тряпкой бинтовать. Патрульные отцовские аж глазья выпучили — все пялились на ее товарку, которой я башку разбил. Видать, припомнить не могли, чтобы на Факеле кто-то руку на берегинь Огня поднял. А мне-то чо? Мне-то уже наплевать, лишь бы вырваться. Честно сказать, ежели бы отец не подоспел, неизвестно чем бы ляляки наши кончились.

— Что ты там искал?

— Батя, я…

— Парень, здесь нет никакого бати, — перебил отец. — Зато здесь человек, пытавшийся совершить кражу у народа Факела.

— Я хотел… — ну не мог я отцу соврать. Не люблю я это дело, с детства мы хитрить не приучены. — Дьякон Назар, мне нужна была карта нефтепроводов.

Тут у мужиков вообще глазья круглые сделались.

— Обыскать его, — приказал отец. — Илья, если он дернется — разбей ему колено.

Ясное дело, ничего не нашли, кроме ножей, куска мяса вяленого, креста нательного да пары оберегов, что Иголка подарила.

— Выходи наверх. Илья, если вздумает бежать — прострели ему ноги.

— Слушаюсь, дьякон.

Этот убьет, подумал я. Я вспомнил кое-что про этого Илью из отцовской охраны. Как-то мы на Факеле чужаков ночевать во двор пустили, на одну ночь они попросились, хотели за Кольцевой рубеж уйти. Кто-то из пришлых на ферму полез, курицу хотел стащить. Дьякон велел их выгнать, несмотря на то что ночь. Чужаки стали плакать, выдали вора на суд. Илья тогда ему рот резал, в глотку курицу сырую с перьями запихивал, в горло прямо. Вот такой антиресный человек у отца в охране. Кстати, чужаки те дурные за Кольцевой рубеж уйти все равно бы не смогли. Мужики с восточного патруля потом слыхали, как там бухало и как орали. Недолго орали, ага. Кольцевой рубеж никто пройти не может, но мы их держать не стали.

— Кто тебя послал за картой? — в кабинете спросил отец.

— Дык… я сам придумал…

— Врешь. У тебя ума бы не хватило. Тебя послал тот, кто знает, что к чему. Говори сейчас, иначе отдам тебя под суд. Что решит суд, ты знаешь.

Ясное дело, суд меня не простит. Или повесят, или присудят всю жизнь в подвалах дерьмо вычерпывать. Кому такое присудили, года два выдерживает. Ну чо, огорчился я маленько. Сказать по правде, огорчился я не маленько, а очень даже сильно. Но тут мне подвезло. Как всегда, я решил сказать правду. Просто не придумал, чо соврать. Да тут еще Илья этот, ни фига не телигентовый, лыбится и стволом в жопу тычет.

— Отшельник Чич сказал.

Дьякон удивился, шибко удивился. Прям будто в лесу на земляничку нацелился, а заместо нее клопа проглотил.

— Что он тебе сказал? — совсем тихо переспросил отец.

— Ну чо, сказал, знает, как найти ту Насосную станцию… ну которая на Пепле. Сказал — вместе туда пойдем, там есть дорога под рекой, вдоль нефтяной трубы.

— Куда дорога? — Батя вроде как задумался. Или отшельника забоялся, но вряд ли. Дьякон никому вовек не кланялся.

— К Садовому рубежу дорога.

— Ты опять за свое? — Отец уже почти не злился. Но это ненадолго, подумал я. Скоро вспомнит про мертвую берегиню, а то и карту захотит проверить — и тогда хана мне. Но отец не пошел вниз. Голова первым все понял, он все же самый умный. Ясное дело, дьякон не стал бы раздувать шум, особенно про ручных червей и про то, что они кушают. Выходит, что даже инженеры из Совета не знали про тайный склад. Выходит, что так. А я, дурень, всегда верил, что у дьякона нет секретов от народа Факела. Да и вообще… Если бы не Иголка, ясное дело, я бы в жизни не отважился пробраться в его кабинет. Заколдовала она меня, что ли. Но мне маленько даже нравилось заколдованным быть, ага. Самому на себя смешно было, ешкин медь. Зато как подумаю об ней, так ничего не страшно. Я же самый сильный и умный!

— Я тебе поверил, но зря, — дьякон Назар уже превратился в железный гвоздь. — Весь народ Факела — мои дети, Спасителем завещано любить всех. Ради тысячи любимых детей я не могу потакать обману одного вруна и смутьяна. Факелу не нужны никакие дороги. Никакой Кремль и прочие сказки. Если ты веришь гадальщику Чичу — ступай к нему. Если веришь Хасану и прочей неруси — ступай к ним. Вчера у тебя был выбор, сегодня выбора больше нет. Здесь в мешке твои вещи и оружие. Убирайся.

И ногой толкнул ко мне меч. Охранники батины лыбились, так и забил бы обоим носы в щеки!

— Батя, так нельзя! Нельзя всю жизнь в норе сидеть…

— Убирайся, — повторил отец. Тихо вроде сказал, но у меня внутрях аж кишки сжались.

— Отец, нас раздавят тут. На Лужах нечисть, у Кладбища муты заселились, на Пепле тоже. Помощь нам нужна, вместе выстоим…

Дьякон отвернулся:

— Чтоб я тебя и дружка твоего рыжего больше не видел. Ворота для вас закрыты.